/Сказ/
РЕЧКА-НЕВЕЛИЧКА
Во Владимирской Мещере, у Муромского леса, у деревни в ряду прочих неприметной, поодаль за срубленными в лапу амбарами, протекала речка-невеличка. За ней виднелся луг, несравненно способный для коровьего пропитанья. А за ним, пожалуйста кому надо, - безымянный овраг. И темный, и сырой, и неуютный, однако мохноногой таволге безо всякого спора симпатичный.
Вымахала она чуть не в рост человека. Много там толпилось вязолистных дудочек. Именно что видимо-невидимо. С малахитовыми пузыристо манящими купами, с изобильем высоких белых зонтиков, что цвели и благоухали разливанно цветочным океан-морем.
По дну сырого и темного вместилища струился неспешный ручеек. Набрал он сил в сумрачном затишке не сказать, чтоб сверх всего потребного. Журчанья извилистого этого водопропуска посередь илистых бережков ничуть не услышишь, хоть нагибайся низко и прислоняйся лицом к холодной воде.
Чего у него в достатке наблюдалось, так это беспримерного постоянства.
Сколько помнили себя здешние старики - один тут хозяйничал: два года назад и пятьдесят тако же. За долгие свои лета пропилил он в мягком податливом склоне лишь копотливую щель.
На вершине горушки углубление обнаруживалось еще нешироким и по мере мелким: какая слабосильная курочка перепрыгнет при желании.
Зато в самом низу, где значился выход на духмяный луг, раздавался овражек в плечах куда как заметно. По январским сугробным денькам здесь обычно катались ребятишки на санках с быстрыми полозьями.
Весной, когда обозначался теплейший апрель, заливала талая вода все напрочь углубления. Она утишиться не пыталась - неслась со всей возможной скоростью умывать мелкие осинки. Навалившись посильней, выворачивала из песков и мягких глинистых пород молодые сосенки. Спорый поток нес оглашенно хоть тонкий хворост, хоть что из толстых сушняков.
Знамо, случались пенные заторы. Как раз на исходе лощины, когда русло изгибалось дугой и обходило стороной молочную ферму.
До поры до времени мало обращали внимания на ручей в лесисто овражных логах. Ему только того и надобно: свободно, в звонкой привольности катит себе по закраине Муромской чащоры. Выбирается в чисто поле с березовыми колками. И гуляет по всему ополью, весело пошумливая, весеннюю черемуховую дебрь поднимая - с неискоренимо ежегодным удовольствием - ото сна зимнего.
Куда как много у него незагороженного раздолья, чтоб изливаться неупокойно средь просторной равнины. Нет препонов взволнованной его речистости до самой до речки Пекши. Которая, никакой всем не секрет, служит завсегдашним светлоструйным подарочком для более широкой Клязьмы.
Слыхали об Успенском соборе, что с многовековой красовитой неколебимостью стоит по-над добротворной Клязьмой со дней Владимиро-Суздальского княжества? Не думайте до упора, не сомневайтесь до помрачения разума, а только верьте невозбранно: древнее ополье на диво размашисто простерлось среди медоносной гречихи и волнистой ржи.
Глазом не окинешь его ликующих под солнцем полевых верст, этих истинно животворных приволий. Касательно ручья в черемуховых дебрях, не миновать ему стало что? Как раз подмывать берег излучины, где позволено было приподняться стенам новенькой молочной фермы. Он и старался - рыл землю изо всех своих упористых водоносных сил.
Тогда ему здраво сказали: хватит здесь творить потешно веселые шутки! Однажды по утренней росе пришли два трактора с ножами-отвалами, остро железными и крепкими.
Слой за слоем срезали они края глубокого по-обычности оврага. Пришлые машины тужились моторами, гремели, дымили сизыми выхлопами. Великанские ножи, до блеска отполированные землей, входили в глину безостановочно. Раз и за другим разом. Невероятно легко, даже играючи, словно - в домашнее масло.
Умягчившись, рыхлая почва сползала, укладывалась в провал. Наращивала плотину беспеременно, всё выше и выше. К вечерней росе, выпавшей вместе с туманом на луговые зеленя, за фермой встала запруда, накрепко соединив края лога. Была из себя аккуратная да ладная, и со всей деревни сбежалась ребятня, чтоб полюбоваться тракторной поделкой.
Все на глинисто свежем гребне уселись. Галдя, ровно стая пичуг, стали поджидать, когда наполнится пруд, глянцевито сверкающий, плещущий шаловливыми проказницами-волнами. Покамест нет особо гулких валов, нет озорной пены? Ан и ладно! Подождем, сейчас возьмет, усилится водной рябью, объявится ободрительно шумное озеро.
Ручеек не вот вам торопился радовать зрителей, пусть все они здесь числились в поклонниках рыбалки по омуткам. И - развеселого купания хоть по июню, хоть по июлю.
У струи овражной не было приметно большой стремительности , однако имелось у нее, беспечно журчавшей, времени в достатке.
Не уходило еще лето - в ретивости горячее - на отдых.
В преддверии осенних дождей оно безоблачно, безветренно стояло себе и стояло. Нисколько не отказывалось от дружбы с лучисто ярым солнцепеком - находилось как раз в середке августовского пребывания на земле ополья владимирского, урожайно гречишного, ржаного да пшеничного.
По таковской поре как не шибко резвому водопропуску ложбинному не разомлеть, не облениться?
За весь день у него хватило способности образовать всего лишь лужу, много шире прежних заливчиков - в незавидности и отрешенно тихих, и очень мелких. Побродили по озерцу ребята, закатав штаны выше колен, побрызгались непрогревшейся пока что влагой прудовой. Затем что же? Отправились по домам, как говорится, несолоно хлебавши.
Дела-то у них были, не сбегли куда подальше, не приключилось с ними какого нежданного укорота. Кому-то полагалось брать в сараюшке тяпку, по всему порядку рыхлить грядки наливающихся огурцов. Кому-то еще с утра повелели держать в уме надобу ходить с ведром на колодец, наполнять доверху бадью, чтоб всенепременно теплым стал вечерний полив огорода. Польза станет не иначе та, что получит одновременно и капуста свою норму перед заходом солнца. Как есть примется увеличивать рост к небу поближе, также - творительный объем кочана для засолки.
Сумрак обнимет хоть огурцы, хоть помидоры с тыквами, а все грядки почнут отходить ко сну довольными, и в домах не случится каких обсудительно лишних разговоров.
Когда в деревне ребят хватает, чтоб не враз припомнить всех, то и забот у них в обиходе нисколько не чуть чуточка - истинно, что воз необъятно солидный. Одному, глядишь, поручили наколоть дров на растопку присадистой русской печи. Для того порядку, когда примется мать семейства печь ватрушки с творогом да на отличку иные пироги.
Опять же она замыслит сладкой репы напарить и щей наваристых сготовить, тогда без пламенеющего, сноровисто печного жара ей не обойтись. Ухват в холодном дому станет не ухватом, чугунки будут не чугунками, а про железный противень, где пристало румяниться пышным булкам, и говорить нечего - только печалиться тебе, хозяюшка.
И вот уже один паренек березовые полешки ловко половинит, другому готовы свои неотступные занятия. А третьему - не умолчать о бойком! - невтерпеж сбегать на конюшню, посмотреть на жеребёнка, что у жующей матки по-тихому кормится и прядает ушами, завидев нечаянных шустряков.
Им всем, с первого до последнего, надобно многое успеть: также и книжку почитать, и на велосипеде покататься, и поиграть в быстрые, как вихрь, прятки возле сараев.
Тем временем жаркие летние деньки миновали, справное солнышко наладилось клониться к уходу в молоко утренних туманов. Неделя идет за неделей, пруд стоит сам по себе, и ребята - в незыблемой отдельности, тоже сами по себе.
