Любили мы посиделки с бабушкой Морей вечерами на скамейке у дома. Она качала на коленях бидон с молоком, взбивая сливочное масло, и рассказывала всякие были и небылицы. Мы свято верили в то, что это сущая правда, и слушали с широко раскрытыми глазами и затаив дыхание.
- Раз над одной избой, где вдова жила да об муже горевала, появился огненный змей. Сверкнул пламенем и приземлился. И превратился вмиг в её муженька, будто живого. На плече ружжо, в руке зайца держит, как будто вот-вот с охоты явился. Обрадовалась вдова, и стали они жить-поживать. Утром встанет она, перекрестится на образа, а муженёк креститься не желает. Засомневалась женчина, что-то её Иван нехристем вдруг стал. Стала к нему приглядываться. Ни днём, ни на ночь не приложит муженёк пальцев ко лбу, лоб не перекрестит. Пошла к попу посоветоваться. Поп молитву ей дал, прочла она молитву - и мужик сгинул. То не муж, а нечистая сила была, - заканчивала бабушка и поглядывала на нас, притихших.
- …А ещё у бабы одной от змея летучего сын родился: глаза навыкате, огнём так и брыжжуть, сам чёрный, лохматый и с копытами…
- Ба, а где это было? – спрашивал смелый Валька. Мы с Люсей, притихшие, представляли себе этого ребёночка-чертёнка, воображение играло и страшило.
- Как где? Да вон в соседней деревне Немцово, - бодро отвечала бабушка. А сама поглядывала на нас с Люсей, на прошлой неделе пристававших к ней, чтобы отпустила нас погулять в Немцово.
- Ба, расскажи про домового, - просил Валька, женщины с детьми и оборотнями его не очень интересовали.
- Так я же вам рассказывала про него.
- Ещё расскажи, интересно.
- Домовой, он почти что в каждом доме живёт.
- А у нас? Ты его видела?
- И у нас. Маленький такой старичок, живёт он в подполе вместе с мышами, а то и на чердаке. («Ба, можно нам на чердак слазить?» - «Нечего там делать, поди ещё провалитесь, ноги сломаете». - «Не сломаем, ба, ну можно?» - «Ну подите, можа там домовой щас как раз и ходя»). На нём коротенький зипунок, - продолжала бабушка, -подпоясанный верёвкой, на ногах сапожки ладненькие. Войдёт ночью в избу и топочет, топочет ножками, так что слышно, что это он пришёл. Голова косматая, на руках когти дли-и-н-нющие. Голос у него грубый, глухой. Посудой греметь зачнёт, веником пол подметать. Ворчит от недовольствия, ругается. Спросишь его о чём – ответит. «Домовой, домовой, чего пришёл – к добру или к худу?». Если скажет к худу, жди беды какой.
Видя, что нам уже страшно, бабушка предлагает:
- Ну, хватит что ли, чтой-то спать захотелося, пойдёмте уж ложиться?
- Не, ба, дальше рассказывай, - настаивает Валька, и мы слушаем дальше.
- А ещё он любит к скотине приходить. Засядет на коня и ну его гладить и расчёсывать, а если настроение плохое, собьёт гриву в колтун, ни за что потом не расчешешь, так и выстригать приходится. Может ночью на лошади вдоль деревни скакать, да так её загоняет, что возвращается она в стойло вся в мыле. Утром пойдёт хозяин лошадку запрягать, а у той сил никаких нет…
- А ты видела домового?
- Я-то нет, а вот дедушка Паша разговаривал с ним.
Ещё бабушка Моря рассказывала нам про приметы. Нельзя ножик оставлять на столе на ночь – плохая примета. Учила не оставлять крошек после себя на столе, хлеб доедать, - оставишь недоеденный кусочек – силы свои отдашь. Нельзя пришивать на себе пуговицы – память пришьёшь, здороваться через порог – разругаешься, свистеть в доме – денег не будет, стрижёшь волосы – не разбрасывай по ветру, а собери в комочек и спрячь, иначе голова будет болеть сильно. После Ильина дня в августе купаться в пруду не положено: олень в воду нассал. В последнее мы не верили, потому что купаться любили, несмотря на запреты и приметы.
Наставляла нас бабушка обходить стороной колдунов. В деревне всегда какую-нибудь бабу называли колдуньей, у нас это была тётя Фрося. По поверью, её мать тоже была колдуньей, и никак не могла умереть, всё маялась, кому бы передать своё колдовство. Говорили, передала дочери, больше было некому.
Из очень страшных, особо трогала меня история с девушкой в белом платье, якобы ночами ходившей босиком по деревенской дороге, как привидение. Красоты она была неописуемой. Говорила бабушка, что кто её видел, лишался рассудка.
…По шоссейке летели машины с горящими фарами, а нам казалось, что это волки на дороге рыщут – нас ищут, и становилось жутко. Представляли огненного змея, вдову, маленького старичка в зипуне. Но наступала пора идти на покой. Вцепившись в бабушкину кофту, мы пробирались к дому. В чулане, как всегда, встречала нас темень. Улёгшись и засыпая, мы вдруг слышали:
- К худу-у-у! – глухой завывающий голос доносился откуда-то из сеней, и у нас с Люськой вставали дыбом волосы на голове. Потом слышался заливистый Валькин смех. Это он, поднеся стакан к губам, решил нас попугать на сон грядущий.
Продолжение:http://www.proza.ru/2017/03/19/1136