Бежал как-то раз по лесу заяц-отец в поисках дружеской поддержки.
Бежал и заглядывал под каждый куст, в каждую яму, за каждую елку.
Разгребал заяц-отец натруженными лапами траву высокую, крапиву жгучую, густой брусничник и колючий малинник, отыскивая хоть жучка, хоть букашечку, хоть муравьишку... хоть кого-то, кому можно было бы поведать о своих тревогах и сомнениях.
Но вся живность, как назло, куда-то попряталась.
"Эх-х-х-х... змеи подколодные!" - споткнулся заяц-отец о трухлявый пень, отбив себе лапу.
Лихо пнув пень другой лапой, не отбитой, он навалился на него и перевернул препятствие с грозным рыком: "Где вы, змеи неуклюжие? Вы ведь, вроде, самые умные здесь, в лесу? Отзовитесь, хищники ползучие... мне нужно вам, никчемным, кое-что важное сообщить!"
Но змеи не отозвались.
Не было их под пнем: услышав издали знакомый трескучий голос, змеи удрали в непроходимую чащу лесную, подальше от зайца-отца и его откровений.
"Некому меня утешить, некому мне посочувствовать, некому слова доброго сказать!" - рассердился заяц-отец на отсутствие собеседников.
Топнул ногой он сердито, да бесполезно: ни один цветок не завял от гнева его, ни один листок не шелохнулся и не упал с дерева от воплей зайца-отца в лесу.
На "нет", как говорится, и суда нет... делать нечего!
Плюнул заяц-отец в сердцах на сосну высокую и побежал дальше по тропинке извилистой, в поисках слушателей, чтобы было с кем поделиться печалью своею гнетущею.
Он бежал, устремляя свой взор во все стороны, на зелёные кроны головушку вскидывая: "Ау-у! Звери лесные безмозглые, птицы небесные глупые, лягушки болотные скользкие... отзовитесь! Не вымерли же вы, окаянные, все одновременно?"
---
Сорока-мать сидела на высокой кудрявой березе, за чашечкой кофе, и любовалась восходом солнца над озером.
Услышав растущий крик зайца-отца на тропинке извилистой, она взволновалась.
"Ну, начинается", - скривилась сорока-мать на кудрявой березе. "... то на жену свою плачется каждому встречному, то на утюг обижается, с полки сорвавшийся.
А на днях свою тещу, ехидну скупую, при всех опозорил. То ли суп пересоленный, то ли пенсия малая - всё есть беседы для тех собеседников, коим нравится зайцам сочувствовать! Хм-м... да ну его!"
Сорока-мать быстро шмыгнула вглубь кудрявого дерева, от греха подальше, и спряталась в гуще листвы березовой.
Но острый взгляд зайца-отца, всё ж, успел ее зацепить.
"Соседка-сорокушка!" - вскричал заяц добреньким голосом. "Со мной снова беда приключилась нежданная! Огорчил меня сын мой... балбес невоспитанный!"
Но "сорокушка", вжавшись в корявое дерево, странно молчала...
Заяц-отец поднял уши пушистые... замер, прислушался... вновь тишина?
Не видно-не слышно сорокушки-матери... только деревья от ветра качаются!
Посмотрел заяц вверх, на березу кудрявую, силясь птицу увидеть средь листьев лукавую: "Сорокушка, где же ты прячешься... птичье отродье поганое? Я тебя видел... похоже, ты спряталась? А ну, вылезай из укрытия, курица глупая! Срочно совет дай мне, старая мыльница! Объяснил ведь тебе про беду мою новую..."
Заяц-отец набрал в лёгкие воздуха и завизжал со всей силы отчаянно: "Где ты таишься... крикливое чучело в перьях?"
Сорока вздохнула, шагнула по ветке и обреченно представилась взору.
"Ну, и чем огорчил тебя сын твой, соседушка?" - спросила сорокушка вежливо, но уныло и без интереса к чужой судьбинушке. "Что на сей раз он выкинул гнусного?"
"Он... он слово сказал преобидное!" - выкрикнул заяц-отец в исступлении.
"Некрасивое слово сказал... очень страшное!"
"И какое же слово сказал он?" - заинтересовалась ежиха-бабушка, высунув мордочку острую из-под хвои опавшей. "Новое, что ли? Назови-ка скорей... любопытно мне знать, есть ли оно, это слово, в моей личной коллекции слов нехороших?"
"Повтори его вслух..." - зашипел самый главный змей-дедушка, выползая из чащи лесной, вместе с братьями. "Повтори это слово так громко, чтобы слышал весь лес оскорбление это ужасное!"
"Да-да-да, повтори... я бы тоже желала узнать, коли слово тебе предназначено?" - прошамкала жаба-тетя, неожиданно оказавшись на тропинке извилистой, рядом с зайцем-отцом. "Не тяни... говори поскорей, как тебя обозвали?"
Она вперила очи на зайца болтливого, ожидая ответа с большим нетерпением.
Зайца-отца взбеленил вызывающий облик скакуньи болотной, а последний вопрос рассердил окончательно.
"Обозвали?" - взбесился он, взгляда не выдержав. "Так нельзя говорить! Ведь звучит унизительно? Знай, жаба, нет для меня в мире слова поганее!"
Засверкали глаза негодующе...
Вся нелепость огласки сверкнула в мозгу ярким пламенем. Пожалел заяц вдруг о своём откровении, рассказав всем о слове, во зле пробормоченном.
Но дотошные жители леса, невесть откуда возникшие, оказались не в меру настойчивы. И они наседали на зайца напористо.
