Мой друг Эмиль

Петр Шмаков
                Мне доставляет удовольствие вспоминать старых приятелей и их приключения. По-видимому, это закономерная черта возраста, когда молодость уже далеко позади, а старость ещё не вполне овладела телом. Впереди не так уж много перемен, и тем пристальнее рассматриваешь даже незначительные штрихи прошлого.

                Эмиль не был в числе моих самых близких друзей. Тем не менее, мы регулярно общались довольно длительное время, начиная с первых курсов института. Я учился в медицинском, Эмиль в политехническом. Познакомил нас мой школьный товарищ Серёжа Ракитин, который с Эмилем попал в одну группу. Ничего выдающегося в Эмиле никогда не замечалось за исключением способности попадать в неожиданные ситуации. На вид Эмиль типичный ашкеназ: среднего роста, худощавый, со светлой веснушчатой кожей, русыми волосами, голубыми немного навыкате глазами и мягкими неопределёнными чертами лица. Он рано женился и в компании появлялся редко. Чаще мы встречали его на его и его жены дни рождения или праздники вроде Нового Года, когда он приглашал нас к себе. Жена его тоже ничего экстраординарного не демонстрировала. Она лучше Эмиля разбиралась в деталях житейской рутины, что впрочем не редкость. Иной раз её посещали странные идеи, но тоже в духе времени. Так например, в начале девяностых она увлеклась филиппинскими хирургами, охотно эксплуатировавшими экстрасенсорный бум в развалившейся советской империи. У Эмиля назрели проблемы с желчным пузырём или печенью, но, учитывая его мнительность, вполне возможно, на самом деле никакими проблемами они не являлись. Однако, Ира, его жена, настояла на том, чтобы Эмиль отправился к филиппинцам на приём в Запорожье, откуда она сама родом. Кончилось это мероприятие анекдотически, хотя и не без пользы для Эмиля. Он потом рассказывал, что узкоглазая коренастая женщина лет пятидесяти уложила его на кушетку, предварительно раздев до трусов, и начала бормотать заклинания, плавно помахивая скрюченными пальцами возле его лица. В какой-то момент Эмиля обуял ужас. Ему показалось, что филиппинка поднимается в воздух и постепенно опрокидывается на него. Глаза её при этом горели волчьим фосфорическим огнём. Он дико заорал, вскочил, отбросил незадачливую и в свою очередь напуганную целительницу и умчался в трусах на улицу. За ним нёсся филиппинец с его одеждой, а сидевшие в приёмной пациенты пооткрывали рты и начали бочком подаваться на выход. День у филиппинских хирургов из-за Эмиля пошёл насмарку. Положительным результатом этой истории явилось полное и несомненное исцеление Эмиля от всех печёночно-желчных жалоб. Ничто его больше не беспокоило и, если Ира подозрительно на него поглядывала, заметив его усталость или дурное расположение, он мигом взбадривался и клялся в том, что полон сил и здоровья.
 
                Несколько раньше этой истории Эмиль прославился охотой на крысу, точнее, крысиный труп. Рядом с квартирой Эмиля располагался мусоропровод и крысы естественно интересовались его, то есть мусоропровода, содержимым. Как и любые другие живые существа, крысы смертны, и одна из них подтвердила этот закон жизни под Эмилевым паркетом. Оповестила она Эмиля о прискорбном событии недвусмысленной вонью. Эмиль, как и всякий бы на его месте, заволновался и бросился на поиски источника. Он начал поднимать паркет в разных местах квартиры, но безрезультатно. Крысиные останки не находились. Пришлось последовательно поднять пол по всей площади квартиры, чтобы в самом конце процедуры мёртвая крыса показалась и дала себя обезвредить, то есть выкинуть.
 
                Следующая история, которая всплывает в памяти – охота на крота. В начале тех же омерзительных девяностых Эмиль разжился огородом, ибо сел на изрядную мель. Зарплату на заводе задерживали и все кормились кто чем мог. Эмилев огород располагался в частном секторе, вблизи дома, которым владели наши общие знакомые. Мы к ним частенько наведывались по воскресеньям. Я гонял чаи, а Эмиль с Ирой возделывали огород. Видеть Эмиля в этом полукрестьянском качестве являлось для меня аттракционом, во многом ради которого я этих знакомых посещал. Эмиль спотыкался о тяпку, бил себя по ногам и рукам, грязно ругался, а иногда и падал на политую его потом землю. Ира только тяжело вздыхала. Ко всем несчастьям Эмилева крестьянского трудолюбия добавился хищный крот, из-под земли издевавшийся над Эмилем и выедавшим плоды его труда. Как уж Эмиль победил крота, я не запомнил, но победил.

                В середине девяностых Эмиль с женой и восемнадцатилетней дочкой уехал в Германию. Поселились они в Дюссельдорфе. Там Эмиль вначале прославился тем, что застрял в туалете поезда. Дверь в туалет открывалась нажатием или даже скорее прикосновением к каким-то кружочкам, имевшим немецкие обозначения. Немецкий язык Эмиль слегка уже усвоил, но не настолько. В результате, он промучился с дверью до конечной станции и освободил его оттуда кто-то из персонала. Домой Эмиль добрался с большим опозданием и Ира уже звонила в полицию. Слава Богу, полиция ещё не взялась за поиски, к тому же Ира немецким владела не лучше Эмиля.
 
                Но чем меня Эмиль поразил до глубины души – это гражданским мужеством, в результате которого чуть не вылетел с обретённой с огромным трудом работы. Через несколько лет жизни в Германии, закончив все виды курсов, существовавших в Дюсссельдорфе, от продавца булочек до промышленной роботизации, Эмиль устроился в русскую газету редактором отдела культуры. Народ там подвизался самый непритязательный и непрофессиональный. Но всякому терпению положен предел. В годовщину смерти Пастернака Эмиль получил для напечатания заказанную статью. Статью написал бывший якобы сотрудник «Нового Мира». Я этих «бывших» хорошо знаю по Чикаго. На Диване их вагон и маленькая тележка от бывших министров до бывших адмиралов. Бывший принёс статью, очень грамотно и даже с блеском написанную. Что-то показалось Эмилю подозрительным. Именно избыточный блеск. Он полез в интернет и обнаружил, обнаружить оказалось легко до неприличия, что статью этот бывший сдул почти слово в слово у известного российского литературоведа. Подозрение в душу Эмиля закралось не сразу и открытие произошло чуть ли не в канун выпуска. Эмиль отказался пропускать плагиат, хозяин приказал пропустить. Эмиль неожиданно взбеленился, хотел бы я на это посмотреть, как жаль что меня рядом не было, и заявил, что не только уйдёт из газеты, но подаст в суд и напишет автору оригинальной работы. Хозяин обомлел и решил не заводиться с сумасшедшим, должно быть понадеялся уволить после. Выпуск задержали. По свидетельству Иры, домой Эмиль явился с отрешённой улыбкой на челе и выпил едва ли не залпом полбутылки коньяку, не закусывая. Ира почла за лучшее ни о чём не спрашивать. Оклемавшись, Эмиль доложил, что его непременно уволят и он начинает искать курсы, полагающиеся в Германии всякому безработному.
 
                Интересно, что Эмиль настолько напугал своим священным безумием хозяина, что тот не только не уволил безумца, но даже извинился  и повысил оклад, хотя и не слишком. Других заметных происшествий в жизни Эмиля до сего дня не припомню.