С реки ночная тянет сырость.
Костра трепещущий огонь…
Тайга пропустит, сделай милость,
Лишь только зря ее не тронь.
Не тронь ее, не будь беспечным.
Запомни: — Ты здесь гость… пока.
А вот тайга стояла вечно
И простоит еще века.
«Баллада о БАМе». Музис А. И.
«Вы ничего не понимаете!» — эту фразу я слышал от него не раз… Прилетая в начале июня на полевые работы в Жиганск, где у нас была база, склад и жилье, мы иногда даже заставали ледоход и любовались им с высокого берега. А когда он проходил и вода постепенно спадала, шли вечерком на берег Лены, где ставили закидушки, разжигали нехитрый костерок, балагурили и варили нехитрую ушицу, наблюдая как местные ребятишки кидались камнями в проплывающую вдоль берега ондатру. Валера Истомин поймал даже как-то маленькую стерлядку, показывал нам, очень гордился таким редким уловом, а мы только моча завидовали и облизывались.
Ночи уже были светлые — Полярный день, — бывает и засиживались, но ночевать всегда уходили в дом, в тепло, к печке и раскладушкам…
И только ОН, приговаривая: — Вы ничего не понимаете! — закутываясь в телогрейку, оставался у костра и проводил возле него всю ночь. Я не помню, делал ли он хотя бы нехитрый шалашик… Мы относились к этому как к какому-то чудачеству, следовать его примеру никто не стремился и менять теплую печку на ветреный холодный берег никому и в голову не приходило.
Потихоньку мы получали снаряжение, продукты на сезон и дожидались вертолета для переброски к месту полевых работ.
Через пару лет мы перебазировались в пос. Оленек и продолжали работать из него. ОН, будучи геофизиком, ставил наземную магнитную съемку и как-то нам довелось работать вместе в одном отряде. Я тогда прилетел на весновку — это значит пораньше, получил на весь отряд снаряжение и продукты и вылетел на участок с буровиком и двумя рабочими. Поставили палатки на каркасах на опушке и выкопали два шурфа до мерзлоты для рыбы и сливочного масла, поставив над ними небольшие срубы с крышками и крышей. Поставили сети на Оленьке и к приезду основного состава у нас было чем накормить всех и не только тушенкой.
Прилетели сотрудники, мы разместили всех по палаткам, но ОН, как всегда, поставил свою палатку на отшибе в лесу. Тоже чудачество, но объяснимое — любит человек тишину. Еще ОН любил вырубить себе из молодой листвяшки палку-клюку и везде ходил с ней.
Но в паводок шурфы наши затопило талой водой и масло мы, на всякий случай, перетопили (навык этого действия я получил при работе у Башлавина), а рыбу пустили поскорее «в дело» на кухне, а какую-то, не понравившуюся мне внешним видом, я хотел выбросить — сети стоят и свежая рыба была. Не так много, но достаточно, чтобы «порадовать» 16 человек отряда.
ОН сказал тогда:
— Я возьму ее? Ничего вы не понимаете…
ОН засолил ее и подвялил. Я же не рискнул. Некоторые любят копченую или вяленую рыбу «с душком». Я же этого пристрастия не понимал.
А когда мой помощник, Леша Шишков, принес и засолил ведро крупных озерных карасей, чтобы завялить, но забыл (?) про них и они заплесневели, я их потихоньку выбросил. Леша о них и не вспомнил. А я карасей не любил — очень уж костлявые. А отдавать на кухню нет смысла — достаточно и сигов, и ленков, что попадались в сети. А чтобы вялить карасей — я такого не слышал, жарить — да, но не вялить…
В очередной сезон, мы с Геной Ивановым сплавлялись по Малой Куонамке и встали лагерем ниже «пикета» — пункта на «зимнике», где зимой в избушке шоферы-дальнобойщики могли погреться, попить чайку, приготовить поесть, переночевать. Несколько камазов, проплывая, мы видели на склоне — они не успели пройти по весне до поселка (зимник проходил по реке, а она стала вскрываться) и их загнали на склон и оставили до осени.