По явившемуся началу месяца заглянули они в овраг.
Отдав честь громкозвучному галдежу и веселым прыжкам, подивились: пруд-то завидно полнехонек! По широкой поверхности его знай гуляют волны поворотливые. Пусть не очень высокие и не сказать, чтоб донельзя бедовые, но всё ж таки поубедительней тех, которые ходят по узкой речке - той, что поодаль в лесу плещет рыбками, щебечет неумолчными птицами в притопленных ракитниках.
На мелководье новом сидят зеленые лягушки, и такие они усидчиво непокорные: квакают и квакают, ни-с-кем не желая делить обихоженную территорию. Из густой ряски, из тинистой взвеси, выставили свои глаза-лупы.
В охотку им громко сообщать гостям:
- Наш отныне пруд! На веки вечные обязательно! Мы тут из наиглавнейших главные!
Против квакушек ребята ничего крикливо бездоказательного не имели. Пусть благоденствуют новоявленные вселенцы мелкие. Они существа не из самых красавистых, зато для близких огородов полезные. Доскональное у них занятие наблюдается, чтоб за милу душу расправляться хотя бы и с жирными слизнями, которым огуречные грядки - всегда неизбывное пиршество.
Всё именно так, никаких причин для спора, но стоит ли отдавать в распоряжение лягушек весь пруд? Нет уж, не им одним обживать угодья, завлекательно обширные, до невозможности приятственные!
Раздобыла ребятня бредень и - с ним поскорей на черемуховую речку в заовражном лесу. Наловили в тамошних омутках юрких плотвичек и серебристых подлещиков.
Нет улову места в печи, в чугунке по соседству с морковными кружочками, луком, резаной картошкой. Тоже не пребывать ему - и на горячей масляной сковородке. Однако его приветно встретит ведро с водой.
Так оно и приключилось: нашлась у паренька Игната старая оцинкованная посудина подале от дома, в огородном сараюшке. Вот уже добыча хвостами виляет, тычется носами в стенки железистого вместилища.
Успешны рыбари в повторном побеге на речку, вскоре добавочные окуньки оказываются в приветном ведре. Сколь долго им там пребывать? В точности, что не шибко великую половинку дня.
На то время стремится в топотном шуме вся ватага прочь. Вовсе не куда-нибудь в просторные версты ополья. Продолжается неотложная дорога вплоть до стен молочной фермы, на задворки хозяйства - к распадку овражному, к устойчиво поднявшейся плотине.
Вот вам, непременные обитатели пруда, другие подселенцы! И будьте спокойны: в запальчивости новые жильцы вас не обидят. Из месяца в месяц, весь год напролет, все будут и скромные, и смирные. Они - хоть носы у них завсегда холодные - не лают и не кусаются. Одним словом, народ самый что ни есть покладистый.
Всё-таки поначалу взволновались лупоглазые попрыгушки, потому как зачем тут соседи, пусть даже неразговорчиво постоянные? С какой стати плотве, многочисленной чересчур, в новоявленном водоеме шевелить жабрами? Плавниками размахивать беспошлинно?
Загалдели все разом, кинулись поскорей с бережка да в самую что ни есть глубину темную. Собрались в затишке омутовой, начали держать совет: объявить новичкам свое неудовлетворение или с подселенцами смириться.
Вряд ли кому доложат ныряльщики отчаянные, как судили и рядили у себя в потаенно прудовой глубине. Но какие здесь сомнения? Согласный уговор случился. Он принят был, никогда потом не отменялся.
Да, всем понятно, что яма богата мраком, там в обязательности ни зги не видно. Кваканья не слыхать, слушай осеннюю воду хоть до холодного посинения. Ан до каждого на плотине вскорости дошло: когда омутовые разговоры подошли к единогласному концу, то вывод у спорщиков обозначился, не иначе, до предела умный. Раз теперешние рыбки безотказно смирные, тогда и мы, первые прискакавшие на озеро, тоже станем покладистыми. Не хотим прослыть злыми лиходеями.
Лягушки решили уладить дело миром. Хорошо, что нет нужды воевать. Лучше всем тут жить в спокойствии, а главными на пруду… что ж, пускай будут ребята, коль хорошие у них приключились догадки. Насчет оцинкованного ведра в огородном сараюшке. И - побега в заовражный лес на ракитовый плес. И - вселения подлещиков, плотвичек, окуньков хоть в озерные мелкие закраины, хоть в срединные глубины.
Не раз после того дня Игнат навещал мощно широкую плотину. Где ходи на плоту сюда и туда, к случаю даже под каким парусом.
Однажды увидел возле травянистого бережка крякву с немалым выводком. Дикая утка вела родственную цепочку уверенно, без суеты. За мамашей знай поторапливались шарики, дружные пуховички, которым отставать не дозволялось - исправно крякался им громкий наказ.
Тут бери и думай, что лягушки вместе с рыбками привечают нынче подряд всех гостей. А когда сообразишь макаром таким, то настанет черед в неотступности погадать: сплоченная семейка забьется в прибрежную траву? уплывет в дальние верховья прочно водного вместилища?
Пусть бы в какие стороны полетели объявившиеся мысли, а всё ж таки… не собирались прятаться утки, большие и малые. То вправо, то влево по ряби волн скользят, в клювиках починают безглагольно толочь сочную ряску.
СРЕДИ БЕЛЫХ СНЕГОВ
Поглядел Игнат на безмятежную мамашу, на вольно плавающих пуховичков и понял: они же все непуганые! Не обижают их на пруду, в том и есть тайна странного поведения легкокрылого племени. Рядом с хорошими людьми хорошо живется и диким уткам, и рыбьей молоди. Также и квакушкам, забравшимся в новые угодья без спроса - из одной только любви к теплой тине.
Вот он угнездился на куртинно травном бережку. В задумчивости посиживает себе и посиживает, а тучкам небесным не можется, чтоб не уплыть за вечереющий окоем. Незаметно сгустился лиловатый сумрак, затем кроны сосен вроде бы где нахватали фиолетовой краски.
Вскорости звездам ночным куда как вольготно стало светить. Птицы, что прежде распевали в чащоре, заохотились умолкнуть, зато дал себя знать филин, по-гулкому ухающий возле черемухи на крутояре далекой лесной реки.
Луна засеребрилась, пора уж отправляться парнишке домой. Что его здесь держит?
О том нет досужей думки, и если что хочется ему, то глядеть неотрывно вверх: «Звезды небесные доверяют нам свои тайны. Уж что есть - шепчут и шепчут людям не переставая. Одна из них, гляжу, очень крупная. Мерцает потихоньку. Наверное, желательно ей кое-что поведать. Тому, кто смотрит неотрывно. Я готов здесь постараться, однако поди разбери смысл.»
Возмечтал Игнат добраться до заоблачных тайн, да надобно шагать прочь.
Сказал сам себе:
- Будет еще время. С тамошним шепотом разберусь.
Ушел домой, и заторопились утекать дни так, чтоб в незамедлительности один за другим. В конце ноября вдруг ударили морозы, из печей деревенских поднялись толстые столбы дымов, прохваченных сажистой чернью.
Игнат катался на лыжах за околицей, где у холма понизу накопилось пухлых сугробов по мере весьма солидной. Он о своей судьбе не загадывал: зашибись, а сполни! Вот только часто лыжник останавливался и задумчиво смотрел на строй рубленных недавно в лапу, коренастых селянских изб. Там снегу всё прибавлялось и прибавлялось - расщедрилось белесое небо, где звезды вроде куда-то пропали напрочь. И приходило парнишке соображение: никуда не пропали они! случится верный час, когда мы свидемся!
Через неделю деревня лежала среди глубоких снегов. Глядеть на нее было приятно, тепло делалось на душе.
