ВОЗВРАЩЕНИЕ МЕССИРА
ПИКНИК. ПРЕЛЮДИЯ
На берегу сидели двое. Был месяц май, трава уже вовсю лезла изо всех щелей, а вода в речке с её сонным течением была ещё светла и прозрачна. Наблюдателю со стороны эти двое показались бы странной парочкой: один – старый, сильно потрёпанный жизнью и с одним глазом, судя по серой и грязной повязке на другом глазу, а его партнёр показался бы карликом, настолько он был малоросл, но при этом не выглядел слабаком, так как был широк и полноват. Оба одеты были как типичные люмпены двадцатого века, в заношенные линялые бесформенные тряпки. Они выпивали, рядом стояли две бутылки: одна квадратная в резном хрустальном графине с французским коньяком немыслимой цены, а другая с жигулёвским пивом в пластике очень местного разлива.
Оба с задумчивым видом смотрели на воду, протекающую мимо и вели меж собою странную беседу, которую большинство проходящих мимо граждан посчитали бы продуктом месячного запоя. Одноглазый гнусавым хриплым голосом, выдававшим в хозяине большого любителя выпивки, объявил:
- Нет-нет и нет: Он – не ошибка! Он сам – важная часть Проекта! Просто так задумано! И как Первый Сын Творца, он обязан курировать все миры планет, заполненных разумными или не очень клиентами-участниками Замысла. В этом и есть его задача – чтоб исполнилась воля Отца.
- Не-е, ошибаешься, дорогой… он – просто неудача с Эдемом. Первый блин, как говорят, который комом! – лениво ответил-промурлыкал карлик, при этом его лицо, круглое и щекастое, выражало полнейшее довольство напитком, теплом, компаньоном и беседой. Он ещё пару раз мурлыкнул что-то непонятное и вдруг явственно всхрапнул, отчего дёрнулся и проснулся.
- Пардон, миль пардон, - извинился он и повертев круглой головой, вдруг зашипел: - Куда ты смотришь, баранья башка? Менты прут, не вишь что ли? Прячь всё быстрее…
Одноглазый сунул руку за пазуху и движением фокусника, выдернул оттуда зелёную махровое полотенце или простыню, которую мгновенно накинул на бутылки. Если бы кто-то поблизости наблюдал за ними, он бы поразился тому, как успешно был проведён сам маневр: рядом с этими не слишком приличными господами, оказывается, ничего и не стояло…
Когда патруль ППС прошёл, одноглазый также, одним движением руки сдёрнул маскирующее полотнище и, мгновенно скрутив его, сунул туда же, откуда достал.
- Ну, что, месье Азазелло, не пора ли и нам возрадоваться? – задал вопрос коротышка. На что одноглазый радостно осклабился и складно хрюкнул:
- Ага, а как же, Бегемотик, дорогой – нет лучше удовольствия, чем выпить мне с тобой! – хохотнули оба, а толстячок ещё и оттопырил большой палец со странным крючковатым ногтем… или когтем.
Налили в копеечные пластиковые стаканчики и выпили с наслаждением. Каждый пил своё: одноглазый – французский коньяк, а карлик – пиво такого-етого разлива.
Он и продолжил мысль, недосказанную в прошлый раз из-за чрезмерного утомления его организма в борьбе с почти «зелёным змием»:
- Беда, мой друг, пришла внезапно – вмешался фактор, неизвестный прежде! И мыслящая плоть, заполучив свободу выбора, вдруг стала проявлять свой склочный отвратительный характер, который оказался гремучей смесью эгоизма, жадности и злобы! – вот так, мой друг!
Произнеся свой спич, карлик увеличился в размерах: раздулся, задрал голову и распушил усы… а Азазелло радостно заржал так, что вздрогнули кони над Большим Театром! Чуть отсев от партнёра, он зааплодировал, вытянув в его сторону руки:
- Вот, за это и нужно выпить! Непременно!!! – строго и назидательно сказал он, и тут же, явно фиглярствуя, добавил, - Ведь если бы не ЭТО препечальное, преогорчительное обстоятельство!!! - на кой бы мы нужны тут были?!
- Да-да-да! Совершенно с вами я согласен – раздался третий голос из-за спин сидящих.
