Х
«Плаза» гудела разномастным гомоном голосов, звуками отодвигаемых стульев, звоном посуды и столовых приборов. Почтенная публика степенно заполняла зал. Да, дон Маноло хорошо постарался - до выступления оставался еще целый час, а уж яблоку негде было упасть. Небольшой мексиканский оркестр, расположившийся на полукруглой сцене в торце зала, развлекал посетителей в преддверии основной программы.
Устроившись за угловым столиком, Бартон поджидал Лючию, которая должна была явиться с минуты на минуту. Мелодичные голоса мексиканцев смешивались с окружающими звуками, растворяясь в безалаберной атмосфере зала подобно сигарному дыму. Незамысловатая мелодия навевала что-то знакомое… Немного печальное и одновременно завораживающее. Прихлебывая крепкий ароматный «эспрессо», Ларри задумался.
В Чикаго он некоторое время прожил в Латинском квартале, и вечерами частенько заслушивался звучавшими из окон и распахнутых дверей домов гортанными песнями латиносов. Сумасшедшие ритмы мамбо и невероятные гитарные пассажи фламенко заставляли сердце биться чаще, волнующие мелодии будоражили душу, а незнакомые слова гордого языка пробуждали смутные желанья… В общем-то, с этого все и началось. Началось, чтобы - что? Завести его в тупик, бросить на полпути, оставив одного на пустынной дороге в никуда? Лари отставил чашку и огляделся.
Музыка, плавно меняя ритм, ненавязчиво смешивалась с разноголосым шумом зала. Отдыхающая публика поглощала ее наравне с пищей и горячительными напитками, нисколько не заботясь о том, чтобы прислушаться к томной мелодии и, сосредоточившись на восприятии, открыть ей свое сердце. Ларри прикрыл глаза. Ему стало досадно. Зачем тогда все это – его метания, сомнения, поиски несуществующего чуда? Кому все это нужно, в конце концов? Он поискал в карманах сигареты – пусто. С остервенением выдернул руку, выворачивая подкладку… Что-то звякнуло об пол. Наклонившись, на ощупь нашарил небольшой твердый предмет. Поднял, автоматически перенося груз на стол, разжал пальцы. Увесистая серебряная монета тяжело плюхнулась на белое полотно скатерти. Бартон быстро накрыл ее ладонью. Неужели?! Сумасшедшая чехарда событий последних дней вихрем пронеслась перед его внутренним взором. Что ж, видно и впрямь пора сделать выбор: «орел» или «решка»? Еще мгновенье он колебался, затем медленно убрал руку.
Хищно расправив крылья, серебряный орел издевательски щурился со старого доллара…
Какая-то тревожная, темная хмарь навалилась на сердце, и сквозь гул в ушах от жарко прилившей к голове крови, внезапно пробился короткий смешок и вкрадчивый надтреснутый голос тихо произнес:
- Видите, как все просто, мистер Бартон. Отрадно, что я не ошибся в вас…
- А вот и я! – Легкая рука опустилась на его плечо.
Ларри поднял глаза и обомлел. Донна, грациозно опираясь на спинку стула, с озорной скромностью потупила взгляд. Роскошные темные волосы, гладко зачесанные назад, собраны в тугой узел на затылке. В мочках ушей и на хрупких запястьях красовались тонкие золотые кольца. Длинное вечернее платье опалового цвета туго охватывало ее гибкое тело, высокие разрезы не скрывали смуглую наготу стройных ног, а смелый треугольный вырез на груди неотвратимо притягивал взгляд.
- Ну как тебе? – Она требовательно выгнула бровь.
Бартон очнулся.
- Сногсшибательно!
Девушка легко крутнулась на высоких каблуках.
- Я знала, что тебе понравится! А ты, что такой невеселый?
- Да нет, я в порядке. А ты – просто чудо, честно!
Лицо Донны довольно порозовело. Неслышно появившийся официант поставил перед ними высокие фужеры с аперитивом. Бартон поднял бокал.
- Знаешь, я тут загадал, - он на мгновенье смешался, - в общем, одно желанье-пожелание. Впрочем, если получится – сама увидишь. А сейчас я пью за тебя, Лу. Хочу, чтобы сегодня ты чувствовала себя Несравненной. Давай, за тебя!
