ВСЕ ЕЩЕ В ДОРОГЕ
— Умер он, именно умер, не сдох, как говорят о животных многие, вечером, у меня на руках, раскрыв свои большие-большие крылья. Глазки его мигом почернели, дыхание пропало... Тельце его, взмокшее от моих слез, я положила в ту красную праздничную коробку, в его домик... Похоронили мы с Лизой его под яблонькой, за домом. Кот Тимофей, ловко забравшийся на крышу и два скворца сидевшие на ветке, мирно провожали Чира... — сказав это, губа ее вздрогнула, по ее глубокой морщине, как по рытвине, потекла слеза.
Вся голубизна сошла с ее глаз; и она становилась на моих все старее и старее, а одежда ее поношеннее, и, казалось, что вот-вот разойдется ее пальто по швам... Она с хрустом повернула голову к окну и стала что-то тщательно рассматривать.
Мы заехали в новый город (неизвестный мне), и в автобусе стало как-то душно. Посмотрев ввысь, через стеклянный люк, я увидел, что небо прогнулось и, как казалось мне, что скопилось там целое море и если этот небесный барьер даст течь, то весь город окажется под водой.
— Вот и моя остановка, — сказала старушка, посмотрев на меня мутными глазами. — Поясняться, надеюсь, не нужно? — Я ей отрицательно помотал головой. — Вот и хорошо. Я к сестреночке... наведаю ее... и подарок я ей купила... Сыночек, помоги мне сумку вынесть. Тяжело мне... — Я помог ей вынести багаж. — Услуга за услугу, — сказала мне старушка, накинув на свою изогнутую жизнью спину тяжелую сумку.
Водитель высадил ее в центре небольшого городишки, возле административного здания. Где она, пропетляв, исчезла, оставив меня наедине с рассказом о птенце и с тем, что было с ним связано.