По морю... на тракторе

Сергей Пудов
      "Безумству храбрых поём мы славу!"

Авантюристы

      Нарушая вечный покой, уснувшей под теплым одеялом снегов тундры, трещит, выстреливая вверх сизые кольца дыма, бежит по темно-зеленой глади Оби  трактор, наматывая на большие резиновые колеса первые километры далекого пути. Он только что миновал заснеженное русло Юмбы, огражденной по берегам густым кустарником ивняка и вышел на простор широкой реки.
       В одноместной кабине двое. Упакованные в несколько слоев теплой одежды и застегнутые на все пуговицы полушубки. Рядом с трактористом, полусидя на ящике с инструментом, жмется к холодной тонкой стенке кабины, у самой дребезжащей дверки, его пассажир. Сзади трактора мотается из стороны в сторону по гладкому льду волокуша – лист металла с загнутым передком. На ней скорчившись, лежит человек.
        «Полярная экспедиция» отправилась по льду Обской губы из районного центра Яр-Сале в поселок Бухта Находка. Расстояние между пунктами, по официальной версии: летом, по воде – 120 километров, зимой, по тундре – 94. Расстояние зимой по льду никто не мерил.

       – Не более девяноста километров, – предположил Енсу Павлович Вануйто – инструктор райкома партии, приложив потертую деревянную линейку к карте области. – Держитесь левого берега и часа через три-четыре ждем от вас по рации привет. Положившись на авторитет местного жителя, в предвкушении гладкой дороги и краткого пути, с бутербродами в карманах, экипаж из трех человек отправился навстречу своей судьбе. Выехали в предутренних сумерках, в десять часов.
       Первые сомнения в точности маршрута повергли путников дымы из труб близкого поселка Сюнай-Сале. Следуя наказу не отрываться от берега, они полностью повторяли контур восточного побережья Ямала, заходя во все бухты, заливы и устья рек. С трудом объехали по периметру маленькую, занесенную снегом бухту, обогнули мыс Ямсале и вновь вышли на голый лед Обской губы.
       Время упущено, прошли лишние километры. На пределе всех лошадиных сил, впряженных в двигатель, трактор летел вперед на север. На волокуше Володя Фатеев. Молодой парень только что вернулся из армии. Просьбу начальника узла связи Наркиса Павловича Чистякова, доставить батареи для рации безмолвствующего поселка, принял как приказ, выполнить который предстояло любой ценой. Ценой оказалась … волокуша. Вот где проявилось «мужество отчаянных парней!» Неоднократные предложения пассажира трактора периодически меняться местами Володя решительно отвергал.

       Механизатор широкого профиля Владимир Вышкребенец был вызван из кубанской станицы на длинные северные рубли близким родственником – начальником рыбкоопа и посажен им на тот самый трактор, что вез нашу компанию в дальний поселок. Так бы и возил он товары и продукты с базы по магазинам, не попадись на глаза председателю райисполкома Виктору Сергеевичу Кузьмину.
       – Вот тебе транспорт! – взглянув в окно, воскликнул предрик. По улице, в сопровождении своры собак, бежал колесный трактор, следом на тросе болталась волокуша. Сказал сгоряча. Потом ухватился за эту мысль и поднял трубку телефона.
       – Соедините, пожалуйста, со Шпилевым.
       – Николай Иванович, тут на меня наседает редактор газеты – ему надо попасть в Бухту Находка. Оленей поблизости нет. Отправь его на своем тракторе. – Пауза. Выслушал возражения. Они показались неубедительными. – Николай Иванович! Надо! По льду поедут. Хорошо. Завтра в десять будет у вас.
       – Понял? – обратился он к редактору. – Иди, готовься к ледовому походу.
       Жидкий полуденный свет незаметно поглотила мгла полярной ночи. Исчезла из виду береговая линия с чахлым темным кустарником. Ориентиром служил край снежных заносов. Ветры смели весь снег с гладкой поверхности льда и утрамбовали его у берега.
       Расчетное время прибытия в пункт назначения давно истекло. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть, и появятся манящие огоньки поселка. Машина летит напропалую. Два светло-желтых конуса тупо упираются в снежную пыль, едва высвечивая темный лед под колесами, да кромку снежных заберегов.


