Из книги "Время и люди"
В девятый класс я пошла в школу №3. Тогда было введено производственное обучение, и мы сами выбирали, какую специализацию хотим получить. В третьей были радиоэлектромонтажники. Эта специальность была мне более интересна, чем воспитатели детсада в моей предыдущей школе.
С первого же дня школа начала удивлять меня. Здесь было обязательно носить школьную форму, на занятия с чёрным фартуком, на вечера с белым. Мне это сразу понравилось, поскольку форма была моим лучшим платьем. Жили то бедно. Еще в школе была традиция: в первые выходные сентября все старшие классы (9, 10, 11) идут в поход с ночёвкой. Это было событие. Первая ночь у костра, впервые услышанные бардовские песни, встреча восхода солнца… Впечатлений море.
Сейчас удивляюсь смелости директора школы – Мымрина Сергея Романовича. Вывести на природу почти 150 школьников! Сейчас подобное даже представить невозможно. Но зато как здорово было! У каждого класса - своя палатка. Сами готовили еду на костре, потом Сергей Романович ходил по классам и пробовал варево, у кого вкуснее. Рыбу для ухи тоже добывали сами.
Не обошлось и без приключений. Один из моих одноклассников взял с собой ружьё. Пошли его опробовать на близлежащее озерцо. Там плавали утки. Решили, что дикие, и одну подстрелили. Наш класс питался утиной лапшой. Утки оказались домашними, и вскоре хозяин прибежал с жалобой к директору. Началась экспертиза. Пока она до нас дошла, мы успели вымыть котёл, закопать утиные кости, и на экспертизу предоставили рыбные. Сергей Романович что-то заподозрил, но ничего не нашёл. Разборок не было.
Класс у нас был разношёрстный, много было новичков, вроде меня, но в целом дружный. В десятом классе нами овладела идея: поехать на Новый год в Ленинград, а деньги на путевку заработать самим. Большинство родителей не могли оплатить поездку своим детям. Классный руководитель – Чернецова Дэза Михайловна и дирекция школы идею поддержали. Они связались с шефами – заводом им. Ворошилова (сейчас завод Зенит). Шефы дали нам работу. Три месяца мы ходили после уроков на завод и разбирали какую-то свалку, потом мыли полы в новом доме, готовя его к заселению. Работали три-четыре часа, а потом шли готовить уроки. Успешная учёба была главным условием. Работал только тот, кто хотел поехать. Не работаешь, не поедешь, даже, если родители хотят оплатить поездку. Поехал почти весь класс.
И вот, наконец, Питер! Эрмитаж, Русский музей, Кунсткамера, экскурсия по городу, ёлка в Таврическом дворце!.. На ёлке на концерте поют уже популярные Эдуард Хиль и Эдита Пьеха. Новогоднюю ночь провели в общежитии музыкальной школы, где и жили. Ночь не спали, бесились. Дэза разрешила выпить шампанского. Весело было необыкновенно.
Рядом с общежитием находилось Волково кладбище. В свободное время мы небольшой группой сходили и туда, поклонились могилам великих писателей.
Неделя пролетела как один день, многие впервые увидели метро, мы все удивлялись, когда двести грамм колбасы в магазине без просьбы резали на тоненькие кусочки. Словом, для каждого было много и больших и маленьких открытий. В то время коллективные путевки для школьников почти в любой город Союза были популярны, а главное, доступны.
Эта поездка сильно сблизила весь класс, и потом мы уже до окончания школы стали вместе отмечать все праздники.
В Уральске в те годы была традиция, на День Победы устраивать факельные шествия. В них участвовали старшеклассники. Мне тоже привелось пройти с факелом. Шли от памятника Мише Гаврилову до места его захоронения в братской могиле погибших в Гражданскую при обороне Уральска, и могиле Героя Советского Союза Темира Масина. Эти могилы сохранилась и сейчас на улице Темира Масина. Это позади ночного клуба. Возле могил факелы тушили в специально приготовленном песке.
Странное это было чувство, идти с факелом среди моря огня. В сумерках казалось, что весь город вышел на это скорбное огненное шествие. Было радостно и почему то тревожно. А ещё – чувство единства со всеми, кто идёт рядом, и кто стоит вдоль дороги, наблюдая красивое зрелище. А ещё с теми, кто прошёл сквозь огонь и Гражданской, и Отечественной.
Традиция просуществовала недолго. Построили мемориальный комплекс, зажгли Вечный огонь, и родилась новая традиция, возлагать цветы к Вечному огню. Она жива и по сей день.
