Короткие гудки

Лариса Ратич
 - Ты понимаешь, кто ты, а кто – он?! – в сотый раз втолковывал отец. – В шестнадцать лет пора уже видеть разницу!
   Конечно, Игорь под папины «стандарты» не подходил, Женя это прекрасно понимала. Но он так ей нравился…
   - Надеюсь, это последнее предупреждение, - наконец подытожил отец. – Говорю тебе: ещё раз позвонит этот плебей – я его просто оскорблю, причём так, что всю жизнь помнить будет! Объясни ему! Всё. Иди.
   Что ж, этого следовало ожидать, папа не шутит…
   Недавно познакомилась она с мальчиком, новым соседом. А когда начали дружить, папа категорически «пресёк».
   - Евгения, мы с мамой выяснили, что это за семья. Для твоей же пользы! Этот юноша нам не подходит!
   Так было всегда, чуть ли не с пелёнок. При каждом удобном или неудобном случае родители говорили:
   - Ты помнишь, деточка, кто мы? Кто был, например, твой дедушка? Или, скажем, бабушка с папиной стороны? И мы с папой – потомки хороших фамилий, занимаемся наукой. Ты тоже должна понимать это и не связываться с кем попало!
   Вот почему у Жени почти не было друзей. «Достойные дети», те, которых рекомендовали мама с папой, бывали у них нечасто, в основном – в дни каких-нибудь торжеств. Приходили с родителями («Женечка, это сын нашего профессора! Женечка, тебе надо подружиться с этой девочкой – это дочь декана!» и т. д.)
   Жене было совсем не интересно «дружить» по заказу, но других вариантов не было: все школьные и дворовые друзья решительно «не подходили».
   - «Евгения» - значит «благородная»! – патетически восклицал папа. – Помни об этом. Наследственность, деточка, и родословная – это очень, очень важно!
   …Но теперь Женя выросла. И влюбилась! Ну что же делать?! Игорька действительно надо предупредить, чтоб не звонил. Правда, он хитро делает: если трубку снимает не Женька, то он сразу бросает. Короткие гудки! – или ошибся кто-то, или сорвалось, вот и всё. Но лучше вообще не звонить: вчера отец поставил параллельный аппарат.
   - Я проконтролирую все твои разговоры, говорю тебе прямо. И не смотри на меня так, милая. Это не подслушивание, а разумный, целенаправленный отбор. Ты ещё плохо разбираешься, с кем тебе общаться, а с кем – нет!
   Женька, конечно, разозлилась. Ну ничего, ничего, она найдёт выход! Не будет, как они планируют:
   - Женечка, ты идёшь на медаль. Потом поступишь в наш вуз, так будет лучше. Затем останешься на кафедре: или у меня, или у мамы. И со временем, родная, мы подберём тебе что-нибудь!
   Они так и сказали: не кого-нибудь, а что-нибудь! Женя прекрасно поняла, что они имели в виду: вещь под названием «Евгения» получит парное изделие под названием, ну, скажем, «Алексей Степанович, младший научный сотрудник». И будут они дополнять друг друга как два канделябра из дворца!
   …Дедушка Жени со стороны папы был писателем. Он давно уже умер, но дома хранились его «архивы». Папа необыкновенно этим гордился, называл без конца и края дедушкины книги «произведениями гения», а себя – «сыном большого таланта». Женя честно пыталась читать дедушкины романы, но не могла осилить даже один. Тогда она подумала, что дедушка, наверное, их написал для себя: для новой книги, нового звания… Написано было основательно, мастито, но… зачем?..
   «Нет, - думала Женя, - если людям это не нужно – значит, и вообще не нужно». Вот почему на все попытки папы заставить её что-нибудь «эдакое написать, стихотворение или рассказик, для начала», она отвечала таким решительным отказом, что отец в конце концов отстал.
   - Видно, не дедушкины гены в тебе определяют будущность, - пророчествовал папа. – Ну зато тогда точно: пойдёшь по нашим с мамой стопам.
   Таким образом, с будущей профессией было решено раз и навсегда. Но любовь свою Женя им не отдаст, нет-нет-нет!!!
   Почти два месяца ей удавалось встречаться с Игорем так, что мама с папой об этом не знали. Но она явно недооценила своих родителей! «Счастье дочери!» - это было так важно, что не могло возникнуть и мысли о каких-то «экспромтах жизни».
   …Кандидат в женихи, подобранный папой, был хорош со всех сторон: из «нужной» семьи, с хорошими генами. Знакомство состоялось прямо на дому: семья «претендента» была приглашена на День рождения мамы. Илюшу (того самого), видно, тоже хорошо настроили и подготовили, и он усиленно старался произвести на девушку впечатление (под одобрительным взглядом обоих семейств).
   Но он Жене ужасно не понравился: во-первых, много из себя изображал, а во-вторых, был какой-то неестественный. Казалось, что он – просто заводная кукла, и вот-вот кончится завод, и на глазах у всех с тяжёлым стуком отпадёт ключик. Игрушка «Илья» замолчит на полуслове и замрёт.