Коротышка, совсем как уличный кот, подпрыгнул, в воздухе развернулся на 180 градусов и опустился на четвереньки, усы его стояли дыбом. А Азазелло ехидно засмеялся и сквозь смех прохрюкал:
- Ты что, мой друг, не знал, что он давно уж здесь, и затаился в сумраке за нами? Барон Коровьев! Выйди и перестань смешить меня – я слишком-слишком много выпил…
Худой и длинный в коричневой куртке, явно с чужого плеча, в столетнем канатье, с немытыми годами рыжими волосами и в треснувшем пенсне, подсел к ним третий, кого один из них назвал – Коровьевым. А тот вдруг сообщил им:
- Я не один, со мною вещий Ворон. Всё знает эта птица… иль не птица? Но знает сей вещун чрезвычайно много! И вот, казалось бы, откуда что взялось? Не больше петуха! И голова – с орех… и где там что? Но что не спросишь – отвечает, гад! Бывает, правда, невпопад, бывает даже вовсе мимо брякнет! Но говорит с уверенностью строгой. Хотите здесь его проверим? Эй, шельма, где ты есть?
Откуда-то послышался придушенный голос:
- Я здесь. Достань меня из этого вонючего мешка, твоими потрохами пахнет здесь, и я боюсь стошнит меня…
- А-а-а, я совсем забыл, наказан карцером за болтовню без тормозов. Друзья мои, вещатель сей уж больно говорлив и крут его норов! Бывает иногда и остроумен он, но не так часто, как хотелось бы, миньон, и в те моменты становится несносен – и вот тогда лишь карцер для него, меня спасает от безумия его!
С этими словами, жестом фокусника, Коровьев достал из своего внутреннего кармана как будто бы здоровенный букет тюльпанов, но мрачных чёрно-фиолетовых оттенков – непонятно, как они там помещались. Затем, опустив руку и энергично встряхнув «букет», Коровьев показал всем, что это никакой не букет, а птица и весьма значительных размеров, которую он крепко держит за голову и клюв.
- О! Миль пардон, - сказал он и быстрым движением поставил вещуна на ладонь другой руки. Но стоило ему отпустить голову ворона, как тот энергично покрутив клювом, долбанул им своего хозяина по краю его серой шляпы-канатье, и заорал:
- Тварь рыжая бесстыжая! Ты как посмел, осёл не мытый, так обращаться с вещей птицей?!
В ответ Коровьев поставил Ворона на холмик и, сняв шляпу, несколько раз преувеличенно низко поклонился Ворону, не обращая внимания на смех Бегемота и Азазелло:
- Прошу прощения, милорд! Уж больше этого не повторится. Я обещаю Вам!
Смягчился Ворон, походил по холмику, потряс крыльями, хвостом и прочими перьями, затем повернулся к публике спиной и демонстративно приподняв хвост, опорожнил кишечник – всё, отомщён! И с видом полного достоинства вернулся Ворон в круг.
- Ну, - сурово гаркнул он, - о чём тут разговор? Спросить хотите вы меня о чём? Я вас простил… сегодня. Задайте свой вопрос.
- Мы тут с коллегой спорили об очень щекотливой теме, - начал Азазелло, - и нам хотелось бы услышать Ваше мнение, милорд. Суть этого вопроса в том, является ли наш Творец отцом того, кого мы все считаем Первым Ангелом и Первым Сыном? Действительно ль, рождение его желанно и предрешено? Иль, может, он – последствие случайных столкновений инвариантных сил? Так часто в жизни образуется оно…
Ворон выслушал вопрос и важно кивнул, мол, всё понял. С минуту стоял с задумчивым видом и постукивал мощным клювом по бутылке с коньяком. Азазелло, даже наклонился, в надежде поймать падающую бутылку, но всё обошлось, Ворон прекратил стучать-звенеть и быстро-быстро завертел головой, возможно укладывая мысли в ряд. И вот он начал, но начал как-то непонятно, как будто продолжая чью-то мысль:
- А Первый Сын Творца – есть первый опыт рождения мыслящей материи, способной выносить-взлелеять Душу – единственно пригодный материал, для созидания будущих Сынов Творца! Рождён он был, как Первый Сын, возможно и не самый лучший, но стал он Левою рукой Отца. Той, что несла порядок в мир… и не было пути иного, а был лишь только этот путь!
