Записки врача-рентгенолога

Начало

Не зная, как у других, но у меня так сложилось в жизни, что  почти до 27 лет я самостоятельно принимал мало решений.  Мое рождение было предопределено не мной, как и необходимость пойти в школу, а потом в институт. Разве что выбрал себе институт сам, не по подсказке или совету. Во флот меня тоже определила государственная комиссия. Разве что женился, приняв такое решение самостоятельно, да и то во многом в силу сложившихся обстоятельств.  И вот я встал перед выбором – куда и кем пойти работать.

В конце июня 1974 года я демобилизовался с военной службы на флоте и ушел в запас. Встал вопрос, как и чем заниматься на «гражданке».  И так случилось в моей жизни, что я выбрал правильную профессию – врача-рентгенолога.

Стал я рентгенологом совершенно случайно. Еще учась в институте, я не знал, каким специалистом буду. Быть клиницистом, т.е. лечащим врачом, меня не очень прельщало. Многие мои однокурсники, в частности Сережа Куракин, мечтали стал анестезиологами-реаниматологами. Интересная, но очень ответственная  профессия. Но там надо было уметь слушать тоны сердца, хрипы в легких, а это у меня не очень получалось. Поэтому я стал задумываться о профессии врача-диагноста. А такими в ту пору были лишь врачи-рентгенологи. Ни эндоскопии, ни ультразвуковых  исследований не было. В рентгенологи попасть  было трудно. Доплаты за вредность и пенсия для мужчин в 50, а для женщин в 45 лет влекли в эту профессию евреев. Они-то и занимали большинство должностей, особенно в центре и в науке.

Я всегда очень неплохо относился к представителям этого народа. Но по литературе и,  по словам старших знал, что евреи всегда занимались тем, чем выгоднее всего с материальной точки зрения. И если в медицине их было больше всего в стоматологии, дермато-венерологии и в рентгенологии, то именно  к  этим специальностям и следует присмотреться. Я выбрал рентгенологию и,  как показала жизнь, не ошибся в выборе. По крайней мере, для себя.

Главным рентгенологом  края в ту пору был еврей Шмуль Волькович (хотя он называл себя Александром Владимировичем) Розмарин. К нему-то я и подошел перед демобилизацией с просьбой посодействовать в трудоустройстве. Подошел в военной форме, бравый старший лейтенант медицинской службы. Вместе с ним мы пошли к главному врачу краевой больницы Автухову А.В. и он пообещал взять меня на работу, предоставив первичную специализацию. Но когда после увольнения в запас я подошел к Розмарину, он извинился и сказал, что вакантная должность врача в краевой больнице занята. Как я потом узнал, на эту должность устроилась его невестка, моя однокурсница. Они с мужем три года прожили на Украине, но через три года вернулись. Лена Анциферова (а именно так она звалась в девичестве) по специальности была врачом-гинекологом.  Но работать по специальности не захотела,  и тесть решил сделать её рентгенологом и взял на то место, которое обещал мне. Но к тому времени всех перипетий этого я не знал.

Розмарин при мне позвонил главному рентгенологу города Филимонову Э.Г. и у него узнал, где есть вакансии врача-рентгенолога. Тот назвал больницу № 11.  Но для трудоустройства надо было туда поехать, переговорить с заведующим рентгеновским отделением и главным врачом больницы. Так вместо краевой больницы на улице Серышева в центре города я оказался «у черта на куличках», на 5-й площадке, в 11-й больнице. В больнице я до этого был один раз, когда навещал Володю Пастернака во время его госпитализации по какому-то поводу. Добираться туда было сложно, ходил лишь один 33 автобусный маршрут.

Доехал с горем пополам, нашел рентгеновский кабинет,  я предстал перед заведующей Лазаркевич Л.С. Была она женщиной около 40 лет, крупной. Поговорили, я рассказал об учебе и службе в ВМФ, сказал, что я кандидат в члены КПСС (а это было престижным), и мы вместе с ней пошли к главному врачу Яковлевой Людмиле Николаевне. Она была примерно тех же лет, что и Лазаркевич. Мы поговорили о моем прошлом, о том, каким специалистом я хочу быть.  Главный врач приняла предложение Лазаркевич взять меня на работу рентгенологом  и направить на специализацию.

С её согласием взять меня на работу в больницу  я  поехал в городской отдел здравоохранения,  к заведующей Шетенко Ларисе Степановна. Сама она пришла на эту должность из больницы № 11,  и поэтому с большим удовольствием подписала приказ о направлении меня на работу в родное для неё лечебное учреждение.  Так в сентябре 1974 года я оказался в городской клинической больнице № 11.

Работа началась со следующего дня. Я приехал в отдел кадров больницы с  визой заведующей горздравотделом  на моем заявлении о приеме  на работу.  Там меня встретил мужчина лет под 50, начальник отдела кадров Стрельник Г.В.  Потом мы с ним долгие годы были членами партийного бюро больницы и он вел все протоколы заседаний бюро.  А пока он оформил мою трудовую книжку, первую в моей жизни, написал приказ о моем приёме на работу и направил меня по уже знакомому маршруту в рентгенкабинет,  на втором этаже стационара.  Там меня весьма радушно встретили заведующая отделением Лазаркевич и другие сотрудники.  Меня представили врачу-рентгенологу Янишевскому С.Б., рентгенлаборанту  Агапитовой П.И.  Потом мы спустились на первый  этаж, где тоже был рентгенкабинет, и там я познакомился с врачом Бацуновой Е.Д и рентгенлаборантом  Свинаренко З.И.  На этом в первый день мои знакомства с персоналом отделения закончились.

Началось мое изучение профессии, о которой я знал в пределах курса рентгенологии института. Все первые дни пребывания в больницы я как хвостик ходил за своим наставником, Людмилой Станиславовной. Разве что только в туалет мы ходили порознь.  Утром мы вместе с ней смотрели больных за экраном  в полной темноте,  и она показывала, что я должен увидеть.  Перед этим 15 минут сидели и ждали, когда глаза привыкнут к темноте.  После рентгеноскопии   «растемнялись» и занимались интерпретацией рентгеновских снимков, сделанных накануне.  Если в этот день были какие-то конференции, консультации больных и т.п., я вместе с ней шел на эти мероприятия. 

После возвращения нас на столе ждали рентгенограммы желудка или толстой кишки, сделанные во время просвечивания или,  как правильно называть, рентгеноскопии.  Они помогали увидеть более тонкие изменения, чем мог различить человеческий глаз в полной темноте. Мой наставник  сразу учила меня не жалеть пленку на эти прицельные снимки, они позволяют избежать диагностических ошибок. 

Через 2 недели начались занятия на курсах первичной специализации на базе краевой больницы. С нами занимались сотрудники кафедры рентгенологии -  профессор Розмарин,  ассистенты Грищук и Лупаенко, а также врачи-рентгенологи краевой больницы Митютнева и другие.  На фоне других курсантов наших курсов специализации я выглядел чуть получше, все же 2 недели  пребывания за спиной своего наставника сказались.  Постепенно мы все стали больше понимать, что представляет из себя наша специальность,  каким требованиям должен был  соответствовать  специалист. Но это были только первые шаги в профессию.

После занятий все курсанты шли домой или в библиотеку института, а я шел на подработку.  Для меня, получавшего во время службы на флоте около 400 рублей денежного довольствия, бесплатное обмундирование и  питание, жалкие 159 рублей, которые мне начисляли в это время,  были просто мизерной суммой.  Прокормить троих детей и жену, которая не работала,  с такой зарплатой было просто невозможно.  Поэтому я устроился работать врачом-физиологом в Мостоотряд № 8, который возводил все мосты в крае и многие по всему Дальнему Востоку. Во время службы на подводной лодке я неплохо освоил эту специальность и имел соответствующий диплом.  Мостостроители занимались такими работами  при возведении опор мостов, что  при нарушении техники безопасности у них могла развиться кессонная болезнь.  Неприятная болезнь, когда в крови «закипает» кислород и азот.  Если бы такое случилось, больных надо было срочно доставлять в Хабаровск, где имелась барокамера,  и в ней проводить лечение. Но пока я там работал, ничего подобного не произошло.

Прошли четыре месяца. Мы получили корочки о том, что ныне являемся врачами-рентгенологами. В то время никто из нас не подумал  сфотографироваться на память всей группой вместе с нашими учителями.  Поэтому я сейчас уже и не помню, кто учился со мной, разве что Лену Анциферову (Розмарин) и Валю Вилкову помню. Но учились-то будущие рентгенологи со всего Дальнего Востока,  и всего  человека 3-4 из Хабаровского края.

И вот я зашел в стены больницы уже специалистом – врачом-рентгенологом.  Я не знал, как сложится моя дальнейшая жизнь, карьера, но имел желание добросовестно относиться к своим обязанностям.  Тем более, что  посещая партийные собрания в больнице, кое-что узнал о хороших традициях коллектива, работающего в этих стенах.

Городская клиническая больница в тот период имела стационар на 300 коек и три поликлиники, несколько здравпунктов. Почему клиническая? Потому что на её базе функционировали кафедры Хабаровского медицинского института -  терапии (заведующий профессор Сарванов А.М.) и  хирургии – (заведующий профессор Александрович Г.Л.). Это были уважаемые в городе, в крае и на Дальнем Востоке специалисты, особенно Александрович Григорий Леонтьевич, с которым в дальнейшем жизнь свела меня очень тесно. Было 120 коек хирургического профиля и 180 коек терапевтического. Был также травмпункт, который обслуживал около 200 тысяч населения Индустриального района города Хабаровска. Для травмпункта был рентгеновский кабинет на 1 этаже здания. На 2-м этаже стационара был  рентгеновский кабинет, который обеспечивал всех стационарных больных. Это было недостаточно, на такое количество коек по санитарным нормам должно быть 2 кабинета. Поэтому кабинет работал в 2 смены. Вот в этом кабинете и началась моя профессиональная карьера врача-рентгенолога. Кроме этого, были рентгеновские кабинеты еще в двух поликлиниках из трех имеющихся в больнице № 11.

Конечно, вначале как врач-рентгенолог я многого не знал. Надо был учиться и учиться, набираться опыта и знаний. Учителя у меня были хорошие, особенно Лазаркевич Людмила Станиславовна. Она была очень квалифицированным специалистом, врачом высшей квалификационной категории, имевшим большой опыт, неоднократно проходившая курсы усовершенствования. Но лучшим учителем была жизнь и работа в рентгеновском кабинете, куда направлялись пациенты с самой разнообразной патологией.

На первых порах я стоял за спиной своей наставницы весь рабочий день, потом мне стали доверять описание снимков не очень сложных больных. С Лазаркевич я ходил на все врачебные планерки, консультации и консилиумы, вскрытия трупов, в операционную. К тому, что я видел при рентгеновском исследовании, добавлялись данные клинических и лабораторных исследований, которые выливались в правильное заключение врача-рентгенолога.  Диагноз ставит лечащий врач, имея на руках все заключения специалистов и консультантов. А диагноз подтверждается или при операции, или (и так бывает) при  патологоанатомическом вскрытии.  Через мои руки, а вернее глаза, проходили все больные, которым делалось рентгеновское исследование. Так набивался глаз, копился опыт,  повышалось моя квалификация. Хочу сразу сказать, что такое обилие самой разнообразной патологии за год давало такие знания и  опыт, который в поликлинике за всю жизнь не получишь. Поэтому мое профессиональное мастерство росло как на дрожжах. Я ничуть не приукрашиваю, это отмечали все мои коллеги.

Я пришел работать  в рентгенологию в пору, когда рентгеновская пленка была в большом дефиците.  С целью экономии и с военной целью были разработаны приборы, позволяющие вместо пленки использовать обычную бумагу, так называемая  электрорентгенография   (ЭРГа).  Пластины,  на которые   наносился   тонер,   подвергались  рентгеновскому  облучению и   в   том
 месте, куда попало много лучей, бумага становилась светлой, а где меньше – темной. Но чувствительность пластин была очень высокой, качество тонера было низким, при высокой влажности он слипался,  и на бумаге было очень много артефактов. В нашей больнице ЭРГу использовали для снимков больных из травмпункта,  где ожидались большие смещения отломков. И они были видны. А вот маленькие трещины на ЭРГе пропускались и поэтому травматологи не очень любили электрорентгенограммы. Но что делать,  с нас требовали увеличивать число снимков на ЭРГе. Слава Богу,  это  продолжалось недолго, но я это еще застал.

При мне стали осваивать некоторые исследования, которые раньше не проводили. В частности, бронхографию. Проводить её я научился на первичной специализации в краевой больнице, где она широко применялась, т.к. там было легочное хирургическое отделение. Вот это исследование я и стал внедрять в нашей больнице. Это сразу подняло мой авторитет. Но пока только чуть-чуть, встать с Лазаркевич вровень я еще долго не мог. Но зато других своих коллег в отделении  я стал опережать. Все они были в пенсионном возрасте и особенно не хотели ничего нового, удовлетворяясь достигнутым. А мне хотелось расти и добиваться чего-то в своей профессии. Мне она стала интересной. Считаю большой удачей и то, что я пришел в рентгенологию, и что попал в 11-ую больницу. В краевой больнице несколько кабинетов и врачи мало контактируют между собой. Получить такие разнообразные знания и опыт за такое короткое время там было невозможно.

Работа рентгенолога творческая,  и предусматривает наличие воображения. Ведь на рентгенограмме человек предстает в виде плоскостного изображения, а надо представить его объемным, как он есть на самом деле. У меня такая способность есть. Кроме того, я сделал модели сердца, легких и живота из пластилина разных цветов. Есть в некоторых продвинутых школах и в институтах пособия по анатомии – скелеты человека и фигуры без кожи в полный человеческий рост. Вот примерно так я сделал, только в уменьшенном виде и из пластилина. Сам пользовался, чтобы уточнить локализацию процесса, и другие использовали мое пособие. Даже терапевты, не только рентгенологи. Все это способствовало развитию мышления.

Разнообразию патологии в нашем кабинете способствовало еще одно обстоятельство. Профессор Александрович Г.Л. был заведующим кафедрой усовершенствования врачей. К нему на учебу приезжали врачи-хирурги со всего Дальнего Востока. А потом приглашали Александровича в свои больницы на консультации. Не всегда в этих больницах были врачи-рентгенологи устраивающей его квалификации. Вот поэтому он часто приглашал непонятных в диагностическом плане пациентов в свою клинику на консультации и обследования. Вот и приходилось ломать голову над диагнозом нам, врачам 11-й больницы.

В ту пору 80% диагнозов ставилось с помощью рентгеновских методов обследования. Рентгеноскопия и рентгенография, томография, специальные и контрастные методы исследования помогали нам прийти к правильному заключению по поводу того или иного заболевания. Потом с интересными случаями мы делились на заседаниях научного общества врачей-рентгенологов. До моего прихода в  больницу Лазаркевич варилась в собственном соку, даже интересные для других случаи не показывала на заседаниях общества. А мне было интересно  рассказать об этом,  услышать мнение своих коллег по этим случаям. Постепенно мы стали вливаться в жизнь рентгенологического сообщества города и края. Так и моя фамилия стала звучать среди врачей-рентгенологов города.

До моего прихода в рентгеновское отделение Лазаркевич  смотрела больных из хирургических отделений. А с моим приходом стала смотреть терапевтических больных. Патология там более разнообразная. Хотя я тоже не проходил мимо всех интересных случаев, которые встречались у неё, так же как и она была в курсе всех сложных или интересных больных в хирургических отделениях. Но теперь на врачебные планерки в хирургических отделениях, в операционную в сложных случаях вызывали не её, а меня. И я шел со снимками в руках, чтобы доказать, что патология локализуется там или там. Даже разрезав больного, не всегда было можно точно установить диагноз или точное место расположения той же язвы или дивертикула. Так постепенно я зарабатывал авторитет у хирургов и у профессора Александровича. И если он потом слышал на планерке, где назначались больные на операцию, что больного смотрел Щербаков, он всегда доверял моему заключению. Конечно, это произошло далеко не сразу. А на первых порах у меня были диагностические ошибки, после которых я очень переживал и анализировал, почему ошибся, что сделал не так. Недаром говорят, что на ошибках учатся.

Работа врача-рентгенолога в начале 70-х годов значительно отличалась от нынешних условий. Современные  аппараты меньше облучают и пациента, и врача из-за наличия усилителей рентгеновского изображения. Имеются аппараты со встроенными компьютерами, которые плоскостное изображение делают трехмерным. Широкое распространение получила рентгенография и флюорография, почти на ней сошло просвечивание  и общее количество исследований сократилось. Когда я пришел работать, в рентгеновских кабинетах были очень старые, если не сказать,  допотопные   аппараты УРД-110 и АРД-2, дающие очень большое рентгеновское излучение,  и не обладающие хорошими средствами защиты.

А приходилось смотреть очень много больных с помощью рентгеноскопии, т.е. прямо под лучом излучения аппарата. Нормой считалось проведение за рабочую смену исследований 5 желудков и от 50 до 80 исследований грудной клетки. В то время на весь Хабаровск было всего 2 флюорографических кабинета, всех больных и много людей для профилактических осмотров обследовали с помощью рентгеноскопии. Что это за исследование? В рентгеновском аппарате имеется флюоресцирующий экран, который светится под рентгеновским излучением. Видеть это излучение можно лишь в полной темноте. В глазу человека (и не только его) имеются так называемые палочки и колбочки. Одни позволяют видеть человеку на свету, другие – в темноте. Причем у человека чувствительных элементов для зрения на свету в 5 раз больше, чем для сумеречного зрения. У некоторых животных, ведущий ночной образ жизни, это соотношение другое.  Так  человек видит на свету в 5 раз лучше, чем в темноте. Но  чтобы начать видеть в темноте, надо определенное время для ак называемой адаптации – примерно 10-15 минут.

Поэтому врач-рентгенолог, собирающийся провести исследование с помощью метода рентгеноскопии, должен не менее 15 минут провести в темноте, лишь потом он начинает хорошо видеть изображение на экране своего аппарата. Вот такие исследования и занимали примерно 60% рабочего времени врача-рентгенолога в начале 70-х годов, когда я начинал работать. Потом появились в СССР аппараты с УРИ (усилителем рентгеновского изображения), которые позволяли видеть рентгеновское изображение на телевизионном экране, не затемняя кабинет и не получая такую дозу облучения, как раньше. Но такие современные аппараты были в основном в ведущих клиниках Москвы, Ленинграда, были они импортные и дорогие. Я впервые увидел такой аппарат в Москве, в отделении 4-го Главного управления Минздрава СССР, которое обслуживало работников ЦК КПСС и Совета Министров СССР. До Хабаровска такие аппараты дошли лишь в середине 90-х годов, да и то в единичных экземплярах. Были отечественные аппараты с УРИ,   но очень низкого качества. Это как сравнивать отечественный цветной телевизор  тех лет и импортный.

Но,  тем не менее,  исследования, которые мы проводили в то время, в целом не отличались от современных. Поэтому хоть и в темноте, но мы ставили правильные диагнозы. Довольно сложными были следующие методы исследования - ирригоскопия (исследование толстой кишки), дуоденография (исследование 12-перстной кишки), холецистография (исследование желчного пузыря), бронхография (исследование трахеи и бронхов) и некоторые другие исследования, которые позволяли ставить диагноз в начальных стадиях заболеваний. Только в нашем кабинете стали выявляться некоторые заболевания, о которых было очень мало известно. Например, артериомезентериальная компрессия 12-перстной кишки или дивертикулез пищевода и кишечника. Естественно, об этом узнала медицинская общественность города. Поэтому через мои руки как врача-рентгенолога прошли очень многие мои учителя  по институту, начиная с профессора Постола и кончая моей «классной дамой» на первом курсе Симон (это как классная учительница в школе). Кроме работы в больнице № 11,  я часто совмещал и в других лечебных учреждениях, например в поликлинике № 16 (в первом микрорайоне Хабаровска),  и в больнице водников. В ней я провел исследования многим своим соседям по дому в Затоне.

Вообще-то врачей-рентгенологов 70-80-хх годов мало знали пациенты, ведь мы в ту пору работали в темноте. Рентгенограммы делались на свету, но их делали лаборанты, вот их то и видели больные. А мы попадали в поле зрения больных не так часто. Помню пару случаев из своей практики. В хирургии был больной Князьков, который страдал эхинококкозом,  у него образовалась огромная киста печени. Продуцируемая кистой жидкость должна иметь выход, вот она и пробила себе канал наружу. Но об этом вначале никто не знал. На передней брюшной стенке появилась маленькая дырочка, из которой выделялась какая-то жидкость. Чтобы определить, что там внутри, потребовалась фистулография, которая делалась в затемненном кабинете под контролем просвечивания врачом-рентгенологом. Я взял ампулу с контрастным веществом и стал вводить в дырочку. И обнаружил огромную полость, стенки которой были обмазаны контрастом, а потом увидел, что контраст пошел через диафрагму в легкое. Получилась контрастная бронхография нижней доли правого легкого. Выходит, содержимое кисты пробило себе канал не только на поверхность живота, но и внутрь, через диафрагму в легкое. Недаром говорят, что водичка дырочку найдет. Вот такой очень интересный и чрезвычайно редкий случай эхинококковой кисты был в нашей больнице. Больной этот пролежал в больнице полтора года (не хотел жить в общежитии завода, в больнице все же кормят), а потом умер от амилоидоза почек. И все полтора года он почтительно здоровался со мной, так как именно я поставил ему правильный диагноз.