   Так она потом и сказала родителям. С мамой немедленно случилась истерика с настоящим сердечным приступом: «Мы целый месяц их уговаривали вас познакомить!!! Да знаешь ли ты, что это за семья?! Тем более что Илюше ты понравилась!!! Да надо Богу молиться за такую удачу; понимаешь ли ты, тупица?!»
   Даже пришлось вызвать «Скорую» и сделать маме укол. И Жене стало её почему-то жаль… Ведь они с папой так искренне хотят устроить её жизнь как можно лучше! А если мама узнает про Игоря, что с ней будет?.. Она сказала это Игорю,  а он только тяжело вздохнул: «Ну что ж, если так…» И ушёл.
   Было тяжело и гадко на душе, и Женя решила посоветоваться с любимой учительницей. Валентина Матвеевна отнеслась внимательно, но, однако, сказала:
   - Женечка, мне кажется, твои родные где-то правы… Может, твой мальчик – действительно не то? Может, им виднее?
   («Ну не настраивать же девочку против родителей, как вы думаете?! Семья и школа всегда должны быть вместе!» - Валентина Матвеевна железобетонно в это верила).
   После разговора с учительницёй Женя и сама начала сомневаться, права ли она? Уж если сама Валентина Матвеевна, которая так здорово ведёт литературу и, наверное, всё-превсё о любви знает, ей советует…
   И Женя решила быть послушной. Всегда!

                *   *   *
   Прошло двадцать пять лет. Давайте посмотрим, как живётся-можется нашей Женечке? – Евгении Александровне, уважаемому человеку, доценту. Благополучной и солидной женщине.
   Что вам сказать? – хорошо живётся. У неё всё есть, решительно всё. И семья, и работа, и престиж, и дом – полная чаша. Растёт дочь, единственный и любимый бесконечно ребёнок. Ей сейчас шестнадцать, самый опасный возраст. Нужен глаз да глаз! Евгения Александровна это хорошо понимает и не забывает вместе с мужем, Ильёй Николаевичем, постоянно твердить девочке о том, что она – из прекрасной семьи (один прадедушка чего стоит!), и не пристало ей, профессорской дочери, водить дружбу с разными непонятными личностями!
   А недавно начались какие-то странные телефонные звонки: то ли трубку кто-то бросает, то ли со связью что-то. Евгения Александровна знает: с этими короткими гудками надо покончить, пока не поздно! Для блага самой же девочки, как показала жизнь…

                *   *   *
   …На следующий день было воскресенье. Выходной как выходной, ничего особенного. Илья Николаевич и Евгения Александровна неплохо поработали (взяли работу на дом: готовился интересный научный проект), а ближе к вечеру собирались пойти в гости.
   - Анечка! – окликнула Евгения Александровна дочку. – Собирайся, пойдёшь с нами. Тебе это будет полезно; мы с папой хотим познакомить тебя с одним прекрасным юношей. Это сын нашего коллеги.
   - Но… мама! – растерялась девочка.- Что ж ты раньше не сказала?.. Я ведь хотела…
   - Что? – Евгения Александровна всегда видела, когда дочка лукавила. Не умела Анечка врать, нет.
   - Понимаешь… - выдумывала она. – Света должна позвонить, и мы… мы хотели позаниматься… Ну и я думала, что как раз, если уж вы уходите…
   И тут резко зазвонил телефон. Девочка сделала нервное движение в сторону аппарата, но Евгения Александровна её опередила. Она решительно сняла трубку и, иронически глядя на дочь, произнесла:
   - Слушаю вас.
   Трубка разразилась короткими гудками…
   - Наверное, сорвалось, - покраснела Анечка. – Сейчас перезвонят – давай я сама возьму…
   - Не надо, отец ответит, - решительно отрезала Евгения Александровна. – А мы с тобой, дочь, пойдём-ка на кухню; надо поговорить.
   Девочка, опустив голову, виновато поплелась за матерью, бросив напоследок на отца отчаявшийся взгляд.
   Евгения Александровна плотно притворила дверь кухни и строго кивнула дочери:
   - А ну-ка сядь, Анюта.
   И, сурово глядя ей в глаза, спросила:
   - Кто это названивает? Учти, я всё равно узнаю.
   Девочка неожиданно зло и звонко крикнула:
   - Никто! Конь в пальто!!! Ничего тебе не скажу, всё равно не поймёшь!
   И горько заплакала.
   - Аня!!! – поразилась Евгения Александровна. – Что за манеры?! Кто тебя этому учил?!
   Девочка никогда не грубила ни ей, ни отцу, и удивление Евгении Александровны было велико. Вот оно, чужое влияние! Вот оно, эти короткие гудки!!! Ведь как чувствовала!!! Пресечь, пресечь, пока не поздно!
   - И что это я не пойму, интересно? – саркастически осведомилась она у дочери.
   - Ничего не поймёшь! – Аня перестала плакать, но её глаза глядели зло и беспощадно, почти ненавидя.
   «Нет, так не годится, - вдруг поняла Евгения Александровна. – Надо по-хорошему. Злоба – это не конструктивно».
