I
Итак, её звали Светланой Алексеевной. И очень сложно было не обратить внимания на сию даму. Молодая и стройная она всегда держала достойный стиль. Волнистая укладка пшеничных волос, красная помада, овальные очки в золотистой оправе, серёжки в виде крупных тонких колец. Красивый пиджачок или жакетик, блузочка. На шее шёлковый платочек, на груди кулончик – чаще всего яркий зелёный камень. Образ дополняли широкие брюки со стрелками и туфли на высоком утолщённом каблуке. Наряды, украшения, конечно, варьировались, но сочетались весьма гармонично.
Всю дорогу Светлана Алексеевна воображалась мне пришельцем из прекрасного мира, нелепо и случайно очутившимся среди серой пены нашего бытия. Казалось, достаточно какого-нибудь пшика, чиха или треска упавшей швабры – и она исчезнет – её отбросит обратно в тот далёкий мир. Принцесса, фея, ангелочек среди толстых тёток в шерстяных платках – остальных училок, а также техничек в измазанных халатах.
Школьное утро. За окном тьма и холод – на Руси зима. Широкий коридор – на подоконниках ранцы, куртки, пакеты. Кого-то только привели, раздевают, причёсывают. А кто-то уже оживился, бегает и скачет туда-сюда. Гул нарастает, народу всё больше – теплее. Один за другим учителя приходят и отворяют классы. Наконец, является она – Светлана Алексеевна – ритмичным стуком сапог о паркет. Держа осанку, бодро шагает на фоне измождённых девяностыми граждан, копошащихся со своими детьми. Мех чудной шубки играет блеском в свете люминесцентных ламп, шляпка-котелок элегантна будто у дамы 1920-х годов. Свежесть её молодого лица, уверенность походки и невозмутимый взор вселяли надежду на неизбежный прорыв сквозь бремя ельциновской эпохи в лучший мир. Открывает класс, впуская ораву детей и спешит включить свет.
В первое моё Первое сентября на торжественной линейке в школьном дворе поверх бьющей из колонок «Учат в школе» и шума толпы до меня долетает звучный, изящный, словно трели гитары, женский голос. Любопытно стало – кто же так забавно щебечет? Вертел башкой, пока не заметил молодую даму, которая разговаривала с кем-то из родителей. Слушая собеседника, она улыбалась, держа букеты в руках, кивала и поправляла очки с локонами, ведь ветер – враг укладок. Внезапно музыка оборвалась – объявили, что будет гимн (в те времена ещё без слов). Толпа стихла, заострив внимание на фигуре директора школы…
Светлана Алексеевна оказалась учительницей параллельного класса, через стенку от нас. Недоумевал я, почему она – у них, а не я у неё. Наша Зинаида Андреевна меня не впечатляла – строгая пресная бабушка. По духу она напоминала воспиталку из детского сада – по-пролетарски суровую старуху с седыми кудрями и запахом изо рта. Да – перешёл из детского сада в школу, да – новая страница в жизни, но мне казалось, что прогресса нет, ведь типаж педагога, по сути, не изменился. Постепенно стало ясным – Зинаида Андреевна способна быть и милой, и доброй, и ласковой, однако серьёзность, выправка, сдержанность, несомненно, доминировали в её образе. Отчасти поседевшие волосы, крупные очки-иллюминаторы в толстой оправе и обвисшие щёки придавали ей бульдожий вид. Шутя, она звала меня Григорием Явлинским.
Тем не менее когда мимо шагала Светлана Алексеевна, или я ловил мелодию её голоса – настроение сразу делалось бодряще-воздушным. Охватывало чувство неведомого ранее влечения – хотелось подбежать, схватить её за руку, прижаться и закричать: «Скорее! Улетим отсюда!» Мгновение – она устремляется ввысь, унося меня в свой чудесный мир из этого холодного коридора с обшарпанным паркетом.
О симпатии, которую ощущал как нечто неловкое, не говорил никому, да и не представлял каким образом. От рождения ты живёшь и любишь маму, папу, бабушек, дедушек, и вдруг желаешь, чтобы чужая тётя стала родной. Волнующее и странное чувство.
