1
Меня разбудил телефонный звонок – громкий настырный и мерзкий – таких я уже давно не слышал.
Однако, повинуясь мысленному рефлексу, я с трудом разлепил глаза и даже успел подумать о том, что надо бы сползти с кровати на пол, дабы приступить к ненавистным сборам на опостылевшую работу. Но человеческий разум, что ни говори – великая вещь. Он, пусть и с ощутимой задержкой, но включился. И тут же обеспечил хоть какой-то доступ к памяти. Но мне и этого хватило для того, чтобы освежить события предыдущего вечера, плавно перетекшего в ночь и уже резко обрушившегося в утро. И события эти имели даже наименование, которое должно было разрушить, и разрушало всегда все сомнительные непонятки.
Так вот, наименование этого события – пятничная попойка. И эта попойка пятничная всегда являлась настолько ярким маячком, который просто-напросто невозможно было погасить, выключить, выбросить из памяти, каким бы сомнительно-тягостным не было моё пробуждение следующего дня. И маячок этот пятничный нёс в себе сладостную и благую подсказку, благодаря которой, честное слово, жить дальше хотелось. А именно – это то, что после пятницы наступает суббота. И вроде бы перед нами простое логическое заключение, которое и яйца выеденного не стоит, а как душу-то греет, Вы замечали? И, надеюсь, Вы прекрасно понимаете, почему маячок пятничной попойки разгорается исключительно по пятницам. Намекну, если Вы всё-таки задумались – его мерцание настолько ярко, что во время пары (как минимум) следующих дней Вас хватит только на то, чтобы прийти в себя, очнуться от подобной яркости, возвратиться в мир обыденного восприятия потускневших будничных дел. Так что, прочтя эту тираду, Вы, надеюсь, поняли, что печальные мысли о ненавистных сборах на опостылевшую работу я тут же выбросил из головы, как только обнаружил в своей туго восстанавливающейся памяти огонёк пятничного маячка.
Дабы придать своему возмущению определённый смысл, я не поленился и нашарил под кроватью многострадальный мобильник и уточнил обозначение текущего времени.
Шесть утра. Шесть утра?! Я ж домой вернулся, моментально рухнув в койку, всего полчаса назад. Что же это за беспредельщики смеют так нагло беспокоить мой проспиртованный сон?!
Надо сказать, что телефон всё это время не прекращал насиловать мой, такой ранимый в утренние часы, слух. Да кому ж это приспичило по этому допотопному аппарату названивать. Всё предусмотрел, звук на мобиле вырубил, так нет же, нашлись какие-то садисты, вспомнившие внезапно о том, что с внешним миром я связан ещё и телефонным кабелем. Кто же это умудрился вспомнить мой городской номер, если я сам уже давно его не помню? Честь и хвала поганцам!
Тёмно-зелёный уродец с выпуклыми прыщами кнопок продолжал истошно надрываться. Я же решил, что довольно теребить возмущённые мысли внутри себя, пора бы уже поделиться ими с обнаглевшим абонентом.
Слегка дрожащей рукой я сорвал трубку с аппарата и приставил её к уху, попутно разминая отчего-то опухшие губы и занемевший язык.
- Искажайтесь! – взвизгнул на другом конце провода обеспокоенный голос.
- Чё? – мой речевой аппарат ещё не пришёл в норму, но довольно-таки осмысленный вопрос я сумел задать.
- Искажайтесь, говорю, – взволнованно повторил голос, – ну, искажайтесь же!
- Ты, – начал я свою обвинительную речь, уже даже решаясь на самые вольные импровизации весьма откровенного смысла, но ничего больше сказать не успел, ибо злостный собеседник уже повесил трубку.
2.
- Вот козлина, глиста с ушами, – беззлобно выругался я, уже отправляясь к заветному месту для горизонтального отдыха, дабы вернуться в сладострастные объятия Морфея, прелесть которых мне так бесцеремонно помешали ощутить.
И тут телефон зазвонил опять. Резко сдёрнув трубу, я высказал всё, что не успел в прошлый раз, добавив несколько особенно красочных эпитетов и посланий. Извините уж, не стану я помещать свой эмоциональный монолог в рамках этого рассказа, потому что его случайно могут прочесть Ваши дети, либо иные, не менее ранимые существа. Но я запросто могу специально повторить его для любого из Вас лично – Вам для этого достаточно будет дозвониться до меня по городскому номеру не позднее, чем в шесть часов утра выходного дня.
- Эй, Мишка, ты там совсем обнаглел что ли?! – отвечала тем временем мне трубка. – С каких это пор ты взял привычку так красочно и грубо посылать своих лучших друзей!
Отвечала трубка, кстати, голосом Лёхи – приятеля моего закадычного. С самых пелёнок мы были с ним знакомы, и самых пелёнок делили между собой всё самое дорогое для каждого из нас, а то, чем жалко было делиться, пытались отнять либо отвоевать, не взирая на разбитые носы и взаимные угрозы. Таким образом, нам приходилось всю жизнь обмениваться игрушками и завтраками, списывать контрольные друг у друга и вместе получать двойки, а потом, точно также – друг у друга – отбивать девчонок и девушек. Но сейчас наша дружба приобрела некоторую стабильность, ибо теперь мы просто-напросто занимали деньги, то он у меня, то я у него, и не возвращали долги.
- А по-моему, дружище любезный, – отвечал я ему в тон, – это ты окончательно обнаглел. звонить мне в такую рань, когда я наслаждаюсь такими редкими спокойными минутками выходного дня, а попросту – дрыхну, да ещё лепетать какой-то непонятный бред. Тебе должно быть стыдно.
- Здрасьте-пожалуйста, – возмутился Лёха, – значит, всегда ему мой бред понятен был, и вдруг сегодняшним утром случается что-то страшное, и моя речь оказывается непереводимой на личный Мишкин язык.
- Я все твои приколы знаю, дружок любезный, – зачем-то пустился я в объяснения, – лучше уж по-людски ответь мне, что за чушь ты нёс, когда названивал мне в первый раз.
- Мишаня, я начинаю за тебя волноваться, – запричитал Лёха, – ты либо не выспался самым катастрофическим образом, либо тебе уже ничем не поможешь. Я звоню тебе в первый раз, Мишаня.
