Геннадий Обрезков
ВСТРЕЧИ… РАССТАВАНИЯ…
В Коломые мы пробыли около 2-х лет – с осени 1952 до середины весны 1954 года… Весь летный состав Коломыйского полка переучился и летал на реактивных фронтовых бомбардировщиках Ил-28. Наиболее опытные из экипажей прошли специальную подготовку к боевому применению атомного оружия. В одном из таких экипажей летал и мой отец.
В декабре 1952 года состоялась неожиданная встреча – после окончания Липецких курсов в Коломыю, на должность заместителя командира полка, прибыл подполковник Гнетов А.Ф. и общение между нашими семьями продолжилось. Сын Александра Федоровича, Славик, был немного старше меня, но мы легко находили общий язык в совместных играх дома и на улице. Но через год мы опять расстались – подполковника Гнетова перевели в город Стрый на должность командира бомбардировочного полка… Очередная наша встреча состоялась уже в 1966 году в Ростове-на-Дону, где мы жили после демобилизации отца и куда, в штаб ВВС округа, по замене из Венгрии, прибыл служить полковник Гнетов со своей семьей…
НАГРАДА НАШЛА ГЕРОЯ…
У отца на парадном кителе было привинчено три ордена Красной Звезды. Одним из них он был награжден за успешные ночные бомбардировки переднего края противника во время войны… Два других были получены уже в мирное время… Отец рассказывал: как-то на торжественном собрании в честь важной знаменательной даты зачитывали праздничный приказ… В нем прозвучало: « … за 10 лет безупречной службы, и за безаварийную летную работу, наградить орденом Красной Звезды капитана Обрезкова…». Отцу вручили заслуженный орден.
Не успел он вернулся на свое место в зале и принять горячие поздравления от своих сослуживцев, как с трибуны опять прозвучало: « … за успешное переучивание и освоение новой авиатехники и сложных видов боевого применения наградить орденом Красной Звезды капитана Обрезкова…» И пошел отец за вторым, в этот день, орденом… Ну и потом, по старой традиции, орденоносцы «обмывали» свои ордена в офицерском коллективе. Чтоб не тускнели…
АРМЕЙСКИЕ БУДНИ…
В Коломые все повторилось. Сначала нам дали жилье в длинном деревянном бараке, где жило много семей. Конечно, мы детвора, облазили все вокруг. Рядом с жилым городком находился гарнизонный автопарк, набитый разными машинами: ЗИСами, Студебекерами, топливозаправщиками и еще какими-то, непонятного для нас назначения… Еще ближе находился стадион, сразу за которым в деревянных бараках располагались солдатские казармы. Среди них была площадка с вкопанными на ней рядами скамеек и двумя высокими столбами – солдатский кинотеатр. Перед тем, как крутить кино, между столбами натягивали белое полотно.
Солдаты сажали нас, малышей, к себе на колени и мы во все глаза смотрели на все, происходившее на экране. Из всего виденного там, у меня в памяти задержались отрывочные эпизоды из фильма, где играл молодой еще Аркадий Райкин и где кипели страсти, как предотвратить убийство им своей жены. Оказалось, что убить ее он должен был понарошку, это роль была такая в театре… В целом, фильм был веселый и в «зале» постоянно раздавались взрывы смеха… Но самое потрясающее воздействие на нас, мальчишек, оказывали фильмы «про войну». И среди них особенно – фильм «Звезда»…
И еще запомнился особый, приятный для меня, взрослый мужской казарменный запах, исходивший от солдат – запах хозяйственного мыла, тройного одеколона и дегтярной смазки для сапог…
В автопарке мы рыскали в поисках подшипников и других интересных железок. А на стадионе, кроме разных соревнований и праздничных мероприятий, происходило иногда и нечто более интересное: солдаты выносили парашюты, раскладывали их на длинных брезентовых полотнищах, потом по очереди брали, одевали на себя и дергали за кольцо… Парашюты наполнялись ветром, как паруса – проветривались. Иногда ветер усиливался и парашюты тащили своих «парашютистов» к границам стадиона, и те – с большим трудом их удерживали. Тогда на помощь прибегали другие, свободные бойцы. Ну и мы, конечно, восторженная мелкота, тоже старались ухватиться за край парашюта и помочь его «погасить».
