Моя бабушка - рыцарь

Олег Аникиенко
     У моей бабушки, оказывается, была старшая сестра Ирина.  Об этом я поздно узнала от родителей и, помню, обижалась, почему от меня скрывали. О трагической  судьбе этой женщины я даже написала в школьном сочинении…
     Ей было двадцать четыре, когда она стала рыцарем.  Старые фотографии сохранили ее красоту.  Идя по улицам послереволюционной Москвы, часто слышала от мужчин: «Мамзель! Знакомства не желаете – с?»
      Она писала стихи, которые отмечал сам Гумилев. А на своем  пианино играла не польки, а самую настоящую классику. С детства учила иностранные языки, работала переводчицей  на Международных курсах.  Также, увлекалась мистикой. И с 14 лет  считала  себя   анархисткой – коммунисткой.
       Наверно, в таком возрасте  трудно  разобраться  в глубине анархо – коммунизма. Привлекала идея общества без принуждения, основанного на взаимопомощи всех людей. А для этого, как призывала теория,  нужно было работать не над государственным устройством, а над своей личностью. Заменить  эгоизм  души  светом и заботой о ближних…
       
      Москва 1925 года кипела интеллектуальной жизнью, духовными исканиями. Тогда было много разных мистических организаций. Масоны, теософы, тамплиеры, розенкрейцеры… По сути это были эзотерические, как бы сейчас  сказали, кружки.  И цели ставились, прежде всего, этические. Самосовершенствование, работа над собой… Идеалисты мироздания. Кому они помешали?
       «Орден Света», куда пригласили Ирину, составляли молодые люди  искусства, - артисты, художники, музыканты из интеллигентных семей. Занятия вели "старшие", которые привезли «рыцарство» из Франции.
       Вот этот день… Ирина  входит в  квартиру, где ее принимают в Орден. Волнуется. Складывая руки крестом на груди, приветствует «братьев света». Затем пересказывает космогонические легенды тамплиеров.
      «…И жили там атланты, которые знали, что постоянно совершенствуясь, их  сущности взойдут  к храму Бога...
     …и началась война - и  духи Тьмы бились с духами Света…
     …и сказал Дух Любви:  В моем космосе найдешь  спасение…»
     И вручили ей белую розу. И  повторяла она клятву  - "...содействовать победе Света, быть благородным, противиться лжи. Быть смелым, мужественным, сострадательным… Воспитывать себя, как воина Света."
      Конечно, она  понимала  условность  тамплиерства. Сам Орден,  с его театральными ритуалами – был отдушиной, игрой   для творческой интеллигенции.  Да и  задачи ставились  не политические, а – нравственные.
      