- Значит, это был такой же придурок, как и ты, – огрызнулся я, – кстати, ты очень здорово заметил про то, что кое-кто катастрофически не выспался. И тебе очень повезло, что звонишь вторым, иначе я вылил бы на тебя такой ушат словесной грязи, что вряд ли ты смог бы отмыться после этого когда-нибудь.
- Так ты же и так вылил, – ответил Лёха, и я вспомнил, что и правда ведь, все оскорбления, которые предназначались тому, кто бесцеремонно разбудил меня своим идиотским звонком, я обрушил как раз таки на своего друга, – и если уж ты оказался таким вспыльчивым, то я думаю, что зря решил вернуть тебе две тыщи, ради чего я, собственно, и названиваю тебе, засоня.
- Лёха, дружище, – я тут же решил сменить тон своего разговора с агрессивного на более позитивный. – Откуда ж мне было знать, что ты решишь, спустя вечность, отдать мне должок. С этого ведь и нужно было начинать. Ну, так, в таком случае, я безумно рад твоему внезапному звонку.
- Я забегу сегодня, – буркнул обиженный Лёха.
- Только вечерком, – почти закричал я. Но видимо не успел донести до сознания приятеля смысла своего речевого послания, ибо услышал в ответ короткие гудки.
3.
Я успел сделать всего один шаг по направлению к обожаемой кроватке, как вдруг услышал новый звонок. На этот раз оглушительные сигналы подавала входная дверь. Громко и отчётливо возмущаясь наглостью садистов, которые так упорно не дают выспаться честному труженику в его законный выходной день, я всё-таки отправился встречать незваного гостя, уже рассчитывая повторить все свои возмущения непосредственно ему в лицо.
Но я никак не ожидал увидеть на пороге своей квартиры обворожительную и сексуальную брюнетку. А ведь там, на этом самом пороге, переступая с ноги на ногу, стояла именно такая девица. Как я уже сказал, она смущённо топталась на месте, заманчиво цокая каблучками, и смотрела на меня такими жалостными глазками, покрашенными по всем правилам наисвежайших писков моды, что мне сразу же пришло в голову, что она ошиблась адресом. А потом я вдруг вспомнил о своих непреклонных стремлениях выспаться (которые, кстати, уже бесследно улетучились) и с ужасом понял, что встречаю красотку именно в таком виде, в каком я ещё недавно возлежал в кровати, а именно – одетый в ничего, кроме семейных труселей в зелёный горошек. Поэтому я поторопился спрятать основную часть себя за приоткрытой дверью, продолжая с интересом взирать на гостью, скромно выглядывая из-за своего укрытия одной головой.
- Мне нужно загладить свою вину перед Вами, – выпалила вдруг девица.
- Ну, загладь, – мурлыкнул я не своим голосом закоренелого прелюбодея, и сам поразился тому, как это у меня получилось.
Красотка же молча стояла и хлопала глазками, никаким образом не высказывая стремлений проникновения в моё жилище. Вместо этого, спустя минуту вот такого молчания, она выдала:
- Вы позволите мне расстегнуться и покинуть оболочку, а то мне так не очень удобно?
«Ого! Ага! – думал я, подозревая, что сам-то раскраснелся, как спелый помидор. – А как необычно фразу-то построила – покину оболочку – хм, надо запомнить!»
А сам ответил:
- Позволяю.
Но, вопреки ожиданиям, жгучая брюнетка вовсе не принялась отплясывать стриптиз передо мной. Он так и оставалась – неподвижной и моргающей. Но где-то позади девицы вдруг раздался трескучий звук расходящейся молнии, и откуда-то со спины красотки, прямо из её тела (вероятно, на спине-то и располагалась некая прорезь на скрытой молнии-застёжке), выкарабкался самый настоящий зелёный человечек. Девушка зашаталась на месте, и человечек бесцеремонно привалил её тело к стене.
- Надо б… это… в квартиру занести, – предложил я пришельцу, кивнув в сторону неподвижной брюнетки (она, кстати, так и не переставала моргать, не выказывая никаких других признаков жизни), – а то соседи неправильно поймут.
Человечек кивнул, и мы, за руки – за ноги, внесли девушку в прихожую и положили её прямо на пол, после чего (по вежливому предложению пришельца) прошли на кухню, где я, догадавшись, что вот-вот рухну, сел на пол и начал громко икать. Я бы, наверное, просто-напросто, грохнулся без чувств, если бы моё сознание не было столь заторможенным из-за прерванного сна.
- Привет! Я Бинвилль с планеты Синвимбилль! – поприветствовал меня тем временем зелёный человечек, и я невольно усмехнулся. Очень уж это комично прозвучало – «Бинвилль с планеты Синвимбилль», как будто какое-то заклинание из детской книжицы. Да и сам пришелец, если честно, очень походил на пластилиновую мультяшку – тело маленькое и тоненькое, не толще бутылки, руки и ноги тощие, длинные и заканчивались крупными кистями и ступнями, голова на тонкой шее походила на перевёрнутую колбу. Глаза и рот человечка казались простыми прорезями на поверхности этой колбы, а вместо носа красовались две маленькие дырки. Перемещался по кухне этот самый Бинвилль очень странным образом, постоянно взмахивая своими удлинёнными конечностями, причём всеми сразу, отчего походил на какую-то нелепую водоросль на дне заросшего всякой нечистью пруда.
- Сразу же хотел бы извиниться от своего лица, как и от имени всей нашей компании, - продолжал он, – вследствие совершения нами нелепой оплошности.
В ответ я лишь пожал плечами и громко икнул.
- Утренний звонок с призывом к совершению искажения предназначался, как Вы уже, наверное, поняли, другому лицу, клиенту нашей компании.
Теперь-то я догадался, что это за поганцы посмели нарушить мой мирный сон, но ничего достаточно дерзкого так и не смог ответить. Согласитесь, и Вас не каждый день достают дозвонами, пусть даже ошибочными, зелёные человечки. А после этого прилетают с извинениями непосредственно на дом. Возможностями такого случайного контакта с внеземным разумом пренебрегать не положено – так размышлял я.
