Как шторм, прошла в морях
Военная тревога.
Герои-моряки
Повсюду на постах.
(песня «Врага на море победим» М.Иорданский –С.Алымов)
Отличный день сегодня! Мы с ребятами, которые отстояли вахты, сидим в своём тридцать шестом кубрике, разговариваем о том и сём, ожидая обеда. Я уже отслужил 8 месяцев, так что было о чём поговорить.
Тут заходит командир нашего ДЖ (дивизион живучести) капитан-лейтенант Сургачёв. Осмотрел нас всех, увидел меня и говорит:
- О, Журбин, вот ты-то мне и нужен. Пойдём со мной. – быстро разворачивается и выходит из кубрика. Я вскочил и устремился за ним. Командир высокий, худой, идёт стремительно, я, тоже не маленький, а еле-еле за ним поспеваю.
Кубрик наш находится посередине корабля, а идём мы с командиром на корму. Значит, пройти нам где-то около ста метров, но быстро пройти. Он быстрым шагом ведёт меня по жилой палубе к самому последнему отсеку, к кормовым шпилям.
Идём, огибая все встречающиеся на корабле препятствия. Идём мимо механизмов; уклоняемся головами от висящих труб и паровых магистралей; огибаем, придерживаясь руками за леера (перила), шахты, машинные и котельные отделения. Прошли кормовой гирокомпас, затем через кубрик дизельной группы и кубрик электриков.
Вообще то , по корабельному Уставу, во время Тревоги мы все должны держаться правого борта корабля, бегать против часовой стрелки.
Тогда, все кто бежит на корму и все кто бежит на нос не могут столкнуться, перед каждым свободный путь. Это правило действует на всех корабельных палубах, поэтому заторов у нас никогда не было. Ну а нам с командиром сегодня вообще никто не мешал, шли себе и шли.
По ходу движения Сургачёв вроде сам с собою рассуждает, но я-то понимаю, что это он ко мне обращается. Поэтому слушаю.
- Я, Журбин, за корму хочу быть спокоен, ( моё заведование ) чтобы было всё хорошо и нормально всё было. Тут, Журбин, мне, если по Тревоге, то хватает контроля по средней и носовой части корабля. А вот как корма наша? Стоит ли мне беспокоиться или нет…
Я знаю, что на корме у меня порядок, мне беспокоиться нечего, поэтому в предвкушении похвалы или чего другого приятного, иду вслед за ним спокойно. Матросы с коечек на нас смотрят, их разговоры при виде нас затихают, они провожают нас заинтересованными взглядами и немой вопрос повисает в воздухе: «Что случилось?»
Наконец подошли к кормовым шпилям. Там в последнем отсеке находятся матросские гальюны (туалеты) примерно на 20 мест. Заходит командир в отсек, разворачивается и говорит мне:
- Журбин, даю вводную. Горит кормовой гальюн. Его надо затушить! - и показывает пальцем на самый крайний толчок. Я, ошарашенный, гляжу по стенкам, везде железо, огня не видно. А командир снова повторяет:
- Горит кормовой отсек! -затем прикладывает ладонь к фуражке и продолжает- Приказываю потушить! - и опять пальцем показывает на этот же крайний толчок.
Тут до меня что то доходит.
- Есть! – хрипло кричу я. Срываю ОПМ (огнетушитель пенный морской) со стенки, рву кран, поворачиваю на 180 градусов, переворачиваю ОПМ вверх ногами и направляю на крайний толчок. Струя пенЫ с визгом вылетает на него, пенА лезет к соседнему толчку, на переборки. ПенЫ много, но вот и она закончилась. Я поворачиваюсь к командиру и докладываю:
- Товарищ капитан-лейтенант, огонь погашен. Всё в порядке.
Какое там в порядке? ПенОй залито треть отсека, высотой в полметра! Он же говорит мне: «Молодец! Благодарю. Ну, а теперь надо, чтобы тут было всё опять в порядке. Прибери тут, давай всё это дело тут вымой». Затем пробурчал ещё что-то, повернулся и ушёл. А я стою и думаю: «И что это было? Наверное, проверка борьбы за живучесть, хорошо что дело не дошло до упоров с чопами ( деревянные пробки ).
Но надо прибраться».
Снимаю с переборки пожарный шланг, надеваю на него КС(брандспойт) и мощной водной струёй смываю пену, затем веником помахал, всё стало в порядке. Возвращаюсь назад в свой кубрик на обед и размышляю: «Да уж, неплохое мне командир сделал предложение в борьбе за живучесть. Заодно и гальюн вымыл моими руками?» А зачем всё это было, я так и не понял.