Торосы

       Впереди, как-то внезапно, в отражении света фар вспыхнули звездочки. Они радужно преломлялись на хрустально прозрачных гранях дыбом стоящих льдин. Торосы! Визг тормозов, трактор по инерции скользит, опасно подкатывается под самые надолбы. Волокуша догнала задние колеса и ударилась так, что Володя вылетел под трактор. Вскочил, огляделся, отряхнулся от снега и в недоумении взглянул на водителя. Тот в шоке. Сидит не шелохнувшись. Опомнился, вышел, оценил обстановку и запаниковал. Потирая, через шапку, ушибленный лоб, держась за поручень, с высокой ступеньки на лед ступил пассажир и тут же присел. Ноги от неподвижности и неудобного сидения затекли и, словно ватные, не держали тела и массы наздеванной на него одежды. Тысячи иголок пронзили мышцы ног. Он полез в торосы определить ширину гряды, словно собирался форсировать непреодолимое препятствие. Полуметровой толщины льдины угрожающе спокойно торчали во все стороны. Ширина гряды – три-четыре метра. Вернулся к своим спутникам. В их глазах мольба: «Вернемся назад!..»

       Предводитель рискованного похода чувствовал ответственность перед товарищами, пытался отвлечь их от панических настроений, шутил, подбадривал.
       – Парни! Помните старый анекдот про Василия Ивановича? Скачут по степи Чапаев и Петька. Петька оглядывается и кричит: – Василий Иванович! Сзади белые! – Гони Петька! Земля круглая, догоним! – Никакой реакции…
       Снежинки, твердые как алмазная крошка, отскакивают от обветренного лица и противно скрипят на шее. Ветер с моря, как усталый старик, то свистит, словно сквозь редкие зубы, то сопит, будто успокаиваясь. Настырная поземка – любвеобильная особа – навязчиво целует нос, щеки, губы, обнимает за шею, распахивает полы полушубка, назойливо прощупывает одежду в поисках доступных мест и там остается. Пар выдоха мгновенно леденеет, вдох морозит горло.
       – «Здесь колыбель ветров и вьюг, а позади у нас Полярный круг!» – продекламировал он стихи местного поэта.
       – А не пора ли нам, ребята, пообедать? – Втроем влезли в тесную кабину. Здесь было также холодно. Она защищала лишь от пронизывающего ветра. Подмерзшие куски хлеба хрустели на молодых крепких зубах вафлями и не утоляли голод.
       – Чайку бы сейчас горячего…
       – Размечтался. Шеф чай нам обещал через три-четыре часа, – мрачно молвил Вышкребенец.
       – Владимир, а сколько километров мы проехали? Что показывает твой спидометр?
       – Какой спидометр? Трактор приспособлен огороды пахать, а не по тундре шастать…
       – Да, тракторист, мой отец пахал на одной лошади, а в твоего пахаря затолкали тридцать или даже сорок лошадей, а пашет он как один Савраска.
       – Что ты к трактору привязался. А у тебя, начальник экспедиции, карта или компас есть?
       – Да, ты прав. Крепко ты меня прижал! И ледовую разведку я как-то не предусмотрел… Ну, все мужики, передохнули и вперед! Володя, поменяемся местами?
       – Нет, у вас тут тесно, а у меня плацкарт.
       – Пойдем, я помогу тебе оттянуть волокушу. – Шеф сбросил полушубок: – Утепли плацкарт, – и, подгоняемый крепким морозцем и ветром, вскочил в кабину.
       – Ну, капитан надводного корабля, вперед и с песней! Пусть ветер дует в наши паруса!
       Непредвиденные обстоятельства взбадривают рассудок и обостряют внимание. Не следует забывать – здесь Заполярье! И опасности подстерегают на каждом шагу. Тяжело здесь телу, но легко душе.
       – Что ж ты молчишь всю длинную дорогу? Хочешь, я буду петь тебе старинные ямщицкие песни? Нет, нет! Про то, как в степи глухой замерзал ямщик, не буду, ты и без того скис основательно. Я спою тебе про любовь! – Спел все, что хранила память. Ни одна мышца лица водителя не шелохнулась. Он начал злиться еще накануне поездки, когда припугнули: в случае отказа снимут с трактора и посадят более сговорчивого. Он всю дорогу молчал, лишь иногда смешно шевелил губами – беззвучно ругался и проклинал весь белый свет.
       Голосом провинциального конферансье звучит объявление следующего номера камерного концерта: – Выступает застуженный артист Советского Союза! Он исполнит песню о большой, самозабвенной и прерванной любви декабристки. Она отправилась зимой в кибитке в далекую и жуткую Сибирь к любимому мужу. – «Это было давно, лет пятнадцать назад. Вез я девушку трактом почтовым. Вся в шелках, соболях, черно-бурых лисах и закрыта платочком шелковым…»
       У слушателей местного промерзшего Дома культуры после такой мелодраматической истории побежали бы мурашки по спине и скатились где-то у самого сидения, а единственный слушатель был невозмутим.
       – А почему она зимой была в шелковом платке, а не в шали шерстяной? – неожиданно спросил Владимир со свойственной крестьянской рациональностью.