Ранее Игнат жил в далеком уральском городке. Однажды отец прочитал в газете, что горожан приглашают поселиться в новых домах - на Владимирщине. От малахитовых, приметно пообнищавших, рудных гор подале.
Коль в Центральной России нужда обозначилась в тех же - на все руки - селянских механизаторах… родители, не откладывая покладистую доверительность, пустились в размышления. Чем плохо иметь усадебно приличный огород, а также собственную корову? Знай не ленись, в урочное времечко позаботься о сене на своем двору - будешь завсегда с молоком, а также с творогом и сметаной. Не помехой тебе станет даже снежная зима, когда объявятся метели и домашней животине будет никакой не след гулять по белым полям.
Обзавестись медоносной пасекой тоже неплохо. От приставучей хвори хлопотливые пчелки постараются избавить, что для парнишки, часто болеющего простудой, окажется донельзя полезным. Парное молоко да маленьких летунов цветочный сладкий сбор - известно, в народе за лекарство почитаются.
Как с вещами собрались, так и двинулись в уход с Урал-Камня. Пусть город Владимир из нового дома не углядеть, собор Успенский не приметить, зато газета не обманула с названием: прозывалось невеликое поселение именно Малиновой Горой, и никак иначе.
В неотступности явилась одна зима, потом вторая.
Теперь пошла жизнь по календарю и занятному, и приветно особенному. С вечерней зарей здешние сугробы наливались волшебным, задушевно малиновым жаром. Поутру Игнат бежал в школу, ухватив блин, смазанный маслицем. Об таковскую пору снега отдавали матовой, скоро проходящей, синевой. А кое-где случалось видеть и стойкую под елями бирюзу.
После школы полагалось делать урочные задания. С ними, когда без лени усердствуещь, справляться было нетрудно.
И вот уже, оттолкнувшись палками, полетел паренек на лыжах с вершины холма вниз. Лихо сеял по склону рдеющие взлеты снежинок, вздымал радугу облачную в ободряющих лучах декабрьского солнца.
Взметнув крутой вал искристой пыли, он тормозил перед дверями конюшни. Ее построили невдалеке от выхода из лога, возле глинистой запруды, как раз по соседству с размашистым водоемом, но всё ж таки гораздо подале от молочной фермы.
Так и сегодня: разве позволишь себе неоглядно промчаться мимо спящего подо льдом пруда? К слову сказать, Игнат частенько наведывался туда, к забавным стригункам, их буланым родительницам. Во всякое время не упускал способного раза, чтобы навестить деда Воронихина, старого конюха.
Тот с охотой беседы беседовал. Иной час возьмет да и наговорит любопытствующему пареньку с три короба разных разностей про лошадей местной породы. Слушать его куда как интересно. Хотя иногда и такое было по нраву прибежавшему собеседнику, чтобы просто посидеть рядышком с дедом, поглядеть на голубей, тихо воркующих у конюшенных тяжелых ворот.
Любят сизари обсуждать вкус овсяных зернышек из мягкой свежей охапки, что подброшена в стойло рысачки Нежданки.
Поди не секрет, о чем тут судить-рядить тако же другим птицам, более шустрым и громким.
- Дед по душе бегунку. Лучше бы этот мальчишка меня послушал, - с возразительным недовольством чирикает воробей, обнаружив конюшенного, с лыжами и палками, гостя у у ворот.
Он поселился в синичнике возле дома Игната, нынче считал своей обязанностью приглядывать за парнишкой. Уж чего-чего, но унимать звонкое свое многозвучие в правилах у бедовой птахи не значится.
Готов объявить у всех на виду упреждающий наказ:
- Мой прадедушка здесь проживал свой век. В Малиновой Горе. Старательно подавать голос, воспитывать птенцов никто из его потомков не отказывается. К примеру, я день-денской чирикаю. В постоянной заботе о подрастающих молодцах. И так себе неотвратимо полагаю, что наша Владимирская землица очень пригожая и славная. Не каждого приезжего мальчишку кинется охотно привечать. Ты допрежь всего докажь: не качан капусты имеешь на плечах. Есть у тебя вполне понимающая голова? Тогда всяк с тобой будет расположенно вежлив. Пожалуйста, спокойно выслушает твое соображение, тем же порядком даст неглупый совет. Понял, черепушка неугомонная? Совсем конюха достал болтовней. Сейчас полечу, не задерживаясь. Метко уроню щепочку на тебя. А ты, значит, не шастай пустым путешественником по деревне. Небось, дома от тебя подмоги какой ждут, или как!?
Вроде бы наказчик упорхнуть приладился. Ан себе на уме летучий хитрец. Вдруг из ниоткуда свалился, трепеща крылышками. Аккурат на приоткрытую створку ворот. Вслед за тем подпрыгнул резво, уселся на балку под крышей, взъерошил перышки. Давай шарить круглым глазком сюда и туда, вдоль и поперек конюшенного прохода, только что почищенного Воронихиным. Но главное для беспокойного наблюдателя не то, насколько хорошо тут подметает дед, как раз иное - двигается ли парнишка в скорый уход или упрямо супротивничает.
Не торопится бежать к своему дому? Ну, тогда вот ему осуждающее чириканье! По самому громкому пределу!
- Напрасно ты здесь не шуми, - сказал Игнат. - Заботу насчет дров знаю. Полешками уже запасся. Натопим печь как надо, всю ночь тепло станет держать.
В ту как раз минуту дед спустился с лестницы, поменяв разбитое стекло в окошке.
Когда руки не дырявые, то и всякое дело спорится без какой запиночки.
Справив неотложное работанье, Воронихин проявил душевно спорую доброту -
не отказался разговаривать новые разговоры с любопытствующим гостем.
КОНИ ЗАВСЕГДА СГОДЯТСЯ
О том, о сем толкует, и почему Игнату не послушать, коль на печные заботы у него исключительно верный укорот? Конюху пришла охота сравнить нынешние времена в Малиновой Горе с давешними.
В деревне найдешь теперь хоть автомобиль с трактором, а хоть и высоченный комбайн для подбора золотистой пшеницы. Зачем вроде бы держать в конюшне лошадей и беспокоиться о кожаной упряжи?
«Нежданка не зря в рысачках числится, - подумалось Игнату. - Она прокатит, так уж прокатит. Любой мечтает с ней подружиться.»
У деда свои соображения имелись касательно быстроногой Нежданки. Не в пример были они серьезней, и не скользнуло мимо парнишки непременное понимание: иной отчаянный малиновогорский удалец возгорится желанием оседлать кобылу, запуститься вскачь по развеселившейся улице, ан и ничего не получится. Конюх любому воспрепятствует баловаться. А когда ты до рысачки большой охотник, то лучше постарайся насчет полезного для нее корма.
Улыбается Воронихин, поскольку догадывается о молодых мечтаниях, и дает собеседнику, нынче нисколько не лишнему, особую подсказочку:
- Первым делом всем коням нужен аккуратный уход. Они ведь не то, что железные машины. Все тут на сто процентов безотлагательно живые. Не подойдет для них, чтоб тот же овес был от случая к случаю. Именно что не автомобиль Нежданка, и полагается ей по всему порядку питаться. Даже тогда, когда не работает, а просто в стойле своем находится, отдыхает, денно потрудившись.
Подмигивает конюх Игнату. На тот предмет, чтоб поскорей пришло тому нужное соображение. А разве здесь ошибешься, впопыхах заплутаешь в досужих размышлениях? Ясная картина проглядывется. На дворе мороз трещит, и грузовики, вернувшись из поездок, стоят в гараже. Притихли. И как водится, помалкивают.
Лошади - напротив того: хоть стоят вдоль конюшенного прохода в своих стойлах, однако бьют в нетерпении копытами. Им потребно трясти гривами, а другой раз беспокойно заржать.