Второй случай, когда пациентка увидела лицо врача-рентгенолога, заключался в следующем. Больная несколько лет назад перенесла операцию по удаления желчного пузыря. И вдруг у неё развилась печеночная колика. Подозревали образование повторных камней в печеночных протоках. Чтобы подтвердить или отвергнуть это предположение, требовалось проведения сложного исследования – томографии общего желчного протока. На обычной рентгенограмме все, что попадает под рентгеновский луч, отображается на пленке, наслаиваясь друг на друга. Томография делается при движении рентгеновской трубки. При этом какой-то слой человека получается четким, а остальные слои тела как бы размазанными. На этом принципе построены специальные аппараты – компьютерные  томографы и магнитно-резонансные  томографы. В то время таких аппаратов в Хабаровске не было, но существовали томографические приставки к обычным рентгеновским аппаратам. Чтобы правильно выделить слой томографического среза, требовалось рассчитать, на каком уровне находится общий желчный проток у данной больной. Это мог сделать только врач-рентгенолог. Я на свету произвел измерение толщины тела данной больной, рассчитал, на каком расстоянии от деки рентгеновского стола проходит проток,  потом под моим контролем установили кассету. Затем в вену ввели контрастное вещество  и сделали несколько томограмм.  Получилось все, как надо. Самое ответственное – увидеть в полоске слабо контрастированного желчного протока толщиной около 1 см, есть или нет там дефекты наполнения, т.е. камни в протоке. Проанализировав полученные снимки, я высказал мнение, что камней в протоке нет. Больной было проведено противовоспалительное лечение,  и она без операции была выписана из больницы. Через некоторое время я пришел в овощной магазин в нашем Затоне, и вдруг услышал: «Доктор, здравствуйте, как Вы живете?». Оказалось, что эта больная работала в магазине кассиром и узнала меня. Естественно, она очень расхвалила меня среди продавцов,  и с тех пор в этом магазине мне продавали самые лучшие овощи.

В 60-е и 70-е годы прошлого века очень распространенным заболеванием желудка и 12- перстной кишки была язвенная болезнь. Еще в XIX веке язву, которая в любую минуту может дать сильное кровотечение или постепенно превратиться в рак, начали оперировать. Было два основных способа операции, по Бильрот-1 и Бильрот-2. Более физиологичной была операция по Бильрот-1. При этом удалялось 2/3 желудка (чтобы уменьшить кислотность желудочного сока), начальный отдел 12-персной кишки и оставшиеся части сшивались между собой. Пища,  таким образом,  шла естественным путем через желудок и 12-перстную кишку в тонкий, а затем в толстый кишечник. Но  поступала, можно сказать,  самотеком. Это не совсем физиологично.  В конце 60-х годов японец Маки усовершенствовал операцию Бильрот-1, предложив сохранять привратник (жом между желудком и 12-персной кишкой, примерно как заднепроходное отверстие). В таком случае пища поступала в кишечник порционно, по мере переваривания в желудке. Вот такую операцию и освоили в нашей больнице. В СССР такую операцию, кроме хирургической  клиники профессора Александровича Г.Л. делал профессор Шалимов А.А.  в Киеве и профессор Земляной в Волгограде. И больше нигде. Даже в Москве. Московские профессора вообще считали, что только они могут предложить что-то стоящее, на всех смотрели свысока.

Все больные после операций на желудке проходят обследование для контроля за состоянием культей, за прохождением пищи. Естественно, обследовались больные и после операции по Маки. И если кто-то из рентгенологов до этого не сталкивался с подобной картиной на рентгене, он просто не мог правильно описать и интерпретировать увиденную картину. А таких больных после операции появлялось все больше и больше. Уже было около 100 человек, оперированных в нашей хирургической клинике по этому методу. И были они из многих регионов Дальнего Востока. 

И врачи все чаще ошибались при осмотре таких  больных. Я своими глазами видел заключение врача-рентгенолога, что желудок не оперирован. Он даже подчеркнул своё заключение. Поэтому профессор Александрович предложил нам написать статью в общесоюзный журнал «Вестник рентгенологии и радиологии» с пояснениями рентгенологической картины оперированного по этому методу желудка, так называемой «пилоросохраняющей резекции желудка».  Чтобы статья была напечатана, мы в качестве соавтора взяли профессора Александровича и направили статью в журнал. И как нам было приятно увидеть через несколько месяцев свою статью в журнале, который выписывали в ту пору все рентгенологи Советского Союза. Вместе с Александровичем и его коллегами по кафедре при моем соавторстве были напечатаны еще статьи в журналах «Вестник хирургии» уже на другие темы, интересные для обсуждения широкой медицинской общественности. Все это так же повышало мой авторитет как врача-рентгенолога.

Еще одна патология желудочно-кишечного тракта, которой предметно занимались в больнице с активным участием рентгенологов, была артериомезентериальная компрессия 12-перстной кишки. Это заболевание обычно бывает у людей астеничного сложения, чаще у худых женщин. При этом заболевания сдавливается сосудами выход из 12-перстной кишки, пища застаивается в ней, присоединяются застой желчи в печени и панкреатического сока в поджелудочной железе. Помочь может только реконструктивная операция. Вот их и делали в нашей больнице. Но вначале надо было поставить правильный диагноз, что и делалось у нас на очень высоком уровне. Измеряли даже давление в 12-перстной кишке. Была написана и успешно защищена кандидатская диссертация о лечении этого заболевания. И самые иллюстративными страницами этой диссертации были рентгеновские снимки с пояснениями. Вообще практически 90% диссертаций, защищенных аспирантами и практическими хирургами под руководством профессора Александровича, написаны с помощью сотрудников нашего отделения, проводивших те или иные рентгеновские исследования.

Еще в бытность заведующей рентгеновским отделением Лазаркевич появилась традиция осмотра тяжелых, особенно послеоперационных  больных под экраном вместе с профессором Александровичем и доцентом Верником. Не стал нарушать эту традицию и я. Это позволяло ориентироваться при возможных осложнениях оперативного вмешательства. Да и просто посоветоваться о том или ином больном очень часто к нам в кабинет заходили не только Александрович с Верником, но их младшие коллеги. Это свидетельствовало о нашем большом авторитете. Когда позже к нам направляли на стажировку врачей других больниц края и Дальнего Востока, все этот момент особо отмечали. 

Рассказывая о методах рентгенологического обследования больных, я совсем не рассказал о своих коллегах – врачах-клиницистах, в интересах и по направлению которых осматривались наши пациенты.  Сейчас, за давностью лет, я не могу вспомнить многих из них, но о некоторых хочу рассказать…

Начну с сотрудников хирургических отделений, ибо с ними мне больше всего приходилось контактировать на первых порах работы в больнице.  Естественно, начать  надо с профессора Александровича   Григория Леонтьевича,  известного хирурга на всем Дальнем Востоке, с которым считались и в Москве. Неизменный  председатель  краевого научного общества хирургов. Доцент Верник Вениамин Семенович, невысокого роста человек, очень классный оператор. Ассистенты Руденко Анатолий Степанович,  высокого роста  мужчина с удивительно мягким для такого роста лицом. Мостовец Николай Григорьевич, полная противоположность Руденко – среднего роста очень щуплый мужчина, но прекрасный оператор. Больные, которых он оперировал, обычно проходили без всяких  осложнений. Легкая рука у него была, все  это признавали. Комарова Валентина Евгеньевна. Позже в клинику пришли работать ассистентами Виталий Кирчанов, Николай Бояринцев,  Евгений Николаев, которые продолжили традиции хирургической клиники.  Был  также аспирант Володя Штангрет.  Руденко, Николаев, Бояринцев стали в будущем докторами медицинских наук.

Но основная нагрузка на лечение больных хирургического профиля ложилась на персонал хирургических отделений больницы. В ней было два хирургических отделения по 60 коек в каждом.  Первое отделение для так называемых чистых больных ,  а второе – гнойных, т.е. больных с разными гнойными процессами – остеомиелитов,  гнойников, абсцессов и других  подобного рода процессов.  А в первом лежали больные с раком и язвами желудка и других отделов желудочно-кишечного тракта, дивертикулами, холециститами, с варикозно-расширенными венами и другой патологией.   В случае нагноения операционных ран и других осложнений больные могли переводиться во вторую хирургию.

Заведовал хирургическим отделением № 1 Валерий Убиенных,  в штате  отделения были ординаторы Балашова Анна Афанасьевна и  Мигачев Владимир Ильич, невысокий горбун с детства, который, несмотря на врожденный дефект,  достиг немалого мастерства хирурга.  Были  еще  врачи-ординаторы, которые  постоянно менялись за те годы, что я проработал в больнице. Среди них мой сокурсник Евгений Зайков, Иван Довгий, Леонид Жестков, Клементин Топалов -  районный онколог,   врачи-дежуранты.

А хирургическим отделением № 2 заведовал Евгений Сергиенко. А вот кто был у него ординаторами, не помню. Они там довольно часто менялись. Позднее там стал работать  Анатолий Савицкий, который сменил Сергиенко в должности заведующего отделением.

Но какими бы не были искусными операторами хирурги, без надлежащего обеспечения наркоза и анестезии, а также ухода за больными в послеоперационном периоде успеха не будет.  И здесь огромную роль играют врачи-анестезиологи-реаниматологи.  Когда я пришел на работу в больницу, реанимационно-анестезиологическим отделением заведовал  Алексей Лошманов, в отделении работали Петр  Костанецкий, Володя Петров, мой однокурсник и другие врачи. Позже пришел работать в палату интенсивной терапии Юра Збарацкий, с которым мы встречались на спортивных площадках в институте.

Вообще я бы мог еще долго писать о работе хирургических отделений,  с которыми плотно работал до назначения меня заведующим отделением. Но все же я пишу записки врача-рентгенолога, поэтому  позволю напомнить лишь некоторые фамилии врачей и медицинских сестер хирургических отделений.  Операционные сестры Иванкина, Чернухо,  Байкова, Кустова, сестра-анестезистка Ткач, постовая сестра Полина Федоровна и процедурная Галина  Ефимовна – вот те имена и фамилии, которые у меня остались в памяти.

Из терапевтических отделений чаще к нашим услугам всего прибегали врачи второго отделения, которое называлось пульмонологическим.  Заведующая отделением Демидова, старший ординатор Федотова были очень грамотными пульмонологами, могли услышать  хрипы и определить локализацию процесса вплоть до легочных сегментов, в чем мы нередко убеждались при рентгеновских исследованиях. Именно  в интересах этого отделения проводились бронхографии. Так что наши контакты с этим врачами были наиболее тесными. Позже в это отделение пришла на работу Людмила Сутурина, моя сокурсница. 

С другими терапевтическими отделениями – первым кардиологическим, третьим - гастроэнтерологическим и эндокринологическим мы не так часто контактировали.  Помню ординатора  кардиологического отделения Уриевскую, очень пожилую, всю седую. Её умению правильно писать истории болезни училась вся больница.

Так же наши контакты с сотрудниками кафедры терапии в основном сводились в присутствии на профессорских обходах и  консультациях в тех или иных отделениях. За время моей работы в больнице заведовали кафедрой терапии профессора Сарванов Алексей Михайлович, Прибылова Надежда Николаевна и Рудь Стелла Самуиловна.  Из ассистентов запомнилась фамилия Ножновой Люции Павловны.

Заведующая приемным отделением Арефьева не поражала своей эрудицией, но была очень трудолюбивым и исполнительным врачом,  на неё всегда можно было положиться. Заведующие кабинетами ЭКГ - Ершова, ЛФК – Черныш,  ФТО - Голощапова были на своих местах,  умело руководили своими подчиненными. Так же важную роль в лечебном процессе играла клиническая лаборатория (заведующая  Галкина),   в обеспечении медикаментами и расходными материалами  - аптека (заведующая  Матвеева).

И весь процесс лечения больных в стационаре проходил под контролем начмеда больницы Петрович,  хорошо подготовленной  к этому врача, сдержанной  и тактичной.

Теперь  немного расскажу о амбулаторно-поликлинической службе в больнице. В то время там существовало три поликлиники.  Первая, самая крупная, располагалась  в двухэтажном типовом, но очень устаревшего проекта здании поликлиники в небольшом жилом массиве, известном как поселок ТЭЦ-1. Как и больница, эта поликлиника была построена в начале 50-х годов вскоре после строительства самой ТЭЦ-1.  Заведовала этой поликлиникой и одновременно была  заместителем главного врача по амбулаторно-поликлиническому обслуживанию опытный врач, проработавшая в ней со времени открытия, Трипелец Любовь Никитична.  Еще одним монстром в поликлинике была зам. главного врача больницы по ВТЭ Премет Нонна Августовна.  Это были очень опытные, грамотные специалисты, с их мнением считались все врачи в городе.

Еще одна поликлиника – вторая – располагалась в первом этаже жилого дома  недалеко от Хабаровского судостроительного завода.  Заведовала поликлиникой  Жданкина  Антонина Ивановна. Уже в возрасте женщина, опытная и квалифицированная врач, пользующаяся авторитетом в больнице.  Была и третья поликлиника, которая занимала первый этаж административного здания Хабаровского завода отопительного оборудования.  Она считалась у нас медсанчастью этого завода, хотя таковой не являлась.  Все поликлиники были укомплектованы неплохими кадрами, встречались и более опытные, и только что пришедшие на работу врачи и средний медицинский персонал. 

Вообще на работу в эту больницу не очень охотно шли устраиваться врачи.  Так называемая «Пятая площадка» пользовалась плохой репутацией в городе. К тому же добраться до больницы было весьма сложно. Автобусы ходили с большими перерывами, там как им приходилась частенько простаивать на железнодорожном переезде, дожидаясь, когда пройдет очередной поезд по Транссибирской магистрали. То ли дело работать в городской больнице № 3 в самом центре Хабаровска.

Обо всех этих нюансах мне поведала Екатерина Даниловна Бацунова, которая много лет была главным врачом больницы и лишь недавно, уйдя на пенсию, стала работать врачом-рентгенологом на 0,5 ставки, что позволяло ей получать вместе с пенсией разрешенные по законодательству 300 рублей в месяц.  Именно она рассказала, как зарождалась больница № 11.  После завершения строительства ТЭЦ-1 и постройки поселка для сотрудников больницы недалеко от электростанции, там было построено здание для здравпункта, которое позже стало поликлиникой № 1.  С завершением строительства 4-х этажного здания стационара рядом со старым одноэтажным административным корпусом больница стала называться медсанчастью ТЭЦ-1.  И лишь потом она стала городской больницей, и в 1964 году стала клинической, на её базе  появились две кафедры медицинского института, хирургическая и терапевтическая, которые возглавляли профессора Александрович и Сарванов. 

Мне нравилось узнавать все новое от Екатерины Даниловны, она было просто кладезь знаний. Открывала глаза на многие вещи, о которых я не подозревал. Вот такие люди и должны были учить будущих врачей профессии в медицинских ВУЗах. Увы, я тогда этого е понимал. И лишь много позже, изучая принципы японского менеджмента, убедился в этом. Но об этом будет повествование в следующей главе.

Через пару месяцев после окончания курсов специализации я стал хорошо известен в больнице, где  в основном женский коллектив, появившись в день Советской Армии и Военно-Морского флота 23 февраля 1975 года в парадной форме военно-морского офицера с кортиком. Некоторые знали, что я  служил в ВМФ, но никто не видел меня в форме. И вдруг такой красавец появился в зале, где проводилось чествование мужчин вообще и служивших в армии в частности. На фоне мужчин в халатах или костюмах я выглядел особенно импозантно. Потом несколько дней только и было разговоров о молодом враче, на меня только что не показывали пальцем. Так что я стал знаменитым среди медицинского персонала больницы, особенно стационара.

Когда я пришел в рентгеновское отделение, основной костяк составляли врачи пенсионного возраста. Ведь женщина в 45 лет и мужчина в 50 лет был уже пенсионером.  Работать на 1 ставку им было невыгодно. Некоторые из них находили работу поближе  к дому и уходили из нашей больницы. Так у нас стали появляться вакансии врачей. Моя заведующая отделением предложила мне найти хороших молодых врачей, которых бы я лично знал,  и которых можно было бы подготовить по рентгенологии.

Так у нас появились по моей рекомендации женщины, с которыми я вместе играл еще в студенческие годы в волейбол. Это Лариса Полуротова, Галя Шабурова, Валя Морозова. Они остались мне  благодарны за то, что я дал им возможность стать врачами-рентгенологами и с 45 лет получить пенсию. Так что костяк будущего отделения, которым я  стал заведовать  с 1979 года, стал формироваться еще в бытность меня рядовым врачом-рентгенологом.

Приход в отделение полных энергии молодых врачей и рентгенлаборантов  позволил подумать о новых методах воспитания сотрудников, повышения культурного уровня. Первой пробой пера стало проведение вечера поэзии ко  дню 8 марта. Устроить вечер в нашем кабинете проще простого – задернул темные шторы на окнах и вот тебе вечер. Мы частично скинулись по небольшой сумме, частично использовали так называемые «серебряные» деньги – премию за сбор и сдачу серебросодержащих отходов – купили торты и печенье, свечи и в такой уютной обстановке стали читать стихи. Кто какие знал.  В основном лирические. Мне поручили вести этот вечер поэзии.  Никто не ожидал, что я тоже прочитаю лирические стихи «О тайне», которые не издавались в СССР, мне их прислала очень хорошая знакомая. Там есть такие слова « Ты не узнаешь тайны, которую я скрываю. Надежней океану сокровища не укрыть. Маленькая колдунья, я тебя знать не знаю, но не могу забыть». После того, как я прочел эти стихи, наступила тишина. Незнакомые стихи из уст в общем-то несентиментального человека звучали непривычно.  Так что для многих наших сотрудников и пришедших на этот вечер медицинских работников из других отделений я открылся несколько с другой стороны.

Потом мы задумали провести конкурс на лучшего по профессии среди врачей и рентгенлаборантов.  Как раз у нас было три молодых врача и примерно пять молодых рентгенлаборантов.  Лазаркевич, я и старший рентгенлаборант Агапитова разработали вопросы, которые могли бы определить, насколько грамотен каждый из участников конкурса в своей профессии.   Там были и теоретические вопросы, и практические,      особенности   тех   или   иных  исследований, укладок больных. И предложили еще выступить с номером – прочитать стихи, спеть или сделать нечто подобное.

И вот наступил день, вернее, час конкурса. Жюри в составе Лазаркевич, Бацуновой, Агапитовой и Свинаренко заняли места, я был ведущим конкурса.  В кабинете собрались все сотрудники нашего отделения и много гостей.  Участники конкурса отчаянно волновались, как будто при неудаче они много что теряли.  По очереди они выходили в процедурную кабинета,   начинали отвечать на вопросы, которые они сами вытягивали из врачебного колпака.  Все было по-честному. Каждый ответ оценивался жюри в баллах.  В результате конкурса победителями стали среди врачей – Галина Шабурова, среди рентгенлаборатнтов – Галина Мочалова.  По завершению конкурса гости ушли в свои отделения, мы накрыли столы в процедурной рентенкабинета.  Все были радостно возбуждены – и участники, и зрители. Что-то новое вошло в жизнь нашего отделения.

Молодые кадры активизировали спортивно-оздоровительную работу в коллективе больницы.  Председатель профкома Хан Роза Александровна поддерживала все наши начинания,  оплачивая то автобус для выезда на лыжные соревнования, то аренду дорожки в бассейне «Юность» в Первом микрорайоне, то аренду спортзала в том же Первом микрорайоне города. И мы оправдывали её надежды на улучшение результатов в соревнованиях с другими больницами города,  и тем самым вносили определенный вклад в социалистическое соревнование в группе, где нашими соперниками были 3-я и 10-я городские клинические больницы.  Мы регулярно выигрывали  соревнования среди больниц города по волейболу, настольному теннису, лыжам, шахматам. И, как правило, костяк команд составляли сотрудники рентгеновского отделения – я, Шабурова, Полуротова, Морозова, Уминова и другие.  Все мы входили и в состав сборных команд медиков на комплексную спартакиаду краевого ДСО «Спартак» и неоднократно выигрывали  эти соревнования.

Многие другие сотрудники больницы с большой охотой плавали в бассейне, играли в волейбол раз в неделю вместе с сотрудниками других больниц, не таких щедрых на аренду спортзала. Спортивная жизнь среди медицинских работников кипела. В ней принимали участие и некоторые главные врачи, заведующие отделениями больниц. Очень активно занималась спортом главный врач городской психиатрической больницы Галина Туркова, заведующий травматологическим отделением 13-й больницы Володя Привалов.

Уже через год после начала моей работы в качестве врача-рентгенолога я стал получать кое-какие навыки работы заведующего отделением. Сначала только по составлению годового отчета о работе отделения.  Тогда о калькуляторах мы не слышали,  все подсчеты производились на счетах. Сейчас уже мало кто может вспомнить, как они выглядели. Я умел это делать, и Людмила Станиславовна просила меня  произвести некоторые подсчеты в годовом отчете.  Так я стал понимать, что стоит за этими сухими цифрами.

С увеличение в отделении молодых врачей, у которых обмен веществ увеличен, да еще которым приходилось совмещать после основном работы, встал вопрос об организации питания в нашем кабинете. Буфет то работал, то нет, носить из дома бутерброды  и перебиваться чаем не хотелось. В это время к нам на работу пришли новая санитарка, Мария Федоровна Угрюмова.  И она выразила желание что-то готовить часам в 12-13 часам, если её чуть-чуть разгрузят на какое-то время.  У нас было две санитарки и вполне можно было это организовать.  Молоко мы получали по 0,5 литра на день как работающие во вредных условиях, хлеб в больнице не проблема найти, он всегда остается после обеда в буфетных отделений.  Тем более много есть мы не собирались. В общем, решили попробовать скидываться по 5 рублей в месяц, что-то подкупать из продуктов и готовить пищу на электроплитке.  И у нас получилось. Поэтому в скором времени с 12-30 до 13 часам в наш кабинет старались не заходить – у нас был прием пищи.  Потом мы придумали еще кое-что.

