Германия этого мира была не той, какую вы можете знать её в нашем мире. Это была исхудалая, костлявая, умирающая кляча, которая плелась в самом конце Европы уже долгие годы.
Она так необдуманно гналась опередить всех в индустриальном производстве, что, измотав себя, подошла ближе к смерти. Слишком много паровозов и дирижаблей построила и так мало хлеба посадила бедная Германия.
Конечно, всякий скажет, что за производство машин следует щедрая плата, но Барды не платят ни за что. Они не знают, что такое деньги и в век не поймут их вес. На что это знать тем, кто равняется с Богом?
Несправедливость за тяжелый труд, голод за работу - именно это породило на землю Германии камни революции и первых людей, которые умело воспользовались этой идеей. Самые первые из "каменщиков" желали стереть с памяти человечества неравенство. Но эти герои погибли очень давно, а их идеалы исказились под призмой времени и обернулись в неистовое желание стереть с памяти мира Бардов, правление Небесных городов и людей, которые решили идти рядом с божествами.
***
В этой комнате сидело 5 человек, двое стояло, а один полулежал на столе, с рваной дырой на левой стороне спины. На против него сидел Джек Стоун. У всех прочих в этой комнате были германские имена. Сзади от Джека в синей куртке стоял Рихтер Хартманн, в штанах у которого лежал теплый люгер.
Джек Стоун выложил локти на стол. Он уперся глазами в свои собранные для заседания доклады, о которые Манфред Кох уже час тушил сигареты.
- Продолжайте, Крюгер, - сказал Кох, посмотрев на стол так, что его взгляд смог охватить всю комнату.
Старик Крюгер встрепенулся, как петух:
- Мы не сможем начать вовремя. Невозможно перевезти через границу детали без паспортов.
- Так купите эти гребанные паспорта! - Манфред Кох завизжал, как дикий пес, и чуть было не укусил себе язык.
Это заседание безумно напоминало коробку со спичками, которую иногда трясли, чтобы услышать треск.
Ни к чему особо важному здешние разговоры не подходили, всё обстоятельное среди людей в этой комнате не решалось. Ответственный за работу всех этих начальников - Манфред Кох - лишь выслушивал однообразные доклады и лаял как дворовая шавка.
- Что отправить в Шлезвиг? - напомнил о трупе за столом Джек. Манфред поднял глаза на Хартманна, попутно охватив взгляд Стоуна.
- Хартманн заменит нашего уважаемого скончавшегося в Шлезвиге.
***
Шанталь провела все лето и начало осени в доме, где работал её отец. Тут её приняли, как и всех - вначале, как крысу, затем, как пса, а после уже сровняли с человеком. Калистер помог ей научиться ремонтировать двигатели. Это и было её обязанностью перед революцией и начальством Шлезвига.
"Объединенный заговор" был разбросан по всей Европе в виде заводов, которые были самостоятельны по изготовлению якобы деталей для дирижаблей. Эти детали были фиксированы во всех документах и отчетах поступающих в правительство стран. Однако отчеты по доставке были настолько запутаны, что в итоге детали бесследно терялись в бумагах.
Во главе каждого завода стоял свой Глава, который подчинялся еще куда более Главной Главе и так далее и, возможно, бесконечно. Никто не знал, кто стоит у вершины "Заговора".
Заводы и стремящееся к верху начальство - были машиной революции, шестеренкой которой поспешно и стала Шанталь. Причастность к мятежу, разумеется, не принесло ей удовольствия, ровно так же, как и игра в оркестре. Однако это смогло вернуть Шанталь к жизни.
Все те годы, что она ждала отца, ничто не могло развлечь её голову, она была точно из дерева, как контрабас. Однако стоило ей встрепенуть застоялый мозг, как она вновь смогла размышлять. Находясь в стенах завода, Шанталь с каждым днём всё более понимала, чего же на самом деле желал её отец. И к чему в совершенстве ведут слова - Liberte, Egalite, Fraternite.
- У тебя почти, как у Глории, выходит, - Калистер навис над Шанталь, как делал это обычно перед обедом. Последнее время они работали с ней вдвоем, ремонтируя двигатели самолётов в самом углу завода. Обедали по этой причине они так же вместе и беседовали обыкновенно между собой.
- Как всегда, нам ничего не сказали. Куда повезли эти головные обтекатели? Если они где-то штампуют самолеты, то грех не пофантазировать для чего.. - Калистер был человеком, который говорил только о железе. Он обсуждал детали, работу над ними, сборку машин и не разу не упомянул собственную мать.