Высказал Игнат деду всё как есть. И насчет копыт, и насчет ржанья. А тот и доволен, опять улыбается:
- Глянь! Ровно медведи-топтуны за перегородками. Их топотне есть озабоченная причина. Надобно срочно подбросить сенца в кормушки.
- Поскольку живые существа? - откликается Игнат. - Находились в хомутах с утра, проголодались?
- Догадка у тебя не пустая. Вот Нежданку охапочкой угостил, а мне было не успеть, чтоб до каждой лошадки дойти. Кое-какой ремонт приключился. Посему, вишь, довелось припоздниться.
- Да я сейчас помогу!
Не в почете у парнишки обмерзлая несообразительность, глазасто примеривается он к трехзубым железным вилам. Если обносить гривастых тяжеловозов, то не медлит с угощением. А если куда в очередь направляется, конечно же - в сторону молодых коньков. Заодно и родительницам всех этих жеребчиков не забывает подкладывать душистого сенца.
Нежданке поднести дополнительное беремя?
Весьма желательно, поскольку и сама, и стригунок ее несомнительно греют душу дедовского помощника. Рысачка косит на мальчика большим лиловым глазом, с марьяжным довольством постукивает подковами. Подношение мальца с ревностными вилами ей по вкусу: фыркает по-доброму и мотает потихоньку большой костистой головой.
Под самую крышу залетел воробей. Там сидит, нахохлившись, раз и за другим разом старается уронить деревянную крошку на Игната. Скорее всего уже надоело бедовой птахе выковыривать из стропил занозистые щепочки, да ведь конюшенный гость не думает уходить домой. Вон же - ухом не ведет на проказливые подаренья сверху. Как тут не подсуетиться?
«Погоди, лошадник! - возмущенно подпрыгивает воробей. - Никак не иначе, одолела тебя либо глупость, либо лень. Сейчас запляшешь у меня! Где тут старые голубиные гнездованья?»
Обнаружились они под застрехой.
Получай, гуляка-лыжник! Лови на голову соломенную труху вдругорядь. Прыгай и голос подавай, украшаясь конюшенными - под крышей - запасами.
Посыпались вниз голубиные перышки, желтые соломинки, всякое гнилье вперемешку с комочками засохшей глины. На том-то верху вольная воля малиновогорскому стражнику. Так что не одному лишь дедовскому помощнику - главному начальнику, бородатому Воронихину, повседневно хлопотливому, достало вдоволь шальных преподношений с длинных сосновых балок, вознесенных очень росло.
С полушубка на пол стряхнул конюх птичьи подарки, приподнял строгую бороду, погрозил шалуну пальцем.
- Ты у меня из непрошенно бойких шустряков. Кыш, отсюда, разбойник муромский!
Затем дорожиться не стал, поспешил объяснить Игнату:
- В наших краях есть лес. Необозрим он и гущины такой, что просто запущенно одичавщей. Перед всеми путешествующими слывет Муромским. Среди тута проживающих славится не столько грибками белыми, сколько бедовыми людишками. В наши дни супостатов, конечно, поуменьшилось. Но коль надо кого обозвать, чтоб громко и с горячим сердцем, то завсегда поминают ухарей муромских.
Дав парнишке малиновогорскую подсказку, взял метлу и нацелил всю как есть связку длинных прутьев в застрельщика мусорного беспорядка. Вымету без церемоний! Понял?
Заприметил тот, что начирикал не ветерок зябкий. Не воздыханье вихорьковое, а сердито грозовое воспротивление. Как дошло до шалуна, так сразу он - поскорей прочь, в свою домушку, где в дощатых боковых стенках ни единой щелки и никакого деда не забоишься.
«Правильный поступок нынче, - одобрил Игнат мысленно. - Здесь того и гляди попадет от конюха летучим гостинчиком. В ответ на преподношения с потолочной балки.»
Воронихин меж тем подошел к саням, на которых с час назад привез для коней много свежего корма. Вилами стал опоражнивать сенное беремя, и широкое, и досточтимо высокое. При всем том не оставлял своих вдумчивых рассуждений.
- Машина, слов нет, вещь хорошая. Ничего не имею против таковского вспомоществования. Только доложить тебе хочу, молодой беседчик: души у нее все ж таки нет. Лошадь, спорь или не спорь, напротив не равнодушная, нисколько не металлическая. Она каждому в работе, что потяжельше обычной, не откажется подмогнуть. И поговорить с ней, обязательно живой и тепло дышащей, тебе станет возможно. Ровно как с понимающим деревенским соседом.
На диковинку откровенную подивился паренек:
- Да ну?
- Точно выговариваю. Вот скажи рысачке насчет препожалованной твоей услуги: кушай, милая, на здоровье! Слова человеческие услышать станет ей приятно. Тогда не откажется она выказать одобряющее понимание. Незамедлительно покивает, отвечая своей нежной лаской.
- Ну да! - Игнат, потрафляя Воронихину, вмг оборачивается и взирает на родительницу стригунка вполне ошарашенно.
Сам себе бормочет касательно дальнейшего действа близ лошадного стойла: может, взять и погромче озвучить для кобылы дедово нежданное речение?
Оно бы так и последовало в расположенной согласности, да только не устраивает ли старый конюх розыгрыша? Он в деревне всем близким и дальним соседям известен как беседчик-говорун. Поди сейчас возьмет и засмеется: что, словесной городьбой обхватил кой-кого напрочь!? А ты, нынешний лыжный гость, все-таки знай смотри в оба и не доверяйся хитрым оборотам. Иначе не успеешь проморгаться, как получишь веселое поучение. Касательно того, что здесь шутка проскочила. И теперь, значит, вместе давай покончим с разговорами о невиданной лошадной умности .
«Пусть Воронихин говорит по-всякому. Хоть так, хоть эдак, - Игнат потихоньку трет вспотевший лоб. - У Нежданки все равно вижу особливость.»
Скажу нужные слова - приходит внезапное решение. И оно, может, правильнее всяких правильностей, потому как не переводятся в Малиновой горе особые интересности. По таковскому поводу пусть рысачка покажет, на что способна.
СТОЙ СПОКОЙНО
Она, опустив длинные ресницы, взглянула на овсяное подношение. И когда дошло до нее, что Игнатово ласковое пожелание истинно тут честнее честного, передернула ушами. Вздохнула во всеуслышанье, затем мягко фыркнула и потянулась к мальчику.
- Не бойся, - усмехнулся дед. - Стой спокойно.
Нежданка положила тяжелую голову на плечо овсяного дарителя, закрыла глаза умиротворенно, и довольный конюх сразу приступил к необходимым на сегодняшний день разъяснениям:
- Уважает твое доброе к ней отношение. Теперь, парень, станет дружить с тобой. В общем и целом запомнит благорасположенное удовольствие сытого проживания по соседству с человеком хорошим, вполне достойным. Однако же в дальнейшем постарайся не задеть лошадь каким необдуманным поступком.
«Зачем мне обижать ее? - задался мысленным вопросом Игнат. - Лучше приду и в другой случай опять подброшу умной рысачке чего-нибудь несомнительно вкусного.»
Вот ведь слыл дед возвеличенно скромным, как есть невеликим по своей службе в конюшне малиновогорской. Однако отличался полезными речениями, и оттого признавался человеком далеко не пустым. В явности Игнат даже подивился на воронихинскую правду, до которой любому бедовому однокласснику не враз дойти.
Завтрашним днем, когда приспеют школьные уроки, не забыть бы похвалиться - удалось подружиться с красавицей Нежданкой.
Вскорости за тяжелыми дубовыми воротами начали сгущаться сумерки. Основательно закатилось ясное декабрьское солнышко за кроны деревьев - охотно кануло в урочища задичавшей муромской чащоры.
Уже нет нужды старательно орудовать трехзубыми вилами, коль все лошади наделены сенными охапками. Взяв беговое свое снаряжение, вышел парнишка из конюшни. Обнаружил, что спешила окунуться в тьму лиловую та гора, с которой недавно спускался на лыжах и где взвихривались блескучие искры.
