Рассказ
Как все же замечательно, когда в нужное время окажешься в нужном месте.
В жизни такое случается не так часто, но еще реже мы умеем правильно распорядиться счастливым случаем. Упустим представившуюся возможность, а после сожалеем: почему же было не воспользоваться так удачно сложившимися обстоятельствами?
Именно так случилось со мной и в этот раз. В небольшой, но очень симпатичный белорусский городок я только что возвратился из «ближнего зарубежья», каким теперь является город Смоленск. Там я находился по вопросам школьного экологического мониторинга, а точнее, в связи с организацией совместного эколого-образовательного проекта. Командировка прошла достаточно успешно и от этого и мое настроение также было замечательным. Впереди меня ожидала чрезвычайно интересная и важная встреча, а там Минск и последующая круговерть всяких разных дел и событий.
Видимо, такое эйфорическое настроение и не позволило мне, как следует услышать и осмыслить коротенькую, и как мне тогда показалось, мало значащую фразу учительницы географии одной из местных школ:
- Завтра мы с юными экологами 6-а класса идем в двухдневный поход по нашей речке. Не захотите ли Вы составить нам компанию? Ребята будут довольны.
Учительница была молоденькая, но очень серьезная и столько же симпатичная. Сообщила она это подчеркнуто официально, однако озвученное ее устами приглашение не показалось мне слишком формальным или же не искренним, скорее даже наоборот. Так почему же это вполне нормальное и даже замечательное предложение так и осталось мной не востребованным, как бы и вовсе его не было?
Вспомнил я о нем только находясь уже в вагоне поезда на пути в Минск. Очень удивился и даже слегка расстроился: как же могло такое случиться? В иной раз мне пришлось бы специально ехать, чтобы вместе со школьным отрядом юных экологов пройти маршрутом по реке. А тут просто так, без всякой причины взял и отказался от столь заманчивого предложения! Ведь никаких весомых причин срочно уезжать не было. Впереди два выходных дня. Как всегда фотоаппарат был со мой и даже несколько запасных пленок.
Хотелось забыть об этом досадном упущении, но воображение, как бы в отместку мне, стало рисовать яркие картинки из потерянного мной похода: то я фотографирую красивый речной ландшафт, то забавный сюжет с ребятами. Замечательные могли быть снимки!
Хороших фотографий действительно могло быть много. Ребята в походе так непосредственны и фотографировать их одно удовольствие. А еще, кроме того, опять же и учительница очень фотогенична.
Но больше всего меня огорчали мысли об утраченном вечернем костре на речном берегу. Упустить таких благодарных слушателей! Ведь мог же я рассказать ребятам некоторые случаи из своих геологических странствий. Очень жаль, конечно, но что теперь поделаешь.
Чтобы как-то избавиться от этих назойливых раздумий, я начал одну за другой перебирать в памяти давние истории, как бы наиболее подходящие для упущенного пересказа. И тут, как говорится, меня вдруг осенила интересная мысль:
- А что, если, не смотря на острый дефицит свободного времени, хотя бы одно из таких не состоявшихся повествований попытаться записать в виде небольшого рассказика? Может быть получится? И тогда это как бы станет своеобразной компенсацией за допущенную оплошность, а еще и своеобразным назиданием для меня за то, чтобы впредь был повнимательнее.
Когда решение, наконец, было окончательно принято, благодарная память стала рисовать мне, как бы для выбора, одну за другой наиболее интересные картинки и истории из таежной геологической жизни. Одна из них мне показалась наиболее подходящей, поскольку тоже касалась маршрута, костра и также была с ночевкой, правда, непредвиденной и сложной, как бы совсем в ином плане, чем в маршруте со школьниками. И, тем не менее, ее то я, как раз, и решил попробовать записать тут же в вагоне. Благо и ручка, и бумага были, что называется, под рукой.
