Осень пришла неожиданно рано. И раньше обычного пришлось подтапливать в доме, чтоб по утрам не мёрзли дети.
Зина заглянула в спальню. Дочка Наташа и сын Павлик спали крепко и не слышали её шагов. Уходя на работу, Зина будила дочку, чтоб та успела разогреть завтрак, закрыть протопившуюся печь и вовремя разбудить брата, да ещё проследить, чтоб не оставил он дневник на столе и не забыл взять в школу сменную обувь.
Сегодня она пожалела будить Наташу и завела будильник. Пусть поспят. Успеют. Соберутся. Самой же ей пора на работу.
Она вышла в небольшую прихожую, обулась, надела старенькое осеннее пальто серого цвета, сняла с вешалки платок и подошла к потускневшему овальному зеркалу на стене. Посмотрела на своё отражение внимательно и придирчиво. Такая же худая, как и в молодости. На лице только нос и торчит. Правда, глаза ещё выделяются. Карие и большие – от худобы.
Зина провела ладонью по гладко зачёсанным, тёмным, коротко остриженным волосам и вздохнула:
- Вот и седина уже… После Колиной смерти появилась.
Да, четвёртый год она без мужа. А дети – без отца. Наташе пятнадцать лет, Павлику – тринадцать. Помощники. И дрова приготовят для печки, и на огороде знают, что делать. Вот и окна на зиму сами утеплили. Грех на них жаловаться. С большими-то детьми, понятно, легче. Малыш-то скрутил бы её по рукам и ногам. Прибрал Господь. Может быть, пожалел её. Лучше не надо об этом.
Зина повязала платок и вышла. Осенний ветер дул в лицо холодно и жёстко. Холодом несло и от пруда с тёмной остановившейся водой, по берегу которого вилась мокрая от дождя тропинка. Да уже и редкие снежинки с дождём пролетают.
Зина не любила дождливое ненастное предзимье. Почти три километра идти ей на работу по такой непогоде.
Посёлок вытянулся вдоль пруда. А за прудом компактно стояли важные поселковые учреждения и суконная фабрика. Там же находилась и детская больница, где Зина работала санитаркой, или нянечкой, как их называли.
Можно, конечно, поменять дом на квартиру поближе к больнице, чтоб не месить грязь по осенней распутице. Но тогда не будет огорода. А без него – беда. Он-то их и кормит. И Зина терпела.
Она шла, обходя лужи и отворачивая лицо от встречного ветра. А мысль о ребёнке, которого она никогда не видела, немым укором явилась снова. На душе стало неуютно и тревожно. А всё Николай… Когда сказала ему о беременности, он обрадовался. Целовал её.
- Зинуля, счастье-то какое.
- Коля, дети уже большие. Стыдно мне.
- То-то и оно, что дети большие. Вырастут и уедут. И будем одни куковать. А дитя будет – другое дело. Будет радость в доме. А стыдиться – это глупо. Ребёнок – это не позор, а счастье.
На том и порешили. Да только умер Николай скоропостижно от инфаркта. Не дождался рождения ребёнка. А она, в горе своём, забыла о нём, пока он не напомнил о себе, толкнув в бок упруго и сильно. Случилось это уже после сорокового дня. И надо было принимать решение. Ребёнок осложнит и без того тяжёлую жизнь. Она не будет работать. А пенсия на детей невелика, и без её зарплаты им не прожить. И поднять троих детей она не в силах.
Со своими горькими мыслями пошла она к врачу просить о немыслимом – прервать беременность по семейным обстоятельствам. Её смотрели акушеры и терапевты и качали головами: нельзя. Дошла до главного врача. Татьяна Фёдоровна, немолодая женщина, сама многое пережила. Зина надеялась, что она поймёт её и поможет.
- Татьяна Федоровна, поймите. Не вытянуть мне троих, - плакала Зина.
- Я понимаю, Зинаида Ивановна, - главврач вздохнула и положила руку ей на плечо. – Зина, чем я могу помочь?
- Не знаю… - слёзы отчаяния застыли в Зининых глазах.
- Зина, взвесь всё, горе у тебя. Но время лечит. Будешь потом жалеть о своём решении. Подумай. Приходи через неделю. Поговорим.
Через неделю Зина не передумала. Теперь она не только не любила своего ребёнка, который жил в ней и напоминал о себе с каждым днём всё явственнее. Он осложнил её жизнь уже до своего рождения. Об этом она и сказала главврачу:
- ребёнок мне не нужен. Не по силам мне троих детей вырастить.