- Надеюсь, Вы всё же не приступили к искажению? – взволнованно поинтересовался он.
- Неа, – наконец-то и я нашёл подходящее слово для диалога. Знать бы, конечно, что это за искажение такое. Может быть, я раз по десять за день искажаюсь, даже и не подозревая об этом.
- Слава Берендиллю, – облегчённо вздохнул пришелец, – ведь у нашего клиента как раз наступала подходящее для Апокалипсиса время, мы еле-еле успели исправить собственную оплошность, и вовремя перенаправить зов об искажении непосредственно к нему. А то потеряли бы товар, самого клиента, да и штраф бы словили.
Я опять пожал плечами и уставился на Бинвилля. Икота прошла, но и непоняток только прибавилось.
- Так вот, я как раз и явился к Вам для того, чтобы загладить свою вину, – продолжал человечек, поняв что не дождётся моего подробнейшего ответа, – я уверен, что наверняка обратил Ваше сознание в состояние паники вследствие моего зова, учитывая, что Вы не являетесь клиентом нашей компании, а значит и потребителем товара, который предлагаем мы. Ведь отсутствие конкурентов очевидно, а значит, никто другой не мог предложить Вам аналогичный товар.
- Так что за товар-то? – обнаглел я, чувствуя, что Бинвилль начинает неопределённо топтаться в окрестностях собственных мыслей, что, конечно же, никак не помогало мне врубиться в суть ситуации.
- Как же так! – всплеснул руками пришелец. – Вы разве не в курсе о наших предложениях сверхкачественных пакетов времени?!
- В курсе, – соврал я, даже не краснея, – просто сам в шоке до сих пор.
- Ну что Вы, что Вы, – забеспокоился зелёный человечек, – я как раз речь и подвожу к тому, что мы презентуем Вам пакет времени в качестве извинений. Самый полный пакет, по стандарту, с информационным каналом для зова.
- Давай подробнее, – я, хоть и не подозревал, о чём вообще идёт речь, но ещё надеялся уловить какие-нибудь объяснения-пояснения, – сколько времени, куда и зачем зов?
- Я же говорю, самый полный пакет времени – секунда, – гордо заявил Бинвилль.
- И это ты называешь пакетом?! – зачем-то возмущался я. – Тьфу! И это ты называешь временем?! Секунда, ха!
- Да что Вы говорите? – забеспокоился пришелец. – Секунда – всем этого хватает с излишком! Да ещё с каналом, когда мы сами предупреждаем Вас о том, что пора искажаться, либо телепортироваться, либо сворачиваться, либо расщепляться, либо…, ну, не знаю уж что Вы предпочтёте, это уже от Ваших привычек зависит. Но вообще-то время большее, чем секунда, мы и не производили никогда, я не понимаю…
- Да хорош тебе, – махнул я рукой, – возьму я твой пакетишко, но знай – я недоволен до сих пор! Так и знай! Тем более, я в курсе этих твоих каналов и зовов – опять по ошибке звякнешь кому-то другому?!
Зелёный человечек тут же стал бледно-зелёным.
- Клянусь, – страшным фальцетом захрипел он, – клянусь Сенбердиллем, что более не ошибусь! А раз уж я так и не смог вымолить прощения, я отважусь и поменяюсь с Вами местами в очереди на Мозгового Червя Разума.
- Э-э-э! – шарахнулся я. – Вот уж червяков в мои мозги я просил бы не запускать!
- Да что ж это такое! – Бинвилль даже задрожал. – Вам не угодишь! То секунды Вам мало, хотя пакет времени имеет такую цену, что некоторые готовы предать жён и бросить генералов только ради того, чтобы приобрести его в рассрочку. А теперь моё место в очереди на Червя Разума чем-то не устроило.
- Ты не понял, – остановил я пришельца, – мне совсем не нужны червяки в мозгу.
Бинвилль аж застыл на месте.
- Вы лукавите, – осторожно заявил он, – червь, который раз в десять повысит Ваш интеллект. Не может быть, Вы лукавите…, но всё равно же Вы автоматически зачисляетесь в очередь на него, будучи нашим клиентом, это неизменное правило. Однако Ваша очередь в самом хвосте – придётся в этом случае ждать подарка как минимум три сотни лет. Ну, а я ведь в двадцатке уже, я мог бы получить Червя Разума через пару месяцев, но я самоотверженно дарю Вам своё место, а сам-то готов ещё подождать…
- Но мне…
- Прекратите! – прикрикнул человечек, чем вызвал у меня ещё один незаметный смешок. – Не требуйте от меня ничего более – всё, что мог я Вам уже презентовал! И надеюсь, что добился прощения.
- Но…
- Вот Вам пакет, – пришелец бросил на мой обеденный стол тоненький зелёный конверт и плавно, но спешно переместился в прихожую. Тут же я услышал треск молнии и через минуту уже жгучая брюнетка процокала на своих каблучках по направлению к выходу, восклицая приятным голоском, – прощайте и ждите зова!
- Эге-гей! – крикнул я ей вдогонку. – Красотка с Винбилльдама, я никогда не прощу Вас!
Но красотка даже не обернулась, торопливо ретировавшись прочь из моего жилища.
4.
«Вот ведь – что люди, что пришельцы, – размышлял я, сидя на кухне и обмахиваясь тонким конвертиком с запечатанным в него «пакетом времени», – спать не дают, да ещё червяками пугают. И с этой секундой разнесчастной что делать – так и не объяснили».
Я взглянул на конверт. Ну конечно, ни одного рисунка, ни одной надписи – даже на инопланетном языке – не было.
Мои грустные размышления прервал громкий и настойчивый стук в дверь. Колотили явно ногой, а так по-свински поступать мог только Лёха.
«Вот поганец», – подумал я, взглянув на часы. Было только восемь утра.
Но отворить дверь своему закадычному приятелю я решил сразу же. Тем более, вспомнившему о своём долге и добровольно готовому мне его отдать. Вдобавок, моя бедная дверь рисковала пострадать от его настойчивых пинков. Так что, я сразу же решил впустить приятеля, даже не размышляя.