Случилось это на Алтае. Наш поисковый геологический отряд работал тогда в долине горной речки Саратан. Теперь, спустя много-много лет, уже можно совершенно свободно даже рассказать и о том, чем мы там занимались, что в те годы было, можно сказать, за семью замками. Искали мы в том предгорном районе проявления радиоактивных элементов. Урановая руда тогда была важнейшим стратегическим сырьем, поэтому все, что касалось вопросов ее поисков и добычи всегда значилось под грифом «совершенно секретно».
За короткий летний сезон наш отряд должен был обследовать довольно большую территорию, или, как говорят геологи, выполнить на ней поисковые работы и картирование. Работы по поискам и картированию были чрезвычайно ответственными. Составленные нами кар-ты были очень важны в том смысле, что они являлись конечным результатом выполненных поисковых работ. И даже, если необходимые полезные ископаемые нами все же и не будет найдены, то должна быть хотя бы полная гарантия того, что и в будущем здесь их больше искать не следует и другим исследователям.
Когда хорошо налажена работа, хорошая благоприятствующая этому погода, четко налажено снабжение, в изобилии имеются патроны и рыболовные снасти, то жизнь у геологов не так уж плоха. Что касается меня лично, то я бы назвал ее просто райской. Здесь никакие повседневные мирские заботы не мешают думать, все замечать, как следует видеть, понимать и осмысливать. Едешь верхом на лошади и наслаждаешься жизнью. Вспоминается песенка алтайского охотника:
- Лесом еду – лес пою, степью еду – степь пою!
Моим любимым занятием в ту пору, кроме того, было еще и фотографирование. Снимать на память нашу неординарную жизнь, близких и верных друзей, а также окружающую нас природную красоту – разве это не удовольствие! Например, осенняя тайга, как она прекрасна. Особенно красива тайга, когда первые заморозки вплетают в желто-зеленые цвета деревьев яркий пурпур листьев. Тогда все вокруг становится неописуемо сказочным.
Если с высоты горного перевала смотреть на тайгу, то она поистине бесконечна, как море. Не зря же поэты в своем художественном ремесле часто употребляют сравнение тайги с морем. Вот, например, у Добронравова: «Под окном самолета о чем-то поет зеленое море тайги!»
Правда, насчет «поет», то это очень даже преувеличено, так как более уместно определение «молчаливая тайга». Но и услышать кое-что при желании все же можно, и опять-таки, осенью. Даже с помощью мощного бинокля увидеть какие-либо интересные таежные детали весьма сложно, а вот услышать - пожалуйста! Например, как зычно трубят маралы-самцы, призывая на честный поединок своих соперников. В таежной тиши их клич разносится на многие-многие километры. Один, затем чуть в стороне - второй, третий…
Когда один-одинешенек стоишь высоко где-нибудь на перевале среди дикой нетронутой природы гор, тайги, облаков и слышишь эти необычные удивительные, можно сказать, даже таинственные звуки, то себя ощущаешь себя счастливым, чувствуешь какой-то прилив гордости за причастность к чему-то большому и вечному, как бы к первозданной жизни на земле! В городской суете такого никогда не ощутить. Там и радость, и гордость безусловно имеются, но совсем иного свойства, как бы чуть приниженные, заземленные, хотя по-своему тоже ощутимые и даже где-то приятные.
Под осень солнце в тайге уже не такое жаркое, как летом, но все еще теплое и ласковое. Летит паутина - значит бабье лето. Вместе с курлыканьем улетающих журавлей в сердце проникает целая гамма каких-то непонятных, до конца не осознанных щемящих чувств. Тут и грусть, навеянная сменой поры года, скорым расставанием с поисковым участком, с горами, тайгой.
Одновременно ощущается и радость от предстоящих встреч с родными и близкими, с цивилизацией! Ведь полевой геологический сезон - это как-никак, почти полугодовое добро-вольное отшельничество. А ведь как интересно узнать, что там нового случилось за это время и в мире, да и дома? Портативных приемников в ту пору еще не было. Все новости можно было узнать только из писем, которые в отряд привозили с оказией всего 2-3 раза за сезон вместе с макаронами, картошкой, луком и прочими разными необходимыми вещами.