Чтоб вам понять я вынужден напоминать:
«Беда пришла внезапно, вмешался фактор, неизвестный прежде, и мыслящая плоть, заполучив свободу выбора, вдруг стала проявлять свой склочный гадостный характер, который был лишь смесью эгоизма, жадности и злобы!» – вы этого ещё не позабыли? Ну, что ж, тогда имеет смысл продолжить:
Какого материала ждать от них – прошедших грязный и кровавый путь?! Какими будут Души их и как спасти Проект? Тяжёлые вопросы и требуют они гарантии успеха! И стало ясно: пряник – то не путь! А к прянику и розга – не помеха! Вот и родился Первый Сын – как плеть Творца, как новый алгоритм для управления своенравными потомками Эдема!!!
Сказав это, Ворон поставил точку! – долбанул своим, наверное, железным клювом по красивой бутылке так, что от неё полетели куски во все стороны! Одновременно с тем Азазелло сумел подхватить нижнюю нерасколовшуюся часть бутылки, в которой ещё оставался драгоценный напиток…
Бегемот и Коровьев встали и принялись аплодировать Ворону, а Азазелло, собравшийся наорать на него, передумал, и решил в отместку украсть его аплодисменты: повернулся к аплодирующим и стал раскланиваться, будто это ему предназначались их знаки восхищения… Но Ворон был ревнив и спор на быстрые решения: прицелившись, он долбанул ещё два раза! Один раз в донышко полубутылки в руке у Азазелло, чем доконал её. А второй раз – в задницу самого Азазеллы, когда тот наклонился за выпущенной драгоценностью, пытаясь вновь её спасти…
После того, как Азазелло прекратил вопить и материться на всех известных языках, Ворон, предусмотрительно отлетевший на безопасное расстояние, добавил, совершенно явственно ухмыляясь:
- Задача скульптора – отсечь ненужное! – ты это понимаешь, грязный чёрт? Вот ты – ничтожный раб своего эго, хотел украсть кусочек МОЕЙ славы… а у своих, как всем известно: позорно воровать! Их крысами зовут таких. И клюнул я туда, где хвост у крыс растёт… но почему-то нет хвоста! А значит – есть надежда, что ты ещё не превращался и меж людей ещё пока остался. Спасибо за диагноз сей – скажи, куриное гузно… но-но-но-но!! Не надо так смотреть последним глазом! - и Ворон торопливо поскакал прочь… не далеко, и встал там, где было безопаснее, нахохлился и замолчал.
Коровьев, глядя одним глазом на ворона, а другим на Азазеллу, хлопнул в ладоши, привлекая внимание, и бодрым радостным голосом сообщил:
- Почтеннейшая публика, как вы успели все заметить – сбывается Закон! Закон о сохранении Энергии. Я поясню: забрав всю выпивку у нас, вещун нас одарил прекрасным новым Знанием о Сути и Начале Действа – которое в народах многих Замыслом зовётся! Никто не возразит? – он внимательно оглядел компаньонов и продолжил:
- Закон и в Африке – Закон! Поэтому не стоит обижаться на исполнителя Закона или носителя его. О чём бы я хотел сейчас сказать… так это лишь о том, что выпить нам не миновать! И я ведь знал, как повернётся здесь игра!! Цените, господа! Предусмотрел сей поворот, прошу внимательно смотреть – и апп, и во-от! – элегантным движением он достал из-за пазухи точно такую же хрустальную красавицу-бутылку, как ту, что уничтожил его мстительный друг. Под аплодисменты друзей он установил её на место предыдущей.
- Ну что, пора? – друзья мои, пора! Давай-ка, Бегемот, налей… а я пока к профэссору на пару слов… - и он подошёл к Ворону и что-то пошептал ему. На что тот замотал головой, сбив клювом пенсне с носа Коровьева.
А тот опять наклонился к Ворону и стал чем-то прельщать вещуна… и видно, улестил! – клюв описал движение «ага». И вот, они вернулись в круг, на четверых разлили и Коровьев встал и произнёс свой спич:
- Всегда! – подумал и добавил, - И не без основания!