Пообедали, потом поужинали и, наконец, отбой. Ночь, вахтенные стоят, все отдыхают, и я тоже сплю.
А где-то в полночь нам играют боевую Тревогу. Сигнал её бззз-бззз-бззз довольно неприятен – мёртвого поднимет. Все вскакиваем, быстро одеваемся и разбегаемся по своим боевым постам. Я тоже прибегаю к своему электропожарнику и докладываю, что к бою готов.
И тут же играют отбой боевой Тревоги. Старпом объявляет большой сбор на юте. Мы всё что на постах своих уже успели разложить, убираем, выбегаем наверх и строимся. Выходит старпом капитан 3 ранга Пискун и говорит:
- Так, моряки, дело не пойдёт. Боевой самолёт из Китая во Владивосток летит 8 минут. Мы не можем допустить, чтобы на головы наших людей сыпались бомбы из-за того, что мы медлим. Боеготовность крейсера должна быть не более пяти минут. Через пять минут мы должны уже стрелять. Будем отрабатывать боеготовность. Всем сейчас со своими командирами собраться по своим кубрикам и получить ЦУ( ценные указания).
Мы, весь ДЖ, собрались в своём кубрике. Сургачёв выходит на середину и говорит:
- Матросы, надо признать, что на сегодняшней Тревоге наш ДЖ показал себя военно-морскими воронами. Я не буду говорить о верхнее-палубных матросах, они каски и жилеты надевают поверх одежды. Но мы, трюмные, наверх не выскакиваем и поверху нам не бегать, ветер никого не сдует с палубы. Потому вы, как только слышите сигнал боевой Тревоги, сразу прыгаете в ботинки, хватаете свой комплект одежды и прямо в трусах разбегаетесь по своим постам. Прибегаете на пост, докладываете на ПЭЖ (пост энергетики и живучести), что пост к бою готов и лишь потом начинаете одеваться. Всем всё понятно?
Мы все сразу заговорили, что понятно всё. Так и сделаем. Капитан нас послушал, сказал: «Ну, раз всем ясно, то всем спать. Отбой».
Тут и старпом по громкой связи объявляет; «Отбой!». Все улеглись, кто сразу уснул, кто ещё поворочался. В общем засыпаем.
А минут через сорок опять объявляют боевую Тревогу. Мы, уже наученные, соскакиваем, хватаем одежду. Я беру своих двоих ребят и мы втроём бежим, уклоняясь вправо-влево по левому корабельному борту в корму, огибая все препятствия: механизмы, трубы и магистрали, шахты, машинные и котельные отделения, кормовой гирокомпас. Мы в трусах и с одеждой подмышкой бежим через кубрики дизелистов, электриков и видим их ещё полуодетыми, с размаху перепрыгиваем через их согнутые тела и, воодушевлённые своей быстротой, кричим им:
- Вот ведь военно-морское вороньё! Вы ещё тут, ещё одеваетесь! А там китайцы бомбы уже бросают!
Мы залетаем в кормовые шпили. Тут я оставляю одного матроса. Уже вдвоём ныряем через люк на нижнюю палубу в коридор провизии, здесь я оставляю второго матроса. Сам же ныряю еще ниже , через люк , к себе в кормовой электропожарник, рву со стенки телефон и докладываю: «Кормовой электропожарник к бою готов!» Затем кричу верхнему, что всё нормально, пусть одевается. Он передаёт дальше. Мы одеваемся и ждём.
Сыграли отбой боевой Тревоги и построение по кубрикам. Наш капитан-лейтенант весёлый и, улыбаясь, нам говорит: «О! Нормально прибежали. Хорошо получилось. Но ждите повторения».
Через час опять нам повторили боевую Тревогу. И в этот раз, пробегая через кубрики дизелистов и электриков, мы из них практически никого не увидели. Видимо учли свои недочёты, а своей нерасторопности постыдились. В этот раз мы прибежали ещё быстрее прошлого раза, сразу отзвонились, успели не только одеться, а и посидеть, подождать чего дальше будет. А через пару минуток звонит мне командир и говорит:
- Молодец, Журбин! Отлично! Ты со своей группой в две минуты вложился. Ждите отбоя.
Вот так мы отрабатывали учения по боевой Тревоге. А после этого мы немножко поспали, а утром служба продолжилась.