- Мишка! Дружище! Сколько лет, сколько зим! – радостно завопил Лёха, как только увидел меня, и тут же попытался наброситься с объятиями – я еле успел отпрыгнуть. – Я заметил тут, что из твоей хаты такая деваха прогарцевала – загляденье. Только злая какая-то…, неужто ты её недоудовлетворил? Чего ж меня не дождались?
- Отдавай, – коротко и ёмко напомнил я ему о долге.
- Слушай, дружище, я пока топал к тебе, у меня родилась идейка получше, – приятель тряхнул мятым и драным пакетиком, который держал в руке. Меня очень насторожила Лёхина фраза, а ещё больше насторожил этот почти невесомый пакет – ну не деньги ж там лежали. А что за идея могла заменить мне две тысячи долга, да ещё и припрятанная в таком убогом вместилище, я представить боялся. Да и сам Лёха походил на приличного человека в этот раз меньше, чем обычно. Обычно-то не походил, но сейчас был какой-то особенно помятый, лохматый, чуть драный, пучеглазый, да ещё светился сизым подглазным фонариком на старательно недомытом и недобритом лице. Потому я сразу же так и заявил ему:
- Отдавай-ка, а уж потом идейку свою выкладывай.
- Не-е-е, – загадочно заблеял приятель, – моя идейка как раз отдавайки и касается. Я, знаешь чего, предлагаю наш долг употребить вот прямо сейчас, – и ещё раз потряс драным пакетиком перед моим носом.
- Ну начнём с того, что долг вовсе и не наш, а как раз твой, – ответил я на такое заманчивое, казалось бы, предложение, – да и что же такого интересного стоимостью в две тысячи можно употребить, учитывая невесомость твоего презента.
- Да не-е, то что в пакете, лучше не кушать, – замотал головой Лёха, – там яд крысячий. Я же у супружницы отпросился только для того, чтоб его и закупить. Но кушать его не стоит, может быть и весело, но опасно. А то, что мы сейчас глотать будем, вот оно, – и он вытащил из-за пазухи пластмассовую бутыль с непонятным содержимым мутного цвета.
- И эта хрень стоит две тысячи? – усомнился я. – Сколько же звёздочек у данного обесцвеченного конька?
- Эта хрень бесценна, – тут же развеял все сомнения мой друг, – у моей супружницы один из дядей работает в медцентре, ты разве не помнишь (интересно, почему это я должен был помнить каких-то дядей его жены), так он спиртец, видимо после протирки инструментов ихних, сливал налево. И, вот пожалуйста, презентовал мне его буквально вчера.
- Я не понял, – усмехнулся я, – вместо того, чтобы вернуть долг, ты решил злостно травануть меня?
- Да не боись ты, дурила, – продолжал уламывать меня Лёха, – разбавил же, ей-богу.
- Пей сам, хоть неразбавленный, – прикрикнул я, – а я воздержусь, пожалуй.
Приятель мой тут же надулся, засопел и сел за стол. Затем он демонстративно плеснул себе «жгучей жидкости» в стакан и тупо уставился на него, ожидая видимо, что я сломаюсь и решусь-таки присоединиться к его сомнительному пиршеству.
Я же встал у окна и принялся любоваться видом просыпающегося двора. Там, внизу, всё казалось таким наивно простым и неожиданно трогательным. Вон девчушка соседская – как проснулась, видимо, так сразу на качели удрала. И раскатывается-то как высоко, скрипит ржавыми креплениями на всю улицу, а сама-то – мелюзга мелюзговая ещё. Папашка стоит в сторонке и курит. Сразу видно по сутулой осанке – он категорически не разделяет счастливого настроения своей малышки. А вон бабулька собачку гуляет, они наверняка из другого дома, ибо я не мог вспомнить этого пёсика в лицо, ну, а бабулька…, бабульки все одинаковы. Пёсик же гордо стоял возле цветочной клумбы, изящно, будто танцор балета, задрав заднюю лапку, и обозначал свои права собственности на эту клумбу так, как это могут делать только пёсики. По направлению к дверям четвёртого подъезда спешил Васька-извращенец, нацепивший на себя короткую юбочку и по-боевому разукрасивший физиономию. Вот и всё, двор просыпался, осторожно и размеренно, и сейчас приятнее всего было любоваться им, пока он ещё не громыхал какофонией визгов и криков вертлявой и снующей повсюду многочисленной детворы под аккомпанемент престарелой армии всезнающих старушек-болтушек.
5.
-А чё это, Вам в цеху зарплату уже в конвертах выдавать стали? – я сначала не обратил внимания на этот Лёхин вопрос, а когда обратил – было уже поздно.
Я не сразу догадался, что он обнаружил подарок зелёного человечка, который тот опрометчиво оставил на моём обеденном столе. Когда я это понял, Лёха бесцеремонно вскрывал конвертик, бурча себе под нос: «А ну-ка, посмотрим, как твой рабский труд оценивают».
- Стой! – завопил я. – Не смей!
Но друг мой уже вытащил из разодранного в клочья конверта тоненькую пластину, на поверхности которой болталось колечко на ниточке, а также виднелась маленькая красная кнопочка. Леха вообще-то никогда не отличался особой пугливостью. Наверное, только поэтому весь визуальный ряд быстро меняющихся ужасающих гримас на моём лице, красноречиво сопровождающий ураган эмоций, разрывающих душу в этот миг, не оказал на него должного эффекта. Но всё же я, не размышляя слишком долго и вопя «Не твоё!», умудрился-таки ловко выхватить инопланетную пластину из захапущих клешней приятеля, однако тут же сам задрожал всем телом от ужаса. Пластинка с кнопкой была, конечно же, уже в моих руках, но вот колечко, нагло пронзённое Лёхиным указательным пальцем, так и осталось у него. Только тоненькая ниточка, обречённо примостилась оборванным концом на ладони моего друга, напоминая о прежней целостности разъединённых деталей.
- Ты что наделал? Это же… это же, – я готов был разорвать Лёху на мелкие кусочки, однако не мог же я сообщить ему о причинах такой взрывной своей реакции. Ну, одна маленькая хрень оторвалась от другой маленькой хрени – казалось бы, всё это хрень, то есть ничего страшного. Но для меня почему-то это всё вдруг стало иметь глобальное значение. И мне почудилось, что сознание моё в тот момент решило стремительно покинуть тело – по крайней мере, со мной явно творилось что-то не то. Мне вдруг показалось, что весь мир, окружавший меня, резко сковали оковы тишины. Всё замерло и замолчало, кроме моего друга. Он так и продолжал громко хлюпать носом, выражая таким манером всё своё непонимание напополам с негодованием.