Темные глаза Донны растроганно увлажнились. Пригубив глоток, она пристально взглянула на Ларри поверх бокала.
- Послушай, - ее тонкие пальцы плотно сжали запотевшее стекло, - мне как-то не по себе… Как будто может произойти что-то… - Она отвела взгляд, - непоправимое.
- О чем ты, Лу? Все будет в порядке, детка, - Бартон ободряюще улыбнулся. - На этот раз мы выкрутимся! Я тебе обещаю.
- Дурачок, - она с нежностью погладила его по щеке, - я боюсь за тебя, mozo.
Верхнее «до» сладкоголосого мексиканского дуэта истаяло в заключительном аккорде. В зале раздались жидкие аплодисменты.
Перед выходом музыканты собрались в небольшой комнате за сценой. Дон Маноло вкатился, возбужденно блестя глазами.
- Полный аншлаг! Можно начинать, не подведите меня, amigos!
Бартон оглядел свою команду и удовлетворенно хмыкнул:
- Не волнуйтесь, босс, все будет о’кей!
Да, сегодня его ребята выглядели на все сто! Мистер Фаррел в безупречно белой чесучовой паре, замечательно гармонировавшей с благородным серебристым ежиком волос – сама элегантность; Пепе в образе сурового мачо: темно-серые мексиканские брюки, лакированные штиблеты и черная шелковая рубашка с такой же косынкой, повязанной вокруг головы; хулиганистый Чинчо в широких ковбойских штанах, с голым торсом и неизменной банданой… Не говоря уже о Донне! И хотя, все находились в приподнятом настроении, но в их поведении чувствовалась некоторая сдержанность, даже какая-то скованность. Возможно, она была вызвана особой важностью момента, когда каждый просто уходит в себя, чтобы сосредоточиться на предстоящем действии, а может, имел место обычный «предстартовый мандраж». Так или иначе, но Ларри решил, что несколько ободряющих слов не будут лишними.
- Друзья мои! - начал он. - Мы так старались, чтобы все сегодня прошло удачно! Это не просто очередной концерт. Мне кажется, сейчас мы стоим на пороге каких-то неведомых перемен, и в глубине души каждый из нас надеется, что с этого момента жизнь пойдет по-другому руслу. Посмотрите вокруг, - он кивнул головой в сторону зала, - я хочу, чтобы мы проняли сегодня всю эту публику до костей. Давайте сыграем так, чтобы они позабыли обо всем на свете! Пусть плачут и смеются, веселятся и горюют, пусть откроют настежь свою душу страстям и почувствуют, наконец, себя счастливыми! Давайте сделаем это. Я верю, у нас получится. Не удивляйтесь ничему, отдайте все этим людям и пусть они будут счастливы вместе с нами! А теперь – вперед, пора начинать!
В зале притушили свет, официанты зажгли на столиках свечи. Небольшая сцена вспыхнула цветными огнями скрытых прожекторов. Глухо пророкотал барабан Чинчо и Бартон, бросив руки на клавиши синтезатора, взял первый аккорд.
…Чистый и мощный звук, вырвавшийся из под пальцев Маэстро, упорхнул в зал. Краем глаза Ларри заметил, как вздрогнула Лючия и пошатнулся мистер Фаррел, но ему уже было все равно – стрелки часов начали отсчет его Звездного Часа. Проиграв вступление, музыканты чуть убавили громкость, уступая место Лючии. Опустив голову, она сделала несколько медленных шагов к краю сцены и, подняв микрофон к лицу, выдохнула:
- Besame, besame mucho*…
- А-ах!!! - зал задохнулся. Все посторонние звуки разом оборвались, разговоры - как отрезало на полуслове и только грустная мелодия музыки и низкий, завораживающий голос Донны безраздельно властвовали сейчас в этом мире. Бартон переключил регистр и кивнул мистеру Фаррелу. Старый музыкант занял место рядом с певицей и, прикрыв глаза, повел мелодию на саксе. Донна вторила ему без слов глубоким контральто. В этом странном дуэте переплелись горячее дыхание молодости и мудрая сдержанность старости, неутоленная жажда любви и томная печаль разлуки, надежда и разочарование, сожаление и страсть. И все эти чувства мощным, живым потоком перетекали со сцены в зал.
