Когда Страна бить прикажет -10

Владимир Марфин
                10.

              ...НАПРАВЛЯЯСЬ к наркому, Гладыш шёл но длинному, мягко освещенному настенными и потолочными светильниками коридору, небрежно отвечая на приветствия вытягивающихся перед  ним часовых, и у самой двери в приемную неожиданно столкнулся с двумя вышедшими оттуда деятелями ИНО.                Э             Это были давние знакомые Павел Судоплатов и Наум Эйтингон, вроде бы искренне обрадовавшиеся ему. Судоплатов уже в звании майора, после смерти Слуцкого заправлял всеми иностранными акциями IV-го отдела, а Эйтингон, вообще редко появляющийся в наркомате, в основном пребывал в заграничных вояжах. Долгое время он провел в сражающейся Испании, занимаясь агентурой и налаживанием связей, а сейчас, кажется, работал в Мексике, что любому мало-мальски сведущему человеку говорило о многом. Именно в пригороде мексиканской столице Койоакане с одобрения тамошнего президента Ласаро Карденаса жил ныне Троцкий, и внезапное появление там Наума Исааковича, несомненно, грозило Льву Давыдовичу большими неприятностями.
              - Ишь ты, братья-разбойники, - добродушно загудел Гладыш, пожимая протянутые ему руки. - Ну, как жизнь на внешних фронтах? На кого теперь упал ваш грозный выбор? Чай, из сил выбиваетесь, круша империализм?
              - Да, запарок хватает, - в тон ему шутливо ответил  Судоплатов. - Роем как кроты, да все не туда. То ли дело у вас. Урожай круглый год. Знай, хватай, что поспело!
              Он произнес это весело, видимо, желая польстить, совершенно не сознавая, что допускает грубую тактическую ошибку.
              Гладыш не терпел, когда кто-то со стороны позволял себе неуважительно относиться к деятельности его службы. Это в первую очередь касалось интеллектуалов, элитников, «закордонных грандов», которые, словно сговорившись, неизменно подтрунивали над оперативниками, воображая, что если пол-Коминтерна на них работает, так они и короли. Тот же Слуцкий сколько раз высокомерно выпендривался , козыряя высокой политикой. А как до расплаты дошло, так в штаны наложил и «ушел», перепуганный и непрощенный... Хорошо, что Меркулов сейчас разведку курирует, он их, тигров, научит свободу любить.
              - Ошибаешься, родной,- недобро усмехнулся Гладыш, и колючие быстрые искры промелькнули в его глазах. - Завираешься, милый. В чужих руках хрен всегда толще кажется. А покорпел бы ты у нас, по-другому запел бы. Потому как вы сплошь с чужаками-вражинами, а нам, батенька, с в о и м и  заниматься приходится. Ты с ним водку пил, а сегодня его же... кх-х-хык!.. - Гладыш резко стиснул и повернул кулаки, словно отрывая кому-то голову. - И вот как к этому привыкнуть?.. Да и где гарантия, что сейчас меня шеф не по ваши души вызвал?
              Он умолк, выжидательно переводя свои серые насмешливые глаза с одного на другого, и уже взялся за ручку двери, как вдруг  Эйтингон  судорожно вцепился в него.
              - Погодите, погодите, Иван Данилович, - воспринимая его слова более чем намек, заволновался он. - Вы это серьезно? Вы что-то знаете?
              Голос его срывался, он как-то сразу обмяк, посерел, став меньше ростом. И все косил, стрелял взглядом туда и сюда, ожидая увидеть надвигающийся с двух концов коридора конвой. Все возможно в этой жизни, а в этом доме особенно. И уж тут никакие заслуги не выручат. Потому что и раньше так брали: от наркома вышел, а на выходе Гладыш с опричною ждет...
              - Да бог с тобой, бог с тобой, Наум  Исаакович, - засмеялся комиссар и приятельски похлопал  коллегу  по плечу. - Что ты так распалился или чуешь за собой что? Но ведь я пошутил, и сказал просто так, к примеру...
              «Вот и дрогнули  вы, птенчики,- торжествующе подумал он.- И, наверное, поняли, к т о  главней и страшней. А уж если загремите когда-нибудь, то «раскалываться» будете до самой задницы. Все вы дерзкие да ушлые, пока не у нас...»
             - Пошутил, - шевельнул побелевшими губами  Эйтингон, подавляя страстное желание обматюкать этого «хохмача». - Ничего себе шуточка...
             Однако все же задираться не стал, сознавая, что и званием не вышел, и положением не на высоте. За Иваном Хозяин стоит - он его из своей охраны сюда направил. Да и Берия с ним в кумовстве и в ладу - это и невооруженным глазом видно. А у них с Судоплатовым пока только расклад: кого вывести на Леву и как его «кокнуть». Вот спроворится дело, тогда можно и погоношиться. А пока заткнись, Павлуша, и даже ножкой шаркни. Не давай никому заподозрить тебя в неприязни.
               Через силу заставив себя улыбнуться, хотя и у него слабость в руках и ногах не проходила, Судоплатов подмигнул Эйтингону и сказал незлобиво:
              - Вот учись, Наум, высокому искусству! Пригодится в борьбе с врагами... Что ж, до встречи, Иван Данилович. Желаю здравствовать!
