Моя школьная учительница географии всегда с прискорбием сообщала, что на нашей планете всё уже давным-давно открыто, всё, что только можно занесено на карты и учтено соответствующими организациями, министерствами и прочими органами.
- Ребята, - любила она напускать излишнюю торжественность, - вам предстоит покорять космос, будущие географические и научные открытия ждут вас в безвоздушном пространстве!
- Да, Марина Геннадьевна вы правы! Надо в космос лететь!
Я так часто слышал про то, что уже нечего открывать, что природа абсолютно не возбуждало моё любопытство. По пути на рыбалку, сидя на лавочке в городском парке, если мне удавалось увидеть какую-нибудь пичужку или насекомое, то меня вначале обуревала тоска (это живое существо открыли задолго до моего рождения), а потом равнодушие. Наверное, лет через пятьдесят мы полетим в космос, и, может, именно там мне доведётся совершить своё первое открытие.
Но мне повезло. Хотя, если в космос не полетел, можно ли это назвать везением? Так вот моё открытие ожидало меня не за тысячи световых лет, а всего-навсего в шестидесяти километрах от дома. У моей бабушки.
Я проводил у неё летние каникулы с самых незапамятных времён. Места красивые, конечно, но природы с каждым годом становилось всё меньше и меньше: город, автомагистрали, передовые хозяйства и заводы наступали, под поля распахивались всё новые и новые участки земли. Да, и столько я уже исходил и изъездил, в стольких местах побывал, что мог бы обойтись и без Марины Геннадьевны и её пафосных речей про космос, даже без уроков географии было понятно – в урбанизированной деревне ничего открыть нельзя.
Я шёл за ягодами, орехами, грибами. Ходил так уже сотни раз. Все тропы и тропки были мне известны. Да, что там тропки, некоторые деревья я помнил чуть ли не наизусть, каждую дырочку в их коре, каждую сломанную и вновь отрастающую ветку. В этом собирании не было никакого азарта, все места были досконально известны. И не только мне. Но большинство местных жителей уже не привлекали дары леса. Наступающий технический прогресс отпугивал селян. «Всё отравлено и всё выбито», - говорили они. Никто не хотел травиться. В память людей надолго врезалась история с колодцем.
Два дюжих молодца, два хороших сына решили для престарелой матушки колодец вырыть. Мучались, наверное, недели две. А когда вода всё-таки пошла, то оказалось, что пить её невозможно, привкус у неё был какой-то керосиновый. Выругавшись и не на шутку разозлившись, они разрушили своё «творение» и увезли маму к себе в город. Но это был сигнал – лучше здесь ничего не трогать, ни пить и не есть…
Так вот, шёл я со своей корзинкой, уже забитой под завязку. День был жаркий, поэтому из леса выходить не хотелось. Я присаживался на пеньки, иногда ложился на траву, но по большей части брёл, куда глаза глядят. Я ведь всё досконально знаю! Всё уже на картах отмечено! Какие открытия? О чём вы?
Однако, каково было моё изумление, когда обойдя раскидистый куст, я чуть было не свалился в воду! Быть такого не может! Первым делом, подумал, что голову мне всё-таки напекло. Ну, не может ни пойми откуда, во вдоль и поперёк исхоженном лесу, взяться прудик. Закрыл глаза. Снял кепку, начал ей обмахиваться, словно это веер, а не головной убор. Досчитал до десяти. Открыл глаза. Но прудик был на том же самом месте.
Дождей давно не было, поэтому версию о наполненной дождевой водой яме я отмёл сразу же. Да, и лесной свод так плотно смыкался над водной гладью, что даже моих скромных познаний в географии хватило для того, чтобы сделать верное предположение о том, что дождевых капель долетает до земли не так уж и много.
Пруд был совсем маленьким: метров пятнадцать в длину и, наверное, пять в ширину. Однако он кишел рыбой! Карасики, юркие верхоплавки, то и дело подплывали к берегу. Для ловли не нужны были ни удочки, ни сети, ни донки. Рыбы было так много, она была настолько не пугана, что её в прямом смысле можно было брать голыми руками. На противоположном берегу отдыхала утиная семья: мама, папа и семеро утят. Несколько их родственников копошились в камышовых зарослях.
Наполнив пустую бутылку, я, по законам этой местности, совершил страшную глупость – выпил залпом водичку из пруда. Но никакого мазута, никакого керосина я во рту не ощутил. Это была Вода, чистая, настоящая, живая, вкусная и питательная. Наверное, я смог опорожнить целых три бутылки, так мне хотелось насытить себя.
Уже в школе на очередном уроке географии, после очередной пафосной речи учительницы, я, в отличие от остальных решился возразить:
- Рано нам в космос лететь, ещё на Земле не всё открыто.
- И что же ещё не открыто? – с издёвкой спросила Марина Геннадьевна.
- Да, взять хотя бы лесной прудик рядом с деревней моей бабушки. Он не был занесён ни на одну карту мира. Был безымянным.
Больше про космос, по крайней мере, в моём классе Марина Геннадьевна не заговаривала…
А у прудика моего оказалась незавидная судьба. Через восемь лет после того памятного лета я вновь ходил за ягодами и вновь по привычке завернул к своему Открытию. Подвох почувствовал сразу – земля была исполосована, искорёжена то ли трактором, то ли самосвалом. Примятая трава, выкорчеванные деревья – машина беспощадно прокладывала путь в самое сердце леса. Раскидистый, непроходимый кустарник, из-за которого в самый первый раз я не увидел прудик, был беспощадно вдавлен в землю…. Утиная семья улетела. Камышовые заросли засохли. А половина пруда… была завалена мусором. На берегу догнивали караси. Под лесным сводом стоял страшнейший смрад.
Наверное, нам, правда, пора в космос. Там места с каждой секундой становится всё больше и больше…