- Ну что? Что же это? – наглым и ехидным голосом спросил он. – Наверняка, эту безделушку для извращений подарила тебе та расфуфыренная брюнеточка. Так вы без неё попробуйте – авось получится…
Мне, конечно же, очень хотелось придушить Лёху, но вместо этого я обиженно отошёл подальше от него, встал у окна и прислонился пылающим лбом к прохладной плоскости стекла.
«Вон там, за границей моей квартиры, моего дома, – горько размышлял я, – такой спокойный мирок, такой беззаботный, совсем не подозревающий о том, какая же возможность непосредственного контакта с инопланетным разумом, наверняка в сотни раз превосходящим наш, только что сорвалась. И всё благодаря местному алкашу, лишённому стыда и совести. А ведь беззаботному мирку, что дышит и трепыхается там, за окном, за плоскостью стекла, всё нипочём. На самом-то деле абсолютно по фигу это беззаботному мирку. Он же так и продолжает спокойно дышать и трепыхаться, как и прежде, дышать и тре… но… что… это…»
Я кое-что заметил, и это внезапно навело на мысль, которая подвергла моё сознание в шок, куда более глубокий, чем тот, какой я испытал вследствие повреждения инопланетного подарка. У меня подкосились колени, и я изо всех последних силёнок уцепился за края подоконника, после чего тщетно попытался подозвать Лёху – в это время тот старательно тараторил какие-то нелепые слова оправдания в свой адрес.
- Алексей, – простонал я вторично, и друг наконец заткнулся, вняв-таки моему зову. Дело в том, что так я называл его лишь в минуты безграничного уважения, которые случались крайне редко и почти всегда бесследно терялись из памяти из-за чрезмерно проспиртованного состояния обоих собеседников, – Алексей, прислушайся, пожалуйста, ты слышишь что-нибудь?
Мой друг заткнулся примерно на две секунды, после чего грубо прогавкал:
- Да ни хрена я не слышу, ну и чё?
- А том-то и дело, что «ничего», – произнёс я, таинственно улыбаясь, чем, сумел-таки отчасти напугать приятеля, судя по его внезапно побледневшему облику, – а теперь подойди ко мне, пожалуйста.
Леха покорно подошёл, предусмотрительно выставив дрожащие кулачки перед собой.
- А теперь взгляни в окошечко, друг ты мой любезный, – ласковым голоском говорил я. Почему мой голос был настолько ласков? Наверное, потому страх в душе уже зашкаливал все максимальные показатели, и почему-то говорить как-либо по-другому просто не получалось, – взгляни, ну, хотя бы на ту девчушку на качелях.
Леха печально посмотрел в окно:
- Ну, девчушка на качелях, ну, качается…, – и вдруг, в тот самый момент, он вытаращил глаза до предела, припал лицом к стеклу, словно одуревшая муха и восхищённо прошептал, – да нет, дружище, не качается. Не качается она, Миша, хоть убей…, она же зависла в воздухе…, не качается, застыла, замерла.
Он взглянул на меня, но лучше бы он этого не делал. Я отошёл на шаг подальше от него, потому что мне показалось, что вот-вот глаза Лёхины выскочат из орбит и непременно шлёпнутся об меня. Но мой друг придвинул меня обратно и страшным хриплым голосом запричитал:
- Что это Миша-Мишаня-Миханя?! Что это, а, конец света? Время закончилось? Мы сейчас растворимся? Мы сдохнем, а? Ну, скажи, Мишаня, сдохнем, а? Сейчас мёртвые восстанут против живых под предводительством Ангелов злых? Прямо посреди детской площадки восстанут и всех сожрут, а?
Делать было нечего. Я зажмурился и тут же, на одном дыхании, выпалил своему приятелю обо всём, что сегодня происходило со мной. Обо всём, начиная с утреннего звонка и заканчивая его собственным визитом. Почему-то я очень боялся того, что Лёха не поверит мне и начнёт ржать своим громким непристойным хохотом, но он поверил. А как можно было не поверить в этой ситуации, когда ты отлично видишь, как девчушка, только что беззаботно эксплуатировавшая качели, застыла на них на самом взлёте.
Но страх и ужас из Лёхиных глаз почему-то сразу исчез. Его зрительные органы вылезали теперь из орбит по причинам безграничной радости, смысла которой я пока что понять никак не мог.
- Так значит, та зелёнка несчастная подарила тебе вовсе не какую-то там захудалую секундочку, – восхищённо шептал он, – а возможность просто-напросто выползти из границ обычного течения времени в момент наступления какой-либо секунды? И момент наступления этой самой секунды определяется срыванием колечка с той пластмассовой хрени? А раз мы вместе лапали ту пластмассовую хрень с колечком, то и за временные границы выползли мы оба!
- Получается, что так, – пожал плечами я.
- Крутяк, – улыбнулся мой друг и вдруг, резко вскочив на ноги, понёсся по направлению к входной двери, восклицая на бегу, – никуда не уходи, я сейчас!
Непонимающим взглядом проводил я своего приятеля, так спешно покидающего мою квартиру, после чего опять принялся разглядывать застывшую картину за окном. Вон около зависшей девчонки стоит папаша с сигаретой во рту, но дым вовсе не клубится в потоках ветра, а зависает над головой мужчины чудовищной серой массой. Вон старушка с собачкой. Псинка нашла уже вторую клумбу и принялась её метить в тот момент, когда время остановилось. Потому блестящая струйка из-под собачьей лапки походила на какую-то дополнительную подставку для животного, выполненную из удивительного драгоценного материала. И эта подставочка так забавно сверкала яркими бликами на фоне лучиков омертвевшего Солнышка. А вон Васька-извращенец застыл выбритой ногой над тротуаром. А вон, вон – кто-то же двигается! Бежит даже! Ах, нет, это же Лёха понёсся куда-то…, куда же это он понёсся?