- Непростое решение ты приняла, - Татьяна Фёдоровна грустно смотрела ей в глаза. – Пройдёт время, и ты пожалеешь об этом. Мне жаль тебя.
- Я всё уже решила, - тихо сказала Зина.
- Думаю, ты понимаешь, что ты должна родить этого ребёнка.
- А что потом?
- Потом ты просто постараешься просто забыть об этом. Если, конечно, сможешь. У тебя есть время подумать.
Своего решения Зина не изменила. Она не раскаивалась в этом. Но вот почему-то сегодня она уже второй раз подумала о своём умершем ребёнке. Виновата ли она в его смерти? А, может, он потому и умер, что она отреклась от него ещё до его рождения. Неужели отныне это будет преследовать её?
***
В больнице было тепло. Зина раскинула на вешалке влажные от моросящего дождя пальто и платок, встряхнув с него дождевые капли. Она быстро переобулась, надела рабочий халат и принялась за дела, чтоб до прихода врачей и сестёр навести в отделении порядок. Сегодня она особенно старалась заглушить работой ненужные тревожные мысли.
Перед обедом медсестра попросила её:
- Зинаида Ивановна, в приёмном отделении девочка. Она уже осмотрена врачом. Переоденьте её и положите в третью палату.
В приёмном отделении на коленях у полнеющей светловолосой голубоглазой женщины сидела симпатичная светловолосая девчушка с карими глазами. Она боязливо посмотрела на Зину и прижалась к матери, обхватив её руками за шею. Возраст женщины был такой, что она могла быть и молодой бабушкой.
Но смуглый темноволосый мужчина, стоящий рядом, называл девочку доченькой. Значит, они – её родители.
- Не надо, доченька, бояться. Здесь хорошие тёти. Мы с мамой будем приходить к тебе. Игрушку принесём. Что принести тебе – мишку или куклу? – спросил он у девочки.
- Куклу, - тихо ответила та и с интересом посмотрела на Зину.
Зина поздоровалась и улыбнулась родителям:
- Хорошая у вас дочка. Одна она у вас?
- Одна. Сокровище наше. Дороже её у нас ничего нет, - ответила мать. – Не уберегли вот только её. Простудилась. Она у нас не болела. Отдали в садик. Она там трудно привыкала и вот заболела.
Девочка прислушивалась к разговору взрослых и с детским любопытством разглядывала санитарку.
- Как же тебя зовут, хорошая ты моя? – ласково спросила её Зина.
- Катя Ракитина.
- Красивое имя у тебя, Катюша. А сколько тебе лет?
- Мне уже три года.
- Умница. Давай надевать красивую пижаму, смотри, какая нарядная. Зайчики нарисованы.
Зина увидела расстроенное лицо женщины и, пытаясь рассеять её тоскливые мысли, похвалила девочку:
- Как хорошо она у вас говорит. Даже «р» выговаривает. Хорошая девочка.
- Она у нас и правда умница, - кивнул отец. – у неё на кубиках рисунки с буквами, так запомнила много букв.
Зина, помогая девочке надевать пижаму, сочувственно посмотрела на мать. Немолодая… Поди-ка, уже и не хочется вместе с дочкой козликом выпрыгивать. Тут же и про себя подумала. Прыгать-то тоже уже не хочется. А могло и с ней такое случиться.
- Вот мы и нарядились, - улыбнулась Зина ребёнку. – Какая ты красивая в этой пижаме.
Она взяла девочку на руки, но та потянулась к матери:
- Ма – мА…
- А мы с тобой сейчас в окошечко маме с папой помашем. Вы подойдите к окну. Третье от входа, - кивнула Зина родителям.
В коридоре Катюша увидела сестёр в белых халатах и неожиданно прижалась к Зине. Её мягкие ручонки обвились вокруг её шеи, и в Зининой груди разлилось что-то тёплое и приятное. Подумалось, что и её ребёнок теперь также обнимал бы её. Ему было бы тоже три годика.
Зина протёрла ладонью запотевшее стекло:
- Помаши, Катя, маме с папой ручкой.
Девочка насупилась, на глазах показались слёзы. Отец махнул дочке рукой и быстро, сутулясь, пошёл от окна. Мать торопливо вытерла платком глаза и, улыбаясь, крикнула:
- Катенька, мы вечером придём. Принесём куклу.
