Неотправленное письмо

Светлана Болдишор
Памяти Натальи Савковой, подруги

Незабвенная моя Наташа!

Когда же я впервые по-настоящему тебя увидела? Конечно там, на унылой помидорной плантации молдавского села Стояновка в жарком сентябре далекого 80-го. Безучастно оседлав перевернутое ведро в ожидании ненавистного трактора с контейнерами, я лениво копошилась над помидорным кустом. Вдруг монотонное завывание Одноглазого Серафима "не сидеть - делать кучки" потонуло в судорожном и резком звуке: "Ха!". Тревожно озираясь подняла голову: кто-то испугался, кому-то плохо? "Ха - а!" - на тон выше и чуть протяжнее повторился тот же спазматический звук, исходивший от невысокой ладной блондинки с забавными колечками химически завитых волос. "Ха - а - а!" - губы её растянулись в широкой улыбке, глаза блестели узкими голубыми щелочками. "Ха - а - а - а!" - словно меха невидимой гармошки все сильнее вибрировали её голосовые связки. "Ха - а - а - а - а!" - безудержно, громко и задорно вырывался из её гортани веселый смех и сыпался на помидорные грядки звонкими хрустальными осколками.

"Ха - ха -ха -ха!!!" - уже разноголосо подхватила этот смех сосланная в помидорную ссылку студенческая братия. "Ха - ха - ха - ха!!!" - тряслись от смеха тщедушный преподаватель Серафим Иванович и водитель незаметно подъехавшего трактора. Однокурсники, под воздействием выделяемых этим смехом удивительных гормонов счастья, немедленно окрестили его по-студенчески грубовато - знаменитый ржак Савковой. А я в тот момент подумала, как хорошо было бы иметь такую подругу – ведь человек с таким искренним смехом никогда не предаст. Но тогда дорогу перешла долговязая и неуклюжая одногруппница. В пресловутой борьбе брюнеток и блондинок сей скрытый поединок выиграла белокурая Инесса.

...Но мы все равно встретились на заре нового века и уверенно пошли рядом. Уже зрелыми женщинами и состоявшимися матерями. Правда ты обогнала, состоявшись и в профессии. А я только-только вернулась в журналистику после 13-летнего пребывания в других ипостасях. Дисквалификация порой пугала, хотелось все бросить к чертовой матери и податься в какие-нибудь продавцы... Но ты, дорогая подруга, терпеливо вела, редактируя мои бездарные опусы. А какое наслаждение я испытывала от твоих правок, вновь открывая для себя наш великий и могучий, правдивый и свободный! Помню, как в одном заголовке "Ученье - свет, а неученье - тьма", ты заменила привычное в этом фразеологическом обороте слово ТЬМА на МРАК. Всего-то четыре буквы одного слова - на четыре буквы другого. Но заголовок затрубил уже тревожно и громко, приобретая совсем иное значение!

Ты помогла мне вернуться в профессию, но не в твоих силах было предотвратить подножку. Узнав о моем сокращении, ты запыхавшаяся прибежала на проходную предприятия с тонкой папкой: "В "Комсомолке" освободилось место политического обозревателя. Заполни анкету. Срочно!" Наташа, ну какой из меня политический обозреватель, - заканючила было я, но ты твердо пресекла мою неуверенность, блеснув сталью рассерженных глаз: "Научишься!!!" Взяли тогда в "Комсомолку" не меня, а родственника писателя Андрея Лупана, кстати, толкового и талантливого молодого журналиста. Зато открылась перспектива прекрасного сотрудничества в строительном журнале под руководством Коли Звягинцева. Три самых счастливых творческих года в самом лучшем рабочем составе!

И вновь твои поучительные правки, нескончаемые командировки. А по пятницам вечером - сбор всей честной компании в "Экспрессе" на главном кишиневском проспекте и незатейливый ужин под неизменный коктейль "Кровавая Мэри". У кого-нибудь непременно была заготовлена смешная история, чтобы завершить пятничные посиделки, а вместе с ними и трудовую неделю сеансом смехотерапии с солирующим в нем знаменитым ржаком Савковой!

Эх, видать много мы смеялись, вот и пришло время плакать. Всплакнули дружно, когда заокеанский кризис девятым валом накрыл наш лайнер-журнал, оставив его лучший состав захлебываться. Застонали бессильно, когда страшная болезнь обрекла тебя, милая подруга. Когда прощались в тот летний вечер, – обнявшись стояли на автобусной остановке и смущенно прятали стекающие по щекам слезы – были уверены, что расстаемся на год. "Вот приеду и пойдем всей компанией не в какой-то "Экспресс", а в самый дорогущий ресторан," - как ни старалась, но голос предательски подрагивал. "Пойдем..." - осеклась ты, чтобы сглотнуть подкатившийся ком слез. А спустя год я беззвучно плакала у твоей постели, бережно держа в своих руках твою такую теплую и мягкую ладонь. Плакала и ты двумя тяжело скатившимися слезинками из наружных уголков уже не открывающихся глаз на бледном лице. Закатилось твое последнее лето, а едва начавшаяся для тебя последняя сорок восьмая осень успела только распахнуть окна в свое пылающее пространство и тут же погасила его...

Кишинев – Нетания, сентябрь 2011 г.