Почему гремит гром

               
         Новость, настигшая 10 «В» в  самом начале учебного года,  была сногсшибательной: их классная, учительница физики, Татьяна Ивановна, в обиходе « Танечка», ушла  в декретный отпуск,  и у них будет новый преподаватель, и, соответственно, новый классный руководитель.  Класс гудел.
 - Что же теперь будет? – возмущались отличники и хорошисты – ведь весной физику сдавать! – нашла время, когда  нас бросить!
 - Ничего не будет!- глубокомысленно  изрекали остальные.
 -  Дадут кого – нибудь…
 - Уже дали, уже дали! – суетились самые осведомлённые.
 -Кого? Вразнобой кричали все.
 - Да Петровича же,  Жондарева  Александра Петровича…
 - Да вы что? Говорят, он крут…
- Не боись, он же классный, не посмеет уронить показатели!
Прогнозы не подтвердились.
Он пришёл – приземистый, плотный, основательный, представился, начал опрос.
Начал вызывать к доске по алфавиту:
- Антонов! – и, услышав первое « не знаю», спокойно поставил первую двойку.
  -Борисова!
- Я не готова!
 -  Садись, «два»!
 - Викулова!
 -Я не выучила…
- Садись, «два».
 Что это было? Тотальное стечение обстоятельств, непредумышленный бойкот? Но только  отказы отвечать обрушились лавиной, и  лавиной же обрушились двойки. Со стороны это было похоже на заговор, хотя его никто и не готовил. Класс замер.
Рука Петровича спокойно опускалась по списку, выводила очередную двойку, аудитория ждала развязки. Кошмар закончился на букве «С».
- Синицына! Готова?
- Да, - пересохшими губами ответила десятиклассница, не дружившая с физикой, ничего в ней не смыслившая, но к уроку подготовившаяся. Благо, материал был легкий: требовалось просто пересказать параграф, а Люда, привыкшая брать физику, да и ненавистную математику, зубрежкой, что-что, а это умела, - это вам не задачки решать, беспомощно стоя у доски и с мистическим ужасом пытаясь проникнуть в непостижимую тьму  формул.
Класс перевел дыхание – уф!
Люда отвечала по учебнику, испытывая при этом чувство неловкости – ну зачем морочить учителю голову – ещё подумает, что я на самом деле знаю его предмет…
 - Садись, Синицына, «четыре!»
 При счете: семнадцать двоек и одна четверка, Петрович отложил журнал в сторону и обратился к оторопевшим школьникам:
 - Ну что, други мои, имейте ввиду, если  не будете работать, результат будет только таким и по -другому не будет, а теперь приступаем к новой теме…
Они приступили:  уроки, темы, задания и выстраивание отношений с Петровичем.
- Вы смотрите, вам физику сдавать, учите всё основательно в течение года, не надейтесь на три дня перед экзаменом, ничего не успеете! Лучше учите сейчас, потом просто останется повторить, и всё.
Слушали все, но каждый, как водится, слышал своё.
Светлана, лучшая ученица в классе, идущая на золотую медаль, соглашалась, высокомерно кивая изящной головкой и отклоняя назойливые просьбы дать списать  тех, кто послабее,  пофигисты-мальчишки думали – пронесет, а несчастная Люда Синицына, которой никак не давались точные науки, вздыхала: о, Господи, ещё и физика!  Тут бы с алгеброй-геометрией разобраться…
- Конечно, где уж им всем понять мои мучения! – думала она, отправляясь на общешкольный конкурс чтецов,  куда её делегировали одноклассники, несмотря на Людино сопротивление: когда мне? Мне физику зубрить надо!
- У нас никто лучше тебя стихи не читает! Иди,  давай!
- Ну вот, я же говорила – не пойду. Второе место…
 -Ну, ты даёшь! А ты что хотела?
- Между прочим, Петрович знаешь, что про тебя сказал?
 - Конечно, есть у неё некоторые нюансы, но вообще я чувствую в ней душу литератора.
Ох,  уж этот Петрович! Как то незаметно он овладел душами и помыслами 10 «В». Петровичем хотелось похвастаться перед друзьями,  родителями, им хотелось гордиться. Все испытывали какое - то удивительное чувство причастности и ответственности – стыдно было подвести  Александра Петровича.
- А как не подвести? - страдала без вины виноватая Синицына – зачем мне  нужна эта физика?
- Нужно вводить профильное обучение! Нельзя  ко всем предъявлять одинаковые требования! – возмущалась Светлана Лазарева, отличница и будущая медалистка.
И только Петрович, казалось, ничего не хотел  замечать. Закрытый, взъерошенный, внешне грубоватый, он не делал скидок поклоннице изящной словесности,  беспощадно терзал её формулами, пытался расшевелить её мышление, терпеливо объяснял непонятное, где только силы брал! – поскольку непонятным было всё.
- Голубушка! Это же  седьмой класс! – с лёгкой усмешкой говорил Петрович и, не давая обидеться и уйти в себя, давал задание  на равных  с сильными учениками.