       По полузамерзшему стеклу кабины пробежали яркие краски. Небо высветилось, резко очертив горизонт. Северный край неба замерцал, зашевелился, стальные полосы покатились по нему, и чудилось, что они вот-вот тонко зазвенят.
       Заиграло северное сияние. Дивное диво, которое они видели много раз и все же наглядеться на него не могли. На ночном горизонте бушевало пламя. Огромные столбы сияния рвались в поднебесье, таяли в нем, переливаясь всеми цветами радуги. Изменения цвета, форм «столбов» и гирлянд были динамичны, интенсивны, напоминали цветомузыку. Словно лучи тысяч прожекторов выстроились в извилистые линии и били вверх. Цвет прожекторов у горизонта был зеленым, а вверх бьют струи ярко-красного цвета. Их тысячи, они переливаются разноцветными огнями. Все время волнами шла такая интенсивная смена цвета, будто рожь колышется.

       Ледоход мчится вдоль гряды торосов, попыхивая сизым дымом. Он лезет во все щели, выедает глаза, мешает любоваться прекрасным, сказочным явлением природы. Торосы тянулись слишком далеко поперек реки. Ширина ее в этом месте от 90 до 105 километров. Казалось, выгляни солнце на мгновение, и наши путешественники увидели бы дымки поселка Ныда на противоположном берегу.
       Высота льдин постепенно уменьшалась. Подходила к критической отметке и выдержка тракториста. Когда торосы опустились ниже колена, он отогнал машину в сторону, махнул Володе, чтобы тот покинул свой лежак и, с разгона, бросился на таран ненавистного «крепостного вала». Переваливаясь из стороны в сторону, трактор преодолел барьер. Вслед за ним, болтаясь на тросах, сбивая верхушки отдельных льдин, взвилась вверх, подобно листу промокашки, с диким визгом и грохотом шлепнулась на лед волокуша. Ура!
       Водитель вышел из машины. Снял шапку. Вытер рукавом вспотевший лоб. Постояли, размялись, перекурили. Мороз крепчал, и голод гнал к заветной цели.

       – Мужики! Сейчас нам сам черт не брат! По машинам! – и погнали в обратную сторону к спасительному берегу – ориентиру дальнейшего пути.
      

Время, вперёд!