"Произнеси это слово ужасное вслух!" - раскричались лягушки-сестрички надрывно, прискакавшие с болота клюквенного. "... мы хотим поскорее узнать это слово, чтобы сразу забыть про него окончательно!"
"Да-да-да... это надо всем знать обязательно", - ядовито шипели все дедушки. "Мы желаем, чтоб внуки змеиные были культурными... чтоб они не злословили, как те капустники. Не хотим, чтобы слово поганое наши внуки услышали не из тех уст", - покосились все дедушки-змеюшки на отца приунывшего.
"Хм-м... культура есть лишь у ежей! Мои внучата всех культурней!" - расхвасталась ежиха-бабушка, выглядывая из-под листьев. "Слова плохие знают наизусть... по списку длинному их часто повторяют!"
"Зачем учить детей плохим словам?" - заохала жаба-тетя, подбираясь к ней поближе. "Весь разум, что ли, потеряла?
Ежиха фыркнула надменно: "Слова плохие надо знать, чтоб никогда их не вещать!"
"Почему тогда я должен слово плохое назвать громогласно?" - хитро прищурился заяц-отец. "Я, может, тоже хочу быть культурным, как все!"
"Правильно мыслишь!" - вскричала сорока, молчавшая долго. "Не называй это слово в угоду другим! Сразу увидит весь лес, что ты тоже культурный!"
Посмотрели лягушки насмешливо на защитницу заячью и загалдели: "Кто здесь культурный? Он, что ли? Ха! Этот заяц-отец - грубиян от рождения! Он всех обижает... у него в предложениях - целый запас гадких слов для всех нас!"
"Какие именно, скажи?" - отец был крайне возмущён. "Я, что-то, не заметил в своем обширном лексиконе обидных слов, кроме тех, коих вы заслужили?"
Сорока тяжело вздохнула...
"Лично я не знаю никаких плохих слов", - сообщила жаба-тетя с равнодушным видом. "А то бы сказала... ведь как иначе узнать, плохое это слово, или не очень?"
"А никакого плохого слова и не было!" - закричал заяц-отец в бешенстве на общество лесное, кольцом его окружившее. "Мне оно послышалось, это слово... и вообще, я просто пошутил!"
"Пошути-ил?" - разочарованно протянули змеи- дедушки. "Он пошутил... хм-м, как неинтересно, а мы-то думали... а мы-то наде-еялись!"
Змеи-дедушки обиделись на зайца-отца за обманную информацию и, возмущенно переговариваясь между собой, уползли в непроходимую чащу лесную.
"А зачем тогда ты меня отвлек от моих дел?" - стала наступать на зайца-отца жаба-тетя. "Кричал тут на весь лес про слово загадочное, ужасное и непотребное, но так его и не назвал?"
"Не расстраивайся... если что, я могу поделиться с тобой моей коллекцией плохих слов", - пообещала жабе-тете ежиха-бабушка. "У меня в моей коллекции мно-ого чего интересного..."
"Не вы одни! Мы тоже пострадали!" - перекрикивали всех сестры-лягушки. "Двадцать минут скакали из клюквенного болота напрасно. А слова плохого так и не узнали. Вот где досада!"
Демонстративно повернувшись спиной к зайцу-отцу, лягушки-сестры взяли под лапки жабу-тетю и повели ее, обиженную, к себе в гости, в болото клюквенное.
За ними вслед, ругаясь и негодуя, потрусила ежиха-бабушка.
---
Заяц-отец остался один на тропинке извилистой.
Он почесал свое ухо пушистое, да и задумался о судьбе своей заячьей.
С ветки свесилась сорока-мать: "Ну, сколько же раз тебя можно учить, что сор из избы лучше не выносить? Никто не поймет и никто не утешит, а лишь посмеётся любой над тобой. Воспитывай сына добром, трудом, лаской, тогда он не будет тебя огорчать. Не жалуйся впредь на семью свою, заячью... слова плохого не смей говорить! Поверь, что для слов нехороших найдутся другие", - зевнула сорока. "И сочувствия незачем ждать от чужого... фальшиво оно".
"А я что? Я ничего..." - чуть не заплакал заяц-отец. "Я всего лишь хотел поделиться обидой, но они прогневили меня, терпеливого. Ну, а больше всех - разозлила та дылда болотная!"
Волна гнева поднялась в душе, окатив зайца жаром, и он заорал на весь лес возмущённо: "Как посмела та жаба сказать, что мой сын мог меня обозвать?"
"Мм-да-а, не стоит таким быть болтливым, таким громогласным, скандальным, ужа..."
"Что???"
"... у жабы - характер, конечно, ужасный!"
"Как хорошо, что ты всё понимаешь", - всхлипнул заяц-отец, приложив лапу к сердцу. "... умишком своим недалеким, коротким, сорочьим. Лишь ты заметила, какой я снисходительный, открытый, голосистый. Ты оценила мою искренность, утешив похвалой, советом".
Ушла с души печаль гнетущая внезапно.
Отец вздохнул легко и улыбнулся солнышку. Лучи волшебные согрели сердце заячье, заставили теплом прикрыть глаза, а ветерок приятно освежил...
"Как мир прекрасен без скандалов", - подумал заяц, наслаждаясь тишиной. "Печали нет... да и зачем нужна печаль, когда возможно быть счастливым?"
Нарушила безмолвие сорока-мать.
Зашевелилась, крыльями встряхнула... на ветку спрыгнула, пониже... потом по листьям потопталась, по березовым... и ухо невзначай своё подставила: "А кстати... что это за слово... такое страшное, негодное, плохое и гнилое... которым сын Отца Родного обозвал?"