Но есть, к сожалению, и иной, более прозаический повод для тревог в эту осеннюю пору, и это почти каждый год. А суть его в том, что хотя зима, как говорится, уже на пороге, а план по поискам далеко еще не выполнен. И если завтра вдруг выпадет снег, а это в горах очень даже запросто, тогда, считай, все пропало. Хочешь - не хочешь, а уезжать придется срочно. И это уже означает, что самых серьезных неприятностей в дальнейшем не избежать. План сорван план, съемка не завершена! Но и не приезжать же сюда из-за этого снова специально и в следующем году? Потому-то в эту сказочно расчудесную пору у геологов как раз и начинается порочный стиль - штурмовщина, прямо-таки «битва за план!»
Предусмотренные планом площади геологами и геофизиками, которые, кстати, в маршруты ходят вдвоем (парами), весь сезон обследуются из нескольких стоянок отряда. Говоря образно: приехали, как следует обосновались для комфортной жизни, исходили-исследовали всю прилегающую территорию и снова перебазировка на новое место. В работе, связанной с переездами (это и снятие палаток, складывание в баулы разного имущества, приборов, посуды, продуктов), как правило, принимают участие все представители отряда без каких-либо исключений. Можно бы и подольше постоять на одной стоянке, но тогда пустопорожние подходы (и подъезды на лошадях) к неизученным территориям становятся неоправданно длинными и сложными, забирают много времени и сил.
Чтобы как-то выиграть время при перебазировках в эту пору иногда решают основных маршрутчиков все же не обременять хозяйственными задачами, а использовать, по их прямому назначению. Пока другие будут снимать палатки, вьючить лошадей, передислоцироваться на новую стоянку, геологи и геофизики в течение дня могут по пути к новой базе сделать по 10-12 столь нужных в эту пору километров ценных геологических маршрутов. А к их приходу на новую стоянку в новом лагере должно быть все уже приготовлено: установлено, построено, развернуто и даже, что наиболее ценно, сварено!
В этот раз, о котором речь пойдет ниже, маршрутами к новому месту перебазировки переходили только две пары. Сейчас сложно вспомнить по какой причине, но вместо моего постоянного напарника Саши Павина, в маршрут со мной тогда к качестве техника-геолога должна была идти совсем еще юная, как, впрочем, и я сам в ту пору, Валюша Лисицкая. К нам в отряд она прибыла совсем недавно из какого-то сибирского техникума. Я тоже тогда двумя годами раньше закончил геофизическое отделение Киевского геологоразведочного техникума.
Вторая маршрутная пара была представлена более маститыми поисковиками. Сам начальник отряда инженер-геолог Николай Степанович Новожилов и техник-геофизик - его прелестная жена Ирина. Как и мы, они должны были идти по долине реки параллельным с нами маршрутом, но в метрах пятистах выше нас.
Из лагеря мы вышли тот час же после завтрака до того как его начнут беспощадно «курочить» наши коллеги. Снимаются палатки, все разбирается и складывается в специальные баулы, которые затем вьючатся на лошадей.
Первыми всегда уходить приятнее, чем оставаться и провожать других, это прописная истина. Поэтому с каким-то подсознательным чувством собственного достоинства мы на виду у всех гордо покидали лагерь. В таких случаях нередко я с согласия друзей делал прощальный выстрел в воздух из своего ружья, салютуя нашему знаменательному событию – перебазировке, да и прощанию с лагерем, куда больше никому из нас уже не суждено больше вернуться. Сейчас, кажется, понимаешь, что это почти глупость, но в специфических полевых условиях установление хотя бы каких-то своих общих традиций как-то скрашивает быт. Да, видимо, как-то и сплачивает маленький коллектив. Все уже знают, что сейчас наступит минута прощания и надо постараться поскорее покончить со своими рутинными делами, чтобы со всеми вместе подняться во весь рост, подобно тому как, например, при поднятии флага на корабле.