       В минуты отчаянья и безысходности, при встрече с непредвиденными обстоятельствами память возвращает к истокам. Редактор сел поудобнее, насколько позволяло место в уголке тесной кабины, прикрыл уставшие от постоянного напряжения глаза, и мысли понеслись, опережая одна другую; путались, переплетались, исчезали и появлялись вновь. Память прокрутила кинопленку последних событий в обратном направлении.
       Год полувекового юбилея Советской власти был для редактора звездным: областная конференция союза журналистов СССР признала его газету лучшей сразу в двух номинациях: за информационность и полиграфическое оформление. Обласканный областной властью, он попросил помощи в строительстве здания редакции. Ему вручили типовой проект со словами: – «Вопросы стройки решайте на месте!» что означало – необходимо постановление райкома и решение райисполкома.
       Секретарь райкома партии Павел Иванович Денисов выслушал отчет делегата с нескрываемым удовлетворением. Решать вопросы оснащения полиграфической базы и создания нормальных условий для творческих работников он отправил редактора этажом ниже – в райисполком.
       – Виктор Сергеевич! – почти кричал он с юношеской запальчивостью. – Вот смотри, альбом типового проекта районного издательства – комплекса двух зданий: редакции и типографии с планировкой размещения современного полиграфического оборудования. Деревянное исполнение. Рядом, по ямальским меркам, стоит бесхозный, пустой поселок. Решение райисполкома – и стройматериалы будут здесь.
       – Хорошо. Убедил. Ты можешь уговорить ломовую лошадь, – улыбнулся предрик в знак согласия. – Отправляйся в поселок. Посмотри на месте, рассчитай – хватит ли бруса свободных домов на твое строительство. А там решим…
       Редактора угнетало убожество помещения издательства районной газеты. Редакция и типография находились в двух комнатках старого барака времен освоения Севера. Тепла от двух печей хватало, чтобы погреть озябшие пальцы наборщиц. Ручной набор текстов, тигельная печатная машина, родная сестра той, что печатала «Искру» вождя мирового пролетариата в прошлом столетии, никак не вписывалась в эпоху освоения космоса.
       Он был свидетелем открытия Новопортовского газоконденсатного месторождения на полуострове. Знал, что через десяток лет начнется промышленное освоение Ямала и вместе с ним начнет развиваться социальная инфраструктура. Но он был нетерпелив.
       Дух того времени был направлен на созидание. Была гордость за свое дело. Работа одолевала нас, а мы работу. В те годы говорили: если у вас есть трудности, значит вы живете нормальной жизнью. Мы пытались преодолевать трудности, подгоняя время.

       Надводный корабль с крейсерской скоростью тридцать километров в час мчится к берегу. Время далеко за полночь. Вот они снежные заносы и силуэты корявого кустарника. Резкий поворот направо и, не снижая скорости, без остановки летит экипаж безумных авантюристов все дальше на север в неведомую даль.
      