Конец вольному гулянию, раз поутихло в полях солнечное возгорание и заждалась бодрого лыжника напрочь захолоделая тропка, что прямиком вела к дому. Глядит Игнат по ходу торопливых шагов и что видит? В морозной иссиня-серебристой мгле посерели пухлые сугробы вдоль огородных заборов.
Переставляя уставшие ноги, поднимается он с низины овражной к деревенской улице, а пороша, уминаемая валенками, скрипит себе и скрипит. Она к вечеру и сильно певучая, и звонко упругая, будто ее подпирает из глинистых глубин земли какая пружина. Лыжи у мальчика на плече. Им по столь позднему часу не возбраняется отдохнуть, завсегда способным бегункам.
Что касаемо озорника-воробья, тот к своей домушке не удосужился долететь. Поскольку до печенок проникся взволнованными чувствами.
Две избы всего-то не одолел, ан свободного мимолета не было ни на грош: хищно когтистая сова гукнула с ближайшей уличной березы. Тень ее скользнула встречь порхающему шустряку. Он забил крылышками, кинулся назад, к плотине.
Сова поначалу не сообразила, куда подевалась бедовая птаха. Села, призадумавшись, на почерневшие от времени балясины огородные, покрутила головой. Затем опять взмахнула широкими крылами и, взмыв над заборами, почала кружить в поисках добычи. Не сказать, чтоб проявила недюжинную догадку, а всё ж таки наладилась в полет к пруду.
Там, на плотине, еще с лета поселились мыши. С ними станет полегче - авось, не промахнешься. Нынче самое время посумерничать в кустах: когда от бойких деревенских котов подальше, однако же к серым мышкам очень даже близко. Угоститься одной-другой погрызухой совсем неплохо, коль не удалось словить воробья. А тот вовремя заметил осторожный совиный подлет. Да взял и рванул в овражные верховья, оттуда свернул в сторону заснеженной еловой чащобы, чтобы кружным путем возвернуться к малиновогорской уличной березе.
Нет резона для шустряка попадаться на глаза когтистой хищнице. Забился в развилку толстокорой ветки. Появится тут сова сызнова или потеряла след напрочь?
Притих, сидит, нисколько не шевелится, но погони что-то не видать, и тогда смелости ему стало прибавляться. В спокойствии своего пребывания на высоком дереве начал привередничать - то одно перышко чистит клювом, то другое, и между прочим позволяет себе ершиться, подпрыгивать на ветке как есть беспечно.
Смотрит воробей - мальчик по тропке шагает с лыжами на плече. Кажется, не лень ему песенку насвистывать. Нисколько не соловей, ан что себе вытворяет!
- Вот ты здесь какой! - всполошенно запрыгал на ветке малиновогорский стражник. - Знаешь хорошо, что я могу лишь чирикать, о чем другом даже не помышляю. Поэтому в укор мне выдаешь соловьиные посвисты, да? Погоди у меня! Скажу соседскому Пете-петушку, он попоет у тебя под окошком ни свет ни заря. Разбудит среди ночи. Тогда, бродяга лыжный, пой соловьем хоть до самого, до солнца!
ЗВЕЗДОЧКА
Не ведал Игнат, что ждало его пополуночи. Шагал себе, отдалялся от конюшни.
А если куда приближался, то не к тому строю дальних изб, где мелькала тень голодной совы, - подале, к заветной приступочке, к чисто подметенным ступенькам родного по нынешним временам крылечка.
Идет и между тем примечает: деревня быстро замирает, вот уже вся в полусонной дрёме.
Круг, в котором обретается завьюженная улица Малиновой Горы, притихше чинный. И ни одна собака не гавкнет. Не объявляется в пуховых сугробистых пределах, чтобы стать доступной мальчишескому глазу. Кажется, и лаять им всем - повседневно дотошным, отчаянно громким сторожам - по темнеющей поре нисколько не в охотку.
Светятся огоньки в избяных стеклах. Там, за бревенчатыми стенами, вечеряет, чаевничает, посиживая у столов, сельский народ.
Среди электрических сполохов, вырывающихся на улицу, видит парнишка огненный всплеск - ровно тебе какая звезда воссияла на косогоре в толпе молчаливых деревьев.
Почему-то мерцающий там блеск. Манит он, манит Игната, прям-таки завлекательно приглашает к березам. И даже в ту даль, что поднимается от муромского леса вверх, расстилаясь небесным пологом влево, вправо, над головой, в бездонные стороны света.
Закинешь голову, поднимешь глаза ввысь, а там уже приметишь звездную дорожку, что прозывается Млечным путем. Ишь, ведь как получается! Не иначе есть тебе памятное слово запрячь красивую рысачку в дровни, усадить туда ребят, которым по нраву землеустроенное возведение плотины. А потом всем ребячьим кругом мчаться по звездной дороге к чудесам владимирского неба. Приглашают ведь тут, и если отказаться, то напрочь невозможно.
Поутру приключилось нежданное. Объявилась у парнишки высокая температура, почала жарить хоть руки-ноги, хоть лоб и щеки. Видать, простыл он, вихрем гуляя в поле и на сугробной горушке. По таковской поре никуда не денешься, а только знай лежи запечно притихшим.
Следующую ночку всю, как есть, бредил - вскрикивая и высказываясь о далеких небесных светилах. Не слышал ни сверчка под лавкой, ни петушиного пенья за окошком, знатно выбеленном снежной бахромой.
Тревожно лихорадочное образовалось времечко, и деревенский водитель Витольд Баснов обнадежил родичей Игната: на автомобиле повезу больного к врачам. Машина у молодого шофера - пурга вам или не пурга - борзо проходила по белым застругам проселка, поскольку резиновые скаты были сноровисто обвязаны цепями.
Укатил Витольд после того, как машина стрельнула выхлопной трубой, безостановочно повёз мальчика. В свою очередь воробей, что сидел во дворе на шесте, всполошенно сорвался, перепорхнул на крышу дома.
Поначалу малиновогорский шустряк примостился на козырьке печной трубы. Ан черноватый дым, споднизу разогрев кирпичную кладку, не на шутку разошелся. Наладился он щипать круглые бусинки глаз, и что воробью делать? Отступил, перелетел на обитый железом конек, принялся там, в некотором отдалении от сажистой черноты, неотступную думу размышлять.
При всем том, гадая о нечаянных на дворе хлопотах, сам себя всячески оправдывал:
«У Пети-петушка спина горит, как жар, а хвост весь что ни есть отчаянно краснотой полыхает. Ну, дал я ему, огненному соседушке, два ячменных зерна. Посоветовал в три часа ночи распустить красивый хвост, покукарекать. Не так уж много шума вышло.»
Здесь размышления у шустряка приостановились, потому что неправда стала колоть глаза. Взволнованно запереступали тонкие ножки-палочки по коньку, и обозначилась в думах новизна:
«Ладно. Пусть сильно хлопали крылья у Пети-петушка. Тряс он бородкой и кукарекал во всю мочь. Что было, то было. Но разве с этого крику бросишься без промедления болеть? Я на месте парнишки старым драным валенком запустил бы в крикуна. Только и всего. А высокой температурой обзаводиться - это, извините, никак нельзя.»
Покрутился воробей на месте, повздыхал, пошел дальше утруждаться в оправдательных рассуждениях:
«Такого не водилось в Малиновой Горе и при дедушке моем, и при других володимерских наших предках. Ослабел здоровьем мальчик, в том всё печальное приключение. Знаю по себе, как оно бывает. Иной раз по январю глотнешь лишку морозца, сипишь затем цельную долечку времени. И потому вот что нынче полагаю. Мы с Петей-петушком при сегодняшних делах, как есть, сбоку припека.»