За военным городком, где мы жили, было большое вспаханное поле. Вдоль его, противоположной от нас, стороны проходила дорога. Однажды весной по этой дороге проходила колонна танков, наполнившая всю округу гулом моторов, сизым дымом и лязгом гусениц. Все мальчишки высыпали из своих домов и с восторгом глазели на невиданное зрелище. Потом колонна остановилась, а через некоторое время один из танков съехал с дороги и, натружено ревя мотором, попытался объехать колонну по краю поля. И застрял. Земля была очень влажная. Потом его подцепил на буксир длинным тросом другой танк и кое-как вытащил. Мы бегали смотреть на то место, когда колонна ушла. Канавы от провалившихся танковых гусениц были гигантские… Здорово!
БУДНИ ЖИТЕЙСКИЕ
Помню, одна зима была очень снежная. Снегу навалило много, а после небольшой оттепели он покрылся верху прочной коркой льда. Мы, детвора, проделывали в его толще тоннели, по которым ходили почти в рост… В некотором отдалении от барака, в котором мы тогда жили, недалеко от стадиона, рядом с каким-то нежилым домом, был небольшой пруд, диаметром около десяти метров, поросший по краям осокой и камышом, глубиной до 30-40 см. Там били родники, и поэтому он никогда не высыхал…
Однажды мы с мамой куда-то собирались пойти, кажется в город. Она меня одела и выпустила вперед, чтобы я ждал ее на улице. Вышел, небо синее, воздух стылый, пошел посмотреть на пруд. По пути нашел жестяную крышку из-под конфет монпансье. Пруд весь был покрыт льдом, но в одном месте – круглая полынья сантиметров в 20 в диаметре. Я подошел к ней, присел на корточки и положил крышку на воду. Она немного поплавала, потом вдруг черпанула воды и по спирали опустилась на дно. И блестит. Эх, досадно мне стало, что я ее упустил. И тут одна нога скользнула в эту прорубь, по самые, как мама говорила, коки…
Перепуганный, я выдернул ногу из проруби и, на всякий случай хныкая, побежал домой. Боялся, попадет. Поднимаясь по ступенькам на крыльцо барака, услышал громкие звуки, а в коридоре, по радио, отчетливо звучал торжественный голос: «…скончался товарищ Иосиф Виссарионович Сталин…». Наши соседи выходили в коридор, лица были тревожными, некоторые женщины плакали. Мама меня совсем не ругала, а мигом переодела в сухое…
Помню один из выходов за покупками на городской рынок… Длинные ряды столов, над некоторыми из них деревянная крыша, народу много… Тогда я впервые попробовал широко распространенное в те годы лакомство, красный леденец – петушка на палочке. Тогда же мне купили интересную игрушку – маленький черный револьвер из жести, стреляющий пистонами. Бумажный рулон пистонов заправлялся в специальное отделение, откуда они автоматически подавались при нажатии курка. Но, как правило, не успевали закончиться пистоны, а в механизме уже что-то не срабатывало, и звуки выстрелов приходилось имитировать голосом…
ДЕЛА ПРОДУКТОВЫЕ…
Продукты мы покупали в магазинах и на рынке. Меня, пятилетнего малыша, родители, конечно, не посвящали в вопросы семейной экономики, хотя очевидно, что им приходилось нелегко. Скорее всего, дело было не в деньгах, но, видимо, купить за них что-то было трудно. Помню, что большинство первых блюд – борщи и супы – варились на бульоне из вяленой рыбы. Запах стоял – непередаваемый! Ничего, привыкли… Что ели на второе? Обычно каши – пшенную, гороховую, пшеничную… Иногда бывала и картошка. Тогда же познакомился и с одним из самых распространенных в те годы профилактических лекарственных средств – рыбьим жиром, который насильно, по столовой ложке, впихивали содрогающимся от отвращения детям. Не скажу, что мне это нравилось, но свою норму я выпивал спокойно.