Затем он выпил, и все за ним – и даже Ворон. Когда с процедурой было покончено, Коровьев, постучав ногтём по пластиковому стакану и извлекая этим мелодичный звон, как из хрустального фужера, потребовал внимания:
- Друзья мои! Прошу вас, поглядите друг на друга… Вот так, вот так – глаза в глаза! Что видите? Я допускаю: каждый видит то, что хочет и то, что он предполагает – пока что спорить, кажется мне, не о чем. А если глубже в суть вопроса мы нырнём… а если – шаг назад… и разглядеть издалека?! Что можем мы увидеть?..
Попробуйте, друзья, снимите шоры! Ведь даже мы, как лошади в Москве – зашорены, как окна в шторах! И люди, наши бывшие партнёры – такие же, в таких же шорах. И шоры те привычные скрывают суть! Мы главное забыли разглядеть: мы – БРАТЬЯ все!!! – об этом не забудь, на нашей маленькой Земле!
Он замолчал и принялся задумчиво разглядывать своих партнёров, будто примеряя их к роли братьев. И на лице его отразились сомнения… тогда он уточнил:
- Осознаёте суть вопроса, братцы? И мне уже не нужно сильно напрягаться? Так вот, вернёмся к нашим овцам, пардон, баранам, к тем, кого пасём мы и наставляем поздно или рано. Ведь даже если мы, проживши сотни дивных лет, не видим братьев и друзей друг в друге… какие же они, те подопечные, которых жёстко правим мы, как лезвие на круге?! Хотя вопрос излишне риторичен и, по большому счёту, он – вторичен! А первым должен быть вопрос о глине, пардон, о материале, чем был и слеплен человек, подобно всей другой скотине.
Вот, добрались до сути человека, её не изменить! А Замысел, как пароход в движении, и набирает ход! А мы здесь, словно черти-кочегары, стараемся вовсю: подбрасываем в топку уголёк, хотя бывает жаль иных из них. Одно бывает утешает: возможно, со второй попытки кому-то полегчает пройти свой путь, не оступившись, миновать препоны! Когда мы станем подстрекать их, когда предложим что-то взять – не взять чужое! Удержаться! А может даже, подарить своё – со скарбом, золотом и жизнею расстаться! – Во имя Замысла и нашего Творца!!! – барон задумчиво почесал кончик носа…
- Ну а теперь, ежели реплик нет, нальём и опрокинем мы ещё один фуршет! Виват, Мессир, виват!!! – закончил он свой спич и тут заметил, что вещун исчез, - Эй, Ворон, где ты? Я не вижу вещуна? Какой случился с ним приват? Мне кажется он не настолько простоват, и сам всё нам сегодня доказал. Ага, вон он, повис в кустах, что происходит там с тобой? Случаем, ты не дохлый птах?
- Нет-нет, я просто не терплю котлет! Особенно, когда их с коньяком… р-р-р-р… р-р-р…
- Ты не рычи, ты толком сообщи: каких-таких котлет и где ты видел их?
- В твоём вонючем, чёрт, кармане! Когда меня ты там держал, как хрен, пардон, в стакане…
- Но-но, поаккуратней там, насчёт котлет в моём кармане! Я сроду там котлеты не носил, под дурака я кстати тоже не косил. Ха!!! Секунду… ха-хха-хха-ха! Вы не поверите, этот мудрец-простак, здесь в темноте сожрал весь мой жевательный табак! Аплодисменты, господа, аплодисменты!!! Прошу, пардон, месье, бывают же моменты!..
Коровьев какое-то время ещё давился от хохота, а когда успокоился, сделал оччень серьёзное лицо, и стал вещать жестяным голосом:
Дак ты теперь профнепригоден стал? И кто ж теперь займёт твой пьедестал? Теперь я очень сомневаюсь в разуме твоём, я и вчера не очень был уверен в нём… Ну, что ж, вещун, ты можешь нас в обратном убедить, ответив нам на три вопроса от каждого, кто здесь сидит. Согласен? Или тебе пора уж уходить?
- Согласен я, согласен! Условие и свод игры мне ясен. Давайте свой вопрос!
- Ну, что ж, друзья, давайте вновь, как выпал рост! Начнём… - успел сказать барон и тут раздался вопль:
- Опять по росту! Опять последний я! Да, сколько можно? Надоело каждый раз одно и то же!.. Отказываюсь я – и это декларация моя! – Бегемот плюнул и отвернулся, сев спиной ко всем.