Не скоро вернулся Игнат в малиновогорские пределы.
Хвороба - занозисто прилипчивая - заявляла о себе день за днем с месяц, если не больше. Витольд Баснов, навещавший больного по случаю, и тот крепко выразился: закрывай рот на замочек, не закрывай, а только чтоб ей, заразе, провалиться неутешно!
Доктора пусть всяко старались, однако пришлось занедужавшему провести зиму в явности поодаль от пруда и деревни. В каменно обустроенном городском поселении. Там как раз находилась та больница, что знай себе обваливала упористые наскоки горячего лиха.
К родному крылечку Баснов доставил парнишку в конце марта - когда снег на дорогах сильно стаял. Когда запушились вербы в ложбинах и вздувшаяся речушка до краев наполнила запруду возле конюшни обильно талой водой.
На ту неделю снеговая тропка в прогоне исчезла напрочь.
Поди теперь, поднимись к деревенской улице, остановись у родной приступочки, оглянись - видна вечерняя заветная звездочка? Нисколь ее не видно в теплых туманах весны. Хотя бы и времечко подоспело позднее, и ветерок обнаружился ласковый.
Не иначе, Игнат, не пришел всё же урочный час досконально обсмотреть небо. В обширности глубокое, в тихой приветности звездное.
«Ничего, - думал он после возвращения домой. - Покамест надо навестить лошадей у Воронихина. Однако то чудо пресветлое на угоре, за деревьями, в иное время отыщу. Авось, не промахнусь.»
ЖЕРЕБЕНОК ВЫГЛЯНУЛ
Намеченный день подошел.
У пруда, покрытого пузыристой пеной протаявших льдин, Игнат заприметил деда Воронихина и очень обрадовался ему. Будет нынче разговор, неспешный и доброжелательный, а что касаемо скуки бессловесной - ее не будет даже на грош.
Конюх устроился на плоском камушке возле воды. Чинить лошадиную сбрую вольготней, когда пляшут на мелких волнах вербные шарики и прилетно озабоченные утки ищут подходящие места для гнездований укромных.
Птицы привередливо разглядывали береговые тростиночки, негромко покрякивали.
Шорничать - вполне уважаемое искусство, сполнять его лучше пальцами крепкими. Чтоб дело шло с дорогой душой. Именно что с любовью к тяжеловозам, рысакам и к сладкому весеннему раздолью.
Ворота конюшни были открыты в усердности широко, настежь. Вливайся бодрый воздух, входи долгожданное тепло, пахнувшее оттаявшей землей!
Из створа вылетела пара голубей, затем выглянул жеребенок. Распахнутый простор чем-то ему не понравился, он поспешил взбрыкнуть - исчез в темноватом затишке мамашиного стойла. Через минуту потихоньку двинулся назад, возле одной из створок показались его любопытные ушки.
Игнат присел на скругленную макушку валуна по соседству с дедом, стал смотреть, как мастер связывает ременную упряжь.
- Никак помощник объявился? - поднял тот голову.
Видать, заинтересованный был вид у гостя, как раз потрафляющий шорника на беседу, коль глаза посмотрели на Игната нисколько не равнодушно. По-доброму глянул Воронихин. Обозначилась в бороде, в усах улыбка, встречно благодушная, поощрительная.
Старику можно с камушка не вскакивать, не всплескивать руками, обронив иглу с толстой суровой нитью, - только нельзя не обнаружить радость перед парнишкой. Ведь молодец! Вернулся из больницы, первым делом прибежал в конюшню!
- А что? - Игнат мигом сообразил, как поддержать беседу. - Я не отказываюсь помочь. Если надо. Тут жеребенок выскакивает. Он чей?
- Нежданкин.
- Не убежит? Без привязи?
- От мамки денется куда? Ласковый малец. Так и ходит за ней, ровно привязанный. Однако побегать вкруг и рядом не отказывается. Игрунчик такой, что любо-дорого посмотреть.
Игнат заприметил на холме, прогретом лучами весеннего солнышка, зеленые стрелки молодой травы. Нарвал побольше, да затем и не поленился: отнес Нежданке весь пук мягкой зеленцы. Та, скорее всего, не забыла приветного парнишку. Потому как приласкалась, когда было ей сказано: «Кушай, милая, на здоровье.»
С тех пор воронихинский пособник каждый день навещал обитателей конюшни. И если что просил дед, ничуть не отговаривался гость участливый, а сполнял всё так, чтоб по уму было - аккуратно, добросовестно. То проход между стойлами почистит скребком, то сена подвалит в кормушки. Иной раз воды принесет из ручья.
Вскоре подкатили последние денечки апреля.
Белые пушистые облака поплыли по иссиня-голубому небу. С запада - на восток, и в пути желалось им клубиться неудержимо, поистине сугробисто в завидной белизне. При всем том они росли в вышину, что башенные замки: вставали весьма охотно, но лишь тогда, когда не обнаруживалось ни единого дуновения ветерка.
Небесное светило прогревало поля и леса теперь заметно усердней, светлые часы весенних суток становились длинней, ночи сноровисто ладили свое - спешили укоротиться. Парило сильно, в муравейниках поубавилось прохлады, тамошние проживатели открыли поскорей входы и выходы, чтобы проветрить подземные коридоры.
Расторопно семеня лапками, полезли мураши дружка за дружкой на деревья, которым приспело вбирать в себя соки матушки-земли.
Там, на высоте, шустрые посетители, обдуваемые теплым воздухом, старались вовсю - щекотали кору усиками. Где, позвольте спросить, назначенный прокорм? В срочной потребе личинки да притихшие после морозов букашки. Всё тут нам сгодится на завтрак.
Березы как-то сразу встрепенулись и всем скопом обрядились в сарафанисто длинные уборы. Май встречали, махали гибкими ветками, хоть на прозрачных опушках, хоть и подале - в середках бирюзового перелесья. О чем перешептывались, только им, завсегдашним красавицам, было ведомо, но вряд ли чурались обсуждать новости: журавлиные пролеты на озерные закраины, хлопотливые заячьи пробежки средь луговых стожков.
Через малую толику времени засновали по рощам жуки упористого покраса: и темно-зеленые, и бронзовеющие. Словно маленькие бомбовозы, гудели они между стволами деревьев. Порой случайно ударялись о крепкие сучки, и тогда доводилось некоторым из них падать в траву на манер очень крупных дождевых капель, чтобы вновь подниматься, взлетать к изумрудным кронам.
А в школу Игнат не пошел. Потому как много занятий тамошних пропустил, остался в стороне от урочных наук. Выпала ему доля задержаться пока что дома, чтобы по осени торить повторную тропку в шестой класс.
Такая вот незадача грустная, однако спорить не приходилось нынче. Разве мечтал он стать второгодником? Не было таковских дум. Сложилась в метельно зимнюю пору нешутейность болезная, и с ней погоди не спорь - сполняй прилипчивый отпуск.
Май обнаружил череду шумных гроз. Налетали с полей вихри, приносили волнующий аромат свежей пахоты.
Фиолетовые тучи раз и за другим разом вставали над лугами, щедро поливая овражный ручей. Знай себе полнили запрудное озеро со всеми его лягушками и прилетными утками. Сноровистым оказался май зеленокудрый, и если кого обидеть, то никого не задел, чтоб до полного расстройства: всем достало влаги.
Получили свою долю зверюшки в Муромском лесу и хвостатые рыбные проживатели в пруду. И гороховому полю с пологого краю речушки, и гречишному на светлом угоре хватило вдосталь. И полю с турнепсом, откуда ветер доносил коровам вкусный кормовой запах, и ржаному, необъятность которого во всякий день радовала хлеборобские взоры.
Тако же выпало влаги с избытком хоть для малиновогорских бань, хоть для кадушек, где сбиралась вода на предмет огуречных поливов.