Мне надоело смотреть в окно, и я сполз на пол. Надо же, как забавно, времени сейчас нет. Часики стоят, и не слышны привычные плевки секундной стрелочки. А зачем же всё это надо? Для чего зелёные человечки торгуют этими бесконечными секундами? Помнится, он же говорил мне что-то об этом. Вроде я должен был сейчас начинать то ли расщепляться, то ли искажаться, то ли что-то ещё вроде этого. Но каким образом можно совершить хоть одно из вышеперечисленных действий, я понятия не имел. И спросить не у кого – даже Лёха сбежал.
Только сейчас я заметил, что заветная «временная» пластиночка до сих пор покоилась в моих руках. Равнодушно рассматривая её, я тщетно пытался понять, как же такая незначительная безделушка может руководить изменением целого потока времени. Пусть даже и для отдельно взятого человека. И вдруг я заметил под тем самым местом, где было оторвано маленькое колечко на тонкой ниточке, миниатюрную красную кнопочку.
«А может быть, с помощью неё я как раз искажусь или расщеплюсь», – подумал я и надавил на кнопку.
«Тьфу!» – часы так неожиданно выплюнули ожившую секунду, что я испуганно дёрнулся на месте. Городской шум, ранее такой привычный, оглушительной волной обрушился на меня. Время, которое до этого как будто бы задерживало своё дыхание, неожиданно очнулось, перемежая хриплые и глубокие вдохи с выдохами – громкими и затяжными.
Через несколько минут на пороге моей квартиры объявился запыхавшийся Лёха, с сумками в обеих руках, забитыми до краёв. Содержимое сумок предательски звякало.
- Это ты что ль часики запустил? – возмутился мой друг, перетаскивая свою ношу на кухню.
- Тут ещё кнопочка какая-то виднелась, я её и нажал, – объяснил я.
- Я ж тебе говорил – сидеть и не дёргаться! – взвился вдруг Лёха. – Меня ж там, в маркете, чуть не запалили. Хорошо, что я уже за дверями был, когда всё снова затикало.
- Ты чего это, – ахнул я, – супермаркет обчистил?!
- Я должен был поиметь этих козлов, – пустился в объяснения приятель, хотя так и не раскрывая до конца тайну о том, кого же конкретно он зачисляет в это позорный козлиный отряд, – раз уж мне представился такой шанс. Довольно, они-то и так имеют меня и днём, и ночью.
- Ты хоть отпечатки-то стёр? – поинтересовался я. – А то, наверняка, все прилавки облапал.
Леха побледнел, но потом попытался даже возразить мне:
- Чего ты гонишь? Какие отпечатки? Я же был вне времени!
- Ну да, я понимаю, – спокойно ответил я, – вне времени, тебя не видно и не слышно, камеры не фиксируют, охранники чешут репы. Но ведь потом следаки отойдут от шока, и первое, что они сделают – снимут отпечатки со всех витрин.
- Да брось ты, – возмутился друг, но после этого крепко задумался.
В конце концов, он выудил из сумки бутылочку запредельно дорогого коньяка, откупорил её и приготовился разливать содержимое по стаканам, которые всегда, на всякий случай, присутствовали на моём столе.
- Когда там до них дойдёт…, а щас давай-ка напьёмся, Мишаня.
6.
«Пс-пс», – услышал я, когда стаканчик с коньяком уже почти достиг моих губ. Это «Пс» раздавалось откуда-то из прихожей. Я испуганно оглянулся. Предполагалось, что в квартире никого, кроме нас с Лёхой не должно было присутствовать.
Из-за угла высовывалась голова сексуальной брюнетки. Она тупо взирала на меня и моргала не в такт. И хотя губы девицы оставались неподвижными, с её стороны опять раздалось нетерпеливое «Пс-пс».
- Лёха, я щас, на секунду, – я встал с табуретки и попытался объяснить другу причины своего побега из-за «праздничного стола», – тут мне быстренько надо… туда… этого…
- Ну, иди, отлей, – отпустил меня с миром Лёха, – только не задерживайся, а то я выпью всё сам и буянить начну.
Я прискакал в прихожую, схватил под руки сигнализировавшую мне брюнетку и почти волоком перетащил её в ванную комнату. В этот раз девица, если честно, была далека от совершенства: вся какая-то кособокая; правое плечо резко выдавалось вперёд и вверх; руки висели как плети, а левая нога была вообще вывернута назад. Глаза у красавицы в этот раз казались пустыми и бессмысленными; неподвижные губы расползлись в стороны, выпуская наружу тоненькую струйку слюны. Можно было бы долго описывать несобранный на этот раз облик брюнетки, но я скажу короче – сейчас она была похожа на уродливую беглянку из сумасшедшего дома, для смеха кем-то обряженную в модные тряпки.
- Вылазь, – обратился я к спрятанному внутри неё инопланетянину, – костюмчик плохо сидит, поправить надо бы.
- Не могу, – донёсся писклявый голосок из нутра девушки, – торопился, молнию заело.
- Говорят же, – всплеснул я руками, – поспешишь – землян насмешишь.
- Я вообще-то прибыл сюда не для того, чтобы выслушивать Ваши колкости, – взвизгнул пришелец, – но хочу информировать Вас о злостном нарушении Вами правил использования пакета времени и лично выразить Вам своё глубочайшее презрение.
- Чего я там нарушил? – возмутился я. – Ты мне подарил секунду, я её поимел, как захотел. какие претензии?
- Пакет времени возможно применять лишь в экстренном случае, – вопил человечек в брюнетке, – лишь в случае угрозы Апокалипсиса, и лишь за секунду до Апокалипсиса. Я же гарантировал Вам информационный канал. Ну, как же Вы не поймёте – все иные варианты использования пакета времени лишены смысла!
- Вот уж не скажи, – ответил я, – там, на кухне с нетерпением дожидаются меня несколько литров обалденного «смысла». Да и кто, вообще, придумал эти дурацкие правила?!
- Эти правила чётко и ясно прописаны в памяти Великих Хранителей Времени, – принялся таинственно шептать пришелец, – Хранители покоятся в горах Запретных Астероидов, и только лишь их мудрая память доступна нашему познанию.