На переменах часто забегал в соседний класс к Борьке, моему товарищу, и, конечно же, любовался ею, наблюдал, чем сегодня занимается. Несмотря на утончённость облика, взгляд её был сосредоточен, спокоен и внимателен. Она никогда не суетилась, никуда не спешила, но в беседах с учениками Светлана Алексеевна преображалась – лицо озарялось добродушием, в губах рождалась улыбка, и нежный голос обнимал пространство. Заходила и к нам – пообщаться с Зинаидой Андреевной. Созерцая Светлану Алексеевну у доски, мечтал я, чтобы она вела уроки в нашем кабинете. Жаждал здесь слышать её голос, а не булькающий кашель Зинаиды Андреевны. И даже небольшая указка Светланы Алексеевны напоминала палочку феи – совсем не то метровое бревно, что у нашей.
Бывали такие таинственные минуты. Идёт контрольная, все молчат – тишина. И тут я различаю голос за стеной – Светлана Алексеевна объясняет урок. Умиротворение пропитывает душу – контрольная контрольной, но где-то там жизнь продолжается. Остаётся лишь последний рывок – дописать всё как надо, и звонок непременно вернёт к жизни.
Случалось, по утрам, подходя к школьному забору, замечал, как она высаживается из приличной белой машины. Размышлял я, априори ревнуя к сопернику, кто мог быть её любовником, мужем и содержать красоту с зарплатой педагога. Молодой азартный предприниматель? Или сорокалетний хрен из властных структур? В те времена хорошие деньги водились разве что у бандитов…
В конце первого класса Зинаида Андреевна разрекламировала родителям школьный лагерь, и мои, увы, согласились. По сути, это посещение школы в течение июня. С восьми утра вас развлекают играми и выгуливают во дворе подростки-вожатые, затем тихий час, полдник и по домам. А утром меня будили снова, я капризничал, мол, не пойду в этот «концлагерь» и т.п. В восьмом классе мне самому предложили быть вожатым в подобном лагере. От осознания того, что сей детский отдых ещё практикуют, сердце моё похолодело.
В один из последних дней лагеря как обычно лежал во время тихого часа, равнодушно разглядывая потолок и рябину за окном. В классе Светланы Алексеевны разместили раскладушки для нас. И вдруг врывается она, бросает сумку, садится за стол около меня, достаёт какие-то бумажки и начинает писать. Писала долго, рвала и выбрасывала бумаги, много замазывала корректирующей жидкостью. Мне было стыдно, что в таком маргинальном виде валяюсь я перед ней – на этой уродливой раскладушке, под этим жутким выцветшим одеялом. Ворочался туда-сюда, наблюдал – она всё писала и писала. Отрывая иногда взгляд от бумаг, Светлана Алексеевна вдумчиво смотрела поверх меня, совершенно не обращая внимания. Перечитав написанное и поправив локоны, собрала бумаги и убежала. Почему она явилась так внезапно? Кто вызвал её на работу в конце июня? Что писала в бумагах? Эти вопросы томили меня до полдника.
Прошло ещё два года – и из третьего класса нас перевели сразу в пятый. Более того, прежние составы изменили, сформировав три класса стандартных, один гимнастический и один «класс детей с повышенным интеллектом» – как официально он именовался, своего рода эксперимент. Народ смекнул всё как надо – из-за усеченной до минимума программы родители, ученики и даже некоторые учителя окрестили первые три класса «классами для глупых». Я оказался в «классе для умных» вместе с половиной моих товарищей – учеников Зинаиды Андреевны – и лишь четыре от Светланы Алексеевны. Ожидаемо, ведь много троечников было у неё. Поэтому в голове не унимался вопрос: почему такая энергичная, свежая, молодая – и, чёрт возьми, этих балбесов, а не меня?
II
После приезда оставалась неделя отпуска, делать нечего, поэтому когда Вика пригласила меня на праздник и заодно довезти их до школы – обрадовался и согласился. Племяшка шла в первый класс, в школу, где учился я. Помимо сего важного события особенно жаждал увидеть, как там всё изменилось.