Вокруг больницы был большой парк. За каждым отделением была закреплен участок, который его сотрудники должны были периодически убирать, как правило, раз в неделю. Наш участок  был за больницей, с двух сторон его закрывали корпуса.  В центре участка росли деревья, а вокруг  была трава. По этому участку больные не гуляли, для них более привычные были другие места. И мы решили на этом участке сажать картошку для своих нужд.  Получилось. Кто-то из дома принес семенной картофель, весной мы его посадили, летом обрабатывали,  в конце лета выкопали и нам этого картофеля надолго хватало.

Я пришел на работу в больницу, имея в кармане членский билет кандидата в члены КПСС. Меня приняли кандидатом  во время службы в ВМФ накануне моего увольнения в запас. Как кандидат в члены КПСС я ходил на партийные собрания в больнице, мне давали общественные поручения. Одно время я был председателем комиссии народного контроля больницы,  возглавлял избирательные участок во время выборов депутатов.  Так прошел год моего кандидатского стажа. По его окончанию коммунисты первичной партийной организации на собрании приняли меня в члены КПСС, а Индустриальный райком партии утвердил это решение. Секретарь партийного бюро больницы,  заведующий стоматологической поликлиникой,  Гриншпун Иосиф Самуилович сразу положил на меня глаз как на будущую свою замену. Самый молодой в партийной организации, исполнительный, ответственный, врач (что было немаловажным, т.к. в организации большую часть составляли или средние медработники или пенсионеры). 

Через 3 года, в 1977 году накануне отчетно-перевыборного партийного собрания до меня дошли слухи, что меня собираются выбрать секретарем партийного бюро. Мне это как-то совсем не хотелось. Мне надо было еще учиться и учиться как врачу-рентгенологу, а тут такая дополнительная нагрузка.  Чтобы уйти от избрания секретарем, я на период проведения отчетно-перевыборного собрания ушел в очередной отпуск. В этот год всей семьей мы поехали в Херпучи, на мою малую родину. Жена и дети впервые увидели, где я родился и жил до окончания школы.   И когда вернулся в полной уверенности, что на собрании выбрали нового секретаря, с удивлением узнал, что собрание перенесли на месяц, дожидаясь моего выхода из отпуска. И уж тут мне никак не удалось отвертеться от  высокого доверия почти 80 членов нашей партийной организации. Так я бессменно пробыл секретарем партийного бюро с 1977 по 1986 год, до своего перехода в краевую клиническую больницу.

На меня большое влияние оказывали многие замечательные люди. Одной из таких людей была Екатерина Даниловна Бацунова. Для такой деятельного человека, как Бацунова, работать 3 часа в день было непривычно, поэтому она активно участвовала в общественной жизни больницы, была заместителем секретаря партийного бюро и председателем Совета наставников. Вот она-то и была моим наставником в работе секретаря партбюро.  Уже в первые годы моей работы мы часто и подолгу беседовали с Екатериной Даниловной, она узнала, кто мои родители, как я служил, мое семейное положение и вполне возможно, именно она подсказала Гриншпуну обратить на меня внимание.  Работа нашего совета наставников неоднократно отмечалась как образцовая и на совещаниях в районе и на уровне города. И не только   среди    учреждений здравоохранения.   Во многом   эта   заслуга  Екатерины Даниловны, которая сумела сплотить вокруг себя опытные кадры врачей, среднего и младшего медицинского персонала, передававшего свой богатый опыт и знания молодым, только недавно пришедшим в профессию людям. Уже с первых дней пребывания в больнице они чувствовали за своей спиной наставника, а после торжественного вручения им белого халата на общебольничном собрании наставничество получало официальное признание.

Мой предшественник на должности секретаря партбюро Гриншпун был организатор стоматологической поликлиники при больнице, сам набирал медицинские кадры, поэтому все они были многократно проверенные в деле и вымуштрованные им. Это позволяло ему не очень много времени заниматься чисто поликлиникой, а много внимания уделять партийным делам. У него была целая сеть добровольных информаторов, поэтому он знал, что творится в больнице, да и в районе от и до. Тогда попасть на прием к стоматологу было очень сложно, очереди были огромные. А зубы болели у всех, и у рядовых людей, и у начальников. Вот они-то очень часто обращались прямо к Гриншпуну.  Он им помогал прийти на прием без очереди. И разговор при этом шел на самые разные темы. Так что, владея самой разнообразной информацией, он мог принимать взвешенные решения. У меня же не было ни таких связей, ни опыта. Да и людей в больнице я знал мало и плохо, проводя все время в рентгеновском кабинете.

Поэтому очень благодарен Бацуновой за помощь и советы, которые она мне давала. Это позволило мне довольно быстро освоиться в новой для меня и очень ответственной должности. Ведь в Конституции СССР, принятой в 1977 году, была статья 6, которая прямо говорила о руководящей роли КПСС в государственных делах. Поэтому роль первичных партийных организаций на каждом предприятии, заводе, колхозе, институте повышалась. Избрание меня именно в этом году на должность секретаря партбюро потребовало изменить форму и методы работы партийной организации, уже не опираясь на несколько устаревшие методы Гриншпуна. Мне помогли тут и советы моего отца, который в это время переехал в Хабаровск на постоянное место жительства. Будучи в течение многих лет членом райкома партии, он давал мне много советов по организации работы первичной партийной организации больницы. 

Довольно скоро я узнал, что протоколы наших партийных собраний, заседаний партбюро мы должны сдавать в краевой партийный архив.  Не хотелось бы сдавать ничего не значащие бумаги, поэтому ведению документации я стал уделять большое внимание. И в этом мне очень помог тот самый кадровик,  Григорий Васильевич Стрельник, не только обладающий разборчивым почерком, но и очень скоро понявший правильный порядок ведения протоколов и успешно с этим справляющийся. Позже я организовал печатание протоколов на машинке,   и они приобрели законченную форму. Это тоже поощрялось на уровне партийных комитетов. Рос авторитет нашей парторганизации в Индустриальном райкоме партии.  Но это случилось далеко не сразу и не по мановению волшебной палочки,  потребовались большие усилия.

Особенно тяжело было работать на первых порах. Тогда был обычай по каждому поводу собирать в райком партии руководителей и секретарей партийных организаций всех предприятий района. Звонили и просто сообщали «Большой сбор». Вот и шли мы с главным врачом чуть ли не ежедневно в райком партии. Очень часто вопрос, по которому собирали, не имел к работе больницы никакого отношения. Приходилось терять 2-3 часа времени попусту. А ведь я был не освобожденным партийным работником, как большинство собиравшихся в райкоме. Мне надо было потом в свое личное время выполнять ту работу, за которую мне платили зарплату. Поэтому через несколько месяцев я обратился к третьему секретарю райкома партии Лепешевой с просьбой не приглашать меня в райком партии на вопросы, не касающиеся работы больницы. И получил от неё поддержку. Поэтому стало полегче, но все равно минимум пару раз в неделю я ходил в райком КПСС по рельсам, которые шли от ТЭЦ до развязки недалеко от райкома. Сколько километров я находил по этим рельсам, вернее, по шпалам за время моего секретарства, не сосчитать. Машин в больнице было очень мало, а подразделений много. Поэтому приходилось пешком ходить очень часто.

В первые месяцы работы в качестве секретаря партбюро у меня случилась стычка с инструктором горкома КПСС Шопиной. Случилось это так. Я находился в кабинете главного врача, когда туда пришла эта инструктор и сразу стала обвинять главного врача в неправильном лечении прокурора Индустриального района. Главный врач была не в курсе того, что в хирургическом отделении лежит после операции аппендицита прокурор района. Но я, ежедневно присутствуя на утренних планерках в хирургии, знал об этом. Знал также, что врачи и медсестры говорили о капризах и претензиях этого человека, совершенно необоснованных. Он просто вел себя не как взрослый мужчина, а как капризный ребенок. Поэтому я вмешался в разговор инструктора с главным врачом и рассказал о том, что знал. И посоветовал инструктору пойти к прокурору и посоветовать ему вести себя как мужчина. Не знаю, что сказала ему инструктор, но поведение прокурора изменилось,  он пошел на поправку. Долго в районе этот прокурор не поработал, ушел куда-то на другое место. Впечатление о себе в районе он оставил негативное.

И еще одно событие в первый год моей работы секретарем партийного бюро оставило о себе не очень хорошее впечатление. В больнице умерла молодая девушка от тромбоэмболии легочной артерии. Это такое состояние, при котором оторвавшийся тромб закупоривает сосуд, через который кровь поступает из легких. Смерть наступает очень быстро, спасти таких больных бывает невозможно. В данном случае этому состоянию предшествовала операция по поводу аппендицита. Девушка шла на поправку и вдруг такое осложнение. Профессор Александрович попросил сделать вскрытие этой девушки главному патологоанатому края профессору А.И.Зеленскому. При вскрытии оказалось, что у этой девушки врожденное сужение всех сосудов, в том числе и легочной артерии. Вины врачей в смерти не было. Предвидеть такое состояние было невозможно. Но мать девушки написала жалобу в ЦК КПСС, оттуда жалоба попала в крайком партии к первому секретарю Черному А.К., которые наложил резолюцию «Примерно наказать» и отправил жалобу в горком партии. Была комиссия, которая выявила кое-какие недостатки в работе хирургического отделения больницы, но вины врачей в смерти девушки не выявила.

И вот на бюро горкома партии рассматривается жалоба. Первый секретарь горкома КПСС Попов  был в отъезде и председательствовал на бюро второй секретарь Богданов.  Был этот человек типичный партаппаратчик, не очень старавшийся вникать в суть проблем, а выполняющий указания свыше. Увидев резолюцию Черного, он не мог ослушаться своего вышестоящего партийного руководителя. Стали придираться к мелочам в работе хирургического отделения, кафедры медицинского института. О смерти девушки уже не вспоминали. Все попытки оправдаться ректора института Рослякова А.Г., заведующего кафедрой Александровича Г.Л., главного врача больницы Яковлевой Л.Н. только вызывали новые приступы упреков со стороны Богданова. Кончилось все тем, что были объявлены партийные взыскания Рослякову, Александровичу, Яковлевой, оперирующему врачу хирургу  Топалову, а аспиранта института Штангрета, в чье дежурство умерла девушка, исключили из партии и из аспирантуры. Меня не наказали только потому, что я первый год был секретарем партийного бюро.

Все взыскания были настолько несправедливы, что нашему возмущению не было предела. Особенно возмущался профессор Александрович, которого обвинили в некомпетентности. Его еле отговорили не писать жалобу в ЦК КПСС на несправедливость горкома партии. Так я столкнулся с тем, как можно правое дело при умелом манипулировании некоторыми фактами сделать неправым. Через год партийные взыскания были сняты. На бюро Индустриального райкома партии, где снимали выговоры в коммунистов больницы,  первый секретарь Мещеряков на вопрос членов бюро, за что они были, сказал, что поторопились,  и не стал ничего больше говорить.   Получился единственным пострадавшим в этой истории Штангрет, которому  не дали закончить аспирантуру и написать диссертацию,  тем самым погубив его научную карьеру.

А мне приходилось искать какие-то возможности увеличить заработки, чтобы элементарно прокормить свою семью из 5 человек. Поэтому я не чурался никакой работы. Помимо 2-х рентгеновских кабинетов в здании стационара, были кабинеты в поликлинике № 1 и № 2. Во время отпусков врачей этих кабинетов я ходил в них, принимая больных и описывая рентгеновские снимки. Эта работа по замещению позволяла мне получать чуть больше денег. Вот и приходилось после основной работы идти или в одну, или в другую поликлинику. В любое время года и в любую погоду. Так что я находился пешком за время работы в больнице очень много. Ведь и добираться до больницы было довольно тяжело. Автобус № 33 ходил довольно редко, я часто ездил на трамвае до остановки «МЖК» и потом пешком шел до больницы.  Поэтому,  уже не помню в каком году,  я стал ездить на работу на велосипеде. Но это случилось уже после 1979 года, когда наша семья переехала в «Затон». А пока я ездил с улицы Ленина, где мы жили в кооперативной квартире моих родителей.

Во время службы в ВМФ я получал довольно неплохие деньги, тем более что на себя я их почти не тратил. Кормили меня на службе, форма помогала не изнашивать имеющиеся вещи, так что после увольнения меня ожидали серьезные финансовые проблемы. Как врач-рентгенолог я мог работать лишь на 1 ставку (вредность по 1-й категории). Чтобы заработать дополнительные деньги, надо было совмещать по другой специальности. Я получил поддержку и от своей заведующей отделением, и от главного врача. Мне вначале было предложено совмещать должность врача-эндоскописта. Я довольно быстро освоил методику проведения гастроскопии и  бронхоскопии. И если гастроскопией на гибком аппарате фирмы «Олимпус»  помимо меня владел врач-хирург Штангрет, то бронхоскопией под общим наркозом владел только я. Так что моя роль в правильной постановке диагноза значительно возросла. Я, можно сказать, был нарасхват.  Это было и приятно, но и неизмеримо повышало ответственность. Я прекрасно понимал, что каждый диагностический метод имеет свои пределы, поэтому рациональное их использование позволяло расширить эти пределы. Все это давало большой выигрыш при постановке правильного диагноза, что является основным в организации лечения больных. Поэтому мой авторитет в больнице стал очень высоким.

Широкое распространение гастроскопия получила с изобретением гибкого  оптического стекловолокна. В начале 70-х годов в СССР стали поступать первые такие аппараты фирмы «Олимпус», приобретаемые за валюту. Один из таких аппаратов, купленный на валюту одного из заводов Индустриального района, появился в нашей больнице. Над ним тряслись как над долгожданным новорожденным младенцем. Первым на нем стал работать врач-хирург Штангрет. Но постоянного места для осмотра больных у него не было, да и частые его операции не позволяли смотреть больных в экстренных случаях (например, при желудочном кровотечении). Вторым человеком в больнице, кому доверили этот гастроскоп, стал я. Взяв себе в помощницу одного из своих рентгенлаборантов,  приспособив для исследований перевязочный кабинет приемного отделения, где соблюдался режим стерилизации, я мог в любое время провести это исследование, что значительно повысило оперативность в постановке диагноза.

Позднее, когда в больницу по моей протекции  пришла работать врачом-рентгенологом Шабурова, я помог ей освоить работу по совместительству врачом-эндоскопистом по гастроэнтерологии, а сам сосредоточился на бронхоскопии. Это исследование проводилось в операционной под общим наркозом с применением препаратов, отключающих дыхание. Мне предстояло за 30-40 секунд заинтубировать пациента и подключить его к аппарату искусственной вентиляции легких. Очень сложная процедура интубация трахеи прямым жестким бронхоскопом немецкой фирмы «Фридель», с известной долей риска. Но это исследование позволяло выявлять центральный рак легких, которого в нашем промышленном Индустриальном районе с неблагополучной экологией было очень много.

Но денег все равно не хватало. Эндоскопистом я работал всего на 0,5 ставки. Замещая на время отпуска Бацунову, я тесно контактировал с заведующим травмпунктом Янушевич Виталием Владиславовичем. Он-то и предложил меня совмещение  в травмпункте в качестве дежурного врача. Имея опыт приема пациентов в лазарете береговой базы  во время военной службы, я быстро освоил методы оказания помощи при переломах и других травмах, с которыми обращаются пострадавшие в травмпункт.

Всего официально наш травмпункт обслуживал 200 тысяч населения Индустриального района, но туда обращались все пострадавшие из сельских населенных пунктов, что увеличивало число обслуживаемого населения тысяч на 40-50. Мне пришлось научиться производить репозицию костных отломков при переломах длинных трубчатых костей со смещением отломков. Зашивать раны я мог и ранее, но в таком количестве не доводилось. Однажды мне привезли молодую женщину в очень декольтированном вечернем платье, которую соперница вставила в окно ресторана «Южный». Мне пришлось наложить более 40 швов на лицо, шею, грудь, чтобы не испортить внешний вид. В ту пору косметической хирургии не было. Потом эта женщина написала мне благодарность в книге жалоб и предложений травмпункта.

Помню случай, когда мне пришлось оказывать помощь музыканту ВИА «Поющие гитары», которая приехала на гастроли в Хабаровск. На следующий день, когда мы с женой пошли на концерт этого ансамбля во Дворец профсоюзов, меня увидел их концертмейстер и посадил на самые престижные места, где можно было хорошо и видеть, и было не очень громко от музыки с усилителями.

В травмпункт поступали очень разные больные. Однажды привезла милиция пострадавшего с переломами бедренных костей, у которого ноги были сложены на груди. Как он не умер от болевого шока, не знаю? Очень я всегда боялся звука резко тормозившего автомобиля. Потому что именно так привозили попутные машины пострадавших в аварии мотоциклистов, которых в ту пору было очень много. Часто привозили трупы, и если их заносили в травмпункт, то находились они там очень долго. Иногда по полдня или целую ночь, потому что катафалк был один на весь город и забрать все трупы из жилых домов или с производств с учетом площади города  было не очень быстро. Поэтому я старался посмотреть пострадавшего еще в машине и разобраться, какие там повреждения. Иногда снимал шлем, а там были мозги с кровью. Ужас! Вот такие случаи случались в моей практике.

Так я стал дежурить по ночам. В дни моих дежурств в травмпункте всегда радовались врачи, дежурившие ночь в приемном отделении. Я всегда мог посмотреть больного на экране, выявить пневмонию или прободение язвы, что помогало врачам приемного отделения поставить правильный диагноз. Иногда за ночь мне приходилось затемняться два-три раза. Но я не роптал, всегда был готов помочь коллегам. И за это меня уважали. Тогда (а дежурств у меня было от 6 до 10 в месяц) мой рабочий день длился 36 часов подряд. Это была очень большая нагрузка, но пока я был молодой, её  выдерживал. Зато стал получать по тем временам большие деньги – свыше 400 рублей в месяц. Для Хабаровска это было очень много. Больше получали только на Севере, где были районные коэффициенты.

С января 1978 года  больница № 11 была реорганизована. Из её состава была выведена стоматологическая поликлиника, которая получала статус самостоятельного учреждения и номер 18. Но зато в состав больницы была введена гинекологическая больница № 14, которая размещалась в здании через дорогу от нашей больницы. Общая вместимость стационара увеличилась до 480 коек,  и она стала по этому показателю второй в городе после больницы № 10, имевшей 600 коек.

В структуре больнице появилось три новых отделения. Обсервационное родильное отделение, которым руководила  Корниенко, гинекологическое во главе с Дульманом, и абортное с заведующим Корневым. Именно последний  занял должность заместителя главного врача по акушерству и гинекологии.  Дульман и Корниенко не очень хотели подчиняться Корневу, потому что резонно считали себя выше по  квалификации,  и это приводило к возникновению небольших трений в этом новом подразделении больницы.  И мне не раз приходилось вмешиваться в разрешение этих трений.  Все эти специалисты были высокой квалификации и часто причиной были не те или иные ошибки в диагностике или лечении, а просто личные отношения.

Колоритная личность Дульман Борис Семенович был любимцем всех женщин города. Шутник и балагур, он мог разрядить любую напряженную ситуацию в коллективе, поддержать сомневающегося. Классный оператор и клиницист, он вносил спокойствие даже в самых сложных и кровавых, как часто бывает в гинекологии, ситуациях. 

На всю жизнь запомнились обстоятельства нашего знакомства.  В тот день я ждал начала дежурства в травмпункте и был в ординаторской хирургического    отделения.  О   чем-то   разговаривали с дежурантами-хирургами. И вдруг в ординаторскую заходит невысокий  человек в мокром белом халате… Хирурги ему:  « Борис Семенович, что с вами?».  И тот поведал такую историю: «Пошел я в ваш буфет купить сигареты (буфет в больнице находился в подвале), спускаюсь. Света нет, но думаю, это только в коридоре, дальше иду.  Поскользнулся и упал, а в подвале вода. Вымок, решил пожаловаться главному врачу.  Захожу к ней в кабинет. Она меня спрашивает, как вы спросили – что с вами? А я выплюнул говешку изо рта и  говорю, это у вас надо спросить!» Мы чуть не умерли со смеха. Действительно, пару дней назад наш подвал затопило , и буфет не работал.  А топило вовсе не фекальными массами, но запах от этого не был лучше. Надо бы было перекрыть спуск в подвал каким-то предупреждением, но не догадались.  Вот так я впервые увидел Бориса Семеновича, пострадавшего от нерадивости хозяйственных служб. 

Еще одно его изречение имело место. Он утверждал, что в любой женщине можно найти что-нибудь прекрасное. У одной тело, в другой лицо, у третьей открывается прекрасный вид, когда она ложится на гинекологическое кресло. А у какой-нибудь дамы, как говорят, «ни кожи ни рожи» такой замечательный яичник можно увидеть, разрезав брюшную полость.  Вот такие люди влились в наш коллектив. Чуть позднее Корниенко Валентина Петровна стала главным акушер-гинекологом крайздравоотдела,  я застал ей в этой должности, придя туда работать через много лет.

Амбулаторная сеть больницы сохранилась полностью. Коллектив больницы превысил 2,5 тысячи врачей, среднего, младшего и обслуживающего персонала. Осложнилось руководство и организация медицинской помощи в больнице, поэтому и партийное бюро больницы оказывало посильную помощь администрации больницы. Я стал часто встречаться по служебным делам с главным врачом, стараясь вникать во все стороны деятельности многопрофильного медицинского учреждения, что потом очень во многом мне помогло. Но пока я накапливал опыт работы как врач-рентгенолог, так и секретарь партийного бюро.

