Нордик

Анатолий Фальковский
   Удивительно устроена человеческая память… Она внезапно выхватывает из каких-то лабиринтов нейронной сети серого вещества и подкорки самые яркие сюжеты из прожитой жизни. И, как правило, эти картины связаны с беззаботным детством, шальной юностью и молодым взрослением, где присутствовала и влюбленность, и большая любовь, а затем взрослая жизнь, семья…
   Координаты моей памяти  легли бы на карте бывшего  Советского Союза как две основные осевые линии,–  от самых западных до самых восточных пределов, и от самых южных до самых северных широт...
   Странно…Родившись в древнем, существовавшем еще со времён Киевской Руси городе Канев на  берегу могучего Днепра на Украине, ныне живу на самом западном рубеже России на берегу Балтийского моря в Калининграде, бывшем Кенигсберге, в окружении, как сказали бы ранее, братских народов Литвы и Польши… А в студенческие и молодые годы побывал и в далеком Магадане в студенческом отряде на востоке,  и в Туркмении в туристической экспедиции на юге, и работал на Ямале на Севере.
   Из всей этой панорамы жадной к впечатлениям и приключениям судьбы особенно часто всплывают в памяти картинки моего Севера… Да, да… Моего Севера. Ведь те, кто однажды там побывал, влюблялись в него навсегда и тоже считали его своим.
   Немного предыстории о том, что я хочу рассказать.
   Впервые я попал на Север с моим первым студенческим отрядом в качестве бригадира плотников.  Строили в Надыме из бруса столовую для первых строителей города. Нынче там вырос большой северный город, а на том месте, где стояла моя брезентовая армейская палатка, остался уголок леса, ставший городским  парком…  И второй мой студенческий отряд был тоже на ямальской земле в поселке Ныда, вблизи Обской губы. Вот тогда-то по-видимому и появилась эта необъяснимая тяга к Северу, к красоте его природы, к его простым, открытым и приветливым людям.       Уже позже, после института и работы в Центральном конструкторском бюро объединения радиозаводов «Протон» во времена достославного застоя, мне захотелось изменить и испытать судьбу, уехав вновь на Север.
   В тот самый северный период я работал старшим инженером связи в предприятии «Стройсвязь» в небольшом городе Лабытнанги, что в переводе с ненецкого означало «семь лиственниц»,  и иногда летал на вертолете по служебным делам в северные города и поселки с экзотическими  названиями - Уренгой, Надым, Сабетта,  а то и просто на строительство газопровода в тундре… Внизу, в иллюминатор, было видно больше похожую на море Обскую губу в дельте Оби, переходящую в бесконечную и  изумительно причудливую картину лесотундры и тундры, испещренную зеркалами бесчисленных озер, щетиной фиолетово-синих лесов на берегах извилистых темных рек с желтыми песчаными отмелями...
   Летом было всегда светло, наступали «белые ночи», когда солнце не опускалось за горизонт и кружило по ярко-синему небосводу, иногда стыдливо прячась за горы полярного Урала где-то там в районе  Харасавея и Харпа на западе… Зима же была бесконечно темная, снежная, морозная и лишь иногда устраивала яркие фейерверки  северного сияния… Весна и осень были особенно красивы своими красками. Ранней весной солнце едва скользило по горизонту, превращаясь из-за оптического преломления в морозном воздухе то в свечу, а то и в два солнца. А слева и справа от солнца  всегда присутствовали два ярких радужных пятна… Чуть позже после таяния снегов тундра оживала взрывом невообразимой палитры ярких красок своего преображения, цветения и запахов... Природа спешила обновиться. С юга на бескрайние тундровые просторы начинали тянуться большие косяки перелетных птиц. А воздух заполняли с назойливым зудом тучи комаров и мошкары… Короткое грибное лето, переходящее в такое же красочное увядание в начале осени, дарило северянам морошку, клюкву, голубику, бруснику… И народ спешил вовремя сделать заготовки ягод и грибов на зиму. А какая там была охота и рыбалка!.. А в это время птицы летели теперь уже на юг…
   Особое место на Севере всегда занимали собаки… В отличие от цепных и дворовых собак, коих я видел раньше на Большой земле, здешние были особой северной породы. Они отличались довольно большими размерами из-за своей густой и длинной шерсти, спасающей от любых морозов, а также в основной своей массе обладали независимым и в то же время дружелюбным характером. Их было много везде. Они могли вальяжно лежать на снегу, поглядывая на то, что делали вокруг люди. Но как только понимали, что кто-то, появившийся в их поле зрения собрался на охоту, тут же  подхватывались и всем своим видом, заглядывая в лицо, предлагали взять их с собой на охоту … Казалось, что они не имели своих хозяев и жили свободной вольницей. Иногда они сами уходили в лесотундру, самоорганизуясь по принципу волчьей стаи. При этом вожаком был самый крупный пес, который перед охотой отбирал достойных и отгонял не прошедших у него кастинг.  В определенной степени такие стаи в заброшенных временных поселках, где стояли раньше буровые установки и велась разведка нефти и газа, представляли реальную опасность. Брошенные человеком и зная хорошо его, они никого  не боясь, и, по сути, являлись одичавшей на подобии волчьей стаей. Поэтому случалось нападали и загрызали попадавших в такие места не подготовленных людей.