              Он учтиво козырнул и пошел по коридору, всем своим видом показывая, что бояться ему некого и нечего. Эйтингон задержался на секунду, вероятно, желая попрощаться за руку, но, решив, что Гладыш к этому не расположен, также приложил ладонь к козырьку фуражки и поспешно зашагал вслед за Павлом...


              БЕРИЯ сидел в кабинете за огромным столом, оставшимся в наследство от Ежова, и с кем-то говорил по телефону. Разговор шел на грузинском, и Гладыш нерешительно замер у входа, полагая, что на том конце провода - Сталин. Однако Берия, не прерывая беседы, помахал ему рукой, приглашая проходить и садиться.
             - Это Нино, - на секунду оторвавшись от трубки, сказал он. - Привет тебе передает!
             - Взаимно, - расплылся в улыбке Гладыш, сразу представив себе волоокую красавицу Нину Гегечкори, жену наркома. - И Сереже передайте тоже!
             - Передам…Так... так… хорошо, хорошо…хорошо, шени чериме. Позвони, договорись, и, если не поможет, тогда я сам.. .Да, да, все, шен мерцхало...пока! -            Берия положил трубку и вытер выступивший на лбу пот. - Замотала совсем с этой ВАСХНИИЛ! То ей надо, другое надо, вроде я - Бенедиктов. Он нарком земледелия, к нему и обращайся. Она там опыты на почвах проводит, понимаешь. А за Серго присмотреть некому. А ему уже пятнадцать, самый трудный возраст, а?
             - Да, конечно, конечно, - вежливо поддакнул Гладыш. - У меня у самого двое абреков растут.
             - Ну, вот видишь. А учатся как?
             - Да по-всякому. Разве за ними уследишь?
             - Не-ет, это бесполезно, если только не пороть. И на учителей давить не хочется... Впрочем, хватит об этом... Как дела наши подвигаются? Чем порадуешь?
             Берия двумя пальцами осторожно поправил пенсне и опять устремил на Гладыша свой змеиный внимательный взгляд. Алые фигурки ромбов и рельефные звезды Государственного Комиссара безопасности СССР на его петлицах сияли и переливались.
             Гладыш незаметно поежился, чувствуя себя букашкой, рассматриваемой через микроскоп. Виновато промямлил:
             - Пока ничем... Ищем, крутим, тасуем по всем направлениям. Вот сейчас в Наркоминдел устремились. Очень на Деканозова надеемся.
             - Э-э, Володю оставь, - помахал рукой Берия. - Ему сейчас не до этого, он весь на Гитлера переключен. А Литвиновым лично Богдан занимается. Да и в НКИДе полно наших - Корженко, и Потемкин, и Вайнберг... есть кому присмотреть. Ну а ты копай в Совнаркоме. У Полины ищи! Эту бабу Вождь на дух не переносит. Вспомни, как она влияла на Надежду Сергеевну! И ведь, кроме того, у нее сестра в Палестине... убежала во время Гражданской. Однако до сих пор переписываются. Так?
            - Так точно. Я уже вам докладывал. И  о н  сам во всех анкетах, - Гладыш не называл ни имени, ни фамилии, человека, однако нарком хорошо понимал, о ком идет речь. - Сам...указывает про р о д с т в е н н и к о в  за границей. И вот если б все это с теперешним назначением связать... Англичане, уверен, все уже просчитали. Только нам не дотянуться. Не наша епархия. Тут работа ИНО...
            - Да, да, да, - задумчиво побарабанил пальцами по столу Берия, и взглянул на висящий над ним портрет Сталина, словно испрашивая совета, как жить дальше.
             «Холеные пальчики, ухоженные, не те, что прежде, - машинально отметил Гладыш, глядя на руку наркома. - Видно, каждый день маникюрши стараются... - И косясь на свои ногти плоские, неровные, обгрызенные до корней, спрятал их в сцепленные ладони. - Все! Берусь за себя. Отращиваю такие же…»
             - ...внешнюю политику оставим другим, - продолжал говорить нарком. - А ты здесь - в стране - ищи! Все подпольные связи, все нити незримые... Как там этот... «Уралец»? Нашли подход к нему?
             - Обложили, Лаврентий Павлович. Сейчас новую комбинацию раскручиваем. У меня его племянница работает. Так мы через нее...
            - Ну, давай. Только не споткнитесь. Мы всех этих «соратников» в кулаке должны держать. Дабы, если что случится, не они нас, а мы их успели… Я чужие уроки усвоил. И Ежов, и  Ягода  за других отдувались. А теперь мы  поставим дело  так, чтобы  каждый  за себя  и за  нас...-Он внезапно умолк, потому что в дверях появился начальник  его канцелярии  Людвигов.
            - Что  тебе? В  чем дело?
            - Там ребята собрались, Лаврентий Павлович.
            - Все?
            - Почти  что..
            - Тогда  зови. И ни с кем меня не соединять! Прикажи секретарям. Только с  членами Политбюро!