Чум рыбака

       В предрассветных сумерках на высоком овражистом берегу показался конус чума. Трактор оставили с работающим двигателем метрах в двухстах от берега – подойти ближе не позволили снежные заносы. Путники шли по насту, как по асфальту – настолько плотно был утрамбован ветрами снег.
       Крутой берег, словно городской канал, облицованный полированными мраморными плитами зеленого цвета, был покрыт двухметровыми льдинами.
       Облицованные льдами берега – свидетели бурных природных явлений – «битвы вьюги и воды». В начале сентября, когда река еще вовсю собирает последние воды осеннего ненастья из многочисленных рек своего бассейна и несет их спокойно к морю, ничего не подозревая, за Полярным кругом навстречу ей уже дохнёт снегом, закружит, запуржит, налетит с моря встречный северный ветер.
       Он бьет в лоб, гребни волн в столкновении разлетаются в брызги и клочья пены. Морской прилив поднимает всю эту бурлящую массу до уровня высоких берегов и держит до отлива. За дело принимается его величество мороз. Он тихо, по-стариковски успокаивает разбушевавшуюся стихию, мохнатой лапой приглаживает кудри волн и покрывает их прозрачным панцирем.
       Река успокоилась, легла в свое привычное русло. Море сняло осаду, откатило соленые воды. Над рекой нависла «стеклянная крыша». Под крышей пустота… Но, как известно, природа не терпит пустоты. День-другой и ледяная кровля обрушивается на спокойную гладь реки, оставляя на суше береговой припай. Громом небесным, треском и каким-то пещерным уханьем несется эхо подо льдами, вырываясь у береговых изломов. Гул от реки разносится далеко окрест, пугая все живое на своем пути, нарушая спокойствие засыпающей тундры.
       Ледовые поля медленно, но упорно притираются друг к другу, в столкновении образуя торосы и расщелины. Мороз и на этот раз успокаивает всех. Вьюга, с мастерством классного отделочника-штукатура, затрет, заметет, замажет все щели и трещины снежными переметами. Река успокоится на долгие месяцы до лета.
       Путники нащупали подобие ступенек меж изломанных льдин и, почти на четвереньках, поднялись на берег. Парни обошли чум по кругу, пытаясь скрипом снега разбудить хозяев в столь ранний час. Наивные. Они не знали, что шум их «лунохода» был слышен на десятки километров, и свет, блуждающих по реке огней, давно был замечен хозяином.
       Откинув нюк – низкие мягкие двери – незваные гости вошли в жилище аборигенов тундры. В центре круга шумит железная печь-буржуйка. Вскипевший чайник гремит в нетерпении крышкой. Хозяйка, бегло взглянув на вошедших, спокойно продолжает строгать мороженую рыбу. Стружки, закручиваясь, скатываются в тарелку. Керосиновая лампа освещает низкий столик и лица хозяев.
       – Здравствуйте! – приветствует начальник экспедиции.
       – Ань тарово, – отзывается, улыбаясь, молодой ненец. – Давно ждем. Заблудились, однако. Раздевайтесь, грейтесь, чай пить будем. Выслушал рассказ незадачливых путешественников, сочувственно покачал головой.
       – От устья Яды, где чум мой стоит, совсем маленько осталось. Обойдете мыс у бухты Восход, а там и Находку увидите. Один день ходу. Колеса большие, быстро ехать будете.
       Парни переглянулись: «Еще один день ехать?» Тракторист отлил в канистру солярки для лампы, рыбак завернул в мешок пяток крупных муксунов.
       Тепло жилища, плотный завтрак, горячий чай и сутки без сна на морозе разморили парней. Хотелось откинуться на мягкие оленьи шкуры и забыться на несколько часов. Ненцы народ гостеприимный, простодушный и добрый, но не настолько, чтобы оставить в одиноко стоящем чуме трех незнакомых мужиков. Гости почувствовали тревогу хозяев и, со словами благодарности, покинули чум.


Расщелина

       До бухты Восход добежали довольно быстро. Берег внезапно исчез. Догнать его, и идти по контуру было невозможно. Мешали высокие сугробы, полностью запечатавшие подходы. Пошли, как и прежде, у кромки заносов. Перед ними встал высокий мыс у выхода из бухты.
       Издали увидели едва заметный парок. Это могла быть полынья или трещина во льдах. Медленно, накатом приближается трактор к неизвестной преграде. Так и есть! Впереди двухметровой ширины расщелина. – Еще этого нам не хватало! – плаксиво произнес тракторист, и крепко выругался. Собрались в кружок. Впечатление от темной, спокойно стоящей воды было магически завораживающе, пугало своей бездной. Расщелина, извиваясь длинной змеей, уходила далеко за горизонт. Вспомнили веселые искорки на гранях торосов. Это препятствие было страшнее.
       – Река играет с нами. Подкидывает новые испытания. Проверяет на прочность, твердость характера, выносливость. В обход!.. Другого нет у нас пути – в дали у нас Находка! – пропел вдохновитель авантюры и направился в кабину.
       – Послушай, тезка, ты от воды подальше держись, чтоб волокуша моя не съехала…
       – Да, да, водила! Чтоб не получилось, как в песне: «Отряд не заметил потери бойца!»
       Они во второй раз преодолевали расстояние равное тому, что было обозначено деревянной линейкой на карте.
       Расщелина оказалась длиннее гряды торосов. Постепенно она сужалась, а трактор все дальше уходил от берега.