Работа у меня шла, постепенно рос и авторитет. Но потом моя жизнь осложнилась. Во второй половине 1978 год в самой большой в городе больнице № 10 сняли с должности главного врача и стали искать замену. И первым кандидатом на эту должность оказался я, к тому времени рядовой врач-рентгенолог, но хорошо себя зарекомендовавший как секретарь партбюро. 

Меня вызвали в городской отдел здравоохранения и предложили стать главным врачом. В это время заведующая отделом Шетенко была в отпуске, со мной разговаривала её заместитель Журбук, но уверен, по поручению самой Шетенко. Но я от этой должности отказался, сказав, что хочу стать хорошим врачом-рентгенологом. Потом меня вызвали к заместителю председателя горисполкома Завгородней,  и начали вновь уговаривать занять должность главного врача. Потом была беседа у третьего секретаря городского комитета  КПСС Коростелевой, где, напирая на мою принадлежность к партии, требовали занять должность главного врача. Обещали мне выделение квартиры в Северном микрорайоне. Но я везде отказывался. Не чувствовал у себя в ту пору ни соответствующей подготовки, ни знаний, ни опыта руководящей работы, чтобы занять такую ответственную должность. Да я и знал, что 80%  своего времени главный врач решает чисто хозяйственные проблемы, оставляя лечебные на начальника медицинской части. А заниматься этим мне не хотелось. 

Мой главный врач Яковлева знала обо  всех этих приглашениях и посулах дать мне квартиру.  Ей не хотелось расставаться с парторгом, который ей довольно ощутимо помогал. Она переговорила с первым секретарем  райкома партии Мещеряковым, который тоже не горел желанием отпускать перспективного специалиста и парторга. Он обещал Яковлевой помочь с получением мной квартиры в Индустриальном районе.

Уговоры занять должность главного врача продолжались более месяца, до тех пор, пока мой дядя, Виктор Степанович Пастернак, в то время второй секретарь горкома партии,  не позвонил заведующей городским отделом здравоохранения Шетенко  и попросил отстать от меня. Сделал он это по просьбе моей мамы, которая видела, как на меня давят, как я сопротивляюсь этому назначению.  Переговорив со мной о причинах моего отказа,  дядя  счел их вполне обоснованными и помог мне.

В апреле 1979 года моя заведующая отделением Лазаркевич ушла на пенсию по достижению 45-летнего возраста и стала работать на 0,5 ставки. Как самая подходящая кандидатура, я был назначен заведующим отделением. К этому времени у меня уже был полуторагодичный стаж работы секретарем партбюро и кое-какой опыт организаторской работы. Да и во время отпусков заведующей я исполнял её обязанности, поэтому ничего сложного в новой для себя должности я не почувствовал.

Но через некоторое время для рентгеновского отделения настало довольно сложное время. Меня направили в Москву на курсы усовершенствования на 2 месяца. И в это время  Лазаркевич уволилась из больницы и стационар остался с одним совершенно к тому времени неопытным врачом Шабуровой. Стали делаться диагностические ошибки. Шабурова в панике звонила мне в Москву. Я связался с главным врачом, но она успокоила меня, сказав, чтобы я заканчивалась обучение, что ничего критичного нет.

Во время обучения на кафедре усовершенствования врачей ЦОЛИУВ в Москве случилось, что могло бы повернуть мою жизнь совершенно в другую сторону. Нам, курсантам, было предложено выступить на конференции врачей-рентгенологов больницы имени Боткина, где базировалась кафедра, с интересным сообщением. Подумав, я написал письмо Шабуровой с просьбой прислать мне слайды для сообщения по рентгеновским  особенностям резецированного желудка по Маки-Шалимову, так называемой пилоросохраняющей резекции желудка.

Получив их, я выступил на конференции, но получилось не короткое сообщение, а целый доклад, который вызвал огромный интерес у врачей. Ведь я говорил, что такие резекции в СССР почти нигде не делались. Председательствующий на конференции профессор Соколов Юрий Николаевич, еще год назад бывший главным рентгенологом Союза, но ушедший с должности по возрасту,  очень заинтересовался этой темой сообщения и попросил меня остаться после конференции для разговора. Узнав, что у нас есть статистика почти по 100 случаям резекций, что было сообщение в журнале «Вестник рентгенологии и радиологии», он предложил мне написать кандидатскую диссертацию и стать моим научным руководителем. Сказал, что с таким материалом  проблем с защитой не будет. Я попросил время подумать, посоветоваться с коллегами и семьей.

Потом, уже в Хабаровске, я пришел к решению отказаться от очень заманчивого предложения по некоторым обстоятельствам. Во-первых, я был очень  занят как заведующий отделением и секретарь партбюро больницы. Во-вторых, защита диссертации в Москве приведет к большим финансовым затратам. А денег в семье не было. Жена не работала, взять денег для этого было негде. В-третьих, степень кандидата медицинских наук давала прибавку к зарплате врача в медицинском учреждении всего 10 рублей (врач 1 категории получал дополнительно 30 рублей, а высшей 50 рублей). Чтобы получать 100 рублей, надо было уходить из больницы на преподавательскую работу в институт, что мне не очень нравилось. Говорить одно и тоже студентам в течение всей оставшейся жизни было не по мне. Так я упустил реальную возможность стать кандидатом медицинских наук.

Я вернулся в Хабаровск к новому 1980 году, встретив его в новой квартире, где мне предстоит прожить 24 года. Все же райком партии, райисполком и главный врач сдержали обещание и я получил в мае 1979 года новую трехкомнатную квартиру на улице Шевчука. До этого осенью 1978 года мне выделили двухкомнатную квартиру на «Заводской». Квартира была в «хрущевке», дом только после ремонта, но очень некачественного. Зимой в квартире было не более 12-13 градусов тепла, поэтому мы ночевали там только с женой, дети жили у моих родителей. Но наличие этой квартиры позволило потом больнице и райисполкому  добавить еще однокомнатную и дать мне трехкомнатную квартиру в новом доме. И хотя это был старый проект дома, но он был кирпичный, более теплый, чем панельные дома в Хабаровске, да и был намного ближе к центру, чем другие, которые предлагали мне, в том числе на «МЖК». Перед Днем Победы мы переехали в квартиру и были очень рады собраться всей семьей под одной крышей. Впереди предстоял ремонт и обустройство квартиры, но это было вторичным и вполне реальным делом.

Становление

Таким образом, в 1979 году начался новый период моей жизни и работы в рентгенологии уже  в должности заведующего рентгеновского отделения. Учеба в Москве дала мне много не только в повышении знаний по моей специальности. У нас было занятие с главным специалистом по рентгенологии МЗ СССР Васильевым, где он дал нам под запись названия приказов Минздрава СССР по организации нашей службы. До этого ни я, ни Лазаркевич, ни другие заведующие отделениями города с этими приказами не были знакомы. Поэтому, приехав в Хабаровск, в краевом отделе здравоохранения  я нашел эти приказы,  и от руки переписал их себе. Внимательно изучив их, я стал организовывать работу отделения в соответствии с этими руководящими документами. Оформил все необходимые бумаги, обновил должностные инструкции, что позволило сразу выделиться на фоне других отделений, где со всем этим  были проблемы. Наше отделение было отмечено краевым отделом здравоохранения ко Дню медицинского работника в 1980 году. Впервые в истории отделения. Мне было очень приятно, что это случилось, когда я стал заведующим отделением.

С чувством выполненного долга я уходил в отпуск, надеясь сделать ремонт в квартире и посмотреть по телевизору репортажи с Олимпийских игр в Москве. Но увидел лишь только первый репортаж и последние дни Олимпиады. Все остальные дни мне было не до этого. Почечная колика, потом операция и послеоперационный период не позволили мне полюбоваться выступлениями мировых звезд спорта. Но это тема другого воспоминания.  А вот сделать полы и наклеить обои в новой квартире мы успели до моей болезни. Мне помогал делать полы отец, а обои клеили с женой. Сделали двухярусную кровать в детской комнате, которая простояла, пока старший сын  не женился и не уехал на съемную квартиру. Сами с отцом наклеили керамическую плитку в ванной и на кухне. На кухне сделали из подсобных материалов кухонный гарнитур, который простоял более 20 лет.

Вернувшись из отпуска и с больничного листа, я продолжал совершенствовать работу отделения. К этому времени завершилось строительство новой поликлиники в Южном микрорайоне, в которой было 2 рентгеновских кабинета. По моему настоянию, сделали некоторую перестройку помещений и поставили флюорографический аппарат. Это позволило значительно улучшить доступность флюорографии и увеличить охват населения этим видом обследований как средства раннего выявления туберкулеза. Организовав работу флюорографического кабинета в строгом соответствии с вышедшим недавно приказом Минздрава СССР, я сделал этот кабинет лучшим в городе. Четкая организация работы всех кабинетов позволила значительно улучшить показатели отделения. К нам стали направлять врачей с курсов совершенствования для передачи опыта. Так обо мне узнали во многих районах Хабаровского края.

А больница жила своей жизнью.  Укреплялась материально-техническая база. Этому содействовали наши спонсоры, в первую очередь заводы судостроительный,  отопительного оборудования, МЖК, ТЭЦ-1, МЖБК, ЖБИ-1, Амуркабель, институт ЦНИИТС и другие.  После сдачи в эксплуатацию поликлиники в Южном микрорайоне началось формирование её коллектива.  В неё  перешли работать сотрудники нашей второй поликлиники, а также взрослой поликлиники больницы № 9.  Поликлиника получила название – Поликлиника № 2 больницы № 11. Заведующая поликлиникой стала Камелина Надежда Ивановна.  Поменялось и руководство поликлиник № 1. Вместо ушедшей на пенсию Трипелец  заведовать поликлиникой и одновременно исполнять обязанности заместителя главного врача по амбулаторно-поликлиническому обслуживанию стала моя сокурсница Левицкая Галина Автономовна.  Травмпункт из здания стационара больницы переместился в новую поликлинику.  Заведовать им стала Черныш Нина Федоровна. Теперь ходить на дежурства мне стало далеко.

В 1981 году в больницу № 11 вернулась работать Лазаркевич. В стационаре ей места не было, я поставил её работать во флюорографический кабинет поликлиники № 2. Специалист она была подготовленный и дала немало дельных советов по работе. Но её раздражало, что её ученик не остановился на достигнутом, а идет дальше. Она написала на меня жалобу в городской отдел здравоохранения, указав на значительные,  с  её точки зрения,  упущения в моей работе. Приехала для проверки жалобы представительная комиссия из трех ведущих специалистов крупных больниц города. Помню двух из них. Главного терапевта горздравотдела Сиворакшу и главного внештатного рентгенолога Филимонова из 10-й больницы. Никаких серьезных замечаний комиссия не выявила, наоборот, отметила четкую организацию работы возглавляемого мной отделения. Я не держал на Лазаркевич обиды за эту жалобу, и потом она мне давала много дельных советов,  до конца моей работы в больнице у меня сохранились с ней нормальные деловые отношения. Во многом и потому, что она была умная женщина и видела, что я расту и как врач-рентгенолог, и как организатор.

Поэтому ничего удивительного не было в том, что в 1981 году мне присвоили первую категорию врача-рентгенолога. Нужно сказать, что я её мог получить на три года раньше, т.к. моя служба в ВМФ должна была войти в стаж работы по специальности, но мне про  эту тонкость не сказали в отделе здравоохранения крайисполкома, куда я обратился за разъяснением. Так я впервые столкнулся с тем, что не всегда чиновники от здравоохранения компетентны в вопросах, в которых должны разбираться от А до Я. А я не проявил настойчивости в выяснении этого вопроса, поверив в компетентность начальника отдела Соловьева, с которым мне пришлось много лет потом работать вместе.

В начале 1982 года меня назначили главным внештатным рентгенологом города Хабаровска. Сделала это своим приказом  Шетенко Л.С., которая в беседе со мной сослалась на мое желание стать хорошим рентгенологом, высказанное 4 года назад, и попросила помочь ей улучшить работу рентгеновских кабинетов города. Теперь я, уже облаченный соответствующими полномочиями, мог ездить по кабинетам города, давать свои рекомендации по улучшению работы кабинетов. Мне это дало новый стимул в работе, позволив сохранить интерес к моей профессии. Как и прежде, много сил отнимала работа непосредственно в кабинете по диагностике сложных случаев, организации работы кабинетов отделения, дежурств в травмпункте, работа секретаря партбюро. Я избирался делегатом нескольких районных и городских партийных конференций, членом разных комиссий на этих конференциях. Не забывали меня и при различных городских и краевых совещаниях и как заведующего отделением, главного рентгенолога города,  и как  секретаря партбюро одной из самых крупных больниц края. Жизнь была насыщенной событиями.

Именно в этот период состоялось мое знакомство с будущим губернатором Хабаровского края Ишаевым В.И.  В это время он стал директором только что построенного в Индустриальном районе завода строительных алюминиевых конструкций и членом общественного совета больницы. Имея жену врача-педиатра, он неплохо разбирался в проблемах медицины,  и на заседаниях совета давал очень конструктивные советы по улучшению организации помощи больнице. В этот же период он был прооперирован в хирургическом отделении больницы по поводу калькулезного холецистита  врачом Довгим. И потом, уже будучи губернатором, он предпочитал лечиться в  больнице № 11. Правда, очень редко и только по острым состояниям. Так, в 1993 году он попал в неё  прямо из дома с желудочным кровотечением. По природе Ишаев  крепкий мужик, легко поднимал двухпудовую гирю. Потом мы часто встречались по работе, начиная с 1990 года, когда он стал начальником планово-экономического отдела крайисполкома. Я  к тому времени  был уже чиновник краевого отдела здравоохранения.

В мае 1983 года я поехал на курс усовершенствования по неотложной рентгенологии в НИИ имени Склифосовского в Москве. Заведующим курсом была профессор Щербатенко. Как я узнал на курсах, она была главным внештатным рентгенологом города Москвы. Я напросился к ней на беседу как главный внештатный рентгенолог города Хабаровска. Из беседы выяснилось, что она при всех своих регалиях занималась лишь подготовкой курсантов на курсе и  отделением НИИ. Как главный внештатный рентгенолог столицы она ничего не делала, была очень мало компетентна в вопросах организации работы рентгеновской службы. В это время был сдан в эксплуатацию после длительного  строительства  новый   15-этажный корпус  института. Под новое строительство было выделено около сотни квартир для нового персонала на юго-западе Москвы.

По плану подготовки мы часть времени слушали лекции Щербатенко и её доцента, с очень редким именем Эра, весьма привлекательной женщинф  чуть за 45 лет. Остальное время работали в рентгеновских кабинетах.  Там выполняли обычные исследования и мы, и те врачи, с которыми мы работали. Помню, как смотрели желудок у Георгия Тараторкина, известного театрального артиста, сыгравшего Раскольникова в фильме «Преступление и наказание» по Достоевскому.   Ничего серьезного не нашли и,  как показала жизнь, не ошиблись. Он до сих пор живет и здравствует.  Меня удивили в работе кабинетов грубейшие нарушения правил радиационной безопасности. На просвечивание грудной клетки заводили по пять человек, одного за одним смотрели, но каждый из них получал дозу как за пять исследований.  Было удивительно, что сотрудники не получают молоко за вредность. Врач, с которым я работал,  была ассистентом у Щербатенко.  Видимо, обо всем этом докладывалось профессору.  И однажды Щербатенко пригласила меня в свой кабинет. 

После короткого разговора о моем мнении на счет проводимых занятий и пользы, которую я получаю от них, она неожиданно предложила мне должность заведующего рентгеновским отделением института (эту должность занимал в то время врач, злоупотребляющий алкоголем и мало интересующийся работой) и в случае положительного решения обещала помочь с получением квартиры. Мы сходили с ней к директору института академику Комарову, где она повторила своё предложение и получила согласие своего непосредственного руководителя.  Но я не решился бросить все достигнутое в Хабаровске и уехать  с 3-ми детьми в Москву, где не было никого из родных. Отказался от весьма заманчивого предложения. Через несколько лет, будучи уже первым заместителем заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома, я зашел в гости в НИИ Склифосовского к профессору  Щербатенко. Она поздравила меня с таким карьерным ростом и пожалела, что я несколько лет назад отказался от её предложения.

О возможностях рентгенологии для диагностики неотложных состояний в терапии, хирургии и гинекологии я сделал сообщение на врачебной конференции в больнице № 11 после возвращения со специализации. Были расширены показания для проведения такого рода диагностики,  и это немало способствовало улучшению работы приемного отделения больницы. Через много лет знания по неотложной рентгенологии позволили мне поставить правильный диагноз, будучи в моем родном поселке Херпучах уже первым заместителем начальника краевого управления здравоохранения. Женщина, которой я поставил диагноз прободения полого органа, была своевременно прооперирована,  и это спасло ей жизнь.

Работа в городской больнице существенно отличается от работы в краевых учреждениях. Там лечатся больные, которые прошли уже предварительный отбор в районах и городах и поступили на уточнение диагноза или корректировки лечения. А в городских больницах подавляющее число больных поступает по скорой помощи и лишь часть – на плановое лечение. Поэтому в городских больницах и заняты коридоры лежащими в них больными.  И в этом отношении 11-я больница в большом Индустриальном районе с массой предприятий, где часта аварийность и травматизм,  не выгодно отличается от других больниц. Но это является хорошей школой для повышения мастерства , приобретения опыта и знаний.  Врач, год проработавший в 11-й больнице, запросто сможет работать в любой другой.

После открытия поликлиники в Южном микрорайоне увеличилось число штатных должностей врачей-рентгенологов. Ведь там появился хороший  флюорографический кабинет, где работа была организована в 2 смены.  В скором времени еще один флюорографический аппарат был установлен в поликлинике № 1 на месте рентгеновского аппарата, а прием больных на рентген из этой поликлиники стал производиться на первом этаже стационара в том кабинете, где ранее делались снимки травматологическим больным.  Старые кабинеты в стационаре требовали ремонта, но в ближайшие годы мне было ясно, что это маловероятно.  И тогда я бросил клич сотрудникам:  «А давайте сделаем ремонт своими силами! Ведь делаем же мы дома ремонт».  И моя инициатива нашла поддержку в коллективе. На премиальные за сбор серебросодержащих отходов мы закупили краски и другие материалы, кисти, валики и т.д.  Одну из суббот сделали рабочей для всех, а не только для дежурного персонала. Кое-кто из женщин привел своих мужей.  Работа закипела,  и к концу дня ремонт был завершен. Мы так радовались, что теперь будем заходить в отремонтированные кабинеты в стационаре. Наш почин был подхвачен и потом еще два или три небольших кабинета, по-моему,  ЛФК и ЭКГ, были отремонтированы самими сотрудниками этих кабинетов.

А вот еще об одной моей инициативе в больнице не узнали.  Я предложил своим врачам, которых в это время со мной было уже 11 человек, раз в месяц ходить всем вместе в ресторан. К этому времени открылась гостиница «Интурист», в которой был хороший ресторан,   и где работала официанткой моя родственница,  Все молодые врачи согласились и с тех пор раз в один-два месяца мы ходили в ресторан. Тогда еще были  раздельные  кабинки, заняв одну, мы могли спокойно общаться. Так как мы практически не заказывали спиртное, а лишь общались, танцевали и ели, то каждый такой поход в ресторан обходился примерно в 10-12 рублей.  Наш коллектив стал дружнее.

В те годы годовой фонд оплаты труда в каждом медицинской учреждении делился строго на 12, так же строго и требовали отпускать всех сотрудников в равных долях каждый месяц года.  Отпуска у нас были 5 недель, а всем хотелось хоть часть отпуска провести в теплое время.  Поэтому мы на общем собрании отделения решили следующее. Те, кто уходит в отпуск в любое время года,  отгуливают 3 недели, а еще 2 недели получат в теплое время года за отгулы. На том и порешили и никаких претензий потом в коллективе не возникало.  Хоть пару недель, да могли люди погреться на солнышке.  Было установлено, что любое нарушение трудовой дисциплины приводит к тому, что отпуск переносится на зимнее время.  И без всяких обид. Я не могу сказать, что у нас были нарушения дисциплины, которые бы я покрывал. Все сотрудники ходили и на праздничные демонстрации, и на торжественные собрания в больнице. 

И еще хочу сказать о пенсиях. Как известно, в те годы действовал закон, что пенсия рассчитывается из средней за последний год работы перед пенсией. Зарплаты у нас были не такие уж большие, особенно у санитарок. Поэтому я старался премии за серебросодержащие отходы в год начисления пенсии тому или иному сотруднику выписывать на него, хотя он фактически получал лишь свою долю. Но это позволяло даже санитаркам получать пенсию выше 100 рублей, а рентгенлаборантам и врачам – максимум – 120 рулей.

А вот мне повысить заработную плату помогал Янушевич, как правило, ставящий дежурства в праздничные дни себе и мне. В эти дни была большая нагрузка,  количество врачей удваивалось. При этом в первую половину дня он отпускал меня поучаствовать в демонстрации, а потом я вместе с транспарантами, которые мы вывозили для раздачи людям, возвращался в больницу. В это время было очень мало больных с травмами и Янушевич вполне справлялся один. Потом он мог отдохнуть, а я принимал больных.  Обычно перед обедом Виталий Владиславович принимал на грудь некоторое количество спиртика,  и после приема пищи ложился отдохнуть в каморку, которая была в травмпункте в стационаре. После часика-полутора выходил в очень хорошем настроении. И начинал  рассказывать анекдоты, которых знал очень много. Так продолжалось час-полтора, а потом начинался поток больных, которые после празднования дома  получила травмы дома или на улице.  И было не до анекдотов, оба дежурных врача были при деле.