Шанталь в ответ многозначительно кивнула. Ей давно удалось узнать, что создание самолётов не главная задача "Объединенного заговора", а их завод в Шлезвиге, классифицируясь не на оборудовании, занимается куда более интересными делами. О которых им попросту не говорят.
- Кстати, о чем с тобой говорил Хартманн сегодня утром? - спросил Калистер. Шанаталь уставилась на свои коричневые ботинки и почти минуту молчала, прежде чем ответить:
- Напомнил мне взять с собой инструмент.
- Понятно.. Хотя я совсем не пойму, почему Хартманн решил поменять нас.
- Говорят, мы летим в какую-то "задницу" и можем не вернуться. А ты ведь лучший слесарь тут. - сказала Шанталь, полностью удовлетворив своим ответом Калистера.
Её единственная работа "на вылет" была тихой и не оглашенной. Пять человек, Харттман, пилот и Шанталь отправились в сторону России на новой модели самолета, сравнить которую Шанталь смогла со слоном - корпус был необыкновенно толстым.
Для Шанталь это была не первая встреча лицом к лицу с Рихтером Хартманном, потому она могла предполагать выражение его лица. Но с того мгновения, как они оказались в кабине, он не сводил глаз с центра грудины Шанталь, сидящей напротив него. Обыкновенно он смотрел поверх макушки всякой головы - это ему позволял и рост, и должность; лицо его всегда напоминало деревянную маску с тонким носом, он никогда не щурил глаза и не открывал их полностью - словом, он имел выразительное лицо, которое ничего не выражало. И теперь Шанталь заметила, что он смотрит прямо, не задирая лицо, разумеется, не от большой уверенности и спокойствия.
Через некоторое время самолет приземлился в месте, которое никак не огласили. Здесь для Шанталь и была подготовлена работа - замена деталей в самолёте, который поспешно изломали, пару дней назад. Место куда они залетели было заснежено так, что Шанталь изумилась на несколько минут. Её отвели в ангар, где следующие 6 часов она потратила на замену двигателя.
- Обыкновенный самолёт там вымерз, - сказал Билли главный помощник Манфреда Коха,- мы отправили туда одного на SS. Приземлившись, обратно не взлетел.
- А здесь по-тихому не вышло? - Хартманн сел на кресло, - Не дай Бог, что бы Мурманск о чем-то узнал.
- Ха.. Их самолет, я уверен, выдержит эту гребанную Арктику. Она почти, как их Сибирь. - Билли прошелся по комнате, закуривая сигарету.
- Как сестра, Билли?
- Замуж вышла, пока ты тут трешься. За архитекторишку чокнутого. А твоя мать как?
- Шесть лет назад умерла.
***
Последние 8 дней в синем небе Арктики трижды гудел самолёт, в поисках источника тепла - живого Трагена. Пару дней назад один приземлился в паре сотен метров от Башни, в последствии его мотор заглох насмерть. Эмман понял это так, по звукам из вне. После ему довелось узнать, каким мерзким образом Гер смог выживать здесь почти два десятка лет.
Но сегодня самолёт приземлился на лёд около самой башни. Громкий шум разбудил черный столб, снег и Арктическую небо.
Эмман сначала мог подумать, что звуки ему кажутся, а вокруг попросту начинается вьюга. Когда же он ощутил, что всё вокруг дрожит и трещит, Пройс убрал со своих рук куски пилота, приземлившегося здесь пару дней назад, которыми он согрел свои пальцы, и вылез наружу.
Харттманн заставил всех выйти из самолета. Он указывал рукой на черную башню, в то время, как ветер дергал его конечность, как волос.
- Вытравите этого пса из его конуры! - крикнул Билли. Пять человек, что летели с Шанталь, выскочили надев на спину железные машины – они явно понимали о каком «псе» идёт речь.
На вышедшего Эммануила никто не обратил внимания, когда появился Герхард, черный медведь, лапа которого убивала одним когтем. Но стоило на него набросить металлический повод и пустить по нему ток, как чудище тут же растворилось, оставив согнувшегося человека в старом костюме залитом чужой кровью.
- Чудно. - проглотил с улыбкой Билли.
Трагена забросили в самолет, трое из экипажа сели вместе с ним. Слесаря и двоих с Шлезвига пристрелили, как и было задумано. Самолёт загудел с прежней силой и исчез, оставляя во льдах следы первого условно-досрочного освобождения из Холодной тюрьмы.