Никакой такой большой радости от переезда Антошка не испытала. По ночам, вставая в туалет, она блуждала, постоянно теряла маму и страшно пугалась, что ее оставили одну в этой темной чужой квартире.
Под кроватью у нее жили «страшные страшилища», которые только и ждали момента, когда она скинет тапочки, чтобы схватить ее черными склизкими лапами за голые ноги и утащить в щель за плинтусом.
Каждый раз, вставая среди ночи, девочка плелась в комнату матери и с надеждой ныла около её постели:
- Мам. Ну, ма-а-а-м. Можно к тебе?
- У тебя есть своя комната, - было неизменным ответом.
Всегда. Пока однажды, под утро, когда мама уже почти проснулась и, видимо, пребывала в хорошем расположении духа, Антошке несказанно повезло. Её благосклонно пустили под одеяло. Мама, всегда скупая на ласку, вдруг оказалась такой тёплой, нежной и уютной. К тому же она придумала новую замечательную игру.
Нежась рядом с дочкой в чистой, свеженакрахмаленной постели, мама начала вспоминать:
- А, помнишь, какая ты была маленькая? Как я тебя носила на руках? Все вокруг умилялись, до чего же ты была хорошенькая.
Девочка, конечно же, ничего этого не помнила, но, с удовольствием представляла себя у мамы на ручках и, блаженно щурила глаза.
Игра сводилась к тому, что мама попеременно подставляла дочери то одну грудь, то другую, весело приговаривая при этом: «Вот тут вода, а тут – молочко. Ты что будешь?"
А девочка, вилась вокруг матери, попеременно якобы пробуя и то, и это и, с удовольствием, наслаждалась любовью и близостью с единственным родным ей человеком.
За месяц таких игр мама сильно изменилась к девочке. Пропал приказной тон, пропал, леденящий душу, презрительный взгляд. Антошка стала чаще улыбаться и теперь безмятежно засыпала в своей кровати и дрыхла до самого утра, пока мама сама не приходила и не забирала дочку к себе, продолжать эту замечательную игру.
Целый месяц.
Пока девочка, будучи в гостях у тёти Маши, не поделилась своим счастьем с наречённой сестрой. О том, что рассказывать об этом никому нельзя, даже в голову ей не пришло. Она, вообще не поняла, что же вдруг произошло. Просто ей было отказано в ночных посещениях. Игра прекратилась, а мама смотрела на дочь почти с ненавистью и каждый день, по любому поводу обидно кричала на неё, попрекая схожестью с отцом, которого Антошка и не видела никогда.
Просыпаясь утром и слушая, как сердито громыхает кастрюлями на кухне мама, девочка, до последнего тянула время, чтобы не вставать и не попадаться под «горячую руку». Но и это не приносило никакой пользы, потому что мама сердито вбегала к Антошке в комнату и кричала:
- Я тут с самого утра уже столько дел переделала, а ты всё валяешься. Никакой помощи от тебя нет! Лень вперёд тебя родилась! Нет, чтоб встать пораньше, прийти, сказать: «Мамочка, чем тебе помочь?» Будешь лежать до последнего, пока не выведешь меня из себя! Вся в отца!
Антошка хмуро выползала из-под одеяла, плелась на кухню и, с трудом выговаривая слово «мамочка», спрашивала: «Что тебе помочь?» Получив в ответ: «Мне ничего уже от тебя не надо! Я уже и так всё сделала! Валяться дольше надо было! Иди, умывайся!», - девочка послушно отправлялась чистить зубы.
Мама теперь уходила на работу ближе к вечеру, домой возвращалась поздно, но, зато, каждый день. Тоня коротала вечера в полном одиночестве, с тоскою глядя на стрелки часов и четко зная, что при расположении: маленькая на десяти, большая на двенадцати – она уже должна быть в своей постели. При этом - не дай бог! - она уснет с включенным светом – получит по полной программе! Ну как объяснить маме, что когда ее нет дома, в темноте вернувшиеся «страшные страшилища» сидят не только под кроватью, но и в шкафу, за дверью, в туалете, и следят за Тоней изо всех щелей? Скребутся, постукивают, сопят…
Самым любимым Антошкиным развлечением в отсутствие мамы было наряжаться Буденным. Она доставала из плательного шкафа два длинных узких кожаных ремня, опоясывалась ими через плечо наискосок и на талии. За ремни затыкались два черных пистолета, один из которых стрелял пистонами, когда они были, и здорово вонял на всю квартиру. Комплект завершали красная пластмассовая сабля в ножнах с обгрызенным носиком, и желтая пластиковая баночка в виде лимона, которая была гранатой.