После перевода травмпункта в поликлинику в Южном микрорайоне и смерти Янушевича я уже не так часто дежурил в праздничные дни.  Но к этому времени у меня уже была и высшая категория, и стаж работы большой,  и заработная плата была высокой, выше 400 рублей в месяц. Сужу об этом по партийному билету, где указаны суммы, с которых платились партийные взносы.

С вводом в строй второй поликлиники назрела необходимость создания отдельного рентгеновского отделения больницы.  Ранее персонал рентгеновских кабинетом числился по в  поликлиниках, где были кабинеты, там же и табелировался.  И для замены того или иного работника мне требовалось согласование с заведующими этими поликлиниками.  С первой поликлиникой вопрос отпал сам собой. Там был закрыт рентгенкабинет и,  пока не оборудовали флюорографический кабинет, там вообще не было никого из персонала рентгеновской службы. А вот во второй поликлинике сразу появилось много врачей и рентгенаборантов. Два рентгеновских кабинета, один из которых для травмпункта  работал круглосуточно, флюорографический кабинет работал в 2 смены.  Руководить таким количеством персонала не специалисту было невозможно. Поэтому я вышел с предложением к главному врачу о создании объединенного рентгеновского отделения.  И хотя заведующая второй поликлиникой Камелина немного посопротивлялась, но,  в конце концов,  и она, и главный врач Яковлева нашли обоснованным мое предложение. Так вполне официально появилось  рентгеновское отделение в количество 42 штатных единиц, самое большое в крае.

Работа в больнице № 11 шла своим чередом. В ту пору учебе врачей на  центральных  базах уделялось много внимания. Поэтому как главный рентгенолог города я поехал в Ленинград на курсы повышения квалификации на цикл по радиационной безопасности. Вообще этому разделу работы кабинетов уделялось большое внимание в Хабаровском крае. Заведующую отделом радиационного контроля краевой санэпидстанции Енисейскую знали и боялись во всех рентгеновских кабинетах. Поэтому узнать некоторые нюансы в организации радиационной безопасности для меня было актуальным. Впервые вместе со мной в Ленинград поехала моя жена, и мы провели чудесный месяц в этом замечательной городе. Три недели мы жили вместе с женой на квартире у её сестры. Встречались в городе после завершения моих занятий на курсах и посещали достопримечательности города. В субботу и воскресенье ездили в пригороды – Петергоф, Павловск и другие места. После отъезда жены в Хабаровск я перебрался в «Дом врача»  - так называлось общежитие Ленинградского ГИДУВа на Заневском проспекте.

Сразу после окончания занятий на курсах я на автобусе выехал в столицу Эстонии город Таллин. Там проходил очередной всесоюзный съезд рентгенологов и радиологов, делегатом которого я был избран. Как человек, впервые попавший на такой форум, я по возможности посетил максимальное количество заседаний и лишь после завершения съезда посмотрел достопримечательности города.

Остановлюсь на поездке в Таллинн более подробно.  Поехал я автобусом специально. Поезд из Ленинграда до Таллинна шел ночью,  и ничего увидеть за окном не удалось бы. А вот из окна автобуса я мог посмотреть на город Нарву, через который мы проезжали, на другие города Эстонии и многочисленные хутора вдоль дороги.  Мне очень понравилась ухоженная и чистая Эстония. Чувствовалось европейское воспитание местных жителей.  Но все же некоторые местные жители на мои вопросы на русском языке делали вид, что не понимают языка и отворачивались. Это не понравилось мне.

По приезду, придя в оргкомитет съезда, я узнал, что не все делегаты съезда могут быть заселены в гостиницу  VIRU. Часть предполагалась поселить за городом, в пансионате Совмина республики. Что там и как, никто не знал, тем более что хотелось бы увидеть сам город в свободное время. Поэтому организаторы усиленно обрабатывали делегатов с периферии. Я попал в число поддавшихся на уговоры,  и во главе с профессором Сипухиным из Владивостока нашу группу отвезли в этом пансионат.  И мы не пожалели, что приняли это предложение организаторов.

Номера, в которых нас поселили, были  по две кровати, два таких номера  имели один туалет и одну ванную комнату.  Вполне достаточно. Сам двухэтажный корпус, напоминающий чем-то санаторный, стоял в замечательном сосновом лесу недалеко от берега Финского залива, куда мы не преминули сходить и посидеть на огромных валунах, которые  были вдоль берега.  Кормили нас в очень уютной и удобной столовой по ценам, которые приняты для чиновников совмина, т.е. точно в 2 раза ниже, чем в ресторане при гостинице, где питались остальные. Привозили и увозили нас на комфортабельном автобусе.  Три рейса – утром, после окончания заседаний на съезде и потом еще в 10 часов вечера.  Я поселился со своим коллегой из пограничного госпиталя в Хабаровске. У него на бейджике было написано -  «Медслужба КГБ»,  и однажды  это помешало нам купить одну дефицитную вещь. В дальнейшем мы с ним все время проводили вместе.

На следующий день после заселения начался съезд. Было очень приятно увидеть корифеев отечественной рентгенологии.  Розенштраух Леонид Семенович,  Власов Павел Васильевич, Шотемор Шореншо Шореншоевич,  Портнов, Фейгин и другие известные в нашей среде люди, авторы многочисленных монографий, пользующиеся авторитетом и за рубежом. Пленарные заседание и заседания по секциям были очень насыщенными,  тематика сообщений была очень интересна.  Приходилось долго выбирать, на какую из секций пойти. То, что я услышал на съезде, было созвучно моим мыслям о путях развития рентгенологии. В перерывах заседаний можно было познакомиться с современной рентгеновской техникой ведущих мировых производителей – Сименс, Филипс, Тошиба, Дженерал Электрик  и других.  Этот просмотр вызывал завись к тем врачам, которые могут работать на этом оборудовании.

Наконец, завершилось  последнее пленарное заседание в первой половине дня,  и нам была предоставлена возможность посмотреть город. Те, кто остановились в городской гостинице, делали это каждый вечер, а вот нам, живущим за городом, эта возможность была первой.  И мы с моим коллегой из пограничного госпиталя пошли в так называемый «Старгород», где  здания многовековой давности окружены стеной и где начинался город Ревель, который потом стал Таллинном.

Посмотрев старинный город с его знаменитым на весь мир Томасом, показывающим направление ветра, старинными зданиями, включая  ратушу,   древнюю площадь, другие достопримечательности, мы пошли осматривать и новые постройки в Таллинне. Зайдя в какой-то магазин, мы с напарником уже почти уговорили продавщиц, явно эстонок, продать нам какой-то товар, который могли купить лишь ветераны войны, но потом они увидели на бейджике моего друга «Медслужба КГБ» и категорически нам отказали. А жаль, вещь, правда я уже не помню какая, была хорошая.

Вечером планировался банкет и мы с моим напарником не жалели ног, надеясь вечером посидеть за столиками в ресторане. И какое же было наше разочарование, когда там оказался фуршет.  Мой напарник, человек в этом отношении подготовленный, предложил взять с большого стола  в центре зала несколько блюд и поставить на маленький, вокруг которого и собралась вся наша делегация из Хабаровска. Так мы и сделали, не забыв прихватить и несколько бутылок с алкоголем.  И это было правильное решение.  Мы стояли у своего стола, накладывали на свои небольшие тарелки еду с больших блюд и с аппетитом ели и выпивали. Потом сдвинули все блюда в центр этого столика и уселись прямо на край стола по периметру. Ноги уже не держали.
 
Через некоторое время мы увидели, что на большом столе алкоголь закончился, а на нашем столике есть две не начатые бутылки.  Вдруг мы заметили, как какой  мужик, явно не нашей наружности, энергично подошел к нашему столу, схватил одну из бутылок и пошел к своей компании. Но далеко уйти ему не удалось.  Его за шею схватил ассистент кафедры рентгенологии  нашего института Грищук Василий Кузьмич и выхватил у него бутылку. Ну какой русский позволит, что у него таким беспардонным образом возьмут со стола спиртное? Тут же рядом появились «вежливые» люди. Инцидент не перерос в драку.  Чтобы загладить этот международный скандал,  к нашему столу были приглашены и этот мужчина, и его напарники. Это оказались представители фирмы Сименс.  За столом Василий Кузьмич на плохом немецком объяснил немцам, что вот если бы они попросили у нас «дринк»,  мы бы их угостили. Но брать со стола без разрешения бутылку у русских не принято. А мне пришлось пригласить даму из их компании на танец, который вскоре начался.  К счастью, она очень хорошо танцевала и мы пару танцев точно с ней станцевали.

И еще чем запомнилась эта поездка.  Я купил в Таллинне себе классные хоккейные ботинки с коньками фирмы Сальво, а брату телескопические удочки. Потом он жалел, что я купил мало удочек, можно было начать бизнес. На Дальнем Востоке ничего подобного в то время не видели.  А с этими коньками я стал очень популярным в нашем Затоне, где ходил на стадион «Водник» играть  в хоккей с такими же, как и я, любителями. Мы называли себя группой здоровья. Местные пацаны прозвали меня «Дядя на ледорубах». Но это лирическое отступление для того, чтобы вы, уважаемые читатели, не подумали, что я лишь работал и работал.  Я жил по принципу – делу время, потехе час.

Утверждение

В 1984 году мне было присвоена высшая квалификационная категория врача-рентгенолога. Еще бы, ведь у меня был не только 10 стаж работы по специальности, но и печатные работы во всесоюзных научных журналах, выступления с докладами на заседаниях научных обществ рентгенологов, терапевтов и хирургов, я избирался делегатом на всесоюзный съезд рентгенологов и радиологов. Очень немногие обладали таким послужным списком при присвоении высшей категории врача. В этом я убедился потом, когда через несколько лет стал председателем краевой аттестационной комиссии, работая в отделе здравоохранения крайисполкома. Поэтому на заседании аттестационной комиссии во время обсуждения моей кандидатуры на присвоение высшей категории было сказано немало лестных слов обо мне. Это не удивительно, потому что многие члены комиссии сталкивались со мной на различных консилиумах и при моей работе как главного рентгенолога города.

Иногда врачей направляли для повышения квалификации на рабочее место в то или другое учреждение. Так я в 1985 году попал в институт фтизио-пульмонологии в город Ленинград. Там меня обучали диагностике хронической пневмонии. Диагноз этот ставится только в СССР, на Западе заболевание с такими проявлениями называют хроническим бронхитом. Причем ленинградская школа  пульмонологии ставила диагноз хронической пневмонии, а москвичи не ставили. В Хабаровске придерживались ленинградской школы и поэтому меня направили на учебу именно в тот институт, который и формировал мнение о существовании хронической пневмонии. Хабаровск по части туберкулеза курировал этот Ленинградский институт, так что все его рекомендации носили вполне официальный характер. За полгода до моей поездки на учебу нас проверяла солидная комиссия из этого института, в составе которой был известный в стране организатор флююрографической службы Фейгин, один из создателей знаменитого приказа Минздрава СССР № 733 по организации  её. Заведующий рентгеновским отделением крайтубдиспансера Бейдиков привлек меня к этой проверке как главного рентгенолога города.  И мне удалось довольно плотно пообщаться с Фейгиным, специалистом, весьма компетентным в вопросах работы флюорографических кабинетов. Он дал нам немало дельных советов, но в целом остался доволен организацией флюорографических  осмотров населения.  Это нашло отражение и в справке.

В составе комиссии было два мужчины – Фейгин и еще хирург-пульмонолог Криштафович. Оба они оказались заядлыми рыбаками, а так как проверка была в сентябре, в разгар путины, когда на нерест шла кета, мы с Бейдиковым, у которого была своя моторная лодка, решили свозить их на тонь и показать, как ловится рыба не на удочку, а сетями.  Мужики сами выбирали сети, извлекали из них запутавшиеся рыбины, заготовляли икру – «пятиминутку», ели уху, приготовленную на костре. А потом получили еще в качестве презента по большой свежей рыбине, соответственно упакованной для перевозки, по банке икры.  Мужики были в полнейшем восторге.

Поэтому,  когда я приехал на учебу в институт, там меня уже ждали, тем более что я прихватил с собой гостинцы для Фейгина и Криштафовича в виде копченной рыбы.  Они организовали мне посещение всех подразделений института,  и куда бы мы ни заходили, все вспоминали о том, как их коллеги ездили в Хабаровске на рыбалку. Видимо, о той рыбалке узнал весь институт. Так что отношение ко мне было весьма благожелательным.

Учеба была интересной, но не тяжелой. Я лишь подтвердил на более высоком уровне свои знания о диагностике заболевания с таким противоречивым диагнозом. Жаль, что в это время года (а была ранняя весна) погода была очень мерзкой, часто были дожди,  и поближе познакомиться с Питером мне не удалось. Но это было не самым главным в поездках на обучающие курсы. Главным было получение знаний. Хотя в то время я был достаточно подготовленным врачом-рентгенологом,  и часто спорил со своими учителями по некоторым вопросам диагностики.  Вообще я считаю, что всегда привозил после своих поездок на учебу какие-то неизвестные многим методики исследований, новые сведения о причинах возникновения заболеваний и ранней их диагностики с помощью рентгеновских методов.

О том, что я являюсь одним из ведущих рентгенологов края, знали многие, но не мои родственники. Убедиться в этом они смогли уже после того, как я перестал работать врачом-рентгенологом. В 1990 году мне в краевой отдел здравоохранения позвонила  тетя Лиза и попросила меня помочь моей двоюродной сестре Татьяне Прохорихиной. Она уже больше недели находилась на обследовании в Хабаровской краевой больнице, но диагноз был так и не ясен.

Приехав в больницу,  и найдя палату, в которой находилась Таня, увидел, что её консультирует доцент кафедры терапии. Узнав, что ей накануне делали  рентгеновское исследование желудка, я, чтобы не терять времени, решил сходить в рентгенкабинет и посмотреть сделанные снимки. Мне хватило одного взгляда на них, чтобы поставить правильный диагноз. Не потому, что я такой умный, просто во время своей работы в больнице № 11 я неоднократно сталкивался с подобной патологией,  и довольно неплохо разбирался в её рентгеновской диагностике. Даже выступал с докладом  об этом на совместном заседании научных обществ хирургов и рентгенологов. Пригласив в рентгенкабинет заведующего урологическим отделением, где лечилась Таня, а также её лечащего врача, я подсказал, что надо сделать еще, чтобы подтвердить мое предположение. А сам прошел в палату к Тане, которую к тому времени закончили консультировать. И на салфетке нарисовал, что у неё в животе. Эту салфетку она хранит до сих пор и при случае вспоминает об этом.

Моё предположение подтвердилось полностью. У Тани, очень полной женщины, в животе имелась киста емкостью около 3 литров. Представляете в животе 3-х литровую банку? Вот эта  киста оттесняла левую почку со своего законного места, сдавливала её, нарушая функционирование, оттесняла желудок, что привело к формированию диафрагмальной грыжи, оттесняла печень. И каждый специалист, консультирующий Таню в больнице, все это находил, а собрать все это вместе  и найти причину не могли. Уж больно специализированные отделения были (да и есть до настоящего времени) в краевой больнице, и каждый знал только своё. Думаю, если бы Таня попала в больницу № 11, ей бы сразу поставили правильный диагноз. Таню перевели в хирургическое отделение и после соответствующей подготовки прооперировали. Киста была таких размеров, что удалить её было невозможно. Сделали соустье между полостью кисты и тонкой кишкой, куда содержимое кисты опорожняется по мере накопления.

Об этом интересном случае собрались рассказать на заседании краевого научного общества хирургов. На него пригласили Таню, а та попросила прийти и меня. Многолетний председатель общества профессор Александрович был немало удивлен, увидев чиновника краевого уровня на заседании общества. После сообщения оперирующего хирурга доцента Панюшкина предоставили слово Тане для ответов на вопросы хирургов. В завершении Таня сказала, что первым правильный диагноз ей поставил двоюродный брат, т.е. я.  И в качестве доказательства показала мой рисунок на салфетке. После этого профессор Александрович прочитал в мой адрес панегирик и рассказал, что рентгенолог Щербаков в больнице № 11 очень хорошо диагностировал кисты забрюшинного пространства и не такие огромные, как в данном случае, что намного сложнее. Так я получил авторитет у своих родственников как специалист по рентгенологии.

Если в начале своего пути в должности врача-рентгенолога я не очень ощущал на себе влияние краевого научного общества рентгенологов, то со временем стал больше понимать важность этой формы повышения квалификации врачей  любого профиля, не только рентгенологов. Ведь на заседаниях общества,  как правило,  рассматриваются редкие, можно сказать, уникальные случаи диагностики и лечения,  и это внимательному врачу дает очень многое.  Поэтому, будучи уже главным рентгенологом города, я стал очень активно привлекать всех врачей к участию в заседаниях, которые проводились в  лекционном зале 3-й больницы раз в месяц, и не только в качестве слушателей, но и докладчиков.  И сразу почувствовал  ко мне другое отношение заведующего кафедрой рентгенологии медицинского института Анатолия Иосифовича Чайки, который до этого испытывал большие трудности при формировании повесток заседаний общества. Он и его  ассистенты Гришук и Лупаенко тоже стали относится ко мне с уважением. Ведь я не только привлекал других к участию в качестве докладчиков, но и сам выступал с интересными сообщениями.

Период с 1984 по 1986 год ничем особенно не запомнился. Череда смертей Генеральных секретарей ЦК КПСС и проводимые в связи с этим траурные митинги, рутина работы в отделении и дежурств в травмпункте не остались в памяти. Разве чуть разнообразило участие в работе Пленума Российского научного общества рентгенологов в городе Смоленске. Посещение этого старинного российского города, всегда бывшего оплотом от нападения врагов, начиная с поляков, затем французов и последними немцев было очень интересным. Хотя за многовековую историю город  очень много раз горел и разрушался, но некоторые старинные церкви и дома сохранили свой исторический облик.

Но вот жизнь в СССР не радовала.  Страна постепенно скатывалась в кризис. На полках магазинов становилось все меньше различных товаров, особенно продуктов. Я все чаще прибегал к услугам своего старшего рентгенолаборанта Агапитовой, у которой в магазинах поселка ТЭЦ были очень большие связи. Такие же связи были и Плотниковой, которая пришла в рентгенкабинет с должности главной медицинской сестры больницы. Поэтому мы не очень ощущали дефицит. Моя жена начала работать медицинским регистратором флюорографического кабинета поликлиники № 2. После вечерних смен приходилось её встречать у автобусной остановки, особенно зимой. Потом, с открытием флюорографического кабинета в поликлинике № 1, она перешла работать туда.

В этот период началось наше знакомство с семьей Бондаря В.Ю. Взять его на работу в отделение попросила заведующая отделом здравоохранения горисполкома Шетенко Л.С. До этого он работал в кардиохирургическом отделении краевой больницы. Там возникли проблемы и его попросили, вернее, предложили уйти из больницы и из хирургии вообще. Я побеседовал с Бондарем, он открыл свою тайну. Не такая уж она и тайна, но если он мне доверился, открывать её я не буду.  Но в связи с этим проступком взять его в любую больницу вряд ли бы захотели. Шетенко, зная меня как заведующего отделением и секретаря партбюро больницы, попросила об услуге и оказании протекции перед главным врачом без лишних расспросов. Мне понравился Владимир Юрьевич, я пошел к главному врачу, его взяли на работу,  и затем я ни разу не пожалел об этом. Бондарь стал мне хорошо помогать если не как специалист, особенно на первых порах, то  как человек и мужчина. Все же в отделении есть немало проблем, когда нужна мужская сноровка и даже сила. Потом мы познакомились с его женой и стали поддерживать дружеские отношения.

Эти отношения стали более тесными, когда Бондари стали жить от нас недалеко, купив кооперативную квартиру на углу улиц Шевчука и Трубного переулка. Я помог Бондарю хоть частично удовлетворить зуд хирурга – желание оперировать. Он стал подрабатывать дежурантом в хирургическом отделении, а потом его даже назначили главным трансфузиологом больницы. Позже, когда я перешел на работу в краевую больницу, я помог Бондарю вернуться на прежнее место работы в кардиохирургическое отделение. И тем самым сохранил хорошего специалиста по кардиологии, который впоследствии возглавил федеральный центр кардиохирургии в Хабаровске.

Происходили изменения в больнице. Я как-то упустил этот момент, увлекшись описанием работы врача-рентгенолога. А эти изменение происходили с начала 80-х годов. Менялись заведующие отделениями стационара и поликлиник. Ушли со своих должностей Убиенных   и    Сергиенко,      их сменили     Зайков,   мой однокурсник, и Савицкий. Некоторые ранее работали в этих должностях,  но в  других учреждениях. Например, Бубленникова работала зав. отделением в поликлинике № 1, стала работать в поликлинике № 2. Врач Штука переросла свою должность ординатора отделения и стала заведующей.  Раиса Дмитриевна Арефьева уже длительное время работала заместителем главного врача по лечебной работе, т.е. начмедом.  Но традиции, которые были заложены Бацуновой, Трипелец и их соратниками, сохранялись.  Меня, как парторга больницы, это радовало.

Рос мой авторитет в районе и городе и как партийного руководителя. Я уже писал, что неоднократно избирался делегатом на районную и городскую партийные конференции, членом различных комиссий при проведении как конференций, так и членом постоянно действующих комиссий райкома партии. Руководство краевого партийного архива ставило протоколы наших партийных собраний как образец не только по оформлению, но и по содержанию вопросов, выносящихся на партийные собрания и заседания партийного бюро.  Два раза за этот период я был на краткосрочных курсах повышения квалификации секретарей партийных организаций.  Неоднократно выступал на семинарах, которые проводил инструктор крайкома партии  Вялков Анатолий Иванович, а однажды  принимали такой семинар в стенах нашей больницы, на котором я делился опытом нашей работы.

