Илюшенька
Деда моего Илью Константиновича его пациенты называли «наш ангел». Когда он в белом халате и крахмальной белизны шапочке шёл по коридору клиники, больные кланялись ему. Я это видела. Он не всегда помнил их имена, но истории болезней, диагнозы, лечение знал отменно. Особо встревоженных он брал за руку и говорил что-то спокойное, хорошее, заканчивая разговор полувопросительно-полуутвердительно:»Мы же постараемся с вами, чтобы всё было хорошо…»
В нашей квартирке, носящей громкий статус трёхкомнатной, а на деле – в крохотном ульике, у дедушки был кабинет в комнатке, которую называли «Маленькая». Прямо у входной двери, с двустворчатой дверью с красивенной бронзовой ручкой. Вообще-то это была комната Сонэле – его тёщи и моей прабабки, но рядом с её кроватью, раскладушкой домработницы Зины, между скрипучим шкафом и сундуком притулился стол деда с микроскопом и кучей книг. Спиной мой учёный дед упирался в «медицинский» стеллаж, за стеклянными дверцами которого хранились лекарства, железные боксики со шприцами и масса других удивительных вещей, которые манили меня и занимали всё мое воображение. Но ключ от шкафчика хранился у Сонэле и добыть его было невозможно.
Я никогда не видела его раздражённым или сердитым. Я никогда не слышала, чтобы он на кого-нибудь повысил голос. Гнев дедушки был слегка театральным и смешным. Он осторожно стучал по ореховой столешнице кулаком и внятно, но тихо говорил: »Я требую…» Из кухни сразу же появлялась моя дородная Сонэле, складывала руки под внушительной грудью и долго,прищурившись, смотрела на зятя. Потом она вздымала руки над головой, туда же устремлялись её глаза, и все слышали:»Ойййййй! Он требует! Он ещё требует! Мишугинэ коп! Шлемазл!» После этой тирады она величественно уплывала в кухню, а дедушка нервно сжимал виски. Через пару минут Сонэле ставила перед ним тарелку с чем-нибудь вкусненьким и ласково говорила:»Покушай,ИлЬюшенька, и успокойся…»
Я очень любила гулять с ним. Чтобы долго, по всему городу, к морю. И поэтому тщательно следила за уборкой в доме.
- Соня, а когда вы с Зиной будете убирать? – невинно и между прочим спрашивала я.
- Ой, какой золотой ребёнок, моя мэйдэлэ голд, завтра-завтра,- отвечала Сонэле и запихивала в меня очередную ложку рыбьего жира.
«Завтра» все удирали из квартиры, а нас с дедушкой отправляли на прогулку, чтобы «ребёнок не дышал пылью и нафталином». Уже у двери Сонэле осматривала нас, поправляла мои банты и носочки, всовывала дедушке носовой платок в карман и пакет с бутербродами. Вдогонку неслось:»И, не дай Б-г, ты дашь ей кушать мороженое! И, не дай Б-г, она заболеет! И, не дай Б-г, она не будет ужинать!Ты тогда будешь бедным от моей головной боли!»
Я несусь вниз по лестнице с нашего третьего этажа, перескакиваю щербатые ступени, по привычке заглядываю в окно нашего соседа дяди Фукса, которое выходит прямо в лестничный пролёт. Фукс читает газету и останавливает дедушку, чтобы сообщить какую-то особую новость. Они говорят о чем-то, мне малопонятном и неинтересном. В это время наверху щёлкает замок, и Сонэле, всегда наблюдающая через кухонное окно наш выход, кричит:» Ты долго будешь томить ребёнка,идиёт! И сколько мне смотреть на улицу, которую я вижу уже семьдесят лет?!» Фукс давится газетной новостью и шепчет:»Ой, мадам Перель не в духе! Ой, вам будет цорос…» Дедушка смущённо улыбается, и мы выходим во двор. Я вижу лицо Сонэле. Она жмурится от яркого солнца и машет нам рукой.
Мы идём по Малой Арнаутской и Новой, по Пушкинской и дальше, дальше - мимо Лаокоона и его сыновей, обвитых змеем, мимо Оперного… И наконец перед нами прекрасный, затенённый платанами Приморский бульвар с уютными скамейками. Я, конечно, уже заприметила тележку с мороженым и иду туда, отвлекая дедушку своей болтовнёй. Когда он понимает весь коварный план, я уже здороваюсь с мороженщицей, и она достаёт заиндевевший брикетик крем-брюле.
Перед нами – море, Воронцовский маяк, пароходы – на рейде, прозрачно-синее небо, бликующее солнце и весёлые люди вокруг. Дедушка покупает у уличного торговца жареные каштаны, и мы –счастливы!
- Илюшенька, расскажи про океаны, - прошу я, усаживаясь поближе к нему, и через минуту мы с ним «уплываем» в самые далёкие страны.
… На фронт он ушёл сразу, как только всё началось. И прошёл военврачом от начала и до конца. После демобилизации много лет ходил Доком по морям-океанам. У меня были потрясающие игрушки в детстве – микроскоп и телескоп и альбомы ярких акварелей. Дедушка великолепно рисовал, и я часами рассматривала пагоды, небоскрёбы и фантастических животных.
Однажды мы получили радиограмму:»Встречайте с клеткой». В доме был настоящий гиволт: Сонэле кричала, что «этот идиёт загонит её в могилу», бабушка Рая давала ей честное слово, что всё будет хорошо, а я своим дворовым друзьям растрезвонила, что дедушка везёт мне тигрёнка. А кого же ещё нужно встречать с клеткой?! Я уже придумала для него имя – оригинальное, конечно, Тигр и представляла, как иду с ним на поводке по улице…
Папа сказал, что никакой клетки мы брать не будем, а всё решим на месте.
Пока судно заводили в порт и давали допуск, я извелась и довела всех до истерии. Мне нужен был тигр! И,когда я увидела дедушку в тропическом пробковом шлеме и костюме хаки, сердце моё трепетало. Но почему у него в руках небольшая коробка?
- Папа, что там?-спросил Саша (мой папа).
- Дети,это – чудо.Вы должны увидеть это чудо!
Что-то мне уже подсказывало: тигра не будет. Я стала скучной и старательно выдавливала из себя слёзы.
А дома я увидела чудо, и никогда больше подобных чудес в моей жизни не случалось. Дедушка открыл коробку, и оттуда выпорхнули какие-то странные бабочки. Это были колибри. Оказывается, они порхали по его каюте во время рейса, и он кормил их из каких-то сосудиков с нектаром. Как они выжили? Это до сих пор – загадка моего детства. Мы отвезли их в зоопарк, где переполошили и осчастливили местных орнитологов, а мне навсегда врезалось в память это яркое чудо с безостановочно трепещущими крылышками…
С дедушкой связано многое первое – первый гербарий, первые нарисованные динозавры, первый балет, первый музей и первый фильм-катастрофа: в кинотеатре Золотой берег на Фонтане давали фильм «Миллион лет до нашей эры», и все дачники вечером заняли лавочки под открытым небом. Фильм меня потряс, а землетрясения я боялась долгие годы, пока однажды и нас не тряхнуло многобалльно, и страх пережитый выдавил страх придуманный.
У дедушки не было братьев и сестёр.Его родителей,кузенов, кузин, дядюшек и тётушек уничтожили. В прах. Всё, что у него было – жена Раечка, два сына,невестка, Сонэле и я. И он любил нас и согревал таким светом, который действительно можно назвать ангельским.
Военврач. Мирный доктор. Учёный. Илья Константинович.
Мой Илюшенька…