- Como si fuera esta noche la ultima vez**
Слова, слетавшие с губ Донны, подхваченные вихрем гитарных аккордов, быстрым морозным ознобом пробегали по коже зачарованных слушателей, заставляя неметь кончики пальцев и вызывая мгновенную слабость в ногах.
Ларри слышал всхлипывания женщин, видел блестящие от сдерживаемых слез глаза степенных кабальеро, нервную дрожь на лицах молодых мужчин… Да! Эти самодовольные обыватели переживали всей душой, глубоко и искренне, не скрывая своих чувств, и не стесняясь их. И это было прекрасно!
…- Que tengo miedo tenerte, y perderte despues***
Донна замерла на краю сцены, бессильно уронив голову. Последние такты мелодии растворились в полумраке как эхо. Несколько минут стояла гробовая тишина, и вдруг, зал взорвался громовыми аплодисментами! Люди встали, скандируя: «Браво! Браво! Браво!». На сцену полетели букеты цветов, денежные ассигнации, монеты, золотые украшения… Публика безумствовала! Бартон оглянулся на музыкантов. Они тяжело дышали, бледность их лиц выдавала колоссальное напряжение, которое им пришлось перенести. Но все затмевала безграничная радость и гордость, и благодарность в их счастливых и преданных глазах. Они сделали это!
Затем была «Касабланка» и «Звезды», и «Вернись в Сорренто» и еще много других замечательных вещей. Музыканты старались от души – играли то, что любили сами, и публика неистовствовала: подпевала, смеялась и плакала… А когда Лючия быстрым речитативом завела: «Ma-mambo pero me acuerdo de ti…», люди просто обезумели! Переворачивая мебель, вскочили с мест и начали танцевать, женщины срывали с себя одежду, пожилые сеньоры, как дети топали ногами и лезли на сцену, дородные Mommy самозабвенно трясли юбками… Беснующаяся толпа ревела: «Мамбо! Мамбо! Лючия – мамбо! И-и-ех!»…
- Санта-Мария! - Дон Маноло схватился за сердце и медленно сполз на пол.
Силы оставляли Ларри. Перед его затуманенным взглядом, как в кино мелькали обрывочные кадры: запрокинутое лицо мистера Фаррела с закушенным в бескровных губах мундштуком саксофона… Пот, потоками струящийся по обнаженному торсу Чинчо, выбивающему бешеные синкопы из своих барабанов… Сведенные судорогой пальцы Пепе, рвущие немыслимые аккорды из чрева истерзанной гитары… Горящие глаза Донны, глядящие на него с восхищением, любовью, благодарностью и… тоской. И ее голос… Страстный, переворачивающий душу, желанный, манящий и ничего не обещающий!..
Ах, Latina! Огромная, неизведанная страна, где странным образом переплелись обычаи и суеверия Старого и Нового Света, блеск и разруха, спесивая гордость и детская непосредственность, безудержное веселье карнавалов и беспросветная тоска нищеты. Он вложил всю свою душу, чтобы сделать тебя немного счастливее, подарил тебе все, что имел и теперь оставляет здесь свое сердце. И наверное, это справедливая цена за то, что наконец-то обрел твою ответную любовь.
Заключительный аккорд. Бартон до упора вдавил клавиши онемевшими пальцами. Безумная карусель лиц, тел и звуков надвинулась на него, подхватила, как пушинку и повлекла прочь, затягивая в темный крутящийся водоворот. Покачнувшись, он упал, увлекая за собой инструмент.
Старый серебряный доллар, негромко звякнув, вывалился из его кармана и, описав длинную прощальную дугу, закатился под рампу. Звездный час Лайонелла Хью Бартона истек. Но он улыбался.
* * *
2004 г.
_________________________________________________
Текст песни: *- Я прошу, целуй меня жарко ** Так жарко, как если бы ночь нам осталась одна. *** Мне так суждено: отыскав потерять навсегда (исп.)
Иллюстрация из инета - худ. Фабиан Перез