В третьей школе были удивительные учителя. Знающие, внимательные, отличные педагоги. Мымрин Сергей Романович, Абрамичева Ольга Борисовна, Миронов Николай Петрович, Чернецова Дэза Михайловна, Фейман Мария Михайловна. Это только те, кто преподавал в нашем классе, а ведь были и другие, не менее талантливые и интересные.
Расставаясь со школой, я плакала, да и не только я. Не хотелось расставаться и со школой, и друг с другом. Сейчас вот по интернету пытаюсь отыскать своих одноклассников. Кое- кого нашла, кого-то нет в сети, а кого-то уже нет и на земле. Время пролетело, а мы в суете сует и не заметили как.
Класс у нас был умный, читающий, практически все получили высшее образование. А в школе стояли в очередь за журналами, где печатались «Лезвие бритвы» Ефремова и «Братская ГЭС» Евтушенко. Журналы передавались из рук в руки, потом горячо обсуждалось прочитанное. Не меньше споров вызывали «Мастер и Маргарита» Булгакова и «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. Журнальные варианты этих книг вышли несколько ранее, и уже почти были под запретом. Наступал брежневский застой. На уроках ни о Булгакове, ни о Солженицыне речь не шла. В перепечатках читали стихи Окуджавы и Ахматовой.
После школы я поступила на истфилфак пединститута. Училась неровно. Некогда было учиться. Столько вокруг интересного! Везде хочется успеть! У меня был драмкружок, КВН, литературный кружок, выпуск творческой стенгазеты в противовес официальному «Ленинцу». Участвовала в организации литературных вечеров с кружком выразительного чтения, пыталась ходить на кружок рисования и в оркестр народных инструментов, но пришлось бросить, не успевала. Где уж тут к семинарам готовиться! Некогда! Правда, к занятиям по литературе я готовилась всегда, а вот общественные дисциплины вообще не готовила. Ну и оценки были соответствующие. Правда стипендию я получала всегда, и всю тратила на книги.
За книгами бегали по всему городу. Правда, особенно дефицитные издания мне не доставались, они уплывали из под прилавка магазина «Китап» к особо уважаемым людям, подозреваю, что с переплатой. Но и мне кое-что перепадало, например Камю или Кобо Абэ. Особой удачей была подписка на Библиотеку всемирной литературы. Она в основном тоже шла по блату, но я несколько месяцев ежедневно на большую перемену бегала в магазин, интересовалась этой подпиской, и в конце концов, её получила. Тогда я заложила основу своей библиотеки.
Брежневский застой мощно ударил по студенческой вольнице. Все, что выходило за официальные рамки, запрещалось. Помню, какой скандал нам устроил декан факультета, когда мы назвали литературный клуб «Эрато» по имени греческой музы любовной поэзии. Долго объясняли кто такая Эрато, но афишку о заседании клуба пришлось снять. Не называю фамилию декана, сейчас в честь него даже улица названа.
Мы с «Эрато» легко отделались, а вот авторам стенгазеты «Кортеж Пегаса» не повезло. Эта сатирическая газета была выполнена в духе декаданса. Помню одну из шуток из этой газеты. «Вчера на улице Торговой (ныне Студенческая) потерян интерес к жизни. Кто нашел, прошу вернуть. Он у меня такой синенький, хорошенький…». Ничего особенного, но было воспринято властьдержащими как антисоветское выступление. Газета провисела меньше часа, а потом ее редактора исключили из института. Правда, он от этого ничего не потерял, вместо филфака закончил юридический, но мы тогда были шокированы, я даже к ректору ходила, и не только я, как выяснилось потом. Безрезультатно.
А через два-три года исключили двух студентов физмата за распространение песен Высоцкого. Такие вот времена наступили. А Высоцкого слушали все, ждали новых песен, переписывали с магнитофона на магнитофон, сами пели под гитару. Володя действительно был «всенародным». Я любила его сказки, но больше всего «Охоту на волков», хорошо чувствуя подтекст песни. Когда была на практике в пионерском лагере, работала вожатой, мы с подружкой в тихий час уходили подальше в лес, чтоб дети не слышали, и в полный голос пели Высоцкого.
На заседания литературного кружка иногда приходил Валентин Бузунов. Местный поэт с незаконченным средним образованием, но незаурядная талантливая личность. Мы обсуждали стихи, прочитанные тут же, спорили, а руководитель кружка Евгений Зайнуллович Салихов с удовольствием нас слушал. Кружок был не только филфаковским, туда приходили любители поэзии и с других факультетов. Часто бывал Лёва Чумаков с физмата. Каждому поэту хочется услышать оценку своих произведений. А оценивали мы жестко, отмечая и достоинства и недостатки.