Наши сотрудники охотно ходили на демонстрации и 1 мая, и 7 ноября. Прихваченные старшими сестрами бутылочка со спиртом помогали не замерзнуть во время долгого ожидания начала демонстрации, особенно на 7 ноября, когда погода была не столь теплой, как 1 мая.  Наша больница, как правило, была впереди колонны медицинских работников  Индустриального района.  Эта колонна была неплохо украшена транспарантами, флагами, воздушными шариками и очень громко кричала  в ответ на призывы, звучащие из динамиков на площади Ленина.  Активность сотрудников в те времена меня иногда поражала. Никого не приходилось уговаривать, все хотели пройти в колонне демонстрантов,  и потом погулять по празднично украшенному центру  Хабаровска

В больнице долгие годы работала касса взаимопомощи, но не пользовалась большим спросом. Уж больно маленькие суммы и небольшому числу сотрудников выдавала. Я посоветовался в своем отделении,  и мы решили это дело прибрать к своим рукам. Председателем  кассы взаимопомощи стала Шабурова, казначеем Агапитова,  и работа сразу активизировалась. Оборот вырос в несколько раз, сотрудники больницы все охотнее пользовались услугами кассы взаимопомощи. Я сам несколько раз, выезжая всей семьей на отдых в Приморье, прибегал к услугам кассы. Лишняя пара сотен рублей никогда не бывает лишней.

Развивались и спортивные контакты с заводами района. Наша сборная команда  по волейболу, состоящая из трех мужчин и трех женщин – я, Морозов. Голощапов и Шабурова, Полуротова, Морозова – сумели выиграть игру у мужской сборной команды завода отопительного оборудования. Игра проводила в зале завода, директор которого Литвинов поощрял занятия спортом своих работников. 
               
Потом мы встретились с командой завода МЖБК,  и эта встреча в какой-то мере стала судьбоносной.  Директор этого завода Равкин Олег Григорьевич сам очень активно занимался спортом,   стал развивать спорт на своем небольшом предприятии, выпускающем мостовые железобетонные конструкции  для всего Дальнего Востока. Начав с небольшого спортзала, он сделал пристройку, где появилась сауна, бассейн размером 15 на 3 метра приличной глубины, две раздевалки. Рядом появилась столовая для ночной смены, ведь завод работал в круглосуточном режиме.  Сыграв с ними одну игру, мы потом стали встречаться в их спортзале регулярно, по пятницам.  За нами в больницу приходил заводской автобус и вез нас на завод. Там мы играли с мужиками часа полтора в волейбол, потом шли в баню, а заводчане после небольшого отдыха резались в футбол.  Позже ко мне присоединилась моя семья – жена и трое детей. После того, как  напарились, накупались, мы шли ужинать в столовую завода,  и потом на заводском автобусе нас развозили по домам.  Вот это была жизнь!

Примерно в эти годы в край приехала комиссия из ВЦСПС в составе мужчины и женщины. Были они вредные, придирались по мелочам ко всему.  Должны были приехать и к нам в больницу, и мы  не ожидали  ничего хорошего.  Их сопровождали Марычева, председатель крайкома медицинских работников, и Шетенко. Началась проверка и я вижу, как Шетенко подает мне знак выйти из кабинета главного врача, где работала комиссия. И в приемной предлагает поехать к Равкину на завод и от её имени попросить затопить сауну,  и разрешить попарить московских гостей у него на заводе.  Олег Григорьевич  согласился, дал команду,  и я вернулся в больницу. Доложил Шетенко, что выполнил её просьбу.  Проверка продолжалась, москвич по-прежнему чванился, придирался.  Потом проверка закончилась,  и кто-то из сопровождающих предложил отдохнуть в сауне. Гости вначале не соглашались, мол, у них нет плавок и вообще ничего, кроме ручек, но их убедили, что простыни, полотенца,  всё будет.

Гости, сопровождающие,   и мы с  Яковлевой поехали на завод.  Только мы добрались до спортзала с сауной, там появился друг Равкина Александр Росинский,, майор милиции, зам. начальника районного РОВД.  Очень веселый человек, балагур, он мог уговорить любого. Кончилось это тем, что все наши женщины, весьма солидной комплекции и в возрасте уже за «ягодку», оказались в нижнем белье и стали готовить стол, а я, Росинский и гости, завернувшись в полотенца, пошли в сауну.  Чем он только не поливал камни. И пивом, и какими-то другими жидкостями. К выходу из сауны москвичи были уже готовы к любым приключениям, даже нырять голышом в бассейн.  Еще и закуска с принятием спиртных напитков завершила дело.  В общем, справка по проверке учреждений здравоохранения Хабаровского края получилась вполне хорошей.

Но справка справкой, а вот постепенно нарастающие негативные явления в стране не позволяли улучшать качество медицинской помощи населению.  Однако такого катастрофического положения, каким оно стало впоследствии, не было.  Уже давно  было снесено старое административное здание больницы,  и главный врач переселилась в маленькую каморку без окон, со  стеклоблоками в стене. Такой же маленькой была и приемная главного врача. Бухгалтерия, экономисты, профком переселились на первый этаж жилого дома метрах в ста от больницы.   Слава Богу, нашлось хоть такое помещение. Не на улицу же выгонять важное финансово-экономическое подразделение.

В это время произошла смена главного врача больницы. Людмилу Николаевну Яковлеву пригласили на должность председателя крайкома профсоюза медицинских работников. Работа не пыльная, хлопот по сравнению с работой главного врача намного меньше, а почета и льгот намного больше. И она ушла. Новым главным врачом больницы стал Игорь Иванович Руденко. До этого он не руководил никаким подразделением, был только главным внештатным онкологом города.

Став главным врачом, Руденко  повел себя не совсем правильно, вернее сказать, совершенно неправильно. Это напомнило мне ситуацию, когда какого-то рядового работника, ничем до этого не выделяющегося, назначают начальником. И все, он уже со следующего дня все знает, все понимает, всем советует и всем приказывает. Примерно так повел себя и наш новый главный врач. Придя со своими взглядами в сложившийся коллектив с добрыми традициями,  он стал пытаться что-то менять.  И, естественно, у него ничего не получилось. Все мои советы изменить свои отношения с персоналом больницы и руководителями предприятий района, наших спонсоров, он не принимал к сведению.

Многие руководители предприятий стали отказывать ему в спонсорской помощи. Мало того, что он повел себя не как равный с ними руководитель, просиживая часами в их приемных, да еще в разговоре с ними не смотрел с глаза, опустив глаза.  Мне многие мои знакомые из этих руководителей говорили, что пока Руденко не научится смотреть в лицо людям, они ему копейки не дадут. 

Не по-человечески он поступил и со мной. Яковлева закрывала глаза, что я работаю на 2,5 ставки, тем более что табелировался по двум ведомостям – рентгенотделения и травмпункта. Никакие проверки и ревизии замечаний не делали.  Он же предложил резко уменьшить количество моих дежурств в травмпункте, чтобы не выходить за 0,25 ставки. Дежурить стало некому.  Пришлось заведующей травмпунктом Черныш идти к Руденко и просить, чтобы он разрешил мне больше дежурить.  Такое отношение к своему парторгу было совершенно не допустимым. Ведь я перерабатывал в ущерб только своему здоровью, а больнице была только польза.  Руденко пришлось пойти на по пятую, тем более что сам он дежурил намного больше, чем на  полставки.

Активно работая как главный рентгенолог города, член Правления краевого научного общества рентгенологов, я обратил на себя внимание  заведующего кафедрой рентгенологии медицинского института Чайки А.И. Он давно стремился к тому, чтобы главный рентгенолог края работал на постоянной основе, а не на общественных началах, как было у нас в крае. Такое положение было не нормальным. Существовал приказ Минздрава СССР об организации рентгено-радиологических отделений при краевых (областных) больницах, но в Хабаровском крае он не выполнялся. Чайка разговаривал в отделе здравоохранения крайисполкома,   с новым главным врачом краевой больницы Белозубом об организации этого отделения и получил поддержку. Осталось найти кандидатуру заведующего отделением,  и Чайка предложил мне перейти на работу в краевую больницу на эту должность.

Я сразу же согласился, так как чувствовал, что уже перерос должность заведующего отделением городской больницы. Но надо было решить вопрос о переводе в другую больницу с главным врачом больницы, горздравотделом и райкомом партии. Самое трудное оказалось уговорить отпустить меня райком партии. Особенно противилась этому третий секретарь райкома Шопина. Но я знал, что окончательное решение будет принимать первый секретарь райкома Данилюк Николай Николаевич, и пошел к нему на прием. На мой взгляд, я правильно расставил акценты в разговоре. От своего дяди я знал, что Данилюк скоро переходит работать председателем Хабаровского крайисполкома. Поэтому я сказал, что подчинюсь партийной дисциплине, и если райком против моего перехода на более высокую должность главного рентгенолога края, то я останусь в больнице. Но считаю, что я по своим знаниям и опыту перерос должность заведующего отделением больницы. Данилюк понял меня и сказал присутствующей при нашем разговоре Шопиной, что возражать против перехода не стоит, что районный комитет должен гордиться, что человека из района приглашают на должность краевого специалиста. Так был решен вопрос о моем переходе на работу в краевую больницу.

Жалко было покидать ставшую родной больницу. Она дала мне многое. Здесь начался мой профессиональный рост,  многое узнал в партийной работе, появился  авторитет среди медицинских работников города, среди руководителей партийных органов, предприятий и учреждений Индустриального района. Сложился дружный коллектив рентгеновского отделения больницы.  Я понимал, что и санитарка Мария Федоровна Угрюмова, и рентгенлаборант Полина Ивановна Агапитова, и моя правая рука в кабинете стационара Галина Платоновна Шабурова навсегда останутся в моей памяти, как и многие другие сотрудники моего рентгеновского отделения. Но в душе я чувствовал, что перерос свою нынешнюю должность и требовался новый шаг в моей служебной карьере. Сотрудники отделения тепло проводили меня на новую работу, оформив красочный альбом со своими фотографиями на память. Здесь самое активное участие  приняла наша придворная поэтесса Галина Платоновна Шабурова.  Если бы не её предпенсионный возраст, я бы рекомендовал именно её на свою должность заведующего, но обсудив с главным врачом Руденко  все за и против, было принято решение назначить моим приемником другого человека

В апреле 1986 года я приступил к работе в новом качестве.

Главный рентгенолог края

Годом раньше часть коллектива краевой больницы переехала из старого здания в районе улицы Серышева в новый, только что построенный комплекс зданий на улице Краснодарской. Но отдельные подразделения только еще переезжали, так что искать помещения для организации нового подразделения в больнице мне не пришлось. Нам выделили три комнаты на первом этаже операционного корпуса. У меня впервые появился персональный кабинет. Маленький, около 4-х кв.м. Рядом был кабинет дозиметристов и еще один, для врачей отделения. Из штатов рентгенологического отделения были выделены штаты дозиметристов, врача-радиолога. Немного подсуетившись, получил еще дополнительные должности инженера и лаборанта индивидуального дозиметрического контроля, которые предусматривались в штате отделения. С врачом-радиологом Марией Стригалевой и техниками-дозиметристами Павлом Кутумовым и Николаем Турчиком я был знаком ранее, и они с радостью перешли под мое руководство, так как в прежнем отделении были на второстепенных ролях.

Хорошо я был знаком и с ветеранами рентгеновского отделения краевой больницы Марией Ивановной Митютневой, которую я сменил с должности главного рентгенолога края, Валентином Сысоевым, Владимиром Автуховым, Еленой Розмариной. С ,  я планировал по совместительству работать в этом отделении на 0,5 ставки.

Сформировав штат отделения,  я стал знакомиться с новыми обязанностями и функциями. Рентгено-радиологическое отделение занималось в основном  организационными, контролирующими и консультативными функциями. Хотя оно числилось при краевой больнице, но в основном работало для нужд лечебных учреждений как краевого, так городского и районного уровня.  Все стоящие задачи РРО (такая аббревиатура рентгено-радиологического отделения) определены в приказе Минздрава СССР № 554 еще от 1958 года. Но этот приказ в полном объеме не выполнялся в Хабаровском крае.  И вот теперь надлежало устранить недоработки в выполнении данного приказа.

Мне предстояло познакомиться со всеми рентгеновскими кабинетами края. Учитывая огромную площадь и количество учреждений здравоохранения, я спланировал объехать все рентгеновские кабинеты течение 2-х лет. Эту работу надо было включить в план оргметодотдела больницы, с которым мне надлежало очень тесно контактировать. Кроме этого, надо было установить связи со всеми организациями, с которыми в своей деятельности сотрудничают врачи-рентгенологи.

А так как моя должность называлась главный рентгено-радиолог края, надо было знать и работу радиологических отделений, которые были в краевой больнице,  в краевом онкологическом диспансере.  С заведующим радиологическим отделением краевой больницы Дягилевым мы были давно знакомы, как и с работавшей в этом отделении доцентом Мрачковской с кафедры ХГМИ,   с  врачом Автуховой.  Моя подчиненная Стригалева имела 0,5 ставки подработки в этом отделении,  и поэтому чаще всего именно через неё я влиял в дальнейшем  на работу этого отделения. 

Как показывал мой опыт работы главного рентгенолога города, часто персонал кабинетов интересуется вопросами начисления пенсии, расчета льготного стажа и другими вопросами материального характера. Поэтому я одним из первых учреждений посетил отдел социального обеспечения (сейчас он разделен и из него выделился Пенсионный фонд). Узнав все, что меня интересовало, я услышал претензии некоторых социальных работников о незаслуженных льготах для рентгенологов. Чтобы наглядно показать, что персонал рентгенкабинетов работает в условиях излучения, я пригласил одного из работников этого отдела посетить рентгенкабинет, когда мы там будем проводить измерение уровня радиации. Что и было сделано. Я попросил ребят взять прибор, где уровень радиации показывается не отклонение стрелки (это не наглядно), а  с счетчиком Гейгера, т.е. со  звуковыми сигналами. Работница собеса воочию увидела, что излучение в рентгенкабинетах имеется,  и необходимо соблюдение правил радиационной безопасности, чтобы обезопасить себя от риска получить радиационные поражения или заболеть онкологией.

И тут грянул Чернобыль. К нам потоком пошли люди с Украины, Белоруссии и западных  областей РСФСР, убегающих от облучения. Мы проверяли уровень загрязнения одежды, вещей и степень накопления радиоактивного йода в щитовидной железе.  Больше вопрос  о несправедливости назначения пенсии рентгенологам не поднимался.

Вспомнить обо всех поездках в города и районы края не представляется возможным. Да это и не интересно. Расскажу лишь о некоторых. Мои командировки проходили как бы по двум каналам. Один из них – это выезды в лечебные учреждения по нашему внутреннему плану, чтобы своевременно провести дозиметрический контроль кабинетов. Выезжал я и дозиметрист. А второй канал поездок был по плану оргметодотдела больницы. Обычно выезжала бригада из терапевта, хирурга, эндоскописта и рентгенолога. Для нас в районе готовили больных, нуждающихся в консультации краевых специалистов и отборе тех, кого надо направлять в краевую больницу для дальнейшего лечения. В этих поездках мне надо было не давать советы, что делать, а показывать, что я стою как врач-рентгенолог. Как-то так получалось, что в большинстве таких комплексных бригад я становился ведущим специалистом. И потому, что был врачом высшей квалификационной категории, и главным специалистом края, а самое главное, мог всесторонне оценить состояние здоровья пациента, чем какой-нибудь пульмонолог, гастроэнтеролог и еще какой-нибудь  «-олог», которые в основном и составляли штат краевой больницы.

Вообще мне пришлось пояснять многим специалистам,  как краевой больницы, так и районных, что консультируют  не больных, а лечащих врачей этих больных. До этого так не было, и местные врачи даже не знали о результатах консультаций краевых специалистов. Хотя именно так и должно быть в соответствии с руководящими приказами Минздрава СССР.  Об этом стало известно в организационно-методическом отделе краевой больницы, и уже через полгода я был включен в резерв главного врача в качестве кандидата на должность заместителя главного врача краевой больницы по оргметодработе.

Знакомиться с кабинетами Хабаровских городских лечебных учреждений мне не надо было, я их все прекрасно знал. Поэтому первая поездка была в Еврейскую автономную область, которая в ту пору входила в состав Хабаровского края.  В это время подходила необходимость проведения ежеквартальной дозиметрии аппаратов рентгенотерапии, которые были установлены в крае лишь в 3-й городской больнице Хабаровска, в областной больнице в Биробиджан, 2-й городской больнице Комсомольска и в ЦРБ города Советская Гавань.  Поэтому мы поехали в Биробиджан втроем – я, дозиметристы Кутумов и Турчик.  Я и раньше замечал, что в командировках люди быстрее узнают друг друга. Тоже самое произошло и с нами.  Из командировки мы приехали уже с совершенно другими отношением друг к другу. Я не хочу сказать, что мои подчиненные стали относиться ко мне запанибрата, нет, в этом отношении между нами сохранялась дистанция, но они лучше поняли, что я за человек, а я понял, что за люди они.  И за все время моей работы в краевой больницы и позднее мы очень хорошо ладили друг с другом.

В областной больнице Биробиджана заведовал рентгеновским отделением Бичуцкий, сын ветерана  больницы рентгенлаборанта Бичуцкого, о котором в наших кругах ходили легенды. Больница была старая,  по типичным проектам начала 30-х годов, когда на карте страны появился город Биробиджан.  Но отдельные палаты были неплохо оборудованы и предназначались для размещения в них номенклатурных товарищей. Одну такую палату с отдельным туалетом и ванной заняли мы с дозиметристами.  Это было удобно вдвойне – нам не пришлось платить за гостиницу,  и в любом случае нам там было удобнее находиться.

Я осмотрел больницу, все рентгеновские кабинеты,  как этой больницы, так и детской, городских поликлиник и убедился, что в ЕАО врачи-рентгенологи варятся в собственном соку. Надо было привлекать их к работе краевого научного общества рентгенологов более тесно,  и создать на месте у них филиал общества.  Это было сделано в течение двух-трех месяцев. Председатель краевого научного общества доцент Чайка поддержал мою идею и помог реализовать.  Стали проводиться заседания филиала, на которые приезжали врачи-рентгенологи из районных больниц. Выступали на этих заседаниях и ведущие рентгенологи краевого центра.

Были  командировки в города Комсомольск-на-Амуре (где я пробыл 2 недели), город Николаевск-на-Амуре, города Советская Гавань и  Ванино.  С Николаевской районной больницей я был знаком, проходил там практику после 4-го курса института. А вот больницы всех остальных городов были мне незнакомы.

В Комсомольске наиболее квалифицированные врачи-рентгенологи были во 2-й больнице. И сам заведующий отделением Гордеев,  и его правая рука Журавлев, который был председателем местного филиала краевого научного общества рентгенологов,  вполне соответствовали высшей квалификационной категории, которую  имели. Была еще одна весьма пожилая врач, которая участвовала в годы войны в сооружении железнодорожной ветки Комсомольск-Ванино и как-то в приватной обстановке рассказала, в каких условиях её сооружали,  в основном силами заключенных.

А вот в другой крупной больнице № 7 врачи-рентгенологи отставали от требований современного дня.  Я предложил главному врачу больницы Лебедеву подыскать неплохого парня и направить его на курсы специализации по рентгенологии, а своего заведующего рентгеновским отделением  направить на 2-х недельную стажировку в 11-ю больницу Хабаровска.  Эти рекомендации были выполнены. Помню,  с каким восторгом после завершения стажировки рассказывал этот заведующий об обстановке в отделении и  уважительном отношении к сотрудникам рентгеновского отделения в 11-й больнице. Больше всего его поразило,  что сам профессор Александрович приходил в рентген кабинет посоветоваться по поводу того или иного больного.   Пришлось напомнить своему коллеге, что это уважение надо заслужить своей работой. Должен сказать, в деятельности рентгеновского отделения 7-й больницы произошло улучшения, а новый рентгенолог Корпусов стал моим учеником на курсах специализации и потом всегда очень хорошо ко мне относился. Через некоторое время именно Корпусов стал заведовать этим отделением.

А в Николаевске-на-Амуре я встретил того самого врача-рентгенолога, которая работала во время моей практики в местной больнице после 4 курса,  летом 1969 года. Напомнил ей о случае ошибки в диагностике рака желудка у больного, которого я вел во время практики в терапевтическом отделении, когда её был пропущена опухоль величиной с кулак новорожденного.  Я помнил об этом случае, а она нет.  Но,  в общем,  она была достаточно квалифицированный специалист, та диагностическая ошибка была в первые годы её самостоятельной работы.  Моя поездка в Николаевск была первой после того приезда на практику и мои родственники в этом городе были очень рады моему приезду.

Приезжая в то или иное лечебно-профилактическое учреждение, я прежде всего знакомился с главным врачом его. Как бывший офицер,  я понимал вопросы субординации, в отличии от очень многих врачей краевой больницы. Предварительно я связывался со своими коллегами в районах, поэтому мои поездки были хорошо спланированы как в отношении посещения рентгеновских кабинетов, так и в отношении использования свободного времени. Сидеть по вечерам в гостинице мне не хотелось, поэтому обычно заведующие рентгеновскими кабинетами городских или центральных районных больниц организовывали неформальные встречи или посещения каких-нибудь мероприятий.