К дате выпускного экзамена по физике, казалось, были  напряжены  до предела оба: и учитель, и ученица.
 -Люда, ну скажи, что тебе непонятно, я объясню…
По справедливости ей бы следовало сказать:
-  Александр Петрович! Объясните мне весь курс Вашей дурацкой физики!
Но, кляня свою бестолковость, и  жалея бесполезность затраченных на неё усилий, Люда пролепетала:
-  Александр Петрович, объясните мне, пожалуйста, билет  №5…
        В экзаменационный класс Люда вошла последней. С отрешённым видом взяла билет, не глядя, протянула преподавателю.
 - Ты хоть бы  номер посмотрела, негромко сказал Петрович и удивлённо охнул:
 - Ты что,  колдунья? – ты вытянула  пятый билет.
         В полуобморочном состоянии Люда выползла из класса, и без сил привалилась спиной к стене.
 - Что? -  кинулись к ней одноклассники.
 - Сдала? Что поставили?
Люда молчала.
 С загадочным видом вышел Петрович.  Лазарева кинулась к нему:
- Что  у Синицыной? Она  сдала?
Петрович выдержал эффектную паузу и  невозмутимо произнёс:
- Конечно, сдала. У неё пятерка.
Люда  с недоумением и болью посмотрела на него:
 – Зачем издеваться?
 - Никто над тобой не издевается, ты честно заработала пятерку.
 - Это ваша пятерка,  Александр Петрович,  это Ваша победа!
 - Это наша победа, девочка. Мы с тобой трудились вместе, и мы победили. Я желаю тебе удачи.
После школы все разбрелись кто куда. Кому-то улыбнулась удача, и они смогли поступить  туда, куда мечтали. У кого – то не сложилось.
Люда же, напуганная небрежно брошенной Светой Лазаревой фразой:
 - Куда тебе на литфак, там везде на  первом  курсе  высшая математика! – испытывать судьбу больше не стала – школьными мучениями была сыта до смерти. Закончила библиотечное отделение культпросветучилища и навсегда забыла о ненавистных точных науках. В жизни они ей больше никогда не пригодились.
Правда, муж смеялся, когда она задавала идиотские вопросы на бытовые темы. Особенно забавляли его  вопросы типа:
- Гроза уже близко? - когда  редкие и такие желанные в их засушливом краю, капли дождя, робко и как-то вкрадчиво пытались упасть на раскалённую землю, а в выжженном до предела воздухе зарождались первые всплески молний и потом  как бы нехотя рычал далекий и такой уже страшный для Люды гром.
 - Душечка! Ты что, физику в школе не учила? Не знаешь, почему гром гремит и что за чем следует? Ну, ты даёшь!
 - Не завидую я человеку, который бы взял на себя тяжкий труд объяснить тебе эту премудрость.
«Почему гремит гром?» это стало чем – то вроде пароля и Люде  однажды  очень захотелось встретиться с Александром Петровичем и задать этот вопрос ему. И пусть он улыбнётся, и пусть скажет:
 - Голубушка, это же пятый класс, а ей уже не будет стыдно, ей будет хорошо и спокойно и она поблагодарит Учителя за всё и расскажет ему о своих книжках и спор лирика и физика в отдельном конкретном случае, наконец – то окончится миром.
- Учитель! Вы не ошиблись, когда говорили. Что чувствуете во мне душу литератора…
Но благими намерениями… Люда так и не  успела сказать Петровичу всего этого. Однажды в суете и круговерти  она случайно узнала, что  Александра Петровича больше нет на этой земле.
          Слово по – прежнему властно звучало в ней, забирало её всю, без остатка, она вскакивала по ночам, хваталась за карандаш в любое время и в любом месте, пытаясь успеть записать сиюминутные, стремительно разбегавшиеся мысли, записывала их на клочках бумаги. Потом почеркушки теряла, переписывала, поедом ела себя за каждую неточность, погрешность в построении фразы и снова и снова рвалась к своим читателям, чтобы донести, рассказать, обсудить…
Учителя  изумлялись – сколько слушаем, никак не можем привыкнуть.
Вы, Людмила Васильевна, разматываете повествование, как клубок, кружите, заимствуете сравнения оттуда, отсюда и каждый раз мы невольно ждём – собьётесь, запутаетесь... Ан нет! Вы уже подвели к нужному  вам выводу, распутали все узелки, связали всё воедино. Изящно поставили точку, оставив аудиторию с немым вопросом: что это было?
А она и сама не могла бы этого объяснить, Да это ей и не нужно было. Её печалило другое.
При наличии словарей, справочников, а теперь уже и вездесущей Википедии, при изученном вдоль и поперёк произведении  «И грянул гром» её любимейшего Брэдбери, разобранном и  обсужденном со многими поколениями читателей во всех оттенках смысла, ей уже никто никогда не сможет объяснить, почему же он всё-таки гремит?