- Ну, Бегемот, не нервничай, щас всё наоборот! Начнём мы с меньших, и если не умрём от скуки или смеха, то третьим буду верно – я. Теперь устраивает очередь тебя?..
- Вот так другое дело! А то дискриминация мне очень надоела… - Бегемот задумался и стал нервно чесаться:
- Вопрос… гм-гм… угу… вы знаете, я сразу не могу! Сосредоточиться мне нужно! Лишь две минуты – а вы пока молчите дружно!
Все замолчали, а пока молчали, выпили фуршет. Но вот и ожил Бегемот: подпрыгнул, пробежался вдоль берега реки, вернулся и расправив плечи, встрепенулся:
- Экзамен не для простаков! И будет мой вопрос таков:
- Мессир, наш шеф, пардон, Любимый Шеф!!! КТО И КАКОВ ОН? – вот мой экзамен, мой вопрос.
Коровьев нахмурился и неодобрительно покачал своей шляпой-канатье:
Ну, Бегемот, придумал ты экзамен! Хотя звучит он коротко и ёмко, но слишком безразмерен твой вопрос – наш Ворон здесь сломает себе нос! А ты что думаешь, вещун?
- Легко! – ответил Ворон, выпучив глаза. Откашлявшись, но почему-то хриплым басом, и разведя по сторонам громаднейшие крылья, призывав к вниманию аудиторию, он начал лекцию читать. И снова, не с начала, будто, а книгу на попавшейся странице увидал:
- А он всегда таков был, как и миры, что опекал: да, с дефицитом доброты и мягкости в решениях своих. С решимостью суровой принимаемых им мер! Да! - не знал пощады к тем, кто Замысел делами не щадил!
Родился он в час смерти незабвенного Эдема, что Первым Миром был в обойме у Творца. Родился страшно и мучительно, в тот час, когда в безумном пламени сгорали все, кто был любим Творцом, но сами не ценили любви и нежности Отца. И не было ничьей вины в их гибели, а только лишь их Зло! То Зло, что родилось меж ними и стало главным фактором в судьбе прекрасного Эдема… Он был птенец, родившийся в кровавом том гнезде!
И так стал Мир. Огромен был – не счесть планет Проекта (хотя Сын Бога знал число). С тех пор и путешествует Незнающий Покоя, из одного в другой, разумные миры, ведь все они есть сфера приложения его талантов…
Ворон замер, будто выбирая текст дальнейший, и вот продолжил, явно что-то пропустив:
- …Из нелюбимых им была, эта, казалось бы, благополучная планета – дочь гнома жёлтого, в одном из рукавов галактики спиральной, с самоназванием «Земля». Сюда он возвращался много раз – работать приезжал, не напоказ: народец больно здесь был плох, пришлось быть гостем всех народов и эпох.
На заселённых Разумом планетах, подобно скульптора искусству, он должен был отсечь ненужное! Ненужное Проекту он искал и отсекал без колебаний и сомнений… но на Земле-упрямой чрезмерно много приходилось отсекать! И это начинало раздражать Отца. Но понимал Творец: без Сына мудрого, как и Отец, без честного судьи и беспощадного, подобно палачу, Великий Замысел был обречён!
- Шикарно! Шикарно! – заблеял Азазелло, оглушительно аплодируя вещуну.
Коровьев тоже аплодировал, но шляпой и по колену. И это было так громко, будто сумасшедшим дали несколько литавр! Бегемот сидел, зажавши уши болезненно морщась, а Ворон рад был: он церемонно кланялся, распустив свои чёрно-фиолетовые крылья.
- Ну, Азазелло, твой черёд, ты приготовил свой экзамен? Смотри, не подведи.
- А как-же! Ведь мой вопрос-конфетка, вот он:
- Велик-могуч и мудр Мессир! В нём столько от Отца-Творца!!! - хотя есть и суровость воина. На всех планетах, где Проект расцвёл, он – сэр-шериф, как принято здесь говорить! Он – Мастер Комбинаций! И так его запомнили – ведь не запомнить всё, что делал ОН нельзя! Но это всё прелюдия, а вот и сам экзамен мой:
Как местные запомнили народы его по именам и по делам?