На плотине Игнат нашел несколько старых бревен, из них смастерил плот. На прочно плавательном сооружении не скучай, ходи с одного берега на другой. Поставь парус и - вперед! Весло опять же заставит связку бревен много усердней двигаться наперекор мелким озерным волнам.
Идет по неспокойной водной поверхности веселая рябь, налетевший вихорёк просвистит средь веревочных снастей, тем часом парнишка неутомимо правит в сторону от плотины. И не куда-нибудь, а как раз в узкое верховье. К тому случаю, чтоб затем возвернуться вдоль длинного водоема назад, к глиняной запруде.
Ране имелись у него мечты-чаяния касательно озерных путешествий или нет, а только пошла у парнишки парусная служба. То прямо с утреннего быстрого завтрака, иной раз опосля щей обеденных и непременной каши. Ни для кого не стало секретом, что по душе мальчишке налаживать веревочную снасть, ловко пускать в ход рулевое - на корме - длинное весло.
Воробей, что поселился на шесте возле дома, не вот вам одобрял этого игнатовского увлечения. Прилетит и сбросит на плот острую щепочку жердины либо сухую крошку еловой гнилушки. Намусорив, возвращается во свояси и воробьихе начинает разъяснять:
- Терпеть не могу бездельников. Мы с тобой гнездо ладим. Утруждаемся, как положено. А некоторые, пугая лягушек, по воде стремятся гулять. Когда солнышко светит, вдоль берегов плавают. И когда прячется оно за тучу, снова плавают. Что за новости? В Малиновой горе отродясь парусов не видывали. Здесь у нас работящий народ обитает - не прудоплаватели какие.
СЕНОКОСНЫЙ УГОВОР
Мураши к теплу приладились, стали умножать свое народонаселение, жуки наоборот так далеко попрятались, что больше их и не видать. Погоды разом к лету повернулись, и вовсю зазеленели горох, рожь, гречиха сбочь лесной чащоры. У них, известно, таков порядок произрастания, чтоб по всему владимирскому ополью наливать соком изумрудные стрелки и быстро гнать крепнущие стебли ввысь.
Турнепс шарами дулся, мячами на диво крутобокими, - ему ловко удавалось своевольно раздвигать макушками влажно податливую пашню. Глянешь на поле кормовой репы и что примечаешь вдруг? Словно сотня упитанных розовых поросят посиживает под метелочками широких листьев.
Игнат туда не раз бегал за репой, чтобы угостить от всей души Нежданку, а также ее стригунка, не спознавшего пока что ременной упряжи. Если кто ждал, что парнишка забудет о лошадях, то понапрасну тщился - обитатели конюшни полюбились беспеременному гостю, поскольку очень нужные деревне, очень понимающие были тут у Воронихина в стойлах подопечные.
Солнышко припекало к середке лета всё жарче. И как только вымахали в полный рост на лугу сочно питательные травы, начался вблизи Муромского леса обстоятельный сенокос. Ведь в Малиновой горе у каждого домового хозяйства - корова. Ей на зиму полагался припас, верно?
Бригадир дядя Трофим поделил просторный луг на равные участки. У тебя имеется безотказно удойная животина? Вот обладателю буренки уемистая делянка. Начинай заготовку кормов для семейной кормилицы, в том числе для овечек да коз, если желаешь увеличить помогательное поголовье на дворе - зимой твои детишки как раз не будут горя знать.
Помог он и с транспортом: шофер Витольд Баснов отвозил на грузовие сено, когда лошадям случалось притомиться.
Июль торопил размашистых косарей. Сильная жара сменялась грозовыми ливнями. И получалось что? Насквозь промокнешь, отправишься домой, поскольку поднялся в пять утра. Приляжешь отдохнуть, на полчаса успеешь смежить очи - опять солнце катит в зенит и палит уж так немилосердно. Значит, тебе дорога на травостой лежит, острой литовкой махать поспешай.
Какую закраину прошел - снова прибегают дожди с молниями и отчаянным громом. Ясное дело, напрочь неспособной глядится подлесная равнинность, искать косарю не переставать удобственные июльские минутки.
Кроме того, иная забота обнаруживалась. Скошенная трава пусть охотно сохнет, однако же капризная погода покосу не самая добрая подмога. Поскорей надобно убрать сено под навесы, чтоб не сопрело по причине излишней влаги. Ему уйти в землю ничего не стоит. Считанные дни потребны на таковское диво, и в радость оно лишь дождевым червям.
Уж зарядило, так зарядило. Не на шутку! Развезло проселки, что всклень очутились налитыми. Поплыли даже лесные тропки.
У телег ступицы колесные вдруг почали садиться в глину, препятствуя всякой тягловой силе путь-дорожку прокладывать.
Касаемо басновского грузовика, тот покамест не сдавался. Мотался по дворам, способствуя благоприятному пребыванию односельчан в прохудившемся июле. Одному подвезет пышное сено, до которого будет охоча буренка хозяйская в белые холода. Другому доставит духмяный кузов лугового разнотравья.
А третьему - как ни крути Витольд баранкой - помощи всё ж таки не дождаться. И тогда у бедолаги коровье зимнее пропитанье пропадает где-нибудь на сырой опушке.
Хорошо, объявился благорасположенный доброволец. Игнату пришла в голову несогласная с губительными дождями, вполне живительная мысль. Он тут же дал ей нисколько не заторможенный ход. Вот же имеется повозка с приметно большими колесами! Запрягай кобылу и по самой ранней поре подъезжай к дому бригадира!
Как замысливалось, так и свершилось. Подкатил с утра пораньше, доподлинно заявил;
- Тоже и я могу возить с делянок. Транспорт этот глядится неспешным, однако подъемистый поболе других телег. Дядя Трофим, не возражаете покосные дела уширить? Воронихин дает лошадь. Нежданка меня слушается, не сомневайтесь.
Бригадир обошел кругом смирную повозку. Потрогал упряжь Нежданкину, подтянул постромки. Согласно хлопнул ладонью по высокому передку дощатого сооружения.
- Зиму ты, конечно, болел основательно. Отдохнуть бы опосля всего, погулять сейчас вволю. По ягоды можно сбегать в ближний лес. Неплохо также порыбачить на Пекше. В омутовом, к примеру, местечке. Лишь бы развиднелось на мокром небе.
- Опять дождь зарядил. Теперь одному Баснову не сдюжить.
- Витольду, честно говоря, приходится туго. Насчет поубавления горюшка злосчастного кой-каким хозяевам.
На правдивые трофимовские размышления паренек обрадовался, как ни разу до сей поры:
- И я о том же толкую!
- Спору нет. Сенокос богатый выдался в нынешнем году. Оттого сильно плохо выходит, когда на делянке у мужика добро идет прахом. По причине громких ливней. Ладно, будем считать, что приключился у нас неотложный уговор.
Прослышав про благорасположенную придумку парнишки, малиновогорский стражник, вездесущий воробей, помчался взбалмошной стрелой к супруге.
- Работящего полку в деревне прибыло. Как полагаешь: надолго хватит молодой подмоги? Или скиснет завтра парень? Нет у меня веры в твердость нечаянного этого приспешника.
- Ах, отстань тут суетиться! - в неудовольствии супружница повела темным клювиком. Таким точно толстеньким, как у непоседливого хозяина домушки. - Мне бы малых деток накормить. А ты всё про своего мальчишку.
- Он, понимающее обрати внимание, вовсе не чужой, - сердито заерепенился воробей. - Как есть, наш нынче! Поселился в Малиновой горе, и что значит? Требуется наблюдательный присмотр от нас. И дедушка мой, и прадедушка поняли бы и суету, и всё небеззаботное прочее. Они свою сторонку любили, одного потому желали - чтоб проживание в ней шло путем годным. Не вот тебе через дубовую пень-колоду.
