О деде моём Григории Дмитриевиче Панине рассказать хочется особо. Был он человеком исконно русским, крепким, самобытным. Вёл трезвый образ жизни, не пил и не курил, передалось это сыновьям его и внукам. Разумный хозяин, он обиходил семью и содержал её в полном достатке. Пока был молод и полон сил, ставил на ноги и сыновей и дочерей, держал всех в своём доме, как птенцов. Сыновья обзаводились семьями, всем находилось место в отцовском доме. Дочери, выходя замуж, разлетались из отцовского гнезда, но жили всё равно под его зорким оком и поддержкой. Любил он всех. Его почитали.
Родился дед Гриша в деревне Кинеево Тульской области в 1887 году в праздник Покрова. Прожил ровно девяносто лет и умер в свой день рождения на Покров.
Не помню, чтобы дед сюсюкался с нами или был строгим. Достаточно было, чтобы он погладил по головке и спросил, как идёт учёба в школе, это воспринималось мною как ласка и внимание деда, и на душе было радостно.
Помнится, летом одевался дед Григорий в полотняные одежды: и костюм с широкими брюками, и светлые туфли, и картуз, - всё было из серо-белого полотна. Золотые карманные часы на цепочке. В такие же одежды одевался наш сосед по подъезду врач по фамилии Залога, очень уважаемый в городе человек, хотя внешне казавшийся хлипким и болезненным интеллигентом. Дед же, крепко сложенный, ладный, немного подслеповатый, что, впрочем, не мешало ему выглядеть обаятельным и весьма привлекательным мужчиной, казался мне самым красивым и статным из всех дедов на земле. Был он не без греха: страсть как любил красивых женщин с пышными, роскошными формами.
Грамотный и предприимчивый, как и все мужчины в роду Паниных, дед, а переехал он с семьёй из деревни в 1932 году, работал заведующим сырьевым складом артели «Щётка-Кисть». Позже артель переросла в местную фабрику, где сотоварищи Панин, Рычин и Алимов работали на руководящих должностях. В краеведческой литературе я даже прочитала, что они были учредителями этого производства. Многие из нашей родни начинали свой трудовой путь на этой фабрике, набирая кисти и щётки из натуральной щетины и волоса, на деревянной основе. Выпускала фабрика щётки для одежды, обуви, уборки пола, натирки паркета, смётки, кисти для малярных, строительных и отделочных работ, кисточки для бритья, рисования. И какие это были изделия! Некоторые экземпляры, сохранившиеся у старых горожан, до сих пор живут своей долгой жизнью. Вот такое было качество продукции.
Дедушкина жена, а моя бабушка Прасковья Матвеевна Панина, в девичестве Петрухина, маленькая, белокожая, совсем не по-деревенски благородная и благовоспитанная, родилась в той же деревне, что и дед, и в том же году. Дом Петрухиных был большой, бревенчатый, стоял на пригорке, стоит и сейчас, второе столетие, и живут в нём родственники. Ни на каких производствах бабушка Прасковья не работала, вела хозяйство, рожала и воспитывала детей. Сказывают, умела грамотно собирать травы и лечила ими и своих, и чужих деревенских ребятишек. У неё были сёстры Анисья Матвеевна и Евдокия Матвеевна, братья Иван Матвеевич и Михаил Матвеевич, все обученные грамоте и богомольные.
Дед Григорий Дмитриевич и бабушка Прасковья Матвеевна прожили долгие жизни. Пути-дорожки их разошлись под старость, когда оба почти ослепли от прогрессирующей катаракты. Бабушка Параша знала обо всех его зазнобах. Но ни скандалов, ни упрёков в доме не допускала. Всё горькое и обидное складывала, запихивала, запрятывала глубоко в себя, в дальние уголки души. Не искала сочувствия к себе, выхода своих горестей наружу, терпела и молилась. Истинно горюет тот, кто горюет без свидетелей.
Как-то дядя Саша сказал очень точно о нашем роде: «Мы, Панины, железо грызть можем». Он имел в виду характеры.
Говорят, русская душа загадочна. А кто-кто-кто брался её разгадать? Да и надо ли? Душа русской женщины сравнима разве что с бриллиантом, как по многоликости-святости граней, так и по крепости-терпению.
Дед доживал своё время у старшего сына Александра. Он ослеп. Невестка заботливо ухаживала за ним до последнего дня. Бабушка жила у младшего, Дмитрия, в котором души не чаяла и называла ласково Митяшкой. Он ни в чём не отказывал матери, согревая её душу вниманием. Жив дядюшка Дмитрий Григорьевич и сейчас. Как и родители, страдает зрением, но голова светлая, возраст его перевалил далеко за восемьдесят лет. И в этом возрасте по-своему красив, похож на отца, умет хорошо говорить и слушать. Вспоминает детство в деревне:
- Бывало, разбудит утром бабушка ласково: «Вставай, барин, вставай, касатик, завтрак уже на столе». Барином называла. Накормит, и я ну на речку бегом с мальчишками, купаться, карасей ловить. А то в конюшню пойду с лошадками поиграть, поговорить с ними – с Шалуном и Серым. Светлым было детство в деревне.
Когда дед умер, к бабушке пришёл сын Александр и сообщил печальное известие. На что мать ответила спокойно, не уронив слезинки:
- Ну, вот и всё. Схороните его достойно. Только меня, когда умру вослед, не кладите рядом.
Что она имела в виду под этим "ну вот и всё"? То, что кончилась его жизнь или её душевные страдания, ведь любила она своего Гришу очень и очень. "Схороните его достойно", простила - не простила?.. На похороны она не поехала.
Продолжение:http://www.proza.ru/2017/03/19/1172