Как бы ни было трудно, не помню, чтобы в семье когда-нибудь были разборки, скандалы или выражение, в той или иной форме, недовольства по поводу бытовой или продовольственной неустроенности нашего бытия, особенно ощутимой после заграничного изобилия. Однажды, «по случаю», родители купили на базаре несколько «КэГэ» свежего мяса. На семейном совете было решено сделать из него «корейку». Я тогда впервые услышал это слово, но только сейчас, пока набирал эти строки, догадался, с чего бы это вдруг – такой деликатес?! Холодильников тогда не было! Отец нашел специалиста, который закоптил мясо и какое-то время мы шиковали, как «в старые добрые времена»…
Конечно, Коломыя, это не Германия, где снабжение в те годы было поставлено на самый высокий уровень. И в Военторге, и в немецких магазинах всегда всего было вдоволь… Как тогда тихо говорили – все привозилось из Союза… Но фронтовая закалка и понимание проблем послевоенного времени позволяли родителям спокойно преодолевать текущие трудности.
О ПЕСНЯХ…
И еще в памяти сохранился такой эпизод. Мы, тогда, жили в бараке. Сижу на кухне за столом. Передо мной тарелка с пшенным супом, в которой плавает разваренная таранка. Слева – окно на улицу, справа, у широкой тумбочки, стоит мама и возится с непослушным керогазом. Еще правее, на стенке – круглая черная тарелка репродуктора, из которой звучит одна из чудесных песен МОЕГО времени, которые действительно – строить и жить помогали… Песни эти входили в нашу жизнь, в основном, из любимых кинофильмов, которые можно было смотреть без конца. У мамы был хороший слух и всегда, чтобы она дома не делала – шила, гладила или возилась на кухне, со словами или без слов, напевала одну из них. В зависимости от настроения…
И на этом музыкальном фоне и текло мое детство. Многое, что сохранила память из того периода, произошло благодаря усиливающему действию прекрасных лирических и патриотических песен сороковых и пятидесятых годов. И, особенно, песен военного времени. Более того, оценивая прошлое с высоты прожитых лет, нельзя не увидеть в этих песнях серьезный духовный момент, объединяющий людей в единый жизнеспособный народ в единой могучей стране…
Сегодняшние «песни» не напевает никто…
О ЛЮБВИ И НЕНАВИСТИ…
Много лет спустя отец рассказал историю, услышанную им, в свое время, от старожилов коломыйского полка. Где-то на рубеже 40-х и 50-х годов суровые полковые будни вдруг озарила необыкновенно трогательная возвышенная любовь двух красивых людей – молодого летчика, лейтенанта и юной тоненькой девчушки из местных жителей, поступившей на работу в летную столовую. Они так светились счастьем своей любви и были так чисты в своих взаимоотношениях, что и полк и батальон обслуживания – весь потертый жизнью мужской и женский армейский коллектив по отцовски и по матерински переживал и оберегал их любовь от всего, что могло осквернить и разрушить их чувства…
Однажды, во время прогулки по живописным окрестностям Коломыи, они увлеклись и неосторожно приблизились к опушке леса. Из-за деревьев неожиданно появились вооруженные небритые люди и молча, дулами автоматов, показали им, куда нужно идти… Потом в лесу нашли их жестоко истерзанные тела…
Потрясение для всех было настолько тяжелым, что решение было принято мгновенно и единодушно. Уточнив в особом отделе, в каких горных селах находятся опорные базы бандеровцев, безуспешно осаждаемые подразделениями внутренних войск, командование части, без согласования с вышестоящим штабом, подняло в воздух самолеты… И базы, и села с их окрестностями, были буквально стерты с лица земли… Рассказывали, что после этого случая, бандеровцы и в других местах Западной Украины уже не трогали встретившихся им на пути авиаторов, но обыскав и отобрав оружие, отпускали восвояси… Но с теми, кто носил погоны не голубого цвета, ОУНовцы расправлялись самым жестоким образом…
КУДА ПРОПАЛИ ЗВЕЗДЫ?