      В начале 30-х годов по советской России прокатилась волна арестов. Арестовывали молодежь в Москве, Нижнем Новгороде, Свердловске, Ростове на Дону, Харькове, Киеве, на Северном Кавказе… Все мистические кружки, ложи, ордена были разгромлены, литература изъята. Начались следственные действия. Молодых пианисток и поэтиков, худосочных, наивных мечтателей  обвинили в  антисоветской деятельности.
      Только по делу московского Ордена Света проходило немало "рыцарш":
     -  ...Смоленцева Александра, 25 лет, анархо – мистичка… Леонтьева Надежда, 32 года,  готовила учениц… Поль Екатерина, 29 лет, дочь артистов, певица, рыцарь 2-ой степени… Покровская Елена, 24 года, пианистка… Белецкая Ирина, 26 лет, переводчик…
      Трагическое переплетение  судеб.  Арестованные вели себя по - разному. Кто сдавался и строчил доносы. Кто пытался схитрить,  кто молчал, упорствуя... Показания  Белецкой  выделялись.  В этих скупых строках была вся она. В отличие от других арестованных, Ирина говорила коротко.
    «Я – анархо – коммунистка. Каждый волен иметь свое  мировоззрение… Классовой борьбы недостаточно. Нужно работать над собой…
    Эти слова  легли в основу обвинения. Впрочем, не будь их, придумали бы другие «доказательства» антисоветской деятельности. Например, тайный характер Ордена. Или -  изучение идеалистической концепции мира.
      Ее вызвали на очередной допрос. Она не подозревала, что все окажется так серьезно. Мордастый следователь в круглых очках, выпятив губу, старательно выписывал  строки ее показаний: «В  контрреволюционных  организациях не состою…»
     - Тебя признали  члены Ордена, –  заметил   он. – Попляшешь, сучка…
     -  Гад! – опалило ее.
       Зашел пожилой, изображающий доброго  следователя. - Десять минут смелости! И -  вся остальная жизнь… – Придет время,  - взмолитесь, чтобы бог избавил от мучений…
      - Вам не сломать меня! – вспыхнув,  крикнула. Но голос ее дрогнул.
        Ей  дали три года тюрьмы в политизоляторе. И еще три года ссылки. В камере она занималась физическими упражнениями, готовясь валить деревья на севере. Но сослали в Среднюю Азию, в зной.
     В Ташкенте, где ей разрешили жить после тюрьмы, сильно голодала.  Мыла прилавки на рынке.  Убирала ослиный навоз.  Лишь бы выжить….
      Шел 1937 год. Думала ли она о том, что власти ужесточат борьбу с инакомыслящими?  Какие - то  намеки  просвечивались в письмах  мистиков, оставшихся на свободе. Отыскала адреса  и нескольких московских рыцарей. Она жила этими письмами, глотала их  запах чернил.
             Я  остаюсь в тоске великой,
             Но с верой строгой,
             Чтобы  любой пылинке
             Помочь стать Богом…»
      Увы, до светлого часа было далеко. Ее арестовали за связи с антисоветскими элементами, а в 38-ом приговорили к 8 годам исправительно – трудовых лагерей. Так она попала в Карагандинские лагеря.
      Тут она познала   ад.  Заставляли пахать степь плугом. Хрупкая женщина, интеллектуалка, сил не хватало.  Падала, вставала, опять падала… Под палящим зноем слились  в единоборстве – железный плуг и московская интеллигентка. Пыль покрывает неравную борьбу. Женщина ловит сожженным ртом серый горячий воздух. И не может поймать досыта….
      Так прошли изнурительные годы. И вот уже из женщины она  превращается  в иссохшее пожилое существо… И приходит отчаяние:
         Вдали от родины я стала слабой,
         Отец Вселенной!
         К Тебе приблизившись, я так смогла бы
         Уйти из плена...
     Освободилась только в 1947 году. Но жить пришлось там же, в кишлаках, зарабатывая на еду в швейной артели. Теперь, вместо плуга – грубая игла, суровая нить и кожа. Через три года разрешили на поселение в Карагандинскую область. И только в 1954 – полное освобождение.
       Ей было уже 50 лет.  Разыскала сестру, уехавшую из тревожной Москвы подальше на север, в лесной край. В Усть - Сыровске устроилась в библиотеку, где и познакомилась с бывшим репрессированным военным,  работавшим на лесопилке. Это был подавленный инвалид  с высохшей ногой.
      Они остались среди книжных полок пить чай.
      - Ну, мне - то можно рассказать, – сказала твердо. И потерла обожженную щеку.   Он заплакал.
        Начиналась очередная весна коммунистического строительства. Все тянулось к возрождению – и природа, и общество. Казалось, у них бы сложилось. Но победил другой враг – водка. Прошедший тяжкие испытания, бывший солдат сдался в лапы зеленому змию…
       Стихи Ирина Николаевна писала уже редко. В них, наряду с темой рыцарского братства, все больше звучали слова – горечь, память, угасание.
      …Листья шелестят или страницы
      повести о жизни человека?
      Я стою в дозоре на границе
      прошлого и будущего века…
Она надеялась, что государство возместит ее страдания и выплатит компенсацию. Началась новая борьба, теперь с чиновниками. Но сил и терпения уже не хватало. Заставила себя  писать воспоминания в толстую тетрадь. Искала в архивах рыцарей Ордена Света…
 
    Город газовиков и нефтяников застраивался панельными пятиэтажками. Ирина Николаевна иногда приходила смотреть на новостройки. Но принять их в сердце уже не могла. Молодые люди беззаботно проходили мимо с эскимо, пили газировку…
     Ей нравились тихие дворики у старых домов сталинской эпохи.  Как- то зашла  в  островок тишины.  Свет проникает сквозь листву тополей… Она заметила, как из подъезда дома вышел  обрюзгший пенсионер. Его неприветливое лицо, немодные круглые очки…
     Кровь бросается ей в голову.  - Ты!? Старик оборачивается. Высохшая маска пьяницы. Пустые глаза. На одном – бельмо, другой, белесый, выцветший, не узнает ее…
      Осенью  Ирину Николаевну охватила  тоска. Она не находила себе места. Наконец, объявила –  надо съездить в карагандинскую область. В поля, где когда-то пахала  плугом.
      Напрасно ее пытались отговорить. Она была уверена, - поездка позволит ей закончить рукопись воспоминаний. Но когда уехала, обнаружилась ее забытая тетрадь.  Там были и  стихи.
          …Я иду к тебе, Свет великий,
           По границе провала в Ничто.
           Надо мной – несказанные лики
           И сверканье громадных щитов.
           Я иду над хребтами чудовищ,
           Чьи-то тяжкие воли круша,
           Чтоб найти средь забытых сокровищ
           Лишь тебя, человечья душа!
       Следы ее потерялись. Последняя рыцарша растворилась в Свете космоса, которому,  она   давала когда – то   свою клятву.
    Несколько лет назад в нашем городе ребята организовали историко-реконструкционный клуб «Кречет». Воссоздали доспехи рыцарских времен, проводят турниры. Я стала участником клуба, написала этот рассказ. Некоторые  наши «рыцари» прочитали. Иногда  думаю, если б жила в те времена, обязательно  вступила бы в рыцарский Орден Света. Как бы вела себя на допросах?  Мне кажется, я похожа на бабушку…

       Примечание. Прообразом героини рассказа стала Ирина Николаевна Иловайская. Стихи И. Иловайской взяты из книги А. Никитина  «ROSA MISTIKA» (поэзия и проза российских тамплиеров).