- Что Ворон-вещий, готов ответить ты, или опять, не ту страницу отворишь, –спросил ехидно Бегемот. Ну а вещун в ударе нынче был:
- У него было много имён, разных у разных народов. Кто-то звал его звучно – Баал, а соседи их – Вельзевул. Народ пирамид призывал его – Тотт, а народы, пришедшие позже, знали имя его – Люцифер-светоносный, а ещё Сатана!
Но имя сути его не меняло: он был сыном Отца, безгранично преданным Ему и Проекту. И был он, чтобы Замысел Отца осуществился, и чтобы в Мире не была утрачена важнейшая составляющая Замысла – Справедливость! – когда каждое преступление и незаслуженная обида караются справедливо!
Только в нижних мирах не хотели понимать этого, ведь они думали иначе! Почему нужно помогать слабым? – нет никаких причин. Сильный выживает. Не понимали, почему следует щадить не самых умных и дальновидных из них, бесхитростных и простодушных – они слабы. Почему нельзя забрать у них то, что удержать не могут те? Ведь ум дан человеку – вершине эволюции, чтобы выигрывать все схватки! А борьба за жизнь – первооснова мира! И ум дан, чтоб побеждать всех, кого можешь победить: слабых и старых, малых и беззубых, не таких подлых и хитрых, как сам! И выходило, если ввести такие глупые правила, как Справедливость – непригодным станет весь этот мир. В мире таком нельзя украсть и отнять – будет осуждаемо! Нельзя используя лукавый ум и власть, обирать простодушных, смеясь над ними. Нельзя за их счёт, стать важным богатым и гордым собой! – а ведь это и есть главный смысл жизни для многих и многих на Земле!
А Справедливость – есть! Но есть и проблема: Справедливость – нежный цвет, не выживает она, где Эго превыше Любви! Ведь Эго иных безмерно – вот и нужен Проекту великий «садовник»! Он нужен в мирах, где затоптали аборигены её, думая, что Справедливость – просто слово и ничего более!
- Вахх!!! Харрашо сказал! – воскликнул Азазелло, и принялся кланяться и аплодировать одновременно, на что Ворон обиженным голосом заорал:
- О-опять! Опять ты за своё… а это всё моё – не трожь!!!
Бегемот и Коровьев переглянулись, хлопнули друг другу руки, и Коровьев тут же объявил:
- Я так и думал, но хочу проверить. И вот экзамен мой: скажи мне, вран, где информацию берёшь? Я должен знать, чтоб оценить её надежность.
Задав вопрос, он стал внимательно наблюдать за поведением вещуна. А тот затоптался на месте, потом принялся ходить кругами возле сидящих, потом остановился и прихватив клювом одно из перьев на крыле, задумался… и наконец сказал:
- Не знаю! Имею ли я право раскрыть секретные истоки информации?! Гм-гм, возможно, это будет стоить жизни… иль мне закроют доступ. Иль то и это! И в крайней инкарнации я буду петухом… и хорошо, как на яичной ферме – не в петушатнике каком! Но обещал я вам ответ, да и живу уж триста лет при этом теле – состарилось оно, и боли в крыльях надоели, исполню, так и быть! Но вас прошу внимательными быть: скажу лишь раз и повторять не стану!
Я – проводник, меж Общим Банком Данных, куда системно входят ноосферы всех планет Проекта, и Вип-заказчиком, которым в нашем случае являетесь все вы…
А информации здесь краю нет! Я и вопросов тех не знаю, которым бы не знал ответ. Творец так всё устроил: Банк Данных – Ноосферы – Проводник – Заказчик. Заказчиком признают каждого, кто Замыслу безмерно предан!
Ну что, ответил я на твой вопрос? Как видишь, жив ещё и цел мой нос!
А напоследок я хочу сказать, чтобы коньяк ваш оправдать:
- к вам едет РЕВИЗОР!
Я слышу-слышу, как в ваших головах звенит: какой-то вздор?! Отнюдь!
Я говорю, что будет: к вам сам Мессир сегодня к вечеру прибудет! Тяжёлые вопросы станет задавать и будет ОН решать: кому дела свои сдавать, чтобы в нижайшие Миры отбыть, кому здесь оставаться жить и продолжать служить…
А вот и вечер: вернулся, тот Кто должен всё за всех решать и все заблудшие миры отшлифовать…