   Теперь о том, что я хочу рассказать. Как-то в конце зимы мне довелось полететь вертолетом в тундру на трассу строящегося газопровода. Необходимо было восстановить радиосвязь с оторванным от мира временным поселком «трассовиков» с их основной базой  - «Экспериментальным строительным управлением №5». Кроме того, я вез с собой для жителей поселка своеобразный сюрприз… Но об этом чуть позже…В поселке, состоящем из двух десятков «балков», жили строители, сварщики, бульдозеристы, крановщики-трубоукладчики и водители тяжелых грузовиков… Что такое «балки» многие на Большой земле не знают. Так называют на Севере временное жильё в небольших передвижных вагончиках или своеобразных бочках, похожих на цистерну, внутри которых находились 2 или 4 спальных места, душевая кабина, небольшая кухня-прихожая, отапливаемая железной печкой с котлом для горячей воды… Мне больше нравились бочки, которые  внутри смахивали на подводную лодку…
   Трассовики люди закаленные, крепко сбитые, бородатые, краснолицые, добродушные как и те собаки, которых они возят за собой по Северу… Вваливаясь в балок с мороза с заиндевелыми в инее бородами и ресницами они весело переругиваются, подтрунивая друг над другом… Куртки, спецодежду, валенки, меховые сапоги и рукавицы сразу мостят ближе к печке…
   - А!... Связь к нам прилетела… Как долетели?...- улыбаются и, потирая руки, приглашают к столу. – Письма  и посылки были?.. – спрашивают.
Я отвечаю, что вылетели в хорошую погоду, а почти на подлете нас накрыл сильный снежный заряд, да такой, что я удивляюсь, как летчики отыскали вертолетную площадку. Я лично ничего внизу не видел, - сплошная снежная кутерьма…
   После того, как связь удалось восстановить я приступил к «сюрпризу»… Сюрприз, упакованный в большом деревянном ящике, был извлечен в смежной комнатенке с «прорабской» и, поначалу, на водруженную на стол аппаратуру никто особо не обратил внимания… Когда же на крыше прорабской я закрепил необычную круглую антенну посыпались вкрадчивые вопросы… Я слегка волновался, но, чтобы не опозориться перед трассовиками, упорно отмалчивался. Дело в том, что я уговорил начальника управления ЭСУ-№5 заказать и приобрести на одном из сибирских предприятий компактную спутниковую систему приема телевидения «Москва» с передатчиком-ретранслятором,  что само по себе в те далекие восьмидесятые казалось на Севере экзотикой. Ведь  ни приёма радиовещания, ни телевидения в этой тундровой зоне на тот момент не существовало… Так что я был первым, кто решился на эксперимент приема телевидения на трассе газопровода, практически на полярном круге… Когда я закончил настройку аппаратуры и извлек из рюкзака небольшой транзисторный телевизор волнение и нетерпение зашкаливало, и...  Какое счастье!... Из телевизора раздался уверенный голос диктора о каких-то выдающихся достижениях в народном хозяйстве, а на экране появилось его идеально выбритое лицо… В этот момент я стал героем дня…
   Весть разнеслась по трассе моментально… Потом меня в буквальном смысле обнимали и качали, подбрасывая в воздух… Мгновенно откуда-то в балках появились бесполезно лежащие до этого под кроватями телевизоры и люди жадно прильнули к экранам… Это событие конечно пришлось «отметить»… Среди трассовиков был выходец из Дагестана  по имени Нусрет, который придерживал до Нового года или может до дня рождения замороженную тушку барашка. Но в честь такого события барашек в виде шашлыка вскоре оказался на общем столе…
   Это событие имело неожиданное продолжение,  о котором собственно мой рассказ.