Еще мне запомнилась самая короткая ночь моего детства. Нашей семье неожиданно дали квартиру в единственном, в жилом городке, кирпичном трехэтажном доме. Дело было летом и наш переезд, вернее сказать, перенос, потому что старый деревянный барак, где мы жили, находился совсем рядом с домом, начался вечером. Взрослые носили свое, а я – игрушки и еще что-то мягкое и не тяжелое… Неожиданно быстро стемнело, и на небе появились необыкновенно яркие звезды. Я стоял около дома и рассматривал их с большим интересом, потому что обычно, в то время, когда они так светились, или готовился ко сну или уже спал…
Сделав с родителями еще пару ходок, заметил, как небо вдруг стало быстро светлеть, звезды стали какими-то блеклыми и затем исчезли совсем. И наступил рассвет… И хотя мне объясняли что-то про солнце и про круглую землю, я долго не мог сообразить, почему и куда так быстро исчезли звезды…
МОЙ ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ…
Во время пребывания в Коломые мне особенно запомнилось первое в жизни воздушное путешествие. Прохладным летом 53-го года отец получил отпуск, и родители решили побывать в Ленинграде, благо подвернулся случай слетать на пару дней туда и обратно самолетом. Очевидно, они договорились с кем-то из знакомых «покараулить» мою полуторагодовалую сестренку…
И вот мы на аэродроме… Синее небо, редкие облака, упругий ветер и на зеленой траве огромный, тоже зеленый, самолет, с высоко поднятым носом, маленьким хвостовым колесом, двумя моторами и большими красными звездами на фюзеляже и крыльях. Красота! От волнения дух перехватывало… Кто-то называл его «Дугласом», а кто-то – Ли-2… Моторы мне казались очень страшными… Я боялся оказаться рядом с ними. А вдруг винты закрутятся и…
Пассажирский «салон» был похож на внутреннее убранство грузовой кабины современного Ан-12, только меньшего объема. Сидениями служили откидные дюралевые скамейки, протянувшиеся вдоль бортов. На полу был разложен кучами различный груз, накрытый сверху швартовочными сетками. Сидеть на скамейках было неудобно, потому что приходилось все время разворачиваться, чтобы смотреть в окно… Но неудобства терпелись легко. Ведь, лечу! Весь полет до Ленинграда я с благоговейным восторгом глядел в иллюминатор и рассматривал плывущие внизу облака, и между ними зеленые и желтые квадратики полей и черточки дорог, все запоминал, чтобы потом поделиться с друзьями. Было очень интересно и совсем не страшно…
А из Ленинградских впечатлений запомнилось только посещение Эрмитажа, где мы, в итоге, заблудились и долго, потом, искали выход. Музейные работники куда-то пропали – наверно ушли на обед, и некому было нам показать дорогу к выходу. Из картин мне врезалась в память только одна – стоящий во весь рост обнаженный мужчина со спокойным лицом. Все его тело было усеяно множеством выпущенных кем-то стрел…
А потом опять аэродром с длинными рядами самолетов на стоянках, и просторное небо над головой, и надутый ветром длинный, полосатый, привязанный к высокому столбу матерчатый конус, глядя на который сразу становится ясно: откуда, куда, и с какой силой дует ветер… И вот мы снова летим! В Коломыю, домой, к сестренке…
Лет через 17 лет после этого, я служил в городе Броды Львовской области летчиком на вертолете Ми-6. Однажды получили задание, перевезти на аэродром Коломыя партию авиационных бомб. Прилетели. Пока бойцы разгружали бомбы, я бродил вокруг вертолета и с грустью смотрел по сторонам… Здесь летал мой отец. Здесь, совсем рядом, жила наша семья, здесь протекало интересное и важное для меня время моей жизни… Побывать в городке не удалось. Сразу после разгрузки получили «добро» на вылет…
Конец второй части.