Манечка болела уже пятый день. Конечно, ей стало теперь, после стольких уколов, легче, и девочка перестала так температурить.
- Ну, наконец-то! – сказал на обходе доктор. – Теперь она выкарабкается, кризис миновал.
Но это он сказал не Манечке, а медсестре, и та обрадовано закивала. Самой Манечке доктор вообще ничего никогда не говорил, кроме «больно?» или «не больно?», когда осматривал и ощупывал её маленькое тельце.
Да и что она могла бы понять в свои пять лет? Она знала только, что ей было очень, очень плохо и страшно, и что няня Рита жалела её; а потом её отвезли в белой машине с красным крестом в эту больницу, и сердитый доктор, принимая девочку, яростно ругался:
- Чего тянули, а?! А если ребёнок умрёт?!
Но, однако, взял её на свои ласковые руки и, тихонько гладя по голове, сказал:
- Сейчас, маленькая, мы тебе поможем!
Он сам сделал ей укол (болючий!), сам отнёс в палату и передал дежурной медсестре:
- Присмотрите за ней. Я сейчас напишу назначение. Она одна будет лежать, без матери. Детдомовская…
Вот так и оказалась Манечка в этой палате. Здесь лежало ещё трое детей, в возрасте от двух до семи, но все – с мамами, и только Манечка – сама.. К ней целых два раза уже приходила няня Рита, приносила яблоки и почему-то долго плакала, глядя на неё. Потом – целовала, крестила и уходила. И оставалась Манечка опять одна. Всем этим детям было плохо и больно. А страшно – только одной Манечке, потому что к другим детям, чуть что, бросались их матери, и они бояться переставали. Особенно невыносимый ужас Манечка чувствовала перед уколами, а их делали пять раз в день. Как только появлялась медсестра со своим железным блестящим лотком, все дети начинали плакать, и Манечка – тоже. Но её никто не брал на руки, не просил:
«Потерпи, моя маленькая; ласточка моя, солнышко! Один укольчик – и всё!»
Манечка научилась терпеть и не жаловаться. Впрочем, этому она училась давно, с младенчества, когда от неё «отказались». В документах Манечки так и значилось: «отказная». Её родила молоденькая студенточка-первокурсница и оставила на воспитание государству. Манечка не знала, за что…
А сейчас она уже подросла, стала многое понимать, и видела: есть дети, у которых имеется мама, а есть такие, как она, - у которых мамы нет. Это было, конечно, несправедливо.
Ну вот, например, та девочка, которая лежит возле окна. Она такая капризная, противная, хоть и совсем большая, на целых два года старше Манечки. Она всё время чего-то хочет, и её мама всё выполняет. Да ещё и папа к ним ходит, то игрушку новую принесёт, то пирожные и апельсины.
Вон у неё сколько всего, полная тумбочка! А такая жадная…
Манечка вчера хотела попросить у неё куклу (у той – их целых три!), так она сказала «Не дам» и спрятала за спину. А её мама прикрикнула на Манечку:
- Иди, девочка, на своё место!
Правда, заступилась другая мама, которая лежала здесь с мальчиком:
- Чего вы кричите на ребёнка?
И позвала:
- Иди, Манечка, к нам. Я вам со Славиком сейчас сказочку почитаю.
Манечка села на чужую кровать, и мама Славика долго читала им красивую большую книжку, а затем они сами рассматривали картинки в ней. Но потом мальчик чего-то захныкал, забеспокоился, и его мама тоже сказала, чтобы Манечка шла на своё место, и больше на девочку внимания не обращала ни в этот день, ни на следующий.
И третья мама Манечку не хотела замечать. Девочке показалось, что эта женщина боится даже пройти около неё. Думает, что заразная, что ли? Ведь эта женщина сказала той, что возле окна, показывая пальцем на Манечку:
- Не сомневаюсь, что у неё вши. Знаю я этих приютских!