Мы сидели вечером в палатке, балагурили, как вдруг по рации из отряда Мингазова затребовали вертолет (санрейс), сообщив, что у них «один смертельный». Мы притихли — это «ЧП» на всю экспедицию. Из подробностей услышали, что умер, видимо, отравившись чем-то, рабочий.
На следующий день передали, что в отряде «второй смертельный». Умер ОН. Прилетевший вертолет забрал погибших, врач опросил сотрудников и забрал и Мингазова, который чувствовал себя неважно. Из Оленька в Батагай ушла радиограмма о несчастном случае. Оттуда ответ — предупреждение о строгом соблюдении правил техники безопасности, проведении внеочередного инструктажа с занесением под роспись в журнал и отказа от консервов, дикого мяса и рыбы. Предварительное подозрение или на «сибирскую язву» или «ботулизм».
Что за чушь! Что за предупреждение об отказе от консервов — мы целый сезон ими питались. Конечно, нужно за ними следить и не употреблять, если какая банка вздуется… Но не ловить рыбу?.. — это уже перебор…
— Пойду хариуса наловлю на ужин, — сказал я Гене. — Сколько поймать?
— Штук 16-ть… — ответил он.
Хариус в этом месте был очень мелкий, но его было много, а нас четверо. Я вышел из палатки и тут же рядом с палаткой под перекатом на телескопическую удочку на небольшой тройничок с волосяной мушкой нахлыстом выловил 16 хариусов. Заброс — поклевка, заброс- поклевка… Сколько же его здесь?..
Как рассказывали потом очевидцы, Коля Твердунов принес с озера несколько карасей и бросил в лужу возле кухонной палатки. Повару и без этих карасей дела хватает — ему и встать надо раньше всех, и накормить всех нужно, и хлеба напечь, и дров наколоть, и посуду помыть… Проверить сети и принести рыбу — это удовольствие, а не работа! Принес — почисти! У себя в отряде, когда мне досталось руководить большим отрядом, я в помощь повару всегда старался выделить человека-двух, а в обед он вообще отдыхал — прийти в столовую и налить себе чаю, взять кусок хлеба или разогреть, что осталось после завтрака, каждый мог самостоятельно. Дело нехитрое.
Короче, караси эти, никому не нужные, провалялись там дня три, пока ОН не заметил их и со словами: — Вы ничего не понимаете… — подобрал и, засолив, подвялил. А потом пригласил на «дегустацию» желающих. Народ, обычно любящий вяленую, почему-то не пошел, кроме двух рабочих и Мингазова., который за компанию только «ребрышко пожевал». А вот рабочий отпробовал и… помер. Очень быстро.
Вызвав вертолет, в отряде заспорили — от чего происшествие? Плохо стало только тем, кто был у НЕГО на приглашении. Решили, что, скорее всего, от карасей.
— Не может быть! — сказал ОН. — Этого не может быть!
И съел еще одного, чтобы доказать, что не в карасях дело. А к вечеру ему стало плохо, он стал слепнуть… и все…
Что за глупость? Что за упрямство? Что ты доказывал? Куда толкало твое — «Вы ничего не понимаете…". Толкало, толкало и дотолкнуло…
Казалось бы, очередная случайность? Но, когда посмотришь на все эти чудачества, невольно подумаешь — эти чудачества привели ЕГО к закономерности…
Похоронили его на поселковом кладбище, на высоком бугре...
Навсегда я запомнил его: — Вы ничего не понимаете…
= = = = = = = = = = = = = = = = = = = =
Виктор Музис - Номинант на "ПРЕМИЮ" "ПИСАТЕЛЬ ГОДА 2018" в сборнике "МЕМУАРЫ"
Был бы благодарен тем,кто поможет в публикации моих рассказов в худ. журналах!
Рассказ является двенадцатой главой сборника "А вот был случай". Сборник публикуется в черно-белом варианте и только автору в цветном. В сборнике 24 рассказа,около 300 фото, 440 стр.