На прощанье я еще раз издали сфотографировал наш такой симпатичный лагерь, а также очень полюбившийся нам вид на долину реки Саратан. Этот снимок, как и небольшое высокогорное озерцо чуть повыше лагеря, получились довольно красиво и поэтому включены в серию моих избранных фотографий того периода.
Но вернемся к теме нашего повествования.
Перейдя невысокий горный перевал, мы стали спускаться в долину по пологому склону, заросшему редкими кустарниками чахлой высокогорной карликовой березки. Из-под ног то и дело с шумом взлетали куропатки. А уже пониже на невысоких рябинках безмятежно сидели рябчики. Людей они здесь не никогда видели и поэтому совершенно не боялись подпускать к себе совсем-совсем близко.
Охотиться на них было очень просто, но и даже как-то совестно. После каждого выстрела из мелкокалиберной винтовки в случае промаха и даже поражения одной из птиц, другие, как ни в чем не бывало, продолжали сидеть, вращая головками из стороны в сторону, и как бы даже удивляясь:
- Что бы это могло значить?
На этот раз никакая охота в наши планы не входила, хотя ружье, как и фотоаппарат как всегда были при мне.
Так за обычными маршрутными делами время летело быстро и незаметно. Только по низким косым лучам солнца мы с Валей стали вдруг замечать, что день-то подходит к концу. Маршрут также близился к своему завершению.
Все чаще мы стали заглядывать в карту, сверяя ее с местностью, а мысли теперь уже все более начали вертеться вокруг ужина. Наша очень серьезная повариха Евдокия умела вкусно готовить, особенно макароны по флотски. Вопрос только, успеет ли она приготовить ужин к нашему приходу? Во многом это зависело не только от нее одной: надо поставить палатки, достать из вьюков и определить на свои места все вещи и продукты, соорудить из камней печь и заготовить сухие дровишки.
На последнем километре маршрута мы все ближе спускались к реке в надежде заметить какие-либо признаки возможного места нахождения нашего нового жилища. Его можно было просто увидеть на другом берегу реки, но не менее приятно определить и по каким-либо косвенным признакам: запаху костра, стуку топора, а еще лучше бы - по характерному постукиванию ложек об алюминиевые миски. Это, конечно же, шутка.
По нашей договоренности новый лагерь должен находиться на противоположном левом пологом берегу сравнительно небольшой, но достаточно бурной горной речки Саратан. И теперь мы действительно стояли у этой самой речки и ничего не могли понять. Место, безусловно, правильное. Где-то здесь на противоположном берегу должен находиться наш лагерь, а его там, к сожалению, почему-то нет. Правда, ничего в этом удивительного и не было, так как определить заочно точное место будущей стоянки не то, чтобы очень сложно, но и просто невозможно. На предварительно выбранном месте может оказаться мочежина (мокрое болотистое местечко с боданом - характерной влаголюбивой растительностью, которую, юмористы настоятельно рекомендовали использовать вместо чая). Может быть там также и бурелом или курумник. Последнее - это такие завалы из крупных, словно специально для этих целей раздробленных камней.
Порой выбрать место для лагеря сложно даже когда ты идешь впереди каравана и все вокруг видишь. Но, как правило, уставшие от длительного перехода «коллеги» невольно ждут твоего немедленного решения, например, такого:
- Стоять! Вот здесь и будет лагерь.
Ответственно это, как-никак месяц-другой здесь придется пожить. Поэтому сразу сказать «стоп» в принципе можно, но лучше тут же добавить:
- И давайте вместе осмотримся и решим, где лучше поставить палатки.
Не исключено, что подобная ситуация сложилась сегодня и у наших товарищей.