После работы, когда Зина уже снимала рабочий халат, она услышала, как в коридоре Катины родители просили её сменщицу:
- Пожалуйста, передайте куклу Кате Ракитиной в третью палату. Она просила.
Зина снова застегнула халат и вышла к ним6
- Я передам. Вы не волнуйтесь. Она не плачет. Посмотрите в окно, только чтоб она вас не увидела. Пусть привыкнет немного.
Кукла была большая, с золотистыми длинными волосами, в нарядном голубом платье в белый горошек.
- Катюша, - позвала Зина, входя в палату, - мама тебе куклу принесла.
Девочка прижала к себе куклу. В карих её глазах мелькнули живые, весёлые огоньки. Она радостно засмеялась. И тогда на левой её щечке появилась чудная, милая ямочка. Такая знакомая, такая родная… Ямочка на щеке. Такая же ямочка оживляла Колино лицо, когда он улыбался.
Смутное волнение, тревога, растерянность – всё смешалось и переполнило Зину.
***
Идти домой было легче. Ветер дул в спину и не было дождя. Только тянуло холодом от пруда. Зина успокоилась. С чего это она так разволновалась? И у других бывают ямочки на щеке. Надо же было до такого додуматься, что у чужого ребёнка ямочка на щеке, как у Николая… Да к тому же у неё был мальчик.
Но дома у неё всё валилось из рук, и она сидела безучастная. Неподвижно глядя в одну точку.
- Что с тобой, мама? – спросила дочка.
- Всё хорошо. Просто устала. Пройдёт, - постаралась улыбнуться Зина.
На следующий день Зинина смена была ночная. Она едва скоротала день и раньше обычного пришла на работу. С уборкой справилась быстро, и у неё осталось время зайти в третью палату.
Дети укладывались спать. Зина помогла им раздеться, уложила в постель, заботливо прикрыв одеялами, и подошла к Кате Ракитиной.
Катюша…
Девочка улыбнулась ей. Зина присела на край койки и взяла её на колени. Что-то родное и близкое почудилось ей в этом ребёнке. Она обнимала её, а сама всё смотрела и смотрела на неё. Волос светлый, как у Коли. Хотя почему, как у Коли?
Мать у Кати тоже светловолосая… Глазки карие, как у неё, у Зины. Но опять же, отец у девочки смуглый и кареглазый. Так что это не доводы. Но вот вчерашняя ямочка на щеке…Такая - только у Коли.
Захотелось увидеть эту ямочку. Зина рассказывала девочке сказки. Смешные стихи, но Катюша не смеялась, а слушала серьёзно и внимательно.
На тумбочке в кружке стоял густой абрикосовый сок.
- Катенька, почему сок не выпила?
- Не хочу.
- А я подумала, что ты для своей дочки оставила, для куклы. Как её зовут? Ты нас познакомишь?
- Её зовут Зина.
Женщина вздрогнула.
- Почему Зина? Не может быть…
- Потому, что я знаю такое стихотворение: «Резиновую Зину купили в магазине, резиновую Зину в корзине принесли…»
- А я тоже Зина. Мы с твоей куклой – обе Зины. Хочешь, я буду ей бабушкой?
- Бабушкой? – Катя засмеялась тихо – тихо. И вырисовалась на левой щеке эта неповторимая ямочка.
Зина крепче прижала к себе девочку и закрыла глаза. Что же это такое? Не может быть…А в голове у неё уже вызревал план действия. Она разомкнула объятия, сняла девочку с колен.
- Катюша, допей сок и ложись спать.
Сама вышла из палаты и направилась в ординаторскую. Но туда входила дежурный врач Анна Петровна, пожилая, высокая и строгая, и Зина не решилась войти вслед за ней. Она вернулась в третью палату.
Катя сидела, свесив с койки ноги, и тихо плакала.
- Что с тобой, доченька? – неожиданно вырвалось у женщины. Она и сама напугалась.
- Тётя Зина, я пила сок и капнула кукле на платье.
- Ничего. Давай я постираю.
- Нет. Не хочу – без платья.
Хорошо. Утром скажем маме, и она принесёт кукле другое платье, а это постирает. Всё будет хорошо. Спи. Спокойной ночи.
Зина медленно шла по коридору мимо затихших на ночь палат. Ей повезло. Медсестра позвала Анну Петровну посмотреть ребёнка.
- У него было всё хорошо. Но сейчас стала повышаться температура.
- Сейчас посмотрим…
И обе прошли мимо Зины в дальнюю палату.