- А я говорю: отстань, заполошный! - осердившись на крикуна, решительно воробьиха отвернулась.
Ей некогда здесь балясы точить. Пришло время детишек подкормить. Так будь добр, малиновогорский стражник, подмогни, принеси мальцам капустных гусеничек, либо капелюшек амбарной мякины, либо чего там еще, но только чтоб примолкли пищать огольцы.
Ну и как оно, услышали звезды воробьиный спор?
Вряд ли, уж очень стройно шли на деревню тяжелые тучи, всю небесную ширь заполонили. И ничего вверху, окромя их упрямой череды, не разглядеть было, хоть вблизи, хоть вдали.
ВОЗУ КРЕПОСТЬ НУЖНА
Навить нисколько не спотыкающийся воз - мастерство хитрое, потому как на всех неровностях проселка надобно крепко держать сенное возвышение.
Для той безотказной прочности, водитель Нежданки, поспешай по углам телеги выложить копешки равного размера. Затем не забудь аккуратно застлать середку, чтоб не выше вздымалась и не опускалась ниже четырех краев. Тогда именно что выйдет у тебя устойчиво ладный кубарик. Тот самый, который не расползется трухой по кочкам. И едучи в гору, не рассыплется окаянно.
Игнат - ничего, ничуть не зевает, не лодырничает.
Он уважает селянскую сноровку, не спорит с ухватками записных возчиков-сенозаготовителей. То и делает, что поперечным старательством не увлекается, вилами строит сенное возвышение обстоятельно. Трудится - хоть на равнинном лугу, хоть на холмистом подъеме, где светлозеленые елочки пушатся - наравне со всеми малиновогорцами. Истинно так, как оно требуется по владимирской деревенской науке.
Перед тем, как отправиться в дорогу к навесам, парнишка поправляет свое сооружение. Тыльную сторону очесывает усердно, с боков наводит походный порядок. Прошествует в обязательности вкруг воза, на особый предмет осмотрит всё придирчиво: ничего тут не перекособочено? неуклюже свисающая прядь не захочет ли царапнуть взгляд? когда присутствует всякая приличность, то и пусть будет согласие!
Непросто это - снарядить нежданкин транспорт, если и крепость возу потребна, и сноровистая красота. Ладно смотрится повозка с грузом сенным, тогда каждому деревенскому проживателю, не иначе, есть доказательство на тот счет, что Игнату хватает мастерства.
Всё будет хорошо с лошадиной упряжью, с колесами, недавно подновленными Воронихиным, тако же с высоченной тележной поклажей. И раз по всем признакам справная хозяйская жилка проявлена у мальчишки, то пусть себе катит он с Нежданкой, хоть по луговым кочкам, хоть в горку, где невозбранно стоит стародавнее поселение.
Вот обсмотрена поклажа, дано указание кобыле:
- Трогай, милая!
Чмокнул Игнат захолоделыми на ветру губами, тряхнул длинными вожжами, что вырезаны были конюхом из толстого брезента. Каурка, понимавшая хорошее к себе отношение, возчика юного заслуженно уважала. Враз уперлась в землю всеми четырьмя ногами, голову от усердия принагнула. Эх, погодка не шибко радостна, а всё равно: не моги, посторонний какой, застопорить нашенское с парнишкой продвижение!
Дернула рысачка воз, и - ступай себе, телушкино сено, до нужного дома.
Телега скрипит, готовясь чуть что сотворить остановку. Всё деревянное обустройство потрескивает под тяжестью не показной, а вполне увесистой поклажи. Приходится доскам, не вот вам занозисто железным, сотворенным плотниками из бревен сосновых, как раз не расслабляться, а напротив крепиться. Не дозволено постройке взять и развалиться, она потому и не поддается.
Покачивается возчик на сенной верхотуре. Поглядывать вперед он, конечно, поглядывает, однако не забывает прислушиваться к деревянному бормотанью: кой-чему поскрипеть немного не возбраняется, и всё ж таки нельзя допустить, чтоб негромкий звук обернулся каким громким треском.
Мысли у парнишки всякие, одна из них на особицу тревожная. Сиди на возу усидчиво, не сиди - кто увидит пролет темных облаков наверху, ощутит зябкий наскок ветра с озера? Что другое также не лишне приметить.
«Ты воз навил порядочный. И вроде колеса крутятся по мере своей возможности. Вот только не слишком-то продвижение по дождливому времечку получается торопким. Подсказать разве Нежданке? Ведь может упористая рысачка наддать.»
Путь-дорожка миновала парочку опасных мест с глубокой глинистой колеей, нынче разрешено ускорить шаг или как? Задается Игнат непростым вопросом, при всем том потихоньку шевелит вожжей, а кобыла уже согласно кивает. Не прошло мимо ее внимания, в достоверности ведомо ей, что сколочена повозка достаточно крепко и правильно навит парнишкой высокий воз.
Одновременно косит рысачка лиловым глазом на паренька: нетрудно бы тебе отогнать слепней, что норовят здесь пообедать. Тот послушно принимается шевелить вожжами, прогоняя с ее спины ничуть не жданных гостей.
Проселок начинает подниматься к изумрудной макушке холма. Мальчик слезает с прочного сенного сооружения, идет сбочь скрипучего транспорта и так себе вслух рассуждает:
«Едем в направлении правильном, и всё пока у нас ладится. Конечно, сил у грузовика будет не в пример больше. Известно любому соседу моему, какая способность имеется у дизеля басновской машины. С гулким лишком сто лошадиных сил дадено мотору на заводе. Всё ж таки, Нежданка, и мы с тобой можем солидно поработать. Верно?»
Она поглядывает на говоруна, кивает, как заведенная. То ли спорить ей не хочется, то ли допекают каурке неутомимые слепни.
Игнат веселым голосом ее подбадривает, поскольку верная догадка есть. Как раз такая, что на виду шагает рядом с телегой не фитюлька пустая, а досточтимо сообразительный поводырь-возчик:
- Толковые слышишь от меня слова. Будь спокойна. Очень даже не зря уминаешь овес в конюшне. И турнепс не понапрасну приношу с поля. Добросовестная ты, исключительно безотказная. Я и дед Воронихин заблаговременно ценили всяческие лошадиные способности. Сильно дорожим тобой по нынешнему часу мокрому, не сомневайся.
Нежданка поворачивает голову, глядит на юного начальника, подперев гибкой шеей гладкую кожу хомута. Словно бы выговаривает - поверю во много крат сильней, если нагнешься, поднимешь веточку и станешь, помахивая, надоедливых мух прогонять.
Отчего не прислушаться к ее пожеланию? Игнат быть заботливым не отказывается. В единый миг дает острастку маленьким летунам.
Она раньше не держала обид на завсегдашнего конюшенного помощника деда, но теперь верит пареньку, конечно же, больше.
Приподнявшись на угор, дорога потянулась ровная: лужи измельчали, потом вовсе куда-то пропали. Ушли в песок, не иначе. Деревянная повозка перестала натужно подавать скрипучий голос, пошла мягко, без перекосов. Хорошо парнишке, ему нравится править послушной лошадью, и он принимается возле нее посвистывать. Не так, чтобы слишком звучно, однако в старательности мелодично - ровно черемуховая птаха в дебрях у речушки.
Совсем был бы счастлив, если б июльскими вечерами объвлялась заветная звездочка в толпотворении малиновогорских берез. Нет слов, до чего желательно приметить ее сызнова. Нынешним летом где прячется она?
Как бы ни пряталась, а ты, Игнат, имеешь право посвистывать черемуховой пташкой и помогать односельчанам. По таковскому дружному труду не станет лишней Малиновая гора для звездно-манящего Млечного пути. Глядишь, и ему возжелается в чем-нибудь помочь безотказно работящему земному люду. Когда-никогда, но случится заветный уговор.