   В благодарность один из водителей, которого назвали родители необычным именем Рудольф, а в обиходе Рудик, сунул мне в руки со словами, - дарю как другу, - совершенно очаровательного, выглядевшего как медвежонок, щенка, который сразу начал облизывать мне лицо… Это был царский подарок!
   Нового друга было решено назвать гордым именем «Норд», то есть по-английски «Север». Но из-за его щенячьего возраста тут же стали называть уменьшительным «Нордик», что наверно соответствовало бы в туманном Альбионе какому-нибудь «Северок»…
   Домой, как только «открылась» погода, я летел счастливый и с подарком - «Нордиком»… Жена с восторгом приняла на руки щенка, почти не обратив на меня никакого внимания… Я только ревниво хмыкнул, – У меня появился конкурент!.. Вот такие они бывают женщины.
   Сборно-щитовой дом, в котором мы жили, стоял особняком на окраине города на самом высоком в округе месте недалеко от Управления ЭСУ- №5 и радиопередающего центра нашего узла связи. Отсюда в хорошую погоду была видна река Обь и её противоположный берег, где расположена столица Ямало-Ненецкого автономного округа город Салехард. Рядом с домом проходила и круто поворачивала единственная дорога в сторону поселков Харп и Полярный Урал. Место было удобным во всех отношениях. Сразу за домом начинался лес вперемежку с лиственницей, березой и сосной, а также густыми зарослями голубики. А зимой, укрытый метровыми сугробами, этот лес становился по-настоящему сказочным.
Летом же, поблизости и в лесу,  было много всякой дичи… Зимой не редко к передающему центру тянулись следы росомахи, похожей одновременно и на медведя, и на собаку. Попадались в округе и песцы…
   «Нордика» решили сразу приучать к суровой собачьей жизни, соорудив возле передающего центра уютную и просторную «на вырост», и даже утепленную, собачью будку. Подстилку ему сделали из старой вывернутой дубленки. Удивительно, но пес довольно скоро понял, что это его территория и что он за неё ответственен. Кормили мы его не по правилам до отвала тушенкой, оленьей колбасой, мясом на кости, супами и даже пельменями… Да и сотрудники мои его часто подкармливали. Ел он отменно много и быстро набирал вес и рост… К середине весны «Нордик»  уже выглядел крупным пушистым псом, но еще с подростковыми манерами и мозгами.
   Когда начинается пубертатный период у собак, а другими словами половое созревание, я, честно сказать, не знаю. Но, по-видимому, как и у людей, он имеет ту же особенность и природу. Наступает период, когда и у людей, и у собак случается история, о которой не двусмысленно намекают французы фразой „Cherchez la femme!“ – Ищите женщину!... И «Нордик», как говорят в Одессе, таки нашел её.
   Однажды, я обнаружил, что в собачьей будке у нашего пса появилась квартирантка – невзрачная дворняжка, коих в северных  широтах редко-то и встретишь. Белая, с черными пятнами на голове, ушах и спине, дрожащая всем телом, она вызывала у всех чувство удивления и сострадания одновременно… По-видимому такое же чувство испытал к ней и мой добродушный пес, пустивший её в свой дом переночевать. В этот раз, увидев меня, он весело выскочил из будки, виляя хвостом, и, уткнувшись мне в ноги, всем своим видом  как бы показывая, что эта дама его гостья и чтобы я не вздумал её прогонять…
   «Березка», - так мы стали называть  «приблуду», оказавшейся сучкой, - по-видимому случайно попала на Север и с ужасом смотрела на незнакомый ей мир…  В руки она никому не давалась и убегала от всех, пытавшихся её погладить. Создавалось впечатление, что это странное  и трепетное существо или никогда не испытывало близости человеческих рук, или было сильно кем-то из людей обижено.