   И она повела мягко:
   - Анечка, доченька, ты же взрослая девочка; давай поговорим как женщина с женщиной, откровенно.
   - А давай, мамочка, давай!!! – голос девочки взмыл на высокой ноте.
   - Ну тогда, во-первых, не кричи, - улыбнулась Евгения Александровна. – А во-вторых, скажи: с чего это ты взяла, что я тебя не пойму? Разве у нас с тобой не доверительные отношения? А, дочь?
   - Уже нет, - нахмурилась Анечка.
   - И с каких же пор?! – Евгения Александровна даже удивилась.
   - С таких. С тех самых, когда ты назвала Костю «байстрюком»…
   - Какого Костю?! – охнула Евгения Александровна. – Это того новенького из вашего класса?
   - Именно! – подтвердила Анечка.
   Ну вот, этого ещё не хватало!.. Да, этот Костик – вежливый и неглупый мальчик, но ведь семья у них… Мать – в парикмахерской работает, отца вообще нет, и, говорят, не было никогда. Вот это влипли!
   - Конечно, байстрюк. А ещё таких называют «бастард» и «подзаборник»! – беспощадно сказала она. – И если ты, милая, думаешь, что я позволю тебе с ним общаться, ты сильно О-ШИ-БА-ЕШЬ-СЯ!!!
   - Мама, мамочка, подожди! – взмолилась Аня. – Но он же не виноват, что у него нет отца; сама подумай! И мама у него такая хорошая, вареньем меня угощала…
   - Как, ты уже у них и дома бывать стала?! – у Евгении Александровны просто не было слов. – Не-е-ет, доченька разлюбезная; никаких встреч и коротких гудков больше никогда не будет. Запомни: НИ-КОГ-ДА! Уж я об этом позабочусь.
   Евгения Александровна решительно поднялась со стула, ясно давая понять, что разговор окончен.
   - Мамочка, подожди!.. – девочка встала у неё на пути. – Одно только слово, один вопрос. Можно?..
   - Ну? – Евгения Александровна явно не собиралась вести эту бессмысленную дискуссию.
   - Мамочка, а ты была счастлива? – спросила Аня.
   - Что значит «была»?! – возмутилась Евгения Александровна. – Я и сейчас очень счастлива. Твой папа – прекрасный человек…
   - Да не про то я, мама, как ты не понимаешь?.. Конечно, папа хороший, но… Ты же хотела поговорить откровенно, как женщина с женщиной!
   - Аня, я и так с тобой всегда откровенна. Разве ты меня можешь в чём-то упрекнуть?
   - Мама, не слышишь ты меня, нет!.. Ну хорошо, ответь мне, а как же тогда тетрадка?..
   - Что ещё за тетрадка?
   - Подожди!..
   Анечка метнулась в комнату и принесла синюю потрёпанную тетрадь; протянула матери. Евгения Александровна узнала в ней свою старую «подружку», в которую она давным-давно (сто лет назад, наверное) записывала понравившиеся ей стихи.
   - Где ты её взяла? – удивилась она. – Я уж не помнила, куда её дела!
   - Какая разница? Ну, нашла в дедушкиных «архивах»… Не в этом дело! Ты почитай!
   Евгения Александровна с интересом открыла наугад и прочла:
      «…А метель тупики заметает,
      вот и юность забыта уже:
      слов – по горло, любви не хватает
      опалённой снегами душе».
   …Да-да, это стихи Сергея Мнацаканяна, она вспомнила! Она пролистнула дальше:
      «Я вас люблю! –
      но почему-то не говорю я ничего.
      Ах, мой оглядчивый рассудок –
      надсмотрщик чувства моего.
      Живого сердца боль живую
      ты загоняешь в колею
      и потихоньку торжествуешь
      победу трезвую свою.
      Но чувствам – рваться в битвах жутких,
      мир по тревоге поднимать.
      Срывать наручники рассудка,
      оковы логики ломать.
      И ни в свиданье,
      ни в разлуке
      не усмирять твой жар и пыл,
      чтоб позже в старческие руки
      не плакаться:
      «Я вас любил!»

   …У Евгении Александровны задрожали руки: она вспомнила тот день, когда переписала этот отрывок из поэмы Владимира Туркина… Весна… Игорёк… Шестнадцать лет…
   - Прости меня, девочка, - вдруг сказала она. – Иди. Тебя, наверное, ждут.
   - Мамочка!.. – Анечка чмокнула мать в щёку. – Я верила, что ты настоящая, я знала! Ну, я побежала, ладно!..
   …И она исчезла за дверями квартиры, как будто мгновенно испарилась.
   Полчаса спустя Илья Николаевич робко постучался в дверь кухни:
   - Женя, что ты так долго? Нам пора идти! А куда Аня помчалась, а?..
   Ответа не было, и он приоткрыл дверь. И с изумлением увидел непонятную, невозможную картину: за столом, уронив красивую голову на руки, горько и беззвучно рыдала его жена, испортив прекрасную дорогую причёску…