А тем временем всерьез начинало темнеть. Продолжая поиски, мы с Валюшей ходили уже в настоящих потемках, присматривались и прислушивались ко всему вокруг, и в то же время стараясь хотя бы не потерять друг друга. Идти дальше по ходу маршрута казалось теперь бессмысленным. Правда, в темноте мы могли рассчитывать и на свет костров, которые, безусловно, разожгут наши друзья, как и на выстрелы из ружей.
И действительно, через какое-то время мы услышали выстрел, но почему-то совсем с противоположной от реки стороны. После нашего ответного выстрела к нам через какое-то время, наконец, подошли, а точнее в полнейшей темноте процарапались сквозь густые кустарники наши партнеры-маршрутчики Николай и Ирина Новожиловы.
Насколько можно было видеть при чахлых звездах (луна еще не взошла) их лица были растеряны. Впрочем, нельзя сказать, чтобы и нас с Валей могла радовать сложившаяся ситуация. Наши легкие брезентовые штормовки были очень слабой и не надежной защитой в холодную осеннюю ночь.
На импровизированном заседании "малого совнаркома" было принято решение собирать все, что может гореть, и разжигать костер. В том месте, где мы теперь находились, гореть могла только осыпавшаяся прошлогодняя хвоя, да свежие зеленые ветки сосняка, если их наломать руками.
Топора, естественно, у нас не было, а ножи в данной ситуации были малопригодны. Тем не менее, через несколько минут костер весело горел и потрескивал, от чего мы почувствовали какое-то облегчение, даже определенный таежный комфорт. В отблесках костра лица уже не казались такими печальными, как прежде при встрече. В наших рюкзаках нашлись кое-какие НЗ (неприкосновенные запасы) и на какое-то время наш моральный дух был полностью восстановлен.
Костер яростно трещал и горел, в общем-то, ярко, но, к сожалению, совсем недолго и поэтому заготовкой веток надо было кому-то по очереди заниматься практически все время. Ночью же сильно похолодало и для того, чтобы окончательно не окоченеть в прямом смысле этого слова, нам приходилось постоянно вертеться у костра, подставляя к огню то один, то другой бок. И занятие это было, скажем так, не из самых приятных. Очень сказывалась усталость от длительного перехода по бездорожью, и безумно захотелось спать.
Новожиловы, по-видимому, вспомнив, что они состоят в законном браке, решили с пользой для себя воспользоваться этим обстоятельством. На манер бывалых таежных охотников они отодвинули костер в сторону, а на его место постелили свежие хвойные ветки. Затем на завить нам они улеглись рядышком и, крепко-крепко обнявшись, словно в последний раз в жизни, уснули.
Откровенно завидуя им, мы с Валей продолжали изображать «половецкие пляски» у костра. Но теперь уже и обязанности «костровых» автоматически полностью перешли к нам бедным и несчастным. Правда, и супругам Новожиловым сильно не позавидуешь, так как со временем и им также приходилось периодически вскакивать от холода, чтобы снова передвинуть костер дальше на новое место и повторить весь процесс укладывания своих тел на подогретую хвою.
К утру, когда стало особенно холодно и так невыносимо жалко себя, мы с Валей, наконец, дрогнули и решили последовать примеру старших. Даже не сговариваясь, мы решительно отодвинули горящий костер еще дальше, а на его месте устроили импровизированную постель уже для себя самих! Точно также крепко обнявшись (а по-иному просто-таки было невозможно) мы молча улеглись и тотчас же уснули.
Теперь уже Новожиловы оказались «отрезанными» нами от костра и поэтому, спустя какое-то время, им ранее обычного пришлось вскочить, заготовить веточных «дровишек» и, снова передвинув костер еще дальше, лечь уже между нами и новым горящим костром.
Не сложно понять и догадаться, что эту процедуру мы вынуждены были периодически по очереди повторять много раз до самого утра. Так в яростной борьбе за наше выживание и прошла эта злосчастная ночь.