Кроме творческой секции в кружке была и научная. Я взялась писать доклад по раннему творчеству Марины Цветаевой. Я очень люблю эту поэтессу, не просто люблю, я всем своим существом чувствую ее стихи, как будто они написаны про меня. Первый сборник Цветаевой «Волшебный фонарь» можно было найти только в московской библиотеке им. Ленина. По межбиблиотечному абонементу я послала туда запрос, получила список литературы по творчеству Цветаевой и фотокопию книги. Аппаратуры для чтения фотокопий в институте не было. Хорошо, что я тогда увлекалась фотографией, и у меня был фотоувеличитель. С его помощью я с огромным трудом разобрала текст и весь его переписала. Потом началась собственно работа, я решила проследить, какие темы творчества появились у Цветаевой еще в первой книге, и какое дальнейшее развитие они получили.
Не знаю, что у меня получилось, но много лет спустя мне рассказывали, что Николай Иванович Фокин, тогда зав. кафедрой литературы, писал в одном из писем к тогдашним нашим аспирантам, обучавшимся в МГУ, что на студенческой конференции лучшей была моя работа, но первое место дали другому студенту с темой «Образ Ленина…..». Не помню где. Надеюсь, что это так, оценка Фокина многого стоит.
Больше всего времени я отдавала драмкружку, нашей драм-шлеп компании. Мы ставили спектакли, ездили с ними по районам. Во время репетиций мы жили этими спектаклями, иногда разговаривали репликами из пьесы, искали все новые и новые краски для своих ролей. Мы были очень дружны. Почти всегда вместе. Во время сессии у нас было место и время встречи, куда приходил тот, кому надоело сидеть с учебниками. Встречались мы всегда у театра. Иногда приходили два человека, иногда почти все. Но всегда кто-то приходил, и всем было весело. Летом мы почти каждую неделю выезжали на Урал на Старые ямы с ночевкой. Как то выехали сразу на неделю. Об этом можно писать долго, возможно, мой следующий очерк будет о нашей драм-шлеп-компании.
Новый год мы всегда встречали в институте. Новогодний вечер традиционно проходил 31 декабря, начинался в восемь или девять часов вечера. У меня до сих пор сохранились пригласительные билеты на эти вечера. Попасть на Новый год в институт считалось престижным у молодежи города, и студентов или студенток заранее обхаживали знакомые, с просьбой провести на вечер. Но контроль был очень строгим, и это нечасто удавалось. Коридоры первого, второго и третьего этажей перекрывались, пройти можно было только в буфет на втором этаже и актовый зал. А еще в спортивный, где стояла вторая ёлка и тоже шла развлекательная программа.
Ровно в полночь на сцену актового зала выходил ректор – Сидоров Виктор Кузьмич – и поздравлял всех с Новым годом, салютуя празднику пробкой от шампанского. Веселье становилось еще более бурным, но где-то к часу-двум ряды студентов сильно редели, мы разбегались по своим компаниям, где и продолжался праздник. Или просто шли на улицы города, где все знакомые и незнакомые поздравлялись, угощали друг друга шампанским. Настроение у всех было доброе и радостное. По статистике, уровень происшествий в городе значительно снижался. Никто никого не обижал, в эту волшебную ночь все любили всех окружающих. Как сказка, в которую в наше не слишком доброе время трудно поверить.
Сидоров Виктор Кузьмич. Уроженец Уральска, много лет был ректором Уральского педагогического института им. Пушкина. Потом работал в Республиканском министерстве образования. Я разговаривала с ним дважды, один раз, когда защищала отчисляемого студента, а о втором случае расскажу чуть позже. Он всегда был доброжелателен и спокоен. Где-то тридцать лет спустя, он приезжал в Уральск. Я подошла к нему, уже не студент, а преподаватель, но все равно немножко робея. К сожалению, Виктор Кузьмич меня не вспомнил. Да это и неудивительно, слишком мимолетным было наше общение.
Как то я, тогда ещё студентка, бежала на автобус, чтоб ехать в институт. Шел сильный дождь. Зонта у меня не было, и я порядком промокла. Дорога к остановке шла мимо дома, где жил Виктор Кузьмич. Возле подъезда стояла Волга, и ректор подходил к ней, я поздоровалась, а он предложил мне сесть в машину, посетовав на дождь и пожалев, что я замерзла. Так я, к удивлению сокурсников, приехала на занятия в ректорской машине.