– Нам несказанно повезло, что мы попали в этот класс! – радовалась Вика, пока ехали. – Такой профессиональный педагог! Разработала собственную программу обучения, автор учебников, защитила диссертацию в НИРО, финалист регионального конкурса «Учитель года»…
– Финалист, говоришь, но не победитель, – подколол я Вику, ожидая, когда на светофоре пропадёт красный свет.
– Ну не победитель… Да всё впереди! С новым классом, с Иришкой – всё обязательно получится!
– Светлана Алексеевна очень добрая и весёлая! – задорно сказала Иришка, шурша букетом на заднем сидении. Изнутри что-то ошпарило. Неужели она там до сих пор? На красный сигнал светофора, который ещё держался, я смотрел уже с иным мироощущением.
Итак, это оказалась именно она – не моя первая учительница. Одежды элегантный стиль как прежде, однако в лице – другое. Не тот облик, что хранил я в сердце много лет. Щёчки и уголки губ обвисли, по бокам глаз гусиные лапки, бугристая кожа на лбу. Когда брови сдвигались – между ними предательски вырисовывалась глубокая вертикальная морщина. И без очков, видимо, вылечила глаза. Лишь светло-русые волосы в завивку и неповторимый голос остались при ней. Более того, голос раскрылся, обретя сочности и благородства в звучании. Если раньше он грезился брызгами ручья, подрагиванием капель росы, то теперь напоминал золотистый стекающий мёд, тепло янтаря. Больше солнца стало в нём.
Ровно двадцать один год назад в этом дворе стоял и я первоклассником. И снова все замолкли, когда объявили гимн. Сегодня – со словами. По окончании речи директора из колонок опять вдарила музыка – на площадке появились маленькие плясуны из танцевального ансамбля. За ними юные дарования школьного театра разыграли сценку из «Недоросля», а потом одна девочка исполнила проникновенное соло. Наконец, вышел он – парень с малышкой на плече, которая сжимала колокольчик. Зазвенела – и даже хрущёвки, окружавшие двор, дрогнули. Овации, свист, смартфоны над головами, затяжные «у-у-у!» Всё! Первый звонок! Понеслась!
После торжественной линейки и символического урока в честь Дня знаний родители взялись сдвигать парты для чаепития. Переставляя стулья, заметил, что спинки выгнуты назад, а на сиденьях – углубления для попы. Такого внимания к удобству ученика в мои школьные годы не уделяли – всё было жёстким.
В классе Светланы Алексеевны изменилась не только мебель со стенами, но и вид из окна. Облезлые хрущёвки преобразились – теперь они сияют пластиковыми окнами, а на первых этажах офисы и магазины с яркой рекламой. Тротуары вдоль подъездов спрятались за припаркованными авто. За хрущёвками красуются мощные пёстрые новостройки. Лишь томная рябина по-прежнему бьёт гроздьями в окно у стола педагога.
Во время чаепития выяснилось, что одна из матерей – ученица Светланы Алексеевны, причём из класса сразу после пединститута.
– Знаете, когда я впервые поцеловалась с мальчиком, то сначала рассказала не маме, а Светлане Алексеевне! – с восторгом делилась та воспоминаниями. Все заулыбались, посматривая друг на друга, принялись переговариваться между собой, хлебать из чашек. Прервала паузу Иришка, внезапно выдав:
– А дядя Гриша тоже у вас учился!
Народ заёрзал ещё интенсивнее.
– Ира, ты перепутала, я был в соседнем классе, у Зинаиды Андреевны, – разъяснил я и бросил взгляд на учительницу.
– Неужели?! А в каком году? – оживилась Светлана Алексеевна, приподняв брови.
И в сей момент обратил внимание, что на груди её висит тот самый кулон из яркого зелёного камня. О, малахит! Вечно молодой малахит! Все эти годы он слушал, как бьется чуткое сердце педагога. Слушал волшебный голос, которым она учила маленьких людей добру, чистописанию и арифметике. Слушал звонкий смех их, когда ставила пятёрки, чтение по слогам, стихи наизусть. Слушал, созерцал, впитывал, жил… Живёт и сейчас, сияя вместе с ней.