- Ну и что же сделают эти покойные мудрецы, раз уж я осмелился разрушить чёткость и ясность их правил? – усмехнулся я.
- Мудрецы тебе ничего не сделают, – ответил инопланетянин, – однако все расы Разумного Содружества впредь станут клеймить тебя позором, выражая этим своё глубочайшее презрение. Кстати, подобное отношение вполне может распространиться и на всех аборигенов твоей планеты. В этом случае вы, земляне, станете презираемой всеми расой, такой же, как раса нечестивцев с 012.
Я рассмеялся так, что чуть было не опрокинул кособокую брюнетку в ванну.
- Однако, я и сам лично вправе наказать тебя, – разошёлся пришелец.
- Ну-ну, – продолжал издеваться я, – а ты чем грозить намерен? Изнасилуешь меня своей оболочкой?
- Я сделаю хуже! – завопил мой злобный гость так, наверное, на весь дом было слышно, и неуклюже замахал брюнеткиными руками. – Я позабочусь о том, что с этих пор ты нигде и ни у кого не сможешь купить новый временной пакет. Так что, ты обречён, пошляк. Ты теперь бессилен перед Апокалипсисом. Кроме того, я отбираю у тебя льготное место в очереди за Червём Разума. Вот так-то! Оставайся в хвосте!
- Ой, блин, напугал, – я комично схватился за сердце, после чего решительно выталкивая пришельца из ванной комнаты, – а теперь убирайся отсюда. Всё – опозорил, испугал, наказал – а теперь, полный радости и счастья, вали на свой Винбилльдам!
Дамочка почему-то предпочла прошаркать в сторону моей спальни, а вовсе не к выходу из квартиры. И только тогда я заметил маленькую тарелочку, припаркованную возле окна. Брюнетка неуклюже перевалилась через подоконник, хмуро промычала: «Счастливого конца света», закупорилась в своём транспорте и была такова.
Я же прошествовал обратно на кухню, где дремал перед нетронутым стаканом с коньяком, друг мой Лёха.
- Любезный дружище, – разбудил я его, – всё! Хана мне! Теперь в мои мозги разумного червяка запускать не станут.
- Ну, и слава Богу! – обрадовался мой приятель. – Вот только разумных глист для наших мозгов и не хватало!
7.
Я даже не удивился, когда услышал стук в дверь. В эту субботу моя квартирка явно стала напоминать проходной двор, причём, как для родных алкашей, так и для представителей внеземных цивилизаций.
Стук был громкий и настойчивый, явно колотили ногой. Но так по-свински поступать мог только Лёха. Я уставился на сидящего прямо передо мной друга детства, который со скучающим видом грел в руке стакан с коньяком, ибо мы никак не успели до сих пор хоть что-то выпить.
- Ну, иди же, отрывай, хозяин, – устало пробубнил Лёха и, не выдержав, опрокинул содержимое стакана себе в рот.
Я, конечно же, побежал открывать, ибо мой приятель теперь вряд ли будет долго тормозить перед принятием очередной дозы горячительного напитка, даже несмотря на временное отсутствие собутыльника.
Я отворил дверь. На пороге стоял Лёха, который заботливо подхватил моё, начинающее терять сознание, тело.
- Мишка! Дружище! Сколько лет, сколько зим! – радостно завопил вошедший и набросился на меня с объятиями, ибо стремления мои повалиться без чувств обозначились ещё пуще прежнего.
- Виделись уже, – бубнил я, с трудом шевеля губами, в то время как «новый Лёха» впихивал меня в прихожую и запирал входную дверь.
Тем временем из-за угла кухонной стены осторожно выглядывал первопришедший Лёха и чуть слышно шипел: «Это не я. Я – это я». И мне, наверное, точно стало бы очень дурно, если бы неожиданный гость не разъяснил ситуацию:
- Не пугайтесь, – очень вовремя сказал он, – я 0ё («Ноль-ё») с планеты 012.
- Но…, – начал было скрипеть я, однако «новый Лёха» тут же перебил меня:
– Я принял внешний облик Вашего друга, позаимствовав все его манеры и привычки, только для того, чтобы не смутить Ваше сознание своей реальной внешностью, хотя, как мне удалось заметить, не очень-то это получилось.
- Да уж, – я уже начинал приходить в себя, – лучше пришёл бы многоногой каракатицей или, какой ты там на самом деле.
- Бесплотный, – ответил мне 0ё, – на самом деле я бесплотный. Мой реальный облик никому не виден и не слышен, так что вести диалог в этом случае было бы крайне неудобно. Кстати, я непосредственно присутствовал во время обеих Ваших встреч с Бинвиллем.
- Хм, любопытно, – усмехнулся я, – и часто это Вы так подглядками занимаетесь?
- Всегда, во время заключения сделок нашими конкурентами, – невозмутимо ответил гость, – и только лишь ради того, чтобы держать наше соперничество на нейтральном уровне. Кстати, уровень-то этот сохраняется сейчас в пределах нормы, и я бы не встрял, однако Бинвилль посмел публично, в Вашем присутствии, оценить нас, нашу нацию, крайне негативно и несимпатично.
- Ага, – припомнил я, – точно-точно, он сказал, что Вас активно презирают все остальные нации.
- Это абсолютная неправда, – отрезал 0ё, – хитрые происки конкурентов. Синвимбилльцам покоя не даёт то, что они не могут обогнать нас в конкурентном соперничестве, мы ведь занимаемся одним делом- продажей временных пакетов. Они просто бесятся из-за того, что мы можем незримо присутствовать во время всех сделок, совершаемых ими. Если честно, мы давно могли бы пустить этих зелёных тараканов по миру, однако мы уважаем честные правила конкурентной борьбы и никогда не поступали грязно – не занижали цены и не плели паутину слухов, как действуют они.
- Ну, так, – пожал я плечами, – Вы молодцы!
- И поскольку я стал свидетелем столь оскорбительного комментария относительно нашей нации, – громко и торжественно восклицал «новый Лёха», – я стремлюсь заверить Вас о том, что всё, сказанное Бинвиллем – ложь и неправда. Нас никогда не клеймила позором какая-либо из существующих наций Вселенной.