Сейчас много говорят о демократии, машут этим словом как вымпелом, но кто из нынешних начальников вот так вот подвезёт малознакомую, да еще и промокшую студентку, опасаясь, что она простудится? А Виктор Кузьмич был демократом от природы и от воспитания. Светлая ему память.
Вообще мне везло на встречи с добрыми бескорыстными людьми. Наверное, время было такое, люди были добрее и внимательнее друг к другу. Видели окружающих людей, а не только доллары, как сейчас.
Как то летом я поехала в топонимическую экспедицию с Аллой Серафимовной Крюковой и её мужем – Алексеем Кондратьевичем Вознякевичем. Ехали мы до поселка Антонов в Тайпакском районе. Это километров 250 от города. Алла Серафимовна с мужем выехали дня на два-три раньше нас на велосипедах, а потом уже мы на автобусе. Лагерь разбили в лесу на берегу Урала. Поставили полог от насекомых, где спали все, а в случае дождя его можно было закрыть плёнкой. Но дождя не было. Вырыли в песке канавки буквой «П», получился стол и скамейки. Вечером Алексей Кондратьевич ставил донки, и каждое утро вытаскивали двух-трёх судаков, килограмма на три каждый.
На день в лагере оставался один дежурный, а остальные уезжали собирать названия. Ездили на попутках. Страшно не было, знали, что никто не обидит ни в лагере, ни на дороге.
Собирать названия приходилось в других бывших станицах по берегам Урала, порой достаточно далеко от нашей стоянки. Мы с Таней, еще одной студенткой, поехали в посёлок Сахарный, километров за двадцать от Антонова. Пообщались со стариками, записали названия речек, ериков, пригорков, и собрались назад. Вышли на трассу, а там ни одной попутной машины. Сидим на солнцепёке час – ни одной. Пошли по трассе. Август, жара, встречный горячий ветер, а мы идём. Километров через пять я заметила, что у меня руки вспухают, сердце уже не срабатывает. А у нас ни воды, ни еды. А я уже знаю, что не дойду. Страшно. И тут, на моё счастье нас нагоняет газик. Машина полна под завязку, мест нет. Но остановились. Напоили водой, усадили на чьи-то колени, и так довезли до Антонова. Ехала казахская семья. До сих пор я их вспоминаю с огромной благодарностью.
И ещё один эпизод в тему. На зимние каникулы поехала я в Прибалтику. В первый раз так далеко, сама, одна. Обратный билет от Риги до Уральска взяла сразу, в Москве надо было его только перекомпостировать на поезд до Уральска и получить плацкарту. Стоило это около двух рублей, а у меня на обратную дорогу оставалось три. Вполне достаточно.
В Москве в кассе мне сказали, что на ближайшие дни мест нет, и плацкарту не дали. В столице ни единой души знакомых. Идти в гостиницу или хотя бы даже пообедать я не могла, денег мало. Объявили посадку на поезд Москва-Андижан, а он шёл через Уральск, и я пошла по вагонам. Всем проводникам объясняла свою ситуацию. Один, несмотря на имеющийся билет, запросил двадцать пять рублей, другой – десять, остальные только качали головами. Остался самый последний вагон. Проводник сказал, садись. На мой вопрос, сколько платить, ответил, что потом разберёмся, поезд уже отправляют. Села. Поехали.
Он мне показал верхнюю полку, потом принёс постель. За постель тоже надо было платить. Я взяла постель, свои несчастные три рубля, и пошла к нему. Иду и боюсь, что сейчас увидит, что денег мало, и высадит где-нибудь по дороге. Отдаю деньги и постель.
-Э, девушка, нехорошо без постели ехать. Бери, платить не надо.
Застелила постель, легла на свою полку, а есть хочется. Внизу мамаша кормит младенца, тот капризничает, бросает печенье на грязный пол, а мне впору подобрать его, ела-то последний раз сутки назад в Риге. Естественно, с грязного пола ничего подбирать не стала, да и просить кусок хлеба тоже постеснялась. Лежу, уговариваю себя, что ночь просплю, а там и до дома недалеко будет. Перетерплю как-нибудь.
Подходит проводник, зовёт меня. Ну, думаю, сейчас приставать начнёт. А он ставит на столик плов, тёртую редьку, колбасу нарезает.
-Садись, ешь. Знаю я вас, студентов, всегда голодные едете.