После чаепития началась суматоха, снова двигали парты, приводя класс в порядок. Затем собирались. Ожидал Вику с Иришкой, гуляя по коридору. Да… Стены другие, окна пластиковые, но тёмный паркет как и прежде ходит волнами. Наткнулся я на следы от пианино, которое нас – парней из десятого класса – завуч попросила однажды передвинуть из одного кабинета в другой. Всё шло идеально, но практически у пункта назначения ему вздумалось драть паркет. Таким образом появились «рельсы», ведущие прямо к двери.
– Вы говорили, что учились у Зинаиды Андреевны? – негромко спросила Светлана Алексеевна, подойдя ко мне. Далее рассказала, как, будучи студенткой, проходила практику у Зинаиды Андреевны. Именно та открыла ей многие профессиональные секреты и помогала освоиться в школе.
– Очень мудрый педагог, всегда готова дать полезный совет, как найти подход к тому или иному ребёнку. Вам, кстати, повезло, что вы попали к ней, ей отдавали детей с задатками.
И здесь я вспомнил – до первого класса, в августе, меня приводили к школьному психологу. Собирал у него какие-то кубики и тыкал в картинки. Видимо, удачно натыкал.
– Да, – отвечал я, – вы часто захаживали нам и что-то обсуждали с Зинаидой Андреевной. Звонок уж прозвенит – а вы всё беседуете, всё беседуете…
Мы шагали вдоль окон, и я внимал благозвучию её голоса. Она предложила заглянуть в мой класс. Там тоже закруглялись, и была чехарда – дети резвились, родители шуршали пакетами, иные снимали первый школьный день своих чад на смартфон. Разумеется, в классе ничего не сохранилось, оттого, что я вымахал, вообще ощущал себя как в будке. В детстве, когда бегал и скакал здесь, кабинет казался гораздо просторнее, больше воздуха помещалось в нём. Сейчас же потолок давил, оттенок зелёного, которым выкрашены стены, увязывался с болотом. Раньше они были голубыми как небо. Вышел разочарованным.
Вышел вслед за Светланой Алексеевной и понял – нужно сделать это. Немедленно, без лишних слов – пока кто-нибудь не отвлёк. Иначе всё останется внутри и навсегда. Подойдя ближе, испытал какой-то цыплячий трепет.
– Хочу признаться… вы мне тогда нравились, я даже был в вас влюблён, – ностальгическим тоном произнёс я.
– Ах, как мило!.. – ответила Светлана Алексеевна, едва коснувшись кулончика. – Как приятно узнать, что я вдохновляла вас!
По-новому зазвучал её голос – бархатнее, таинственно. Она поведала, что я не первый, многие мальчики среди учеников открыто восхищались ею, заявляя:
– Вы красивая!
– Когда я вырасту – женюсь на вас!
Но оказалось, что больше интереса проявляли не мальчики, а папы мальчиков и девочек. Некоторые папы предлагали Светлане Алексеевне романтическую дружбу. Отказывала всегда, поскольку замужняя женщина и педагог – нельзя и не надо.
Напоследок выяснилось – в ноябре Зинаиде Андреевне исполняется 78 лет. Старушка давно на пенсии, но каждый год Светлана Алексеевна с бывшими учениками приходят поздравить её. Согласился на предложение присоединиться. Тут подошли готовые и довольные Вика с Иришкой. Улыбнувшись, Светлана Алексеевна сказала, что ждёт Иришку завтра, а я пожелал ей победить наконец-таки в конкурсе «Учитель года». Затем распрощались.
Выйдя из школы, ощутил пробой изнутри, будто вывалилась массивная глыба. Осознание, что замкнулось звено в цепи жизни. Оглянулся вокруг. Вот он – лучший мир. И совсем не кажется теперь таким далёким. А в ноябре я снова услышу душевный голос Светланы Алексеевны, и обязательно узнаю что-нибудь новое о её судьбе. Храните первую любовь – она не раз ещё вернётся.