КОЛДУН (ОТРЫВОК ИЗ НЕНАПИСАННОЙ ПОВЕСТИ)
У отца разболелись зубы.Обутый в кирзовые сапоги, он тяжело расхаживал по "задней"избе, курил и матерился. Старшая сестра давно дрыхла в "передней", а я , забравшись на печку, смотрел, как мама замешивает тесто на хлеб. Убрав волосы под косынку и повязав фартук, она через огромное сито отбила на стол муку, раздвинула холм руками, образовав кратер, и вылила в него опару. Зачерпнула из чугунка тёплой воды, посолила и стала подгребать муку с краёв к центру. Работала она без суеты, но быстро и основательно. Отец своими стонами раздражал её.
"Эх, мужики,-ворчала она.-Совсем боль терпеть не можете. Как же вы на войне болели?"
"На войне не болеют,-огрызнулся отец.-Там просто сдыхают".
"Сходи к деду Боряю,-уже сочувственно говорит мама.-В лоб не даст, а вдруг поможет".
Дед Боряй жил на отшибе в крохотной избушке. Лечил он травами, мазями и заговорами. Местные его побаивались, звали колдуном и обращались за помощью редко. Зато больные со всех краёв шли к нему толпами. Летом на поляне располагался целый табор жаждущих попасть к нему. Денег старик не брал, но исцелённые находили способ его отблагодарить: присылали посылки, заваливали продуктами, "забывали" деньги в доме или просто подбрасывали под дверь. Все подношения дед отдавал семьям своих непутёвых сыновей. Бабы у колодца судачили: "Снохи Боряевы даже в магазин не ходят--дед им колбасу сумками таскает. Давечи нашим огольцам целую коробку конфет в бумажках раздал."
Видно отца сильно допекло. Потоптавшись ещё немного, он снял с гвоздя фуражку и вышел. Мама собрала тесто в макитру и поставила на печь, накрыв чистым полотенцем. Сняла фартук и платок, протёрла стол, замела веником в совок сор. Поплескавшись у рукомойника, взяла гребень и стала расчёсываться у зеркала.
Громыхнув сенной дверью, вошёл отец. Он весь трясся от злобы и возмущения.
"Старый гриб. Будь моложе, убил бы заразу",-ругался он, сворачивая трясущимися руками самокрутку.
"Что он тебе сказал?"-поинтересовалась мама.
"Сказал, чтобы голову себе косой отрезал."
Мама всплеснула руками.
Они ещё долго о чём-то говорили, но сон сморил меня.
Проснулся я от щёлканья бича за окном, мычания коров и женских голосов,
подгонявших в стадо обленившихся за ночь бурёнок. Мама процеживала молоко и разливала его в глиняные глечики, чтобы не скисло. Я спустился с печки и подсел к столу.
"Что всполошипся? Куры ещё с насеста не слезли".
"Мам, дай молока"--попросил я.
"Глаза хоть протри. Да руки с мылом помой, цыпок в своём озере накупаешь".
Я побрёл к умывальнику.
"Где папка,"-спросил я ,прихлёбывая молоко из кружки.
"К деду опять подался. Всю ночь по дому блондал".
Мама у печки разожгла пучок лучины и подсунула его под сложенные с вечера дрова. Пламя весело обхватило сухие поленья.
"Слава Богу, день начался. Теперь до вечера только поворачивайся",-привычно вздохнула она.
Отец вернулся, когда дрова уже прогорели, и мама поставила на угли чугунки с борщом и картошкой. Был он весёлый и даже какой-то просветлевший.
"На, завари в чём нибудь",-протянул он веничек сухой травы.
"Что это?",- понюхала мама букетик.
"Чёрт его знает. Дед дал и велел во рту полоскать. Детей тоже заставь, для зубов полезно."
"Он что тебе зуб выдрал что ли? Опухоль вроде спала".
"Нет. На свечке "мойку" прокалил и полоснул по десне. Гноя ведро вытекло, еле отплевался."
"А что он тебе вечером буровил?"-напомнила мама.
"Коса у него под стрехой заговоренная. Надо было обушком по горлу чиркнуть, и до утра боль бы утихла".
Мама с сомнением покачала головой, а отец достал из кармана бутылку водки и стал оббивать сургуч.
"Это полоскание тоже дед дал?"
"К Соньке по пути заскочил. Пока ещё трава настоится".