Запомнилась командировка на открытие рентгеновского кабинета в поселке Сукпай района имени Лазо. Этот поселок расположен очень далеко в горах Сихоте-Алиня. Там имелась участковая больница, которая подчинялась Мухенской районной больнице. В поселке жили рабочие местного леспромхоза. Травматизм среди рабочих был высокий, вот и потребовалось установить в больнице рентгеновский аппарат. На приемку кабинета пригласили меня, как главного рентгенолога края, дозиметриста и работников радиологического отдела краевой санэпидстанции. За нами рано утром прислали машину в Хабаровск и мы выехали. Параллельно основной трассе Хабаровск-Владивосток имеется хорошая асфальтированная дорога, которая якобы идет до Находки. Но она идет по безлюдным местам и никто по ней особо не ездит. Но по ней проще добраться до Мухена и оттуда ближе дорога до Сукпая. Пока мы ехали по асфальтированной дороге на автомобиле УАЗ, особых проблем не было. Но когда съехали на грунтовую лесовозную дорогу, нам стало тяжело дышать. Проезжающие нам навстречу лесовозы с прицепами поднимали такую пыль, что дорогу было плохо видно, что тут говорить о чистом воздухе. Добравшись до поселка Мухен,  и поговорив с главным врачом, мы поехали дальше. Было время обеда,  мы в одном из поселков подъехали к местной столовой. Мне потребовалось сходить в туалет, но когда я зашел в недавно построенный, еще пахнувший свежим тесом туалет, я чуть вместе с ним не перевернулся – так непрочно он стоял. Но обошлось.

Мы пообедали и поехали дальше. Местные жители нам посоветовали купить очень вкусный хлеб местной пекарни в поселке Золотой, что мы и сделали. Приехав в Сукпай, мы увидели очень уютный поселок из деревянных домов, обшитых досками. Вокруг поселка были довольно высокие, заросшие вечнозелеными деревьями сопки. Такой же уютной была и местная больница. Но когда мы вышли из машины, то увидели, что все покрыты слоем пыли. Кое-как вытряхнув свою одежду, мы провели дозиметрию, познакомились с нужной документацией и приняли кабинет в эксплуатацию. Нам рассказали, что поселок не очень старый, но дома построены из очень хорошо просушенного леса и поэтому при пожаре очень быстро сгорают. Не больше 15 минут нужно для того, чтобы от дома остались одни головешки. Через несколько лет мне вновь доведется побывать в Сукпае, но это уже совсем другая история. Обратно в Хабаровск нас довезли в тот же день, но меня дальше прихожей в квартиру не пустили – такой пыльный я был. Больше никогда в жизни такого слоя пыли на мне и моей одежде не было.

Интересной была командировка на открытие кабинета в участковой больницы поселка Березовый Солнечного района. Мы поехали туда втроем – я, дозиметрист Паша Кутумов и моя дочь Наташа. В тот период у неё случился очередной заскок, какие бывают в подростковом возрасте,  и я решил взять её с собой в командировку. На поезде мы доехали до Комсомольска, потом на машине, присланной за нами,  поехали в поселок Солнечный, где была расположена центральная районная больница. Пообщавшись с главным врачом больницы Смирновым, мы на рабочем поезде (локомотив и два вагона) выехали в поселок Березовый. Он располагался по БАМовской ветке, станция около это поселка называлась Постышево. Хотя мы туда приехали летом, но не так далеко от поселка были видны заснеженные вершины гор. Почти как на Кавказе или на Камчатке. Очень красивое зрелище. На фоне ярко-зеленой зелени лесов выделялись белоснежные вершины. Больница в поселке была только что построенная, палаты пустовали, вот нам и отвели две палаты – в одной спала Наташа, в другой мы с Кутумовым. Утром мы провели дозиметрию и обследование кабинета на предмет его пригодности к эксплуатации, приняли кабинет, выдали паспорт и вернулись на том же рабочем поезде в Комсомольск-на-Амуре.

В командировках в районы края я решал не только организационные вопросы. Много было консультаций, исследований сложных и непонятных в диагностическом плане больных. Вспоминаю одну консультацию в больнице Советской Гавани. Там работал уже опытный, старше меня по возрасту,  врач-рентгенолог. Он попросил помочь в диагностике одной сотрудницы больницы. У неё на рентгенограмме грудной клетки была видна кольцевидная тень на фоне сердца. А при томографии этой зоны вдруг выявлялась овальное затемнение. Я посмотрел снимки и сказал, что, скорее всего,  у сотрудницы имеется врожденный короткий пищевод,  и кардиальная часть желудка находится в грудной полости. Тут же пригласили сотрудницу в рентгенкабинет, я под рентгеновским экраном дал ей глоток контрастного вещества (взвесь сернокислого бария),  и моя догадка полностью подтвердилась, к большому удивлению этого опытного местного врача. Как женщине уже далеко не молодой, неоднократно проходящей рентгеновские исследования грудной клетки, пропускали врожденную патологию, не знаю. Конечно, это была очень редкая патология, и лишь мой опыт работы в 11-й больнице, где я однажды встретил такую патологию, помог мне поставить правильный диагноз. Мной были даны сотруднице рекомендации по диете и поведению после приема пищи, никакого лечения и тем более операции ей не требовалось. Потом этот случай редкой врожденной патологии был показан на заседании краевого научного общества рентгенологов. Оказалось, что никто в своей практике не встречался с ней. А вот закон парных случаев еще раз подтвердился – у меня было 2 таких случая.

С назначением меня главным специалистом я автоматически становился членом краевой аттестационной комиссии. Председатель её,  заместитель заведующего отделом здравоохранения Шокур В.А. попросил меня присутствовать не только в те дни, когда проходили аттестацию врачи-рентгенологи, но и в другие дни,  задавать вопросы по рентгенологии врачам других специальностей, особенно травматологам, пульмонологам и некоторым другим, которые часто в постановке диагноза ориентируются на рентгеновские исследования. Я уже по своей инициативе разработал требования  к объему знаний и перечню практических навыков, обязательных для врачей первой и высшей квалификационной категории, что позволила более объективно оценивать уровень врачей-рентгенологов.

Конечно, определяющим в оценке квалификации того или иного специалиста является мнение его опытных коллег. Именно они могут понять, насколько правильно действовал врач в той или иной ситуации, насколько эффективно применялись те или иные методики диагностики. Всякий метод имеет свои пределы. Ни ультразвуковые исследования, ни эндоскопия, ни рентгенология, включая магнитно-резонансную томографию, не могут зачастую ответить на вопрос о диагнозе. Только правильное сочетание всех диагностических исследований с учетом клинических проявлений позволяет поставить правильный диагноз. Вбить эту прописную истину в головы некоторых врачей, даже с учеными степенями кандидатов или докторов наук было не так-то просто. С этим потом я сталкивался, уже работая заместителем начальника краевого управления здравоохранения.

О пределах каждого метода диагностики я говорил и на  курсах усовершенствования врачей, где вел занятия. У меня была очень большая и интересная коллекция рентгенограмм, в которой были интересные, иногда очень редкие или даже уникальные случаи диагностики. И удачи, и ошибки, сделанные мной или моими коллегами. На ошибках ведь тоже учатся.  Каждый уважающий себя врач-рентгенолог должен иметь такую коллекцию. Я начал её собирать, работая рядовым врачом-рентгенологом и даже не подозревая, что когда-то буду её кому-то показывать,  и тем более на этих рентгенограммах буду учить кого-то стать хорошим специалистом. Без ложной скромности могу сказать, что очень многие врачи искренне благодарили меня за такую учебу, не только на курсах усовершенствования или первичной специализации, а в практической работе в кабинете.

Рентгенология – одна из основных и самая давняя диагностическая       дисциплина.    Открытие    в    1895 году    Рентгеном излучения  в дальнейшем позволило использовать его для проведения многочисленных и разнообразных исследований. Рентгеноскопия (просвечивание), рентгенография (снимки), затем томография (послойные исследования) органов в дальнейшем привели к появлению компьютерной томография и магнитно-резонансной томографии (ядерно-магнитного резонанса ЯМР или МРТ). Использование при этих исследованиях контрастных веществ еще более повысило диагностические возможности исследования. Начиная свою карьеру врача-рентгенолога, я никогда не думал, что мне доведется принимать участие во всемирном конгрессе по лучевой диагностике, посвященному 100-летию со дня открытия рентгеновских лучей. А именно так и случилось,  когда меня, к тому времени первого заместителя начальника управления здравоохранения администрации Хабаровского края, пригласили в марте 1995 года в Вену (Австрия) для участия в конгрессе.

Там я увидел и услышал ведущих мировых специалистов по лучевой диагностике, узнал современное состояние моей любимой специальности, увидел самые совершенные существующие аппараты и перспективные модели аппаратуры с компьютерной обработкой изображения. Именно компьютерные технологии дали новый толчок развитию рентгенологии. Считаю, что рентгенология в диагностике заболеваний опорно-двигательного аппарата и органов дыхания еще долго будет ведущим методом. Использование других диагностических методов, в том числе ультразвуковых и эндоскопических не оставит врачей-рентгенологов без работы. В этом я еще раз убедился в Вене, одном из старейших и красивейших городов мира. Мировые лидеры в производстве рентгеновского оборудования фирмы «Сименс», «Филипс», Дженерал Электрик», «Тошиба» и другие выставили лучшие образцы своей техники и соперничали друг перед другом в пышности вечерних приемов. Я побывал на приемах, устраиваемых «Сименс» и «Филипс». Одна из них повезла в пивной бар и пригороде Вены, которому лет 300 и вся обстановка свидетельствовала о том, что столы, за которыми мы сидели, имеют очень давнюю историю. Закуска тоже состояла из традиционных старинных блюд, приготовленных из свинины.  Другая фирма повезла нас на самый современный пивной завод, где нам показали всю технологию приготовления этого древнего пенного напитка. Там я впервые попробовал знаменитый шнапс. Наша водка лучше, шнапс как самогонка. Но вот закуска была очень разнообразной и вкусной. Так что о Вене у меня остались не только зрительные, но и вкусовые впечатления.

Много полезного сделали для развития рентгенологии и отечественные ученые – Рейнберг Р.С. (по диагностике заболеваний костей и суставов), Розенштраух Л.С. (по диагностике заболеваний легких), Соколов Ю.П. (по диагностике заболеваний желудочно-кишечного тракта).  Я проходил в 1979 году усовершенствование на курсах, где преподавали Розенштраух и Соколов. Их знания, эрудированность, высокая культура и умение довести до слушателей глубину предмета поражало. Об этих своих учителях у меня остались самые теплые воспоминания. С Розенштраухом мы встретились в Вене и немного поговорили. Он еще не забыл своего ученика, с которым  встречался и на съезде и пленумах по рентгенологии. К сожалению, профессор Соколов к этому времени умер и мы почтили его память бокалом пива.

Но я забежал на 9 лет вперед с описываемых мной событий.

В июле 1986 года меня направили в Москву на занятия по радиационной безопасности. В этот период времени в Москве приходили соревнования «Игры доброй воли» по чуть уменьшенной олимпийской программе. Москва на это период сделалась закрытым городом, очень многих москвичей вывезли из города, въезд в город был очень ограничен. Поэтому ходить по пустынным улицам Москвы было непривычно. Но зато в магазинах было очень много иностранных товаров и мало очередей. Помню, я там впервые купил хорошие лезвия для бритвы «Shik» и в тех пор не испытывал мучительных болей при бритье.

В тот же период времени я встретился с дядей Витей, которого за 3 месяца до этого назначили заведующим отделом ЦК КПСС. Я побывал на его новой московской квартире (в этом же доме жил член Политбюро ЦК КПСС Шеварнадзе Э.А.), ночевал на его  даче в сосновом бору под Москвой. Встретились мы с дядей на Старой площади, около здания ЦК КПСС. Он дал мне номер машины, к которой я должен был подойти. Водитель по радиотелефону (тогда это была у нас редкость) связался с секретарем дяди Вити и через некоторое время я увидел своего дядю. Обнялись, поцеловались и поехали вначале в его квартиру, а потом на дачу. Постовые милиционеры отдавали машине честь. Вот какой большой начальник в партийной иерархии был мой дядя. После ужина бы долго гуляли по сосновому бору,  и он рассказал, как прошло его назначение на эту должность. Это я все запомнил, а вот что было на тех занятиях, куда я приехал, не помню. Видно, не очень важное.

После аварии на Чернобыльской атомной электростанции стали очень много внимания уделять вопросам радиационной безопасности. Иногда даже с перехлестом. Люди стали бояться рентгеновского облучения. Не зная основ физики, боялись заходить в рентгеновский кабинет, даже когда там был выключен аппарат и излучения не было. Но это помогло и врачам-рентгенологам отменять некоторые исследования, клинических показаний для проведения которых не было. Это требовало взять на себя определенную доля ответственности. Не все врачи были готовы к этому. Проще было провести ненужное исследование и напрасно облучить больного, чем спорить с клиницистом, что исследование не показано. Для этого надо было проводить анализ работы, знать, сколько исследований помогло поставить правильный диагноз. Выявлять так называемый процент совпадений рентгеновских и клинических диагнозов. Это требовало времени и усилий и не все на это были готовы. А я любил анализировать свою работу и учил заведующих рентгеновскими отделениями медицинских учреждений края делать тоже самое. Это помогало более эффективно использовать оборудование, ресурсы, рабочее время.

На предыдущем  Пленуме Всероссийского научного общества рентгенологов, который состоялся в Смоленске,  я был выбран в члены Правления общества. И вот летом 1987 года  в городе Йошкар-Оле был назначен  очередной Пленум. На него мы выехали вдвоем с Чайкой, председателем краевого научного общества. Лететь пришлось через Иркутск, Куйбышев на самолете Ту-154. Рейс на Йошкар-Олу был только на следующее утро, поэтому нам предстояло провести в Куйбышеве вечер и ночь.  Аэропорт в Куйбышеве довольно далеко от города, на автобусе ехать больше часа. Но мы не могли упустить такую возможность  посмотреть это старинный город.

Сели на автобус и через час вышли в Куйбышеве. Теперь этот город называется Самара.  Прошлись по центральным улицам города,    пошли к Волге. Меня поразила протяженность набережной и идущая на много километров полоса песка  вдоль набережной. Пляжи, пляжи,  скорее,  один сплошной пляж. Нечто подобное я увидел через много лет назад в итальянском городе Римини, где больше 40 км вдоль берега Адриатического моря сплошные пляжи.

Потом была бессонная ночь в аэропорту. Чтобы найти свободное место в переполненном зале аэропорта, мы с Чайкой пошли в видеосалон. Купили сразу  билеты на два просмотра и попросив сотрудников салона не будить нас в перерыве, сели на самые дальние места в уголок и подремали.  А утром вылетели в Йошкар-Олу.  В местной гостинице сидели члены оргкомитета Пленума, они зарегистрировали нас и сказали, что перед ужином будет экскурсионная поездка по городу. Зайдя в номер, мы с Чайкой тут же улеглись на кровати и поспали пару часиков.  После пробуждения почувствовали голод и решили сходить на местный продовольственный рынок и что-то купить поесть. Тем более что рынок находился совсем рядом.  Сходив и купив что-то пожевать, мы пошли в гостиницу. Увидели,  что рядом стоят два экскурсионных автобуса и решили, что это для нас. Чайка подбежал к автобусу, что-то спросил у водителя  и стал махать мне рукой.  Мол, быстрее, едем. Зайдя в автобус, который сразу тронулся, мы огляделись. Ни одного знакомого лица. Странно.  Но еще больше мы удивились, когда вошедший в салон экскурсовод сказал, что сейчас мы поедем в подсобное хозяйство Совета министров автономной республики и там познакомимся, как в нем организовано производство сельско-хозяйственной продукции.

Мы поняли, что попали совсем не туда, куда надо было. Быстренько сняли с лацканов пиджаков значки участников Пленума, которые нам выдали при регистрации. Стали задавать какие-то вопросы, чтобы не казаться «белыми» воронами. Но сами загрустили. Купленные на рынке колбаса с хлебом и какой-то сок так и просились в рот, но….  Но наше настроение улучшилось, когда мы приехали в подсобное хозяйство. Один автобус поехал дальше, а наш остановился у накрытых белой скатертью столов.   Чего там только не было! Красная икра, копченая рыба и другие редкие в те годы продукты,  и по небольшим ценам.  Так как мы с Чайком садились последними, то смогли выйти в числе первых и были в голове очереди за покупками. Впрочем, там отпускали 3 или 4 продавца, так что очереди практически не было.

Наевшись от пуза всего, что было на столах, мы с Чайкой уже с немалым интересом познакомились с организацией работы на этом подсобном хозяйстве.  Там были животноводческие фермы, где стояли коровы и свиньи, полюбовались чистенькими поросятами. Были на птицефабрике, потом видели, как ловили карпов в пруду.  Из разговоров поняли, что помимо штатных работников подсобного хозяйства сюда приезжают  шефы из Совета Министров  с большой охотой. Потому что после окончания работы они могли купить свежего мяса, молока и рыбы.  Если  так бы поощряли  везде, отбоя от шефов бы не было! На обратном пути пошел дождь,  и когда мы подъехали к гостинице,  на улице никого не было. Мы узнали от продолжавших свою   организаторов Пленума, что делегаты Пленума недавно уехали на экскурсию по городу.

               
И тут мы узнали, с кем же мы ездили на экскурсию. Это оказались историки-аграрники, поэтому-то их и повезли на подсобное хозяйство. Когда мы потом рассказывали, как ездили не на ту экскурсию своим коллегам рентгенологам, что там ели, нам все завидовали. Потом при встрече мы чинно раскланивались с этими самыми историками, которые тоже остановились в этой гостинице.

Сам пленум прошел на высоком организационном уровне. Не избалованные вниманием центра, местные товарищи всю душу вложили в проведение этого мероприятия.  Поэтому атмосфера на Пленуме была доброжелательная и деловая. По-моему, меньше обычного говорили о недостатках  в работе и о неудовлетворительном снабжении пленкой и низком качестве рентгеновской аппаратуры отечественного производства. На одном из пленарных заседаний с 5-минутным сообщением выступил я,  в котором поделился своим опытом  работы. Сообщение было выслушано со вниманием. В кулуарах Пленума мы встречались со многими корифеями отечественной рентгенологии, кое-кого я увидел впервые. Чайка в том отношении был очень инициативным, так что в конце Пленума количество визиток у меня значительно прибавилось.

Сам город Йошкар-Ола небольшой, всего 200 тысяч жителей. Очень ухоженный, чистые улицы, аккуратно подстриженные газоны и обрезанные деревья. Не было видно облупившихся стен зданий, плохого асфальта. Возможно, это было потому, что мы ходили в основном по центральным улицам. Очень понравился местный краеведческий музей, посвященный народу Мари.  Так что поездка в столицу небольшой автономной республики в составе РСФСР мне понравилась.

В конце 1987 года меня направили на учебу по радиационной безопасности в Москву.  Занятия проводились очень интересно, нам давали новые сведения на основании исследований, проведенных после аварии на Чернобыльской АЭС, водили в Институт Биофизики, где лечились наиболее тяжело-пораженные  участники устранения аварии, так называемые ликвидаторы.  Видеть здоровых по внешнему виду людей беспомощными было очень тяжело.

Имея опыт руководства большим рентгеновским отделение в количестве 42 человек, разбросанных в нескольких  местах и во многих кабинетах, я спокойно справлялся с небольшим коллективом, который к концу 1986 годы вырос до 7 человек. Приняв на работу в качестве инженера бывшего специалиста из дозиметрической лаборатории ВНИИФТРИ  Шапиро, еврея по национальности, я решил сразу две проблемы. Одну из них транспортную для сотрудников отделения. Инженер имел свой автомобиль «Москвич-412», на котором мы стали ездить по городу. За это он получал компенсацию из бюджета больницы. А вторую проблему трудно назвать проблемой. Дело в том, что он посоветовал планировать командировки в районы края в зависимости оттого, что кроме работы может быть интересным. Например, где-то в тот или иной срок идет  рыбная путина, в другом месте созревает ягода, где-то грибы и т.д. и т.п. Продумав этот вопрос, я составил на 1987 год очень сбалансированный во всех отношениях план командировок.  Больницей было закуплено необходимое оборудование для проведения индивидуального дозиметрического контроля, и я организовал в РРО  эту очень важную лабораторию.   Теперь больницы всего края не платили деньги в лабораторию  ВНИИФТРИ  «Дальстандарта», весь контроль для них осуществлялся бесплатно, были  только почтовые расходы на пересылку. Коллектив был дружный, мы охотно встречались и за городом, тем более что у нас теперь был свой автотранспорт. И во всех мероприятиях, проводимых в стенах краевой больницы, мы были очень активны, тем более что врач-радиолог Стригалева была заместителем председателя профкома больницы.

В начале лета 1988 года меня пригласили в отдел здравоохранения крайисполкома. Вызвал меня к себе недавно назначенный заведующим Вялков Анатолий Иванович. Я знал его много лет. Знакомство началось еще в медицинском институте. Он был на 1 год младше меня и мы занимались в одной тренировочной группе по легкой атлетике. На тренировках даже носили друг друга на плечах, так как были примерно одного веса. Потом я ушел тренироваться к другому тренеру и мы виделись только мимоходом в стенах института. Потом я увидел его в президиуме какого-то краевого совещания работников здравоохранения и узнал, что Вялков работает инструктором краевого комитета КПСС. Потом несколько встреч на совещаниях, где я присутствовал как секретарь партийного бюро больницы.