Зина вошла в ординаторскую с тряпкой в руке. Она медленно вытирала пыль на столе, где лежали папки с «историями болезней». Она перекладывала их, чтоб найти папку с номером три, где лежали « истории» детей из третьей палаты. Наконец-то…вот эта папка. Надо только раскрыть её и найти «историю болезни» Кати Ракитиной. И тогда всё встанет на свои места…
Зина вздрогнула от скрипа открываемой двери и быстро положила папку сверху.
- Зинаида Ивановна, - Анна Петровна скупо улыбнулась, - вы здесь уже убирали. И потом, на столе лучше оставлять всё так, как лежит.
- Извините. – Зина вышла из ординаторской.
Повезёт ли ей ещё? Повезло. Анну Петровну вызвали в приёмное отделение. Поступал ребёнок. Теперь у Зины было достаточно времени. Она безбоязненно вошла в ординаторскую и раскрыла третью папку. Катина «история» лежала первой. Зине необходимо было узнать день её рождения. Да. Июль. И это число…Этот день Зина помнит хорошо. Всего-то три года прошло, а матери помнят всю жизнь о днях рождения своих детей.
Слабо крикнувшего новорожденного Зине не показали и сразу унесли из родильного зала. И больше в их маленьком поселковом роддоме в тот день никто не родился. А Зине давали порошки, чтоб присушить молоко. Она отворачивалась к стене, когда другие женщины кормили детей. И что-то непонятное происходило с ней. Временами появлялось властное желание приложить к груди своего малыша.
Через несколько дней она не выдержала и, робея, спросила врача:
- Мой-то как?
Врач ответила неуверенно, словно споткнулась:
- Зина, к сожалению, твой малыш не выжил.
А сама отводила глаза. Да! Зина это помнит хорошо. Врач смотрела вниз, опустив голову, и терялась, разговаривая с ней. Уходя, сказала торопливо:
- Уже похоронили…
А Зина тогда подумала, что у неё был мальчик, потому что ей сказали – малыш.
Когда вошла Анна Петровна, она даже не обернулась, подавленно глядя на июльскую дату в «истории болезни».
- Зина, что ты так внимательно читаешь?
- Анна Петровна…
- Положи «историю» в папку.
- Это мой ребёнок, - тихо, но убежденно сказала Зина.
Строгое лицо Анны Петровны стало неподвижным и властным.
- О чём ты? Ты понимаешь, что говоришь?
- Я почувствовала…Как мать…почувствовала. Мне надо было только убедиться. И вот – дата рождения Катюши. Всё точно. Анна Петровна, извините, что я взяла «историю».
Зина положила документы в папку и встала.
- Подожди, - Анна Петровна присела и усадила рядом женщину. – Успокойся. Подумай. Возможно. Ты ошибаешься. И зря себя мучаешь.
- Нет. Не ошибаюсь. В тот день родился только мой ребёнок…
- Допустим…И что ты намерена сделать?
- Об этом и думаю. Теперь я не смогу расстаться с этим ребёнком.
- А о той семье ты подумала?
- В этом-то и дело. Люди они хорошие. И я ещё не знаю, как им об этом скажу.
- Зина, тебе сейчас очень тяжело. Я понимаю. Но не сделай зла людям, не принеси им горя. Они ни в чём не виноваты. Подумай обо всём. Не наделай беды.
Зина всю ночь просидела около Катюши. Та кашляла и от боли тихо плакала:
- Ма – ма…
- Я здесь, доченька, - отвечала ей санитарка.
Она брала девочку на руки и ходила с ней по коридору, пока та не успокаивалась и не засыпала.
Перед тем, как уйти с работы, Зина заглянула в третью палату. Катя пыталась снять с куклы залитое соком платье.
- Катюша, ты решила снять платье с куклы?
- Да. Оно грязное.
- Давай помогу. Ну, вот и сняли. Я платье маме отдам. Она постирает и вечером принесёт.
Зина погладила рукой мягкие светлые Катюшины волосы, поцеловала в лоб и вышла. Голубоглазая блондинка заходила утром, чтоб узнать, как Катя провела ночь. И Зина была уверена, что встретит её.
Она увидела в приёмном отделении эту женщину, которую совсем не хотела видеть. Но постаралась улыбнуться ей и срывающимся от волнения голосом сказала:
- Катя спала хорошо. Кашляет реже. Просила платье для куклы постирать. Нечаянно соком залила.
