Т О П О Р
(Федору Достоевскому...)
Топор, обухом вниз, стоит на полу прислоненным к правому боку раскаленной печи и лезвием не отблескивает. Тусклая, в 40 ват, лампочка косо отбрасывает от него в глубь запечья глухое и темное затопорье. В глубине запечья темное затопорье упирается в звук - что-то поскребывает (мышьи жизня бегота). На плите старая кастрюля... - устало посапывает двумя звуками, коротким и длинным: - "пцык - пчщи..." и "пчщи-и-и-и - пцык...".
Я сижу на рассохшемся табурете, смотрю на топор и думаю о нем. Мне думается, что от печки он, должно быть, хорошо нагрелся, и, что можно взять его, горячим сунуть за пазуху и выйти с ним на холод, на дорогу, и, встретив встречного-поперечного, спросить у него:
- Достоевского читал?
- Чиво?! - небрежно ответит встречный.
- Топор у меня за пазухой, вот «чиво»!
- …………….!? - оробеет встречный.
- Хочешь подержать?!
- Зачем?!?
- Он теплый!
- ……………!!?! - еще больше оробеет встречный.
Я протяну ему топор, он машинально возьмет его, почувствует неестественную теплоту…, и в конец растеряется.
- То-то! - скажу я, - а старушку он зря ку-ку…! - снова суну еще теплый топор к себе за пазуху и пойду обратно в свою теплую избушку, с лампочкой накалом в 40 ват.
Избушка моя - обычный пятистенок… с маленькими оконцами, в которых дребезжат от ветра ветхие рамы, сквозь кресты или плюсы которых я посматриваю на мир божий. Имеются покосившиеся и сползшие по крыльцу сенцы. Летом в них жарко и суетливо от мух, которые с утра и до вечера зудят и лупятся в хлипкие стекла кривого окна. Зимой в них пахнет мерзлыми пельменями и сеном, хотя корову я не держу. Я держу петуха. Петух, собака, весь день шляется по деревне, щиплет чужих кур и дерется с йыхними петухами, а к ночи возвращается домой и ночует в собачьей будке. Мой пес давно умер.
Хочу в деревню.
16.02.15