Окончательно, наконец, проснувшись, при свете ранней утренней зари мы посмотрели друг на друга и ужаснулись! Узнать нас было просто невозможно, настолько сильно были измазаны хвойной смолой и золой костра наши лица, руки, одежда. Настоящие трубочисты!
Несмотря на дикую усталость от трудного перехода и практически бессонной ночи наше унынье вдруг сменилось какой-то нелепой безудержной веселостью. Глядя друг на друга, мы от души смеялись и дурачились, хотя и понимали, что смыть смолу с грязью холодной водой из реки без мыла практически невозможно!
Но, самое смешное, а, может быть, одновременно и самое грустно-неожиданное, как это часто бывает в жизни, нас еще ждало впереди.
Когда же мы наконец осторожно спустились по крутому, заросшему густым кустарником обрыву на берег, чтобы все же попытаться хоть как-то умыться и привести себя в порядок, то были буквально ошарашены и удивлены увиденным. На другом берегу в полусотни метров ниже по течению, как того и следовало ожидать, стояли наши такие родные и желанные палатки! К счастью в лагере в это раннее время бодрствовали только дежурные да наша серьезная повариха Евдокия. Хотя в данном конкретном случае такой ее уже никак нельзя было назвать. Она, как и ее помощники, вначале даже открыла рот от изумления. Видимо очень удивилась и обрадовалась нашему появлению, а затем, уже более внимательно рассмотрев нас, она, положив руки в бедра и периодически приседая от изнеможения, стала, как и ее помощники, откровенно хохотать над нами чумазыми.
По свежесрубленной загодя и специально для нас перекинутой через реку лесине мы благополучно перебрались в лагерь и после, как тогда нам показалось, неуместных дружеских объятий поскорее разбежались по предназначенным для нас палаткам. Даже и не думая о завтраке, мы упали отсыпаться. И от маршрута в этот день нас, конечно, освободили.
Какое-то время над нами немного, естественно, поиздевались, беззлобно, конечно, пошутили, но скоро все забылось. Сами же мы такое сразу забыть не могли. Этот злополучный маршрут надолго остался у нас в памяти. Хотя ни вспоминать, ни, тем более, говорить о нем совсем не хотелось. Да и написать об этой постыдной истории я вот решился только спустя очень долгий срок. Теперь вроде бы уже и можно.
И, наконец, как бы послесловие.
Как же все-таки могло случиться такое? Ведь были мы довольно опытными поисковиками. Я, например, до этого два года отработал на Кавказе и уже почти столько же на Алтае. А о Новожиловых и говорить не приходится.
Спокойно анализируя обстановку того злосчастного маршрута, случившееся можно было объяснить тем, что до лагеря засветло мы так и не дошли, поэтому и не увидели его. А ничего услышать не могли от того, что слишком близко приблизились к горной речке, шум которой сравним, разве что, с настоящим грохочущим экспрессом. В лагере, кстати, наших выстрелов так же не слышали, как и мы их. Это, так сказать, научное объяснение. Но есть и другое жизненное объяснение тому что мы не нашли лагерь: "не судьба!"
И еще. Много-много лет спустя, когда мне вновь довелось оказаться в Новосибирске, я зашел в мою бывшую родную Березовскую экспедицию. Там увиделся со многими своими старыми друзьями-геологами. Встреча была радостной, многое вспоминали, шутили, смеялись. Среди присутствовавших была и Валюша Лисицкая. Правда, фамилия у нее тогда уже была совсем иной. Да и выглядела она солиднее, хотя, как и прежде, на редкость привлекательной. К концу встречи она подошла ко мне и, заканчивая нашу беседу, как-то хитро улыбнувшись и, как мне показалось, с несколько наигранной иронией вдруг спросила:
- А ту ночь ты хорошо помнишь?
Мой ответ был, естественно, утвердительным. Хотя, честно говоря, что именно она имела в виду, задавая этот вопрос, для меня так и осталось загадкой. Вот как бывает в жизни.