            Людвигов  вышел на  минуту, а затем возвратился, пропуская  в  кабинет  хорошо известных  Гладышу людей. Черношерстный, мордатый комиссар первого ранга, замнаркома  и  начальник  особой  Следственной  части  Богдан  Кобулов. Член андреевской  комиссии  по  ликвидации  нарушений социалистической  законности  Петр  Шария, полиглот, борзописец, будущий секретарь  ЦК  компартии Грузии  и  редактор  первого  собрания  сочинений  Сталина.  И  недавний  завкадрами  того  же ЦК, а  ныне  энкаведист  Мамульянц, ставший почему-то  в  последнее  время  Мамуловым.
             - Проходите, рассаживайтесь,- мило  улыбался  Берия, радуясь, что  все  его сердечные  дружки  снова  оказались  рядом  с  ним. Кто  за  это  его  упрекнет? Каждый  новый  руководитель  в  аппарат  "своих"  приводит. Круговая  порука, родовая  преемственность. Хотя  "самые  надежные"  зачастую  первыми  и  предавали.- Та-экс, а  где  же  Всеволод?- не  видя  Меркулова, поинтересовался  он,  и  опять,  поправив  пенсне, оглядел собравшихся  так, словно  пытался  угадать  в  них своего грядущего Иуду.
            - Он  в  Генштабе, у  Голикова, согласовывать  поехал,- приподнявшись  со  стула, доложил  Людвигов.
            - А-а - я помню, я в курсе - манул рукой нарком, разрешая не вскакивать своему тайному соавтору по известной брошюре «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье».
            Правда, Людвигов написал лишь главу о р у с с к и х организациях. А уж всё остальное принадлежало ректору  ТбилГУ  Торошелидзе и директору ИМЭЛ Грузии Эрнесту Бедия, в благодарность за это расстрелянным в тридцать седьмом. И Малакия, и Эрик иногда оговаривались, что именно они раскрыли подлинную роль великого Кобы в революционном движении. А Людвигов молчал. Ему чужая слава ни к чему. Потому и живет, и еще будет жить, если только не споткнется на чем-то опасном.
            А ведь «Очерков» могло и не быть, если б Мамия Орахелашвили согласился написать  в с ё  первый. Но он, глупый, отказался, да еще при встрече с Вождем. И, естественно, разделил участь всех национал-уклонистов.
            - Итак... -Берия поднял вверх указательный палец, и взоры присутствующих тут же обратились к этому у к а з у ю щ е м у. персту. - Сначала о Главном... Мне Андреев сказал, что Микоян з а с т у п и л с я  за Снегова. Понимаете вы? За того подлеца, которого мы знаем! Сколько он нам нагадил, пока не сбежал в Ленинград? А теперь освобожден... ос-во-бо-жден! Как невинная жертва репрессий. Это черт знает что! Микоян - друг Ханджяна, единственный из  д в а д ц а т и  ш е с т и  живой... Почему? Как сумел это сделать? Это вам ни о чем не говорит? И хотя был вынужден отдать Гулояна, Аматуни, Акопова и даже восхвалять Ежова! - чует мое сердце, что он не разоружился. Значит, будем испытывать. И сделаем так… Снегова арестовываем снова. Он к Шкирятову рвется в Комитет партконтроля… Пусть идет, пусть поплачется, пусть поверит в успех. Но я с Матвеем договорился, и он нам его сдаст. Ну а ты, Иван, примешь. И как можно бесшумней. Но все же главная твоя задача в другом! Так что действуй, старайся… успеха тебе!
            Гладыш понял, что его изгоняют корректно, вежливо, однако вида, что обиделся, не подал  и, широко улыбнувшись всем, а Берии отдельно поклонившись, направился к выходу. Уже у самой двери до него долетели раздраженные слова наркома:
            - ...Власик говорит одно, Сашка другое... Но ты вызови Ефимова, и пусть он объяснит...
           Гладыш усмехнулся. Значит, разговор пошёл о Хозяине. И уж тут ему присутствовать, конечно, «нэ трэба». Власика и Ефимова он знал хорошо. Первый был фактически начальником охраны Сталина, а второй комендантом зубаловской и давыдковской, вернее, кунцевской, дач. Но вот кто такая Сашка?
           «А-а, - догадался он, покинув приемную и знакомым маршрутом неспешно возвращаясь к себе. - Это же родственница Нино! Александра…Наканидзе! Новый штатный агент. Все мы через женщин к чужим секретам подбираемся… х-ха! Значит, у Лаврентия теперь на руках главные козыри. И он может идти ва-банк! Вон как Микояна опутывает. Интересно, забунтует Анастас? Ой, скорей всего, нет. Он давно ученый и напуганный. А ведь наш- о Лаврушка в девятнадцатом в Баку у него в «шестерках» бегал. Ишь, как времена меняются и как люди умеют себя поставить…»
Проходя через «предбанник» к себе в кабинет, он отрывисто приказал адъютанту, что-то сосредоточенно печатающему на машинке:
           - Лейтенанта Переверзеву ко мне!.. И еще... Найдешь Казалинского из внутренней... Но ему назначишь встречу попозднее. Часов на семь, на восемь вечера…