- Спасибо вам. Вы добрая, - искренне поблагодарила её голубоглазая женщина.
***
Следующий день у Зины был нерабочим. Трудным он оказался для неё. Она неохотно общалась с детьми, не спросила о школьных делах, по дому всё делала автоматически, по привычке. А сама всё думала. « Не наделай беды, Зина», - звучали в её ушах слова Анны Петровны. Вот и надо как-то всё уладить миром. И как детям всё объяснить? Три года назад она сказала им, что малыш умер.
И так и этак размышляла она о случившемся. Попробовать взять девочку через суд? Это анализы, судебные заседания, это – проклятие и горе голубоглазой блондинки. И трудный разговор с детьми по поводу «воскресшей» сестрёнки. Оставить всё, как есть? Но как жить зная, что рядом живёт малышка, её кровиночка с симпатичной ямочкой на щеке, как у отца? Кто же такую муку вынесет?
От бессонницы разболелась голова. Заснула поздно и трудно. Но проснулась раньше обычного.
Видимо, не зря говорят, что утро вечера мудренее. Не такое уж умное пришло решение. Так себе – серединка на половинку. Но оно показалось Зине наиболее правильным. Она решила поговорить с приёмными Катиными родителями, сознаться во всём и предложить свои условия: они должны разрешить ей видеться с Катей, иногда брать к себе в гости, заходить к ним с гостинцем или подарком для девочки. Она же сама обязуется никогда не открываться Кате, что она – её мать и навсегда остаться для неё тётей Зиной.
***
Зина снова шла рано шла на работу. Было холодно и ветрено. Затвердела от ночного морозца тропинка, и на ветру пролетали редкие снежинки. Непонятное и неприятное предзимье…
Она ещё раз всё обдумала. Другого варианта в голову не приходило. И решила не откладывать разговор с Ракитиными.
Переодевшись, вначале заглянула в третью палату. Катина койка была заправлена. Девочки в палате не было. Зина испугалась. Неприятный холодок пополз по жилам. Встревоженная, она спросила у постовой медсестры:
- Вера, а что с Ракитиной Катей случилось? Её же уже лучше стало.
- А вы что так волнуетесь, Зинаида Ивановна? Ей, конечно, лучше. Вчера её выписали по просьбе родителей.
Ничего. Так даже лучше. Поговорят без посторонних, зайдёт к ним после работы. И всё уладится.
Адрес Ракитиных она прочитала в Катиной «истории» и после работы легко отыскала Запрудную улицу, на которой те жили, и дом. Постояла у калитки, ещё раз мысленно прокрутив, как обо всём расскажет Ракитиным. Потом, как перед прыжком в воду, глубоко вздохнула и решительно толкнула калитку. Дверь легко поддалась и заскрипела на ветру. Во дворе – пугающая тишина.
Почему здесь так тихо и пусто? Почему в доме нет огня, хотя уже смеркается? Что случилось? Похоже, произошло что-то непредвиденное и ужасное.
Скованная волнением и страшным предчувствием, она медленно прошла через двор к дому. Сердце замерло. Неприятный холодок пополз внутри, как утром, когда она не увидела в палате Катю. На двери висел большой замок.
Она заглянула в окно. Дом был пуст. Только кое-что из мебели в беспорядке сдвинуто на середину комнаты.
Зина почувствовала слабость. Лоб покрылся холодными капельками пота и больно сковало сердце. Она присела на скамейку за калиткой. Пожилая женщина прошла мимо, но вернулась:
- Ты не Ракитиных ждёшь? – спросила она.
- Да. Я к ним.
- Так уехали они, милая. Вчера спешно собрались и уехали.
- Куда?
- А кто их знает? Никому из соседей ничего не сказали. Случилось, видимо, что-то у них…Так не жди их.
Не было сил подняться и идти домой.
Ветер гнал по замёрзшей земле заледеневшие желтые листья. Скоро зима. Холодная, нудная и трудная. И потом легче не станет. Потому что отныне в её жизнь вошла навсегда светловолосая, кареглазая девочка с симпатичной ямочкой на левой щеке.
Пройдут годы, но в памяти она так и останется трёхлетней Катюшей с золотоволосой куклой в голубом в белый горошек платье.
…Зина с трудом поднялась и, закрывая калитку, ещё раз оглядела двор. Пусто. Только на туго натянутой через двор проволоке бьётся на ветру, вырываясь из-под прищепки, забытое в спешке, голубое платье куклы Зины.