Купец, которого они принесли, был очень плох. Он был изранен разбойниками. Кровь проступала сквозь одежды, там, где кровь не остановилась и он был ещё жив, и тёмными пятнами торчала там, где был уже мёртв.
Но он мог говорить. Он лежал на спине, поднятые руки сомкнуты в замок на голове, словно он мог говорить, пока его руки поддерживали его ум. Слуги нашли его избитым, израненным и ограбленным внизу у ручья. Скорее всего, дело рук нечестивых бедуинов, они рыскают здесь повсюду, как слуги Иблиса, всюду разбрасывая пламя.
Теперь он говорил, а на стенах шатра менялись тени, приходили и уходили, заставляя поверить, что там, за стенами, есть ещё другой мир и наш не единственный, хотя это не так. Он говорил не о базарах, где он бывал, не о менялах, меняющих деньги на деньги, и не о купцах, своих товарищах, меняющих деньги на людей. Он говорил о себе как о единственном, несмотря на многочисленные тени, неизменном и достойном доверия предмете речи.
Как это часто случается, купец говорил не с начала, видимо пребывая в уверенности, что начало он уже изложил раньше, или что начало не нужно лишний раз излагать, ведь оно всем хорошо известно. Он говорил:
- ...И вот они окатили меня помоями из ведра и сказали - вот, это ты! Эти помои - ты. И я знал, что это я, потому что это была чистая истинная правда, от которой я всю жизнь старался избавиться, и выливал своё в отдалённых и укромных местах. И вот теперь всё ко мне вернулось.
Сидевшие у его ложа молчали. Он перевёл дыхание и продолжал:
- И тогда я подумал, неужели нет иного пути, как этот? Неужели нет надежды иной, как только надежда на справедливость и покупку по справедливой, а не завышенной или заниженной цене? Тогда зачем мы живём на земле, такой прекрасной, что она не нуждается в нашем присутствии?
Ветер налетел и ударился в стену, горячий ветер южных пустынь, где горит и не остывает пламя творения и нечестивцы рыщут с корыстными целями, немногим отличными от наших собственных.
Купец опять перевёл дыхание и продолжал:
- Тогда я увидел человека. Он стоял в отдалении, не смея приблизиться. Он не мог войти в оазис, он был грязен, отвращение внушал его вид, а запах отпугивал за несколько шагов. Я подумал: вот тот, вот хозяин моих увечий и раб моей слабости! Я ни разу не видел его, но он пришёл, чтобы показать мне, каков я в глазах его и других, когда глазами управляет справедливость. И вот что я скажу вам перед смертью, вот что я думаю. Плевать мне на такую справедливость. Гори огнём она и тот, кто её придумал, как придумал и этот оазис, и меня, и шатёр, и то место, где меня ещё нет, но куда я иду, чтобы там не стало меня.
Сказав это, он испустил дух.
Самый молодой сказал:
- История, которую он рассказал, не имеет смысла: у неё нет начала, а значит, нет и конца.
- Все истории на свете такие же, - сказал самый старый. - А начало... начало ведь хорошо известно.
И все они с ним согласились.
16 марта 2017 г.