   С этого времени собаки были неразлучными и мы кормили их теперь обоих. Причем, пес всегда галантно уступал даме первенство у собачьей миски. Ела она мало из-за своей дамской субтильности и хрупкости, а «Нордик», который был раза в два её крупнее, доедал все, так как не страдал отсутствием аппетита.
   По весне, в выходные дни, когда морозы отступали где-то до минус двадцати, мы любили походить на лыжах по заснеженному лесу, а  собаки всегда радостно увязывались за нами. Они любили поваляться и поиграть на снегу, рыча и игриво покусывая друг друга. Со временем «Березка» освоилась и впервые дала мне себя погладить, дрожа всем телом…
   Однажды, после возвращения из очередной командировки,  я не увидел,  всегда выбегавших мне навстречу, собак… Я заглянул в собачью будку. В глубине будки, свернувшись калачиком, с буквально слезящимися печальными глазами, лежала лишь одна дрожащая «Березка». Я окликнул её, но она только с невыразимой собачьей тоской взглянула на меня и снова уткнула нос в свой хвост.
   Когда же я вошел в дом, жена со слезами сообщила, что балбеса «Нордика» сбила на дороге грузовая машина, и что кто-то потом забросил задавленную собаку в кузов самосвала, вывозившего мусор на городскую свалку. Свалка находилась в десяти километрах за городом, но я все же поехал туда в надежде найти там собаку. На свалке было много следов бродячих собак, но самих собак я не увидел. Порыскав по свалке и, не найдя «Нордика», вернулся домой в отвратительном настроении.
   Но это не все. У этой истории было продолжение…
   Прошел почти год от того события когда мы потеряли «Нордика»…
«Березка» по-прежнему жила возле передающего центра и все также недоверчиво относилась ко всем, кто проходил или пробегал мимо. И вот однажды в конце весны, когда уже наступили белые ночи, мы проснулись под утро от невообразимого радостного лая и визга «Березки» перед нашими окнами… Я посмотрел в окно и увидел, как она заигрывала и прыгала вокруг какого-то большого седого пса, а тот дружелюбно и неуклюже от неё отмахивался. Я ревниво отреагировал на то, что к нашей собаке какой-то кобель пристает и, открыв нараспашку окно, прикрикнул на пса. Но пес повел себя странно… Он подбежал к моему окну, и став передними лапами на подоконник, завилял хвостом. Я оцепенел… На меня глядели глаза «Нордика»…
   Никогда до этого я не видел седых собак. А тут передо мной был седой мой родной и еще совсем молодой пес!
   Мы с женой выбежали на улицу и, не скрывая слез, обнимали  облизывающих нас собак. В этот миг мы были по-настоящему счастливы.
   Конечно, мы заметили,  как исхудал и какой уставший был наш теперь уже взрослый  «Норд». Неизвестно   как он выжил, и откуда, и как долго он сюда добирался, и что его сюда привело. Может естественный природный инстинкт теперь уже взрослого самца?.. Можно было только догадываться…
   Северяне, как известно, закупают продукты ящиками. К счастью, на этот радостный случай у нас в доме нашлись запасы тушенки. Я открывал банку за банкой, а жена кормила собак…
   «Норда» мы довольно быстро где-то за неделю откормили, ублажая разными вкусностями. А потом у наших собак случились брачные игры…
   По окончанию «медовой» недели «Норд», так же как и появился, внезапно исчез и больше мы его никогда не видели… Вот так…
   А что же «Березка»? А «Березка», как и положено, через какое-то время впервые ощенилась двумя прекрасными щенками… Один был похож на «Нордика» а другой на «Березку»… Обоих щенков, когда те немного подросли, я подарил своим друзьям.
   И теперь, вспоминая о моем  Севере, перебирая старые поблекшие любительские фотографии, мне представляется, что где-то там далеко продолжают род моих собак такие же  как они преданные их потомки…