Васька был красив, как Бог: чёрные тугие кудри, правда, нестриженые, громоздящиеся "бетховенской" скирдой, и эффектно контрастирующие с ними серые глаза. Губы были яркие и блестящие, словно покрытые красным лаком.
Несмотря на неуспехи в школе, у дев он преуспевал. Подруг он менял чуть ли не ежедневно, и вконец разорил мать, выклянчивая деньги то на мороженое, то на дискотеку, то на бесчисленные - для дев - букеты.
Он порхал по свету, словно красочный мотылёк-однодневка, довольствуясь теми маленькими радостями, которыми отпускала ему жизнь.
О будущем Вася не думал. От этих дум накатывалась тоска. А в моменты тоски он был ужасен. В такие минуты он колотил себя костяшками по башке и орал: "Какой же я дурак, что не учился!", и, разрыдавшись, упрекал мать за всё: и за то, что не лупила за двойку, и за то, что терпит этого негодяя-пьяницу, и за то, что бесхарактерная. Но припадок проходил, и Васька продолжал "мотыльковую" жизнь, гоня только одну, не выносимую для него мысль: о будущем.
И всё-таки изредка он о нём мечтал. Это случалось тогда, когда в васькин дневник откуда-то с облаков сваливалась четвёрка. Или даже пятёрка. Тогда он приходил домой весёлый и снимал учебники с полки. Садился за стол и, подперев руками лицо, сидел часами над закрытой книгой и строил, строил самые фантастические планы: вот уже завтра он начинает хорошо учиться, выучивается на ... капитана и отправляется ... А, может, стать врачом, как Димка?... Нет, лучше всего космонавтом! ...
Но очередная двойка опускала его с небес на грешную землю и возвращала назад в привычный круговорот сплошного праздника.
он плыл по течению, словно бумажный кораблик, надеясь на счастливую струю, которая подхватит и понесёт его мягко и бережно по бурному морю жизни в неведомую и счастливую даль.