IX
НА ПРИЕМЕ У ВЕТЕРИНАРА
Прошла бессонная ночь, и мы с больным Чиром рано утром мигом прибежали к ветеринару, надеясь, что к нему не будет очереди. В затхлом помещении, которое, верно, не представлялось возможным выветрить, на прием уже собралось пять человек. Это — бабушка с петухом, дед с рыжим котом, женщина с хомяком, мальчик с зеленым попугаем и странный мужчина в изорванном халате, который держал в руках дрожащего енота.
— Кто у вас в коробочке? — спросил меня на вид доброжелательный мужчина в халате.
— Стрижик у меня.
— Хм... — призадумался мужчина. А таких принимают?
— А чего... нет?
— У Крохоплюйкина узнайте, — сказал мне мальчик с попугаем.
Все люди, включая меня, молчали, а наши любимцы все разговаривали меж собой без устали. Попугай все повторял свое единственное выученное слово: «Привет!»; кот говорил, что хомяку не сдобровать, если вырвется он из рук хозяина, а хомяк грозно фырчал ему в ответ; петух был чем-то озабочен и все время кудахтал в клетке; енот разговаривал на своем, никому непонятном языке. Чир сидел в коробочке, он все хотел поговорить, но не мог... сил ему не хватало.
Низкорослый, коротко стриженный мужчина, имеющий ухоженные, но противные рыжие усы, зашел в кабинет во время: в 8:50.
— Наконец-то! — сказала женщина с хомяком. — Уже думала, растерзает моего хомяка ваш кот.
— Ванька-то?! Ваньку держу крепко, этому прохвосту не сбежать. Да? Ванька? — сказал дед, погладив рыжего кота по плешивой голове чем пристыдил Ваньку пред всеми животными. Все любимцы, кроме Чира, засмеялись, кот нахмурил брови, он обиделся.
Первой зашла бабушка с петухом, который клевал железные прутья клетки.
— Лапа, значит, загноилась... — послышался баритон ветеринара. — Жить будет, я ему, того, лапу цап и все.
— А лечить не получится? Это ж мой любимый петух... он почти дома у меня живет... красавец эдакой. А без лапы, какой он красавец? — говорила бабушка.
— Только так. Иначе... подохнет.
— Ну, раз так...
Послышался металлический лязг и хруст, кудахтанья петуха прекратились.
— Эх... беднехонькой мой... — приговаривала бабушка, направляясь к выходу. Петух не подавал виду, он стоял гордо на одной ноге, как цапля. — Ничего... я тебе протез приделаю...
Коту Ваньке повыдергивали клещей и назначили лекарство от паразитов. Хомяку залечили ухо. Попугаю — прописали глазные капли. Еноту — назначили операцию на следующий день.
— Жить будем? — спросила я мужчину в халате, как только напоила Чира водицей.
— Жить будем... только резать нас будут... — сказал расстроенный мужчина в халате. — Вы заходите...
В клинику вбежала обеспокоенная женщина.
— Кто последний!? Мой баран у капкан угодил, у тисок нога встала!!! Срочно операцию! — прокричала во все горло деревенская баба.
Из кабинета явился ветеринар.
— Несите его живо сюда! — твердо сказал Крохоплюйкин.
— Он в телеге! Сейчас будем! — прокричав это, женщина тут же исчезла.
— А как же мой птенец? Ему худо... нужно срочное вмешательство...
— Что за птенец?! — сказал ветеринар, пошевелив рыжими усами.
— Стрижик.
— Что? Вы смеетесь?! Тут такую живность не лечим.
— Почему?! Чем он отличается от других?
— Тем, что в бестолку все это! Тем и отличается!
— Как это в бестолку?!
— Да, вот так, — остыл Крохоплюйкин. — Нервная система у него не на столько развита...
— А у петуха развита?!
— Петух? Петух — другое дело! Он хотя бы пользы дает! А если спросите про хомяка, предвижу я этот вопрос... то вот что... он хоть мал да удал, но нервная система у него сравнима с высокоразвитыми организмами! Это я говорю точно! И потому заключаю: стрижов — не лечим!
Деревенская женщина с коренастым мужиком внесли барана.
Чир в то время ворочался с одного бока на другой, из его клювика текла жидкость...
— Туда его. На операционный стол кладите. У! И этому придется лапу ампутировать... вторая за сегодня, — потирая усы, сказал Крохоплюйкин.
— Рубите, нам главное, чтоб ходить он мог да траву есть! — сказали хором женщина с мужиком. — А ни то... на мясо уже рубать его хотели! Не пропадать же мясу!
— Сла-вно... — протянул Крохоплюйкин. — А вам, — обратился он ко мне, — я проведу мгновенную консультацию, может, помогу, так сказать. Чем вы кормили птенца-то вашего, стрижика.
— Кормом.
— А каким?!
— Там креветки и еще что-то... В зоомагазине купила.
— Понятно, не едят стрижи такое. А именно: травили вы его все это время, пока кормили этим ядом.
— Но кассир сказал, что едят...
— Нет, еще раз говорю! Ему можно только насекомых! Погубили вы сами своего птенца... Любому продавцу лишь бы продать... Нашли, кого слушать.
— Может, вы все-таки осмотрите его?
— Категорическое нет! Я же вам уже сказал!
Ветеринар ушел делать операцию, оставив нас в коридоре.
— Чир, не хотят нас лечить...
Чир открыл свои мутные глазики, щелкая клювиком, будто он хотел что-то сказать, но у него не получалось...
— Прости, Чирушка, ничего уже не поделаешь...
Чир лежал в коробочке, мутные глазики его, по цвету схожие с пасмурным облаком, пробовали рассмотреть этот мир. Но ничего они не видели. А он должен был видеть, должен был изучать. Хоть порой и страшно бывает изучать, но он ничего не видел и оттого ему было только страшнее...
Жалеем мы более тех слепых, которые были зрячими, чем тех, кто был незрячим от рождения.