Нет, нет у Манечки никаких вшей!.. Ей стало так обидно, так обидно! Что такое вши, она хорошо знала, потому что раньше, действительно, они у неё были. Но потом няня Рита помазала ей голову чем-то вонючим, и вши исчезли.
Вот носочки у Манечки – да, они действительно грязные и плохо пахнут. Может, поэтому все здесь её сторонятся?
И Манечка решила: сегодня ночью, когда все лягут спать, она их тихонько постирает. В палате имелась раковина, был кран. Здесь все умывались, хотя зубные щетки и мыло хранили по тумбочкам. У Манечки тоже была маленькая щёточка и тюбик зубной пасты, а вот мыло няня Рита ей забыла принести, обещала в следующий раз.
И Манечка решила, что постирает носочки чужим мылом, никто и не заметит! Ближе всех к её кровати была тумбочка Славика и его мамы, и их мыло лежало на виду, в большой красивой мыльнице.
Манечка дождалась, когда будет последний укол (в девять часов вечера), и после него, наплакавшись, легла в кроватку и сделала вид, что засыпает. Она и не заметила, как действительно заснула, но ночью её как будто толкнуло что-то, и она резко вскочила: надо постирать! Она обрадовалась, что проснулась так кстати. Девочка тихонько встала, подошла к раковине, открыла кран. Она умела двигаться бесшумно, - этому тоже научила Манечку её короткая жизнь.
Потом намочила свои носочки, положила их на край раковины и отправилась за мылом. Она осторожно вынула его, белоснежное и пахучее, из мыльницы, вернулась к раковине и принялась тереть носки. Когда ей показалось достаточно, она отнесла мыло обратно, а потом, подражая няне Рите, ещё немножко помяла носочки под струёй воды, а затем выжала, как могла.
Ну вот и готово! Теперь – надо высушить. Девочка аккуратно развесила носочки на спинке своей кровати. А потом долго-долго лежала и не могла заснуть: всё думала, как она завтра наденет чистенькие, хорошо пахнущие носочки, и как с ней все будут играть и разговаривать.
Она долго ещё ворочалась, но в конце концов усталость взяла своё. Девочка проснулась лишь перед первым уколом, в девять часов утра, когда все уже позавтракали. Её же манная каша стояла на тумбочке нетронутая, совсем остывшая. Тут же было два куска хлеба и холодный чай.
Манечка вскочила, наспех умыла личико и быстро всё съела, и тут как раз зашла медсестра. С перепугу девочка совсем забыла про свои носочки, а когда потом, после укола, вспомнила, - их не было! Куда же они могли деваться?.. Может, упали? Она наклонилась посмотреть под кровать.
- Что, носки свои ищешь? – вдруг спросила мама Славика.
- Да… - пролепетала девочка. – Я их постирала, а они…
- А чем же ты их стирала? – зловеще спросила женщина. – Уж не нашим ли мылом, случайно? Оно от твоих облезлых носков всё в шерсти.
- Ну я же только постирать… - испугалась Манечка.
- Только постирать!!! – воскликнула мама Славика. – Только постирать! А мыло теперь – хоть выброси! Твоё-то собственное – где?
- Нету, у меня нету… Няня Рита обещала принести… А вы не знаете, где мои носочки? – прошептала девочка.
- Знаю, конечно! Я их отдам твоей «няне Рите», или как её там. Когда купит мне новое мыло. Такое, как было. У вас что, в детдоме, все воруют?
Манечка не ответила, она горько плакала. Носочки эти были её любимые, красненькие. Единственные…
…А няня Рита мыло принесла, спасибо! Хорошее, новое. Мама Славика его забрала и отдала Манечке её носочки. И ещё – своё мыло, которое девочка «изгадила».
Но, несмотря на чистые носки, никто на Манечку внимания так и не обратил.
Она лежала здесь ещё целую неделю, и за это время многое поняла: нельзя, оказывается, в этом мире просто постирать, если мыло чужое…