Игрушек у девочки было немного: подъемный кран с вращающейся ручкой, на которую наматывалась веревочка с крючком, красная пожарная машина и любимый плюшевый медвежонок Костик. Машинки были куплены мамой, которая, как Антошка узнала позже, мечтала родить мальчика Кирюшу, а из вредности получилась девочка. Костик же был подарен. Это случилось давным-давно, и она уже не помнила от кого подарок, но в пять полных Тониных лет, лучшего друга, чем этот бурый медвежонок, у нее не было.
В куклы и домики Антошка не играла. Бантики ее раздражали. И если вдруг маме получалось уговорить дочь быть похожей, хоть немного на девочку, то уже через пять минут она появлялась, протягивая маме не развязанный бант, из которого пучком торчали выдранные с корнем волосы. Докладывала: «Выпал», - смотрела честными глазами и сокрушенно вздыхала.
Мама, опасаясь, что такими темпами дочь останется совсем без волос, все реже и реже приставала к ней с прической. В конце концов, все закончилось короткой мальчиковой стрижкой.
Теперь отражение в зеркале Антошку совершенно устраивало. Красные как у казака зимние шаровары, тонкая облегающая майка, кожаные перевязи - полный боекомплект. И на голове задиристый вихор. Вид вполне бравый, только не хватает наград.
Только вот где их взять?
В своей комнате она знала все - там ничего подходящего не было. Значит, надо было браться за тщательный осмотр маминой комнаты.
Сегодня пройдет разведывательная операция и трофеем будут боевые ордена и медали, которые она сама, как командир своего же отряда, торжественно повесит себе на грудь.
Антошка деловито занялась планомерным осмотром.
Так, сразу налево - тумбочка. Открыла, посмотрела – фотоальбомы, открытки, какие-то тетрадки. Не пойдет.
Дальше. Сервант. За стеклом рюмки, чашки, тарелки – не интересно.
Внизу, за деревянными дверцами… Тут книги… Тут тоже книги, а тут? Вот это уже достойно внимания! Варенье, компоты – вкуснота! Но, не сейчас. Это будет план мероприятий на следующую партизанскую вылазку.
Осталась последняя дверца, рядом с посудой. Та-а-ак. А она закрыта! Значит то, что нужно, точно здесь! Теперь вопрос – где может быть ключ? Где? Где! Конечно...
Тоня подтащила к серванту стул, встала на него и, торжествуя от своей проницательности, взяла с пыльной поверхности незамысловатый ключик. Сомнений нет – это точно, он!
Сидя на стуле, оказалось, очень удобно осматривать содержимое шкафчика. Антошка вытащила две шкатулки, поставила их перед собой, открыла и, на мгновение, обомлела от открывшегося ей богатства. Бусы, кулончики, цепочки, колечки, сережки, брошки. Буденный растворился в воздухе, на смену ему пришел страшный морской пират, захвативший в жестоком бою невиданные сокровища! Йо-хо!
Строя себе гримасы перед зеркалом серванта, девочка начала примерять мамины драгоценности. Это занятие настолько захватило ее, что звук, поворачивающегося в замочной скважине ключа она услышала только тогда, когда что-либо изменить было невозможно.
Антошка сильно вздрогнула, крутанулась на стуле, одновременно пытаясь сложить все награбленное на место, закрыть шкаф, а еще лучше, быстренько убежать и сделать вид, что ее тут вообще не было!
Стул, от такой неожиданной нагрузки крякнул, опасно накренился, изгоняя строптивого седока, пару-тройку секунд балансировал на двух ногах, и категорично рухнул, увлекая за собой бойца, явно проигравшего в этой схватке, а вместе с ним саблю, пистолеты, бусы, цепочки и колечки. В довершение ко всему, с серванта, завораживающе раскачиваясь, сползли хрустальные бусы и разлетелись каскадом блестящих переливающихся брызг в разные стороны.
Больно ударившись, Тоня осталась сидеть на полу, с ужасом глядя, как у мамы сузились глаза, поджались губы, лицо стало напряженным и злым.
- Кто разрешил тебе открывать шкаф? – мама снимала пальто, не отводя взгляда от дочери.
- Никто, - почти прошептала она.
- Ты чего там мямлишь? Я с кем разговариваю?
- Никто, - чуть громче выдохнула Антошка и попыталась отвести глаза.
- Смотри на меня! – Мама повысила голос, и дочь стала смотреть ей в лицо. Только не прямо в глаза, а где-то посередине. Это было не так страшно. – Кто тебе разрешал брать мои вещи?
В глазах у девочки от набегающих слез и напряженного смотрения наверх зарябило, и она опустила голову. Но мама уже разделась и была рядом. Одной рукой подхватила дочь подмышку и рывком поставила на ноги.
- Я тебе сказала, смотри на меня! Кто тебе разрешил брать мои вещи?
Тоня еще ниже опустила голову и, с дрожью в голосе, пыталась оправдаться.
