Не зря, мне думается, бабушка рассказывала нам поучительные истории. Боялась за нас, вечерами пропадавших у овина. Чего-то она в своих россказнях не договаривала, наверное, умышленно.
- …Поцеловались парень с девушкой, и она забеременела. Прошло немного времени, и принесла она робёночка…
- В подоле? – интересовалась я, понимая так, что если «принесла», значит именно таким образом.
- В подоле, - утвердительно кивала бабушка.
И представлялась мне девушка, медленно бредущая по деревенской дороге к родительскому дому. Печальная, как Алёнушка из сказки о братце Иванушке, идёт она, приподняв спереди длинную юбку, белые коленки блестят под светом луны. А в подоле ребёночек лежит.
Наивные мы были в том нежном возрасте, и многое понимали буквально. В седьмом классе пришла первая школьная любовь. И когда впервые поцеловались с Лёвкой на автобусной остановке, почему-то вспомнились бабушкины слова: «Поцеловались парень с девушкой, и она забеременела». Очень я боялась такого исхода первого поцелуя.
Баба Моря учила нас мыть полы. Так, чтобы было по-настоящему чисто. Во всех уголочках, под кроватями, за комодом, за печкой, возле печки и на пороге поскоблить ножом. Убираться так, чтобы всё сияло чистотой и свежестью, радовало. Половицы в доме были широкие, гладкие, хорошо покрашенные. Учила отжимать тряпки, вытирать доски насухо. И тут мы с Люсей соревновались, не хотелось ударить лицом в грязь. В городе мне не приходилось мыть полы, потому как были старшие сёстры. Научила бабушка грамотно стирать и правильно развешивать бельё на верёвке, гладить и штопать, пришивать пуговицы.
Она не допускала, чтобы дети ложились в постель с грязными ногами. С мылом и мочалкой перед сном бегали мы на ближний пруд и оттирали свои грязные пятки - мыли Марусеньки белые ножки, тёрли пальцы с цыпками, стирали носки. А обратно, еле ступая, гуськом возвращались по узенькой тропке, чтобы не замараться.
Люсе привозили московские родители носочки эластичные с каёмочкой, голубой или розовой, всякие там гольфики-подколеннички, босоножки на «школьном» каблучке, у меня таких хороших вещей не было. Вообще, Люсина семья считались более обеспеченной, хотя жили Свирины в Люблино втроём в такой малюсенькой комнатушке, просто смешно какой. Зато дядя Саша работал на столичной кондитерской фабрике "Красный Октябрь", о чём я упоминала, а тётя Шура - на мясокомбинате имени Микояна. У них на столе всегда были вкусные мясные котлеты и любимая всем советским народом докторская колбаса.
И ещё была у них новенькая голубая "Волга", с летящим оленем на капоте, которую дядя Саша случайно выиграл по лотерейному билету за тридцать копеек.
А история с легковой машиной была такова. Купив билет, дядя Саша положил его в верхний карман пиджака и забыл о нём. Тётя Шура, зашивая рваный карман, решила посмотреть, нет ли дырок ещё где.
И случайно нашла лотерейный билет, спросила:
- Саш, билет тут какой-то завалялся. Выбрасывать?
- Надо бы проверить, схожу на почту, - нехотя отозвался дядя Саша. Почта уже закрывалась, когда он пришёл и попросил таблицу. Какова же была радость, когда в таблице тиража он увидел номер своего билета! Не поверилось. Ещё раз проверил – всё сходится. Не знаю, на каких крыльях летел он до дома, где, схватив в охапку всё разом – пиджак, счастливый билет, тётю Шуру и Люсю – расцеловал всех и вся. Но не только их семья была «на седьмом небе» от счастья, вся родня, когда узнала, искренне радовалась и гордилась ими. Вообще, Свирины были очень симпатичными и милыми людьми.
Это был хоть и первый выигрыш в жизни, но не последний. В следующем тираже счастливчики выиграли дамский велосипед, а потом авторучку с золотым пером. Везунчики.
Свирины приезжали в деревню на голубой "Волге", и все выходили встречать их.
- Московские едут! Московские приехали! - радостно кричали дети, завидев, как с шоссе поворачивает на деревенскую дорогу голубая ласточка. Выходили Люсины родители, перецеловывались со всеми встречающими и начинали вытаскивать сумки с московскими гостинцами. Сумок было много, и чем больше сумок, тем большую радость испытывали мы, дети. Я помню чёрно-белую фотографию всей нашей московско-тульско-серпуховской родни на фоне "Волги" и сумки, сумки, сумки. Кстати, фотография была очень удачной, в таком полном составе наши родственники уже никогда после не снимались.
Дядя Саша был очень интересным мужчиной. Высокий, с мягкой улыбочкой. Такая же приятная улыбка была и у Люси. Родом с Рязанщины, он иногда окал, что придавало его разговору особую прелесть. Дядя Саша любил всю нашу родню и особенно нас, детей. Играли вместе в штандер, вышибалы, прятки. Тётя Шура, как и все Панины, была невысокого росточка, крепенькая и очень весёлая, голосистая. Вместе они здорово пели частушки, выражая смысл жестами и гримасами, как артисты, и так складно у них это получалось.
Вспоминается, как дядя Саша с тётей Шурой исполняли частушку:
Как по речке, по реке
Плывёт корова в пиджаке,
Подпоясана ремнём,
Сегодня вечером гульнём!
- Правда, Саш?
- Правда, Шур,
Качество-количество,
Нам не надо ничего,
Кроме электричества.
О каком электричестве они пели, было непонятно, да и к чему понимать, главное, что пели они весело и задорно, пускаясь в пляс и вовлекая в круг созерцающих. Дядя Саша тульский подыгрывал на гармошке, в частушечный марафон вступали тётя Женя, дядя Костя, папа с мамой, бабушка Моря, тётя Зина. И такое веселье начиналось! Кто кого перепоёт. Сходились соседи, ребятишки с конца деревни бежали, гармошка собирала всех, кто любил повеселиться. Великая вещь - гармошка на деревне!
Продолжение:http://www.proza.ru/2017/03/19/1120