Я ем, а он рассказывает о своей семье, любимой пятилетней дочке, какие он ей подарки в Москве купил, как она его встречать будет. Единственное, о чём он меня попросил, так это сходить в вагон-ресторан и купить ему бутылку вина, самим им нельзя этого делать. На мой вопрос, почему он мне помогает, ответил:
-Вырастет моя дочка, вдруг и ей помощь понадобиться. Пусть найдутся люди, которые ей помогут.
Так и довёз меня до Уральска. До сих пор стыдно, что плохо подумала об этом человеке.
Тогда я поняла, что в неоплатном долгу и перед проводником-узбеком, и перед той казахской семьёй. И оплатить этот долг смогу только делая добро, помогая тем, кто нуждается в помощи и кому могу помочь. Каждый человек в ответе не только «за тех, кого приручил», как писал Экзюпери, но за всех, с кем его свела судьба и кому нужна помощь. Кто, если не ты?
Ещё на первом курсе я стала посещать клуб «В мире Прекрасного», который вел зав. библиотекой Николай Александрович Мамонов. Сначала мне было безумно интересно всё. И картины на экране, и музыка Моцарта, Бетховена, Сибелиуса, и рассказы Мамонова. Но потом я стала замечать, что полезной информации в его рассказах крайне мало, анализа произведений нет совсем, зато смакуются всякие пикантные подробности из жизни великих. Интерес к клубу стал пропадать, этому способствовал и сам Мамонов с его вкрадчиво-елейным голосом, которым он часто общался, иногда задавая мне какие-то очень личные вопросы, на которые не хотелось отвечать.
Приходилось мне бывать и у него дома. Я знала, что там иногда собирается молодёжь, послушать музыку, посмотреть альбомы. Однако, разговоры там велись вокруг книжного рынка, кто и за сколько продает ту или иную книгу. Покупать книги с переплатой в два-три раза я не имела возможности, а потому мне это было неинтересно.
Картина культурной жизни Уральска конца 60-х, начала 70-ых была немыслима без знаменитых «Фурмачей» - танцплощадки в Фурмановском садике. Сейчас на этом месте торговый комплекс «Атриум». Это был центр сбора молодёжи. Сначала все гуляли по проспекту, от кинотеатра им. Гагарина, до облисполкома. Эту часть проспекта называли Бродвеем. Здесь можно было встретить кого угодно, похвалиться новым модным платьем, или шокировать всех своим нарядом. Помню молодого человека, хитроумно присоединившего к своим «клешам» (расклешённым брюкам) лампочку, при каждом шаге она загоралась.
Часто можно было наблюдать такую картину: идет и щебечет стайка девочек, на шаг-два сзади движется группа мальчиков. Мальчики задирают девочек, те отшучиваются, кокетничая. Через некоторое время все идут вместе. Так и я познакомилась со своим первым парнем. Он учился в СХИ. Я ему про Есенина, Блока, Вознесенского, а он мне про коленвал и мотовилы. Мы быстро расстались. Но теперь я хоть знаю, что такое мотовилы. Тоже полезная наука.
По «Бродвею» я гуляла часто, а вот на танцплощадку не ходила, сколько подруги не звали. Танцевать друг с другом, «шерочка с машерочкой» - пошло. Ждать, пока тебя пригласит незнакомый мальчик – унизительно. Не хотелось стоять как в популярной в те годы песне:
Пришли девчонки, стоят в сторонке, платочки в руках теребя…
Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят.
Впрочем, один раз я побывала на площадке. Мы с подругой гуляли в компании знакомых ребят, и тем захотелось пойти потанцевать. Шумной ватагой мы ввалились в Фурмачи, незадолго до закрытия, натанцеваться не успели. Выйдя из садика мы выстроились «паровозиком», и стали прыгать Летку-Еньку. Был тогда такой популярный танец. Я оглянулась, и увидела, что наш «паровозик» сильно вырос. Вместо шести прыгало уже человек сорок, и тут же присоединялся кто-то ещё.
Раз. Два. Туфли надень-ка,
Как тебе не стыдно спать.
Славная, милая, смешная Енька,
Вас приглашает танцевать.
Все дружно горланили эту песенку. Музыкальное сопровождение. Так мы пропрыгали по Театральной, по проспекту до Наримановской. Естественно, посреди дороги. Машины от нас сами шарахались. Тут почувствовали, что устали, «паровозик» стал распадаться. Но как было весело!
После окончания пединститута довелось мне работать и в совхозной школе, и в ПТУ, а через два года я уехала в Аркалык, где попробовала себя в журналистской деятельности. Еще позднее был ВГИК, «Иллюзион», аспирантура, защита, работа в ЗКГУ. Но об этом в следующих очерках.