Огонёк надежды

       – Володя! Смотри! Слева от  нас огонек! Это, наверное, стан рыбаков подледного лова! – Огонек размером со спичечную головку, превратился в кольцо. – Что за чудо?
       Тракторист сбросил скорость, примеряясь к ширине препятствия, соизмеряя ее с диаметром переднего, малого, колеса. Чувствовалась его нервозность и нетерпение. Наконец он не выдержал, и решил, как в прошлый раз, перескочить…
       Колеса крепко засели меж острых краев льда. Они никак не реагировали на потуги вращения взад-вперед задних, лопоухих больших колес, скользящих по гладкому льду, разогревая его до появления пара. Измучился сам и перегрев движок до предела, тракторист, чертыхаясь, заглушил двигатель, отключил аккумулятор, слил воду из радиатора.

       Бросив трактор, команда авантюристов отправилась пешком на огонек. Шли легко. Мешок с рыбой потеряли по дороге – плохо привязали за фаркоп.
       Примораживало, неохотно тянула поземка. Пурга сделала легкую передышку. Ночью заметет, завертит, завьюжит и понесет снег со всей реки к заберегам. Почему-то в Заполярье пурга ночи любит. Добавляет им жути. А они и без того не больно веселые.
       Водитель по-бабьи причитает: – Новый трактор не дадут, да и нет его. Пошлют на разные работы, а то и под суд…
       – В лагерь, пионервожатым, на лесоповал… в полосатых трусиках отправят, – добавил в тон плаксивому монологу редактор, злой на своенравного тракториста. – Ну, Володя, готовь свою попку, разнесут тебе ее любимую в клочья.
       – Три-четыре часа и будем на месте… Девяносто километров… Двое суток шарахались от берега к берегу…
       – Звездолет твой, дорогой, слабо приспособлен для ледового экстрима… Надо было мне у буровиков АТЛ заказать. На нем и торосы бы преодолели, и через расщелину перепрыгнули.
       – Бы, да бы, – продолжал ныть тракторист.
Очередной порыв ветрам плотным кляпом запечатал ему рот, прервал диалог. Дальше шли молча.
       Ночное небо вызвездило – жди мороза. На звездочки гляди, а варежки прижми к носу. Звезд было очень много. Ближе других ровно светились солидные, спелые звезды, а за ними мерцали, перемигивались, застенчиво прятались одна за другую мелкие, юные звездочки. И не было им конца и края, невозможно было их охватить взглядом – эти бессонные добрые спутники ночных кочевников.
       – «Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу. Прочнее был бы старый таз – длиннее был бы мой рассказ».
       – Сам придумал?
       – Нет, поэт сочинил, а я наизусть выучил. Бросил ты свой тазик с болтами среди моря обского… На чем обратно поедем?
       Порыв ветра донес запах дыма. Это был не тот дым с выхлопными газами сгоревшей солярки. Это был запах жилья, тепла, уюта. Нет ничего притягательнее и слаще дыма. Где дым – там огонь. Где огонь – там люди. Где люди – там жизнь.
       Спасительный «маяк» в кромешной тьме то медленно таял, то вспыхивал вновь. Ночные путники, превозмогая усталость, невольно добавили шагу, боясь потерять ориентир. Они почти бежали на полусогнутых ногах, как бегают по скользкому льду.
       Плотный ветер с моря, вкупе с крепким морозцем бессовестно прощупывал части тела. Парни плотнее нахлобучили шапки, подняли воротники, варежками защищали лица. Сколько времени и километров длился кросс, никто из них сказать не мог.

       Постепенно во тьме стали вырисовываться два освещенных окна, затем выступил контур домика с антенной на крыше. А вот и спасительный огонь «маяка» – в закопченном ведре догорали тряпки, смоченные соляром.
    