- Клёво, – ответил я, – я верю.
- И в подтверждение своих слов, которые наверняка показались Вам неестественными громкими, – продолжил 0ё, – я желаю предложить Вам, конечно же, не бесплатно, то, что Вы так неразумно растратили, а именно – новый пакет времени!
- Вот это да, – оживился я.
- Мы, конечно же, тоже негодуем из-за того, как Вы поступили с подарком Бинвилля, – грозил пальцем пришелец, – однако же, наученные случаем, Вы наверняка не станете более использовать подаренную секунду не по назначению. Повторю слова Синвимбилльца – только в случае Апокалипсиса, и только за секунду до него можете применить пакет. Отчитайтесь перед Бинвиллем, успокойте его, пусть доложит начальству, что его клиент, как и он сам, заслуживает доверия и ждите зова по информационному каналу.
- Вы добры и великодушны, – улыбнулся я, – но не могли бы Вы, хоть примерно, обозначить тот миг, когда этот Апокалипсис-то должен рвануть.
- К сожалению, все пророческие расчёты ведутся не в нашем офисе, – «новый Лёха» печально почесал нос, – и потому я могу ответить Вам только лишь с точностью до сотни лет. Ну-у-у, не ранее, чем через полторы тысячи годиков ждите конца света.
- Как же я смогу столько времени хранить этот секундный пакетик, – усмехнулся я, – как ни крути, но мне даже тысячи годиков не прожить никак.
- Вы, наверняка, запамятовали о законах реинкарнации, – продолжал удивлять меня пришелец, – каждое Ваше новое воплощение унаследует всё, что уговорено данной сделкой. Не забывайте об этом, а то у меня могут возникнуть сомнения в существовании разумной жизни на планете Земля. Кстати, место в очереди на мозгового Червя Бинвилль наверняка возвратит. Это будет крайне полезно для Вас. Однако, – ехидно оскалился «новый Лёха», – мы ещё не говорили о цене.
- Ух ты, – испугался я, – а у меня и продать-то Вам нечего.
- Есть, ещё как есть, – продолжал улыбаться 0ё, – но согласитесь ли Вы продать одну из Ваших способностей, а именно – способность, скажем, к телепортации.
- Уф, – опечалился я, – уж что-что, а вот телепортироваться-то я точно не умею.
- Умеете, еще как умеете, – невозмутимо ответил пришелец, – эта способность есть у всякого и каждого, до тех пор, конечно же, пока он не продаст её.
- Да забирай, – раздражённо прорычал я, – вот никто же сказать не мог, пока никто не покупал.
- Вот и отличненько, – 0ё достал из кармана тоненький конвертик, – а вот и пакетик Ваш секундочный. Только помните, когда зов придёт, делайте всё, что угодно – искажайтесь, расщепляйтесь, преображайтесь, или что Вы там ещё можете, но телепортировать Вы уже не сможете.
Я схватил конвертик и прижал его к сердцу. Жаль было проданной способности, пусть я и не подозревал о ней, да и сумел бы ей воспользоваться. Всё равно, я чувствовал, что от меня как будто с мясом оторвали какую-либо из частей тела. Аж слёзы накатывались на глаза.
Тем временем Лёхообразный пришелец с бодрым возгласом «Бывай» рванулся к выходу и тут же скрылся из квартиры. На прощание я лишь погрозил ему кулаком.
8.
Лёха выскочил из кухни как ошпаренный и сразу же принялся лапать конвертик.
- Мишаня-Мишаня, – торопливо причитал он, – давай, доставай скорее хреновину эту, и за колечко-то давай дерганём поскорее.
- Ты хочешь, чтобы опять к нам инопланетяне скандалить явились? – вырвал я из рук приятеля заветный пакет
- Ну, ты же видишь, как у них конкурентная борьба поставлена, – заржал Лёха, – они же до бесконечности будут подсиживать друг друга. Так и будет у них всегда – одни пугают, другие возвращают. А продать им, в случае чего, я и свою телепортацию не пожалею. Так что, доставай, ну дёргай же.
- Ты чего там, подслушивал, что ли, – улыбался я.
- Ну, конечно! – невозмутимо орал Лёха. – Так я и стану сидеть, заткнув уши, когда к тебе мой двойник врывается, размечтался!
- Хм, и всё же, дружище, я вынужден отказать тебе, – покачал я головой, – если уж мне предоставили второй шанс, надо бы использовать его по назначению
- Слушай, Мишаня, – неожиданно сжал кулачки мой друг, – если не согласишься, я ведь и отобрать у тебя эту хрень могу. Не забывай – я сильнее, я секцию бокса посещал…, в пятом классе…, целых два раза.
- Ну, вот зачем тебе эта секунда понадобилась-то? – взмахнул я руками. – Вон сколько бухла натащил.
- Во-первых, – пустился в объяснения мой приятель, – отпечаточки-то мои надо бы стереть, а во-вторых, не мешало бы ещё и жрачки прихватить.
- Хорошо, – согласился я, – беги, собирай сумки.
Леха пулей улетел на кухню, где принялся шуметь одноразовыми пакетами.
«Дурной, – думал я, – как будто в том же супермаркете пакетов утащить не смог бы».
Но в мозгу моём засела и другая мысль, которую, как ни старался я, но так и не смог отогнать.
«А ведь сколько же в нашем городе банков, – размышлял я, – и стоит дёрнуть за колечко, как все их сотрудники станут неподвижны, все охранники, все кассиры. А сколько же в нашем городе касс. И никто меня не заметит. А как далеко я смогу утопать после этого… Я же смогу утопать в любую точку мира, я же могу топать очень-очень долго – хоть год, хоть десять лет. Для всех остальных и секунды пролететь не успеет. Меня ведь никто не остановит, меня никто не заметит…, до тех самых пор, пока я не осмелюсь нажать маленькую кнопочку на панельке с пакетом…»
Я нашёл Лёхину кепочку, сунул её за пазуху. Надо будет оставить кепку на витрине, откуда Лёха утащил дорогостоящую выписку. После этого я осторожно достал из кармана тоненькую панельку, осторожно продел палец в колечко и дёрнул его…, не дожидаясь друга.
Конечно же, уже бывшего.