Мама стащила с нее бусы, ногтями больно проехавшись по шее и ушам:
- Говорили мне, не рожай ты ее, намучаешься! Так, нет же, родила выродка на свою голову! – Она с силой сдернула с Антошкиных пальцев два золотых кольца. - Палец о палец дома не ударит, а как брать чужие вещи так - первая! Собирай всё с пола! – Толкнула дочь в шею сверху вниз, так что та, охнув, опустилась на коленки. - Собирай, сказала!
Пол раскачивался, бусинки двоились и троились перед глазами, собранные, выскакивали из ладошки снова на пол. А мама все о чем-то кричала, возвышаясь над дочерью разъяренной горой.
Наконец, над головой прогремел приказ:
- Убирайся в свою комнату! Нет, чтобы сказать: «Мамочка, прости, пожалуйста». Набычится и молчит. Отцовское отродье!
Тоня же, тем временем, спешила скорее исчезнуть с маминых глаз. Но, надо было забрать с пола пистолеты и саблю, чтобы не попало за раскиданные игрушки.
Она потянулась к ближайшей, но тут же получила увесистый шлепок по руке:
- Не смей здесь ничего трогать! Здесь - ничего твоего нет! Отправляйся в свою комнату! И чтобы я тебя не видела!
Не дожидаясь продолжения, Антошка поспешила убраться в свою комнату, в надежде спрятаться, убежать от этого крика, от этих обидных слов, но мама последовала за ней:
- И запомни – твоего здесь ничего нет! Ты ничего здесь не заработала! Все вещи на тебе – мои! Кто ты, вообще, такая?!
Антошка встала посреди своей комнаты. Она уже ничего не понимала. Что ей нужно сейчас делать? Причем здесь папа, которого она ни разу в жизни не видела? А что у нее есть своего?
Она медленно расстегнула ремни, сняла и подала их маме.
- Вот-вот, снимай-снимай. Это тоже не твое.
Почувствовав, что вот-вот разревется, Антошка стянула с себя штаны, майку, всё остальное, что на ней было, и, оставшись совершенно голой, со злостью запустила этим в маму.
- Ну-ну, давай-давай, - мама саркастически заулыбалась, - что у тебя еще есть, что ты мне еще кинешь?
- У меня сеть Костик! – выкрикнула Антошка в лицо маме, схватила с кровати единственную на свете СВОЮ вещь и уселась на пол голышом, посреди комнаты, чтобы ненароком не прикоснуться к окружавшим ее ЧУЖИМ вещам. Она подняла голову и сквозь слезы с ненавистью посмотрела на маму. Ей было все равно, как мама отреагирует на этот ее взгляд. Ей в эту минуту просто очень хотелось умереть.
На следующий день Антошка заболела. Стреляло в ухе, больно отдаваясь во всей голове. В горле все опухло так, что было трудно дышать и невозможно глотать.
Мама пришла, померила температуру, ушла и вернулась с какими-то таблетками. Проглотить их девочка не смогла. Пришлось толочь таблетки в порошок.
Мама принесла второе одеяло. Укрыла. Стало невыносимо тяжело и жарко. Хотелось сбросить с себя все это, но пошевелиться не было сил, как будто ее привалило каменной плитой. Мама суетилась вокруг, не вспоминая вчерашнее, а Тоня лежала и представляла – вот она умрет, и тогда мама придет к ней на маленькую могилку, около тоненькой берёзки, и будет горько жалеть свою доченьку, которую так сильно обидела. И пусть, тогда мама плачет, а она посмотрит немного и, конечно же, простит. И тогда они будут вместе радоваться…
…Зачем меня все время будят, зачем опять суют градусник? Мне теперь тепло, спокойно и хорошо. И просыпаться совсем не хочется. Открывать глаза - нет сил. Гора одеял придавила так, что нельзя даже пальцем пошевелить, и сдвинуть их нет никакой возможности и желания. Я такая маленькая, а они – такие большие… И тяжелые…
Но вдруг, отчего то, стало легко…
Тоня невесомо парила под потолком, глядя сверху на себя, чуть заметную в этой огромной белой постели.
Вот, опять, в комнату забежала мама. Такая смешная и маленькая, если смотришь сверху. За ней вошли врачи. Спросили, какая температура. Сорок и шесть, - услышала Антошка, но не огорчилась и не удивилась, она не знала много это или нормально. Просто очень интересно наблюдать за людьми, которые её, настоящую, почему-то не видят, а смотрят туда, где уже никого нет. Потому что она здесь, у них над головами, и ей очень весело и очень легко, и можно прямо сейчас выскользнуть через стенку, с четвертого этажа, и отправится летать над другими людьми на улице, срывать с них шапки, дергать за волосы и исчезать стремительно и безнаказанно словно ветер…
Но какие-то неведомые силы потянули вниз, придавили опять неимоверной обволакивающей тяжестью. Не в состоянии сопротивляться этому, она закрыла глаза и увидела сначала желтые круги, потом разноцветные маленькие звездочки, потом темноту…
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/03/17/93