В феврале 1988 года Вялков сменил в должности заведующего краевым отделом здравоохранения Гребенькова М.Д., потом уехал на 4 месяца на учебу по организации здравоохранения и совершенно недавно вышел на работу. И там ему пришлось разбираться с выполнением приказа Минздрава РСФСР о медицинском обследовании лиц, подвергшихся облучению во время аварии на Чернобыльской атомной станции. Был прислан список лиц, живущих в Хабаровском крае и нуждающихся в ежегодном обследовании. Но из этого списка сумели найти лишь меньше 5%, а остальных, по данным городов и районов, нигде не было. Занималась этим вопросом специалист лечебного отдела Балабушко, но ни смогла разобраться с ситуацией. И хотя это не входило в мою компетенцию, Вялков попросил меня помочь. Изучая все собранные по этому вопросы документы (приказ Минздрава РСФСР, прилагаемый к нему список лиц, ответы из районов края), я обратил внимание на адрес жительства большинства представленных в списке лиц, даты рождения,  и догадался, что это скорее всего жены и дети военнослужащих в каком-то военном закрытом городке. Надо было найти этому подтверждение.

Получив кое-какие наставления и уполномочившие меня вести это дело документы, я пошел в штаб военного округа. Побывав в нескольких кабинетах штаба, я узнал, что если этот гарнизон и есть, но в подчинении штаба округа он не находится. Мне  посоветовали обратиться в штаб противовоздушной обороны округа. Там меня встретили очень нелюбезно, хотели выгнать взашей,  но я заявил, что они играют в секретность, а у самих  вражеские самолеты на Красной площади садятся. Это случилось незадолго перед этим, с должности полетели Министр обороны и Главнокомандующий ПВО. Обменявшись «любезностями» с каким-то штабным работником, я все же узнал, что и штабе ПВО округа такой городок не числиться. На вопрос, кому он может подчиняться, мне сказали, что остаются лишь объекты Дальней космической связи, штаб которой находится где-то в Подмосковье. Придя в отдел здравоохранения,  и доложив все Вялкову, я предложил не ехать в Подмосковье, а попытаться найти этот городок в районе города Комсомольска, судя по адресу. Получив добро на эту командировку, я связался с главным врачом Комсомольской центральной районной больницы, которая обслуживает населенные пункты в Комсомольском районе и попросил его узнать дорогу до такого загадочного населенного пункта.

Когда я приехал в Комсомольск и встретился с главным врачом ЦР Прытковым, узнал, что на правом берегу Амура среди гор есть хорошая бетонная дорога, проезд по которой запрещен. Вполне возможно, что эта дорога может привести в нужный нам гарнизон. Сев на машину, мы поехали, нашли эту бетонку и,  на свой страх и риск,  поехали по ней. Нам несколько раз попадались большие щиты с грозной надписью «Стой, стреляем без предупреждения!». Я посетовал, что мы не одели бронежилеты, но продолжали ехать. Вдруг среди гор показались сферические и рамочные антенны,  и мы уперлись в шлагбаум с КПП. Нас остановили,  расспросили и препроводили к командиру части. Я все ему рассказал, как ходил по штабам округа в попытках найти населенный пункт с таким адресом. Он вошел в мое положение и все объяснил. Да, действительно эта часть Дальней космической связи ранее базировалась под Киевом, после аварии на Чернобыле была передислоцирована под Комсомольск. Записанные в списке Минздрава фамилии принадлежат женам и детям офицеров части.

По действующему в то время Положению о Регистре лиц, подвергшихся облучению,  они должны быть внесены в список военного Регистра, но почему-то это не было сделано. Но это было уже для меня неглавное. Я получил от командира заверенный печатью части список, что вышеупомянутые лица не должны входить в гражданский Регистр, что и требовалось доказать. С таким документом я прибыл в Хабаровск к Вялкову. Доложил, что моя миссия выполнена, но он попросил меня съездить в Москву, на совещание к первому заместителю министра здравоохранения РСФСР Панову В.Г. по выполнению этого приказа, с которым я так хорошо ознакомился. Я подготовил короткое сообщение о выполнении приказа Минздрава РСФСР по чернобыльцам в Хабаровском крае и поехал в Москву  на совещание. Так я впервые попал в здание Министерства здравоохранения РСФСР в Вадковском переулке. Мое сообщение было коротким и понравилось первому заместителя министра,  а вот некоторые другие территории он раздраконил по полной программе. Оказалось, что во многих регионах к медицинскому обслуживанию облученных лиц отнеслись формально, никому до них просто не было дела. Вот руководители этих территорий и получили. На их фоне мы выглядели неплохо. Но если бы я не получил к этому совещанию подтверждение, что лица в списке Хабаровского края должны находится в военном Регистре, мы бы тоже получили бы будь здоров. Так что я в какой-то мере спас Вялкова от гнева Министерства здравоохранения. И он это запомнил.

Так получилось в моей жизни, что переход на новое место работы всегда приводил к уменьшению моей зарплаты. Так случилось и при начале работы в краевой больнице. Но потом я находил возможность как-то компенсировать финансовые потери. Стал совмещать врачом-рентгенологом в отделении больницы на 0,5 ставки, преподавать на кафедре рентгенологии института. Потом внедрение рыночных механизмов и бригадного подряда в здравоохранении позволили мне решить проблему повышения зарплаты в своем отделении. Я был первый, который внедрил бригадный подряд в учреждениях здравоохранения края. Довольно тщательно продумав повышающие и понижающие коэффициенты и выбив у администрации больницы фонд зарплаты, я примерно на 50-60% повысил зарплату своих сотрудников. К этому времени у нас в отделении уже работала и моя жена, которая занималась индивидуальной дозиметрией работников рентгеновских кабинетов края. Так что доход нашей семьи увеличился. Я получал в этот период около 700 рублей (сужу по партийным взносам), и это были в то время очень большие деньги. Да еще рублей 300 получала моя жена.

С внедрением бригадного подряда связана еще одна история, которая произошла в 1988 году. Мне, как пионеру во внедрении рыночных механизмов в здравоохранении края было предложено поехать на всероссийское совещание по этому вопросу в город Барнаул Алтайского края. Со мной вместе поехали секретарь краевого профсоюза медицинских работников Мясников С.М. и главный врач одной из больниц города Голиков В.И. Было это в конце июля, когда был пик отпускников. В Барнаул мы летели самолетом, не имея обратного билета. Но почему-то секретарь крайкома профсоюзов был уверен, что нас местные товарищи отправят самолетом. В Барнауле произошло мое знакомство с двумя руководителя здравоохранения, с которым судьба потом столкнет меня уже на другом уровне. Одним из них был в то время заведующий отделом здравоохранения Алтайского крайисполкома Аскалонов Э.А., впоследствии ставший депутатом РСФСР и председателем комиссии по здравоохранению Верховного Совета. Другой, в то время главный хирург Алтайского края Герасименко Н.Г. сменит Аскалонова  в должности заведующего отделом, потом тоже станет депутатом Российской Федерации и председателем комиссии по здравоохранения Государственной Думы. С ними мы потом встречались в Хабаровске.

Но, к нашему большому сожалению, нам смогли достать билеты только в плацкартный вагон. Вагон был взят из консервации, первое время весь дым шел в вагон, и лишь в Новосибирске прочистили дымоход и смогли пользоваться топкой вагона. Мы не взяли ничего с собой из теплых  вещей, и поэтому в районе Сковородино Читинской области, где железная дорога проходит по 54 параллели, мы элементарно мерзли (и это в начале августа). Читать нам было нечего, на станциях покупали газеты. Но в это время проходила 19 партийная конференция и все газеты были забиты материалами с неё. Поэтому волей-неволей пришлось штудировать выступления партийных делегатов. Этот год был пик опозданий поездов, на большие расстояния они опаздывали на 10-15 часов. Вот и наш поезд пришел в Хабаровск с опозданием часов на 12. А у меня были заранее куплены билеты для поездки всей семьей на отдых под Находку. Так что мне опаздывать никак нельзя было. Приехав часа в 3 ночи в Хабаровск, я уже в 5 часов вечера в этот же день уехал в отпуск.

В сентябре 1988 года я получил информацию из краевого отдела здравоохранения, что во второй половине октября в Хабаровский край приедет с проверкой главный внештатный рентгенолог РСФСР профессор Павел Васильевич Власов. Я лично знал этого неординарного врача-рентгенолога, он работал заведующим отделом Научно-исследовательского института рентгенологии и радиологии Минздрава РСФСР, мы с ним встречались ни Пленумах научного общества рентгенологов, а так же во время моей командировки в Москву в НИИ рентгенологии и радиологии на какое-то совещание. Особо готовиться к проверке мне было нечего, только составил план посещения рентгеновских кабинетов разных лечебно-профилактических учреждений на его выбор,  и предупредил своих коллег о предстоящей проверке. Встретил Власова в аэропорту, разместил в гостинице и привез в отдел здравоохранения крайисполкома представиться. Там же был обсужден представленный мной план проверки,  и мы начали его реализацию.

С первых минут пребывания в моем служебном кабинете Власов обратил внимание на обилие таблиц с показателями деятельности рентгеновских служб городов и районов края, развешанных  на стенах. Он поинтересовался, откуда взяты эти данные, ведь в официальных отчетах медицинских учреждений о работе за год таких сведений не предоставляется. Я сказал, что все данные получены расчетным путем и базируются на  официальных данных о количестве населения, количестве врачей, количестве исследований и т.д. Показал, как эти сведения получаются,  и отражают не только загрузку рентгеновских кабинетов, но и  доступность населения в получении этого вида исследований, частоту специальных и контрастных методов исследований. В общем, в какой-то степени я открыл возможности главного специалиста объективно оценивать деятельность в масштабе города и района в рентгенологии. Будучи человеком сомневающимся, Власов долго пытал меня, смотрел все исходные данные для расчетов и потом заявил, что никогда ничего подобного не видел,  и что он согласен со всеми моими выводами. Потом мы ездили по рентгеновским кабинетам. Нас сопровождала в проверке кабинетов заведующая радиологическим отделом краевой санэпидстанции Енисейская. На вопрос в одном из кабинетов, кто пользуется большим авторитетом у рентгенологов – Щербаков или Енисейская, был получен ответ – Щербаков. Это порадовало и меня, и Власова. Вообще он кое-что подсказал в плане организации работы кабинетов, но в целом был очень доволен результатами проверки, о чем было доложено в кабинете заведующего отделом здравоохранения Вялкова А.И.  Отметил Власов  мое неординарное мышление к  подходу в оценке деятельности рентгеновских служб городов и районов края. Сразу после подведения итогов проверки в отделе здравоохранения я проводил Власова на вокзал, он  уехал во Владивосток, а мне было предложено Вялковым А.И. вернуться  в отдел здравоохранения на беседу. Для какого вопроса, я не знал, и гадал всю обратную дорогу. Но все мои потуги угадать были напрасны, так как разговор лишь очень кратко пошел на тему проверки, и сразу же повернул в другое русло.

В присутствии первого заместителя заведующего крайздравотделом Чебаненко В.П. мне была предложена должность заместителя заведующего отделом здравоохранения, что было совершенно неожиданно не только для меня, но, как потом выяснилось, для всех врачей края. Мне было предложено возглавить организацию оказания медицинской помощи взрослому населению края. На вопрос, чем же руководствовался Вялков, приглашая меня, не лечебника, на эту должность, он сказал примерно следующее: «Вы хорошо зарекомендовали себя как руководитель партийной организации крупного лечебного учреждения.  Заведующий рентгеновским отделением многопрофильной больницы, где оказывается медицинская помощь именно взрослому населению,  и через рентгеновский кабинет проходят больные самого различного профиля. Хороший организатор очень важной рентгеновской службы края.  Очень оперативно «разрулили» непростую ситуацию с чернобыльцами и очень четко обо всем доложили в Минздраве  РСФСР. Получили очень лестную оценку своей деятельности из уст главного специалиста республики Власова. Все это свидетельствует о Вашем высоком уровне врача по организации здравоохранения, что и позволило краевому отделу здравоохранения остановиться на Вашей кандидатуре». Я сказал, что для меня это очень неожиданное предложение и мне надо подумать над ним. Вялков и Чебаненко согласились с этим и дали мне неделю для окончательного принятия решения.

Неделя прошла в тяжелых раздумьях над этим предложением. Жена была против,  мама и баба Ага сказали, что это высокая должность и надо все взвесить, но они в этом ничего не понимают, и все равно решать придется мне. К окончательному решению я не пришел, даже идя в отдел здравоохранения крайисполкома, и наш разговор с Вялковым и Чебаненко был довольно длительным. С обоих сторон выдвигались разные аргументы, но всё же их было двое, а я один, и они меня убедили согласиться на предложенную мне должность. Мне было жаль покидать уже ставшее привычным кресло главного рентгенолога края, покидать хоть небольшой, но дружный коллектив рентгено-радиологического отделения Хабаровской краевой больницы, и сразу после ноябрьских праздников 1988 года я был переведен на работу в отдел здравоохранения Хабаровского крайисполкома.

Размышляя сейчас о периоде работы главным рентгено-радиологом края, я прихожу к следующим выводам. Для меня это было самое хорошее время.  Пришел на эту должность после 12 лет работы по специальности в крупной многопрофильной клинической больнице, в которой лечились самые разнообразные больницы от новорожденных и до глубоких стариков. В ту пору 80% диагнозов ставилось с помощью рентгеновских методов исследования,  врачи-рентгенологи пользовались большим уважением. В  больнице № 11 из-за недостатка кабинетов все интересные или сложные случаи диагностики были у меня на глазах с первых дней работы. Потом я  7 лет работал заведующим рентгеновским  отделением, самым большим в крае (42 сотрудника, в том числе 12 врачей, 5 рентгеновских и 2 флюорографических  кабинетов в стационаре и 2-х поликлиниках).  Все самые сложные диагностические исследования обсуждались на врачебных планерках, что позволяло повышать квалификацию персонала, и мою в том числе.   Кроме этого, я 10 лет был секретарем самой большой среди лечебных учреждений края первичной партийной организации. 3 последних года был внештатным главным рентгенологом города Хабаровска.

Такой предыдущий опыт позволил очень легко организовать  работу небольшого рентгено-радиологического отделения в  количестве всего 7 сотрудников, включая меня. У меня появился первый служебный кабинет, хоть небольшой, но мне он нравился. Я сразу включился в работу, поставив себе задачу за 2 года лично  познакомиться с работой всех рентгеновских кабинетов края. Привлек к работе в отделении опытного инженера с личной машиной, что позволило обеспечить транспортом отделение. Организовал лабораторию по индивидуальной дозиметрии и тем самым решил очень давнишнюю проблему. Я мог планировать свою работу самостоятельно, исходя из возможностей сотрудников отделения её выполнить. И это было очень важным обстоятельством. На прежней работе я буквально разрывался между отделением, партийной работой, общественной нагрузкой, дежурствами в травматологическом пункте. А сейчас я мог раз в месяц уехать на неделю в командировку в удобное для всех время.

В одни районы я ездил один, в другие с техниками-дозиметристами, а в некоторые районы с бригадами краевой больницы в качестве врача-рентгенолога. И тем самым убивал двух зайцев - знакомился с районной рентгеновской службой и консультировал больных. Обычно в комплексную бригаду краевой больницы входил терапевт, хирург, гинеколог, рентгенолог и эндоскопист. В командировках можно получше узнать, кто чем дышит и из специалистов краевой больницы. Так что это для меня эти поездки были вдвойне полезны.   Во время пребывания в Хабаровске я совмещал в отделениях краевой больницы, замещая ушедших в отпуск врачей-рентгенологов, преподавал на курсах усовершенствования в медицинском институте, вел консультации, знакомился с рентгеновскими кабинетами железнодорожной больницы, больницы водников и Хабаровского аэропорта. И анализировал работу всех кабинетов и отделений.

Анализ был мой конек. Знакомство с литературой по специальности, с работой различных кабинетов позволяло мне выбирать самые рациональные организационные и методологические формы работы. Методические письма в рентгеновские кабинеты и отделения края пошли если не рекой, то ручейком точно.  Я организовывал семинары в Хабаровске, Комсомольске, межрайонные в Советской Гавани и других местах, привлекая к их участию ведущих специалистов края. Еще на более высокий уровень был поднят авторитет научного общества рентгенологов. Многие периферийные врачи выступали на заседаниях общества со своими интересными случаями и и даже докладами. Претендовать на первую, а особенно высшую категорию, не имея докладов на заседаниях научного общества было невозможно. Все рентгенологи должны знать таких специалистов, пощупать их, задавая те или иные каверзные вопросы. Потом на заседании уже краевой аттестационной комиссии вопросы покажутся пустяками.  Жизнь среди моих коллег, врачей-рентгенологов закипела.

Во время своих командировок я знакомился с работой не только рентгеновских кабинетов, но и больниц в целом. Ведь рентгенология лишь часть диагностической службы больницы, хоть и важная. И если больного не направить вовремя на то или иное исследование, будет поздно. Мои беседы с главными врачами, заведующими отделениями многих больниц края, участие в совместных конференциях с другими специалистами хорошо помогли мне в дальнейшем, при назначении на должность заместителя заведующего краевым отделом здравоохранения.

Все это почувствовали и руководители краевой больницы, и руководители краевого отдела здравоохранения. Меня выдвинули в качестве резерва на должность заместителя главного врача краевой больницы по организационно-методической работе. В конце моей карьеры в должности главного рентгенолога края я получил высокую оценку главного рентгенолога  РСФСР профессора Власова.

Я до сих пор считаю должность главного специалиста региона (края, области) очень важной для развития той или иной специальности. Но для этого требуется три основных условия. Главный специалист должен быть грамотным в своей специальности и пользоваться авторитетом среди коллег. Он должен иметь желание и тягу к организаторской работе по своей специальности, знакомиться и внедрять то новое, что появляется. И должен быть пробивным в решении проблем своей специальности. Приведу пример. До меня главным рентгенологом края была Митютнева, очень грамотный и уважаемый всеми специалист. Но её мало интересовало, что творится в крае, деньги-то она получала в краевой больнице. Она не имела склонности к аналитической работе, плохо знала отдельные приказы по службе, в частности по организации флюорографического обследования. Была очень милой, но не пробивной женщиной. Потом она спрашивала, как мне работается с  заместителем заведующего краевым отделом здравоохранения Шокуром, которому главный специалист края непосредственно подчинялся. Я сказал, что нормально. А она пожаловалась, что несколько раз пытаясь решить какую-нибудь проблему службы и обращаясь к Шокуру, получала отказ,  и потом вообще перестала обращаться. У меня на первых порах тоже был случай, когда я, после предварительной договоренности,  пришел к Шокуру, а он мне отказал в приеме.  Я возмутился,  высказался в том плане, что пришел решать не свои личные проблемы,  и он не может мне отказать, тем более что сам назначил время. Мне тогда удалось решить какой-то вопрос, уже не помню что, но в дальнейшем с Шокуром в меня не возникало никаких трений.
Он как председатель аттестационной комиссии ставил меня в пример как специалиста, который четко отработал критерии в присвоении той или иной категории врачу-рентгенологу.  А это не так просто, ведь в союзных министерских приказах все это было очень расплывчато.

Вот эти обязательные условия, чтобы быть хорошим главным специалистом, бывают не у всех. Я считаю, что этим критериям в те годы в Хабаровском крае соответствовали главный терапевт Ганенко, главный педиатр Цукерман и главный гинеколог Корниенко.  Главный специалист должен организовать врачей своей специальности правильно выполнять приказы, методические указания и другие руководящие документы по службе. Для этого он должен знать, какие есть условия для их выполнения, кто чем дышит из его врачей. Анализировать показатели работы врачей, кабинетов, отделений, давать объяснения  этим показателям с помощью тех же врачей. Это очень интересно, и иногда, увидев проблему и найдя какую-то причину для её возникновения, можно потянуть за ниточку и выйти на системную причину проблем не только в своей специальности, но и в другой, третьей. Но это дается не каждому, должно быть желание более системно подходить к здравоохранению и отдельным его направлениям.

Так что я считаю те полтора года, что был главным рентгенологом края, не только очень насыщенными событиями, но и очень плодотворными в плане становления меня как организатора здравоохранения. Участие во всесоюзном съезде врачей-рентгенологов с Таллинне, в двух пленумах российского научного общества рентгенологов (я был членом правления общества) в Смоленске и Йошкар-Оле, личное знакомство со всеми ведущими рентгенологами страны дало мне очень много. Часть из накопленного опыта я использовал в своей дальнейшей работе. И если бы не развал СССР, тот хаос, который был в российском здравоохранении, изменение ориентиров в деятельности многих лечебных учреждений, этот опыт был бы еще более востребован. Но увы. Так же как не востребован и лично я. Но не впадаю в депрессию, как Березовский, и не собираюсь от этого кончать суицидом, как Лена Перова.

Эпилог

Завершая свой рассказ о работе врача-рентгенолога, хочу сказать, что было моей большой удачей найти ту профессию, которая оказалась мне по душе. Вообще медицина настолько многообразна, что человек с любыми наклонностями может найти дело по душе.  Еще до рождения человека есть медики, которые способствуют рождению здорового малыша. Всю жизнь человека сопровождает идущий параллельно врач. И после смерти до погребения он тоже оказывается в руках врачей.  Назовите хоть одну отрасль народного хозяйства, которая была бы так востребована на протяжении всей жизни человека.  Поэтому я очень рад и горд, что у меня сейчас свыше 45 лет врачебного стажа. Бывших врачей не бывает. До сих пор ко мне приходят за советом люди, которые знают, что я в свое время давал клятву Гиппократа.  А вот соответствовал ли я ей, решать вам, дорогие читатели.