Неудачной оказалась поездка на юг для Ксении с семейством. Уже в гостинице она почувствовала высокомерие и наглость местных жителей по отношению к русским. В соседний номер поселились торговцы. Перед молитвою они нагло требовали: «не ходи здесь», «не разговаривай пока». Это не могло не раздражать, но Ксения до времени отмалчивалась. И дождалась – один киргиз нагло заорал: «Тише, русская тварь!». О, тогда она выпустила из себя накопившийся пар: войдя в номер, дала грубияну пощёчину. Киргиз растерялся и смолчал. И ещё такое пришлось ей увидеть: два пожилых киргиза, умяв пол бока барана в гостиничном ресторане, нагло вытерли о белую скатерть руки и, харкнув на пол, вышли на крыльцо. На возмущение русской официантки они захохотали и пригрозили ей расправой.
Но, главное, Ксении не удалось разыскать подругу, которая, по словам её соседок, переехала жить к одному киргизу и в своей квартире не появлялась. Базар и гостиница требовали больших затрат, проживание обходилось в копеечку.
- Мама,- после горьких раздумий Ксения всплеснула руками.- Уж и не знаю, что делать! Нет смысла нам оставаться здесь. А куда? Не представляю…
Бабка Агафья не удивилась вопросу её.
- На родину, знаю, не поедешь, - ответила она. - Разве что к Леонтию Рязанцеву в Омск? Только нрав у него крутоват, и не любил он помогать ни своим, ни чужим.
- В Омске ли он, мама?
- Летать с места на места не любил. Если б не война, не подался бы из села.
- В Омск, так в Омск,- приняла решение Ксения.- Как-никак, родной человек. Первые дни, надеюсь, нам не откажет в жилье. Что ж, в дорогу!
Неопределённость сделала Ксению раздражительной, теперь её нервировало всё: и старческая нерасторопность матери, и, конечно, немалые расходы, связанные с дорогой, и даже беззаботное настроение сынов.
- Разбаловались!- громко выругалась она.- Беситесь и от пуза лопаете, и никаких забот. У-у, проклятые! А где мне копеечку брать, вы не думаете. Навязались на мою головушку!
Агафья Кирилловна, услышав это, лишь покачала головой, боясь на себя обрушить настроение дочери.
До Омска ехали скромно, экономя каждую крошку хлеба. «Вся надежда на деда»- шептались братья. По рассказу бабки, брату деда Семёна шестьдесят восемь лет, и он не любил никого. Сашка его представил лохматым, злым, с густым басом и выпученными глазами.
Встретил Омск бедное семейство морозами. Но братьев, конечно, сибирская стужа не испугала: после Севера температура минус тридцать показалась забавой.
Искали деда Леонтия не долго. Бабка Агафья, вспомнив, что он работал на железной дороге, ушла спрашивать о нём составителей вагонов, и один из них довёл семью до двухквартирного деревянного домишки.
Был вечер. На стук в дверь вышла женщина лет пятидесяти пяти - это оказалась супруга Леонтия, Антонида Ивановна. Дед Леонтий оказался худым и шустрым стариком. И, как приметил Сашка, был он копией Семёна Рязанцева. Агафья Кирилловна, заметив удивление на физиономии Сашкиной, объяснила, что братья и должны быть похожи. Сходной оказались так же и манеры деда Леонтия – говор, жесты. Сашка даже уставился на него со страхом. Бабка Агафья, поняв испуг внучка, от смеха затряслась. А Сашке пришла в голову умная мысль: «Наш дед давно бы заматерился».
Антонида Ивановна, не теряя времени, собрала ужин и, потчуя гостей, осыпала вопросами их. Дед Леонтий восседал на старинном табурете, спокойно слушая прибывшую родню и лишь местами вставляя: «Кхх», «Ох-хо-хо», «Ишь». Лишь когда хитрая бабка Агафья вынула из тряпья водки бутылку, он разродился длинной фразой: «Ух ты, брат мой!». Его лицо тронула улыбка, оно даже показалось Сашке моложе. Дед ему понравился, и он подсел ближе к нему и стал тереться о его плечо головой. А у выпившего водки старика развязался язык. И тогда полились воспоминания, вплоть до лет детства. Бабка Агафья с Ксенией с трудом перевели разговор в нужное им русло – где им жить. Дед Леонтий вначале только развёл руками, не обещая ничего и не отказывая. И только, захмелев, изрек, поднимаясь из-за стола:
- Пускай, старуха, поживут, там посмотрим.
- Быстрей надо прописаться,- подсказала Антонида Ивановна.- А то здесь больно любопытные соседи.
- А что, плохо с пропиской?- поинтересовалась Ксения.
- Плохо. Но, может, пропишут,- успокоила Антонида Ивановна.- Жить-то где-то надо. А пока места хватит – кухня вон какая.
У Ксении и бабки Агафьи отлегло от сердца.
- Спасибо, Тонечка,- поблагодарила бабка Агафья.- А то я делом грешным подумала, что выгоните нас.
- Как можно – свои, не чужие. Танька вон приезжает из села и целыми месяцами у нас живёт, торгует.
- Чего вспомнила о ней?- вмешался дед Леонтий.- И масла привозит, и яиц, плохо такую колхозницу держать?
- Так я ей за всё платила.
- Какие там деньги,- поморщился дед,- за бесценок. Ладно, шабаш, стелиться давайте!
Братья никак не могли уснуть. У них было полно своих нерешённых дел.
- Учебный год давно начался,- сказал тихо Вовка.
- А мне наплевать на школу,- ответил младший.- У меня табеля нет – мать его забыла взять. Зато в поезде мне говорила, если меня не примут в школу, то выгонит из дома. И куда идти? Места незнакомые. В Норильске я бы отыскал, куда податься. Меня мать Нарышкина Петьки у себя оставляла, когда я у них полмесяца жил. Зачем я с вами поехал?
- Долго шептаться будете, скоты!- зашипела мамочка