Радость встречи

       Холодный пар, опережая гостей, прорвался в дом и нырнул в поддувало жарко натопленной печи.
       – Ой, Володя, я тебя заждалась, – обрадовалась хозяйка связисту. Пока ночные гости раздевались, а хозяйка накрывала на стол, Володя вышел на связь с райцентром.
       – Мужики нас потеряли, выслали нарты на поиски. Спрашивают: «Где вы блудили двое суток?»
       – Ребята, ребята, как же вы отчаялись на такую поездку? Счастье ваше, что не было пурги. Ни я бы не заметила ваши огни, ни вы – мой факел, – никак не могла успокоиться наша спасительница, угощая голодных путешественников строганиной, спиртом, и горячей наваристой ухой с теплыми булочками.
       Постоянное одиночество в заброшенном поселке среди бескрайних просторов тундры угнетало ее. Неисправная рация усугубляла положение. Она испытала чувства беспомощности и обреченности.
       – Если бы не твой огонек в ночи, неизвестно, чем бы закончилась наша экспедиция…
       – А я случайно выглянула в окно, – перебивает радистка, пытаясь скрыть смущение, – гляжу, кто-то катит прямо в море от берега. Сразу поняла – заблудились! Схватила тряпку, бросила в ведро, облила соляркой, подожгла и стала крутить в воздухе.
       – Мы обратили внимание на огненное кольцо. Потом огонь то угасал, то вспыхивал вновь.
       – Это я плескала в ведро солярку, когда она выгорала. Потом гляжу, огни повернули в мою сторону – значит, заметили мой «маяк». Обрадовалась и побежала растапливать печь и готовить завтрак для ранних гостей. Оглянулась, а огни погасли – сердце обмерло. Даже говорить не хочется, о чем я тогда подумала. Побежала опять на улицу, добавила тряпок и солярки.
        – Долго что-то вы шли. Я вся испереживалась. Ну, ложитесь отдыхать. Заговорила я вас тут, – задула лампу. Но еще долго никто не мог уснуть – перебирали в памяти события последних дней.

       На рассвете к дому с лихим разворотом подкатили оленьи упряжки. На нартах привязана ремнями теплая одежда. Каюры-ненцы, круглые и неуклюжие в меховой одежде, прытко соскочили с нарт. Их капюшоны пышно обросли куржаком и только раскосые глазки радостно поблескивали  на широких лицах. Они были рады встрече. Вошли в дом. Сбросили малицы, и пили чай до седьмого пота. Володя-радист сообщил в райцентр, что все в порядке – нарты пришли в полном составе – в расчете на троих седоков.
       Редактор отправился обследовать поселок.
    
      Поздней осенью шестьдесят первого года колхозы были реорганизованы в совхозы. Поселку Бухта Находка был определен статус рыбоучастка Новопортовского рыбозавода. Председателя колхоза «Красный рыбак» Михаила Михайловича Шутя перевели в Се-Яху директором совхоза «Ямальский».
       Михаил Шуть принадлежал к замечательной плеяде ямальских зооветспециалистов, осуществлявших связь традиционного оленеводства с научными предпосылками. Они вели большую разъяснительную работу в тундре, по крупицам собирали, обобщали и распространяли передовой опыт. Ямальское оленеводство было выведено ими на первое место среди приполярных государств не только по величине стада, но и по научно обоснованным методам воспроизводства и сохранения молодняка.
       Председатель отличался добросовестностью, прекрасными деловыми качествами, искренней добротой, невозмутимым и спокойным характером.
       Осевшие было, на несколько лет, кочевники тундры снялись с насиженных мест, сложили амгари на нарты, разобрали свои чумы, что стояли рядом с новенькими домиками и потянулись по заснеженной тундре аргиши, за сотни километров, дальше на север, в Се-Яху, вслед за добрым и умным руководителем. Они были оленеводы, а не рыбаки.
       Поселок опустел. Поселок умер. Никому не нужными оказались потемневшие от времени, но крепкие и просторные школа и клуб с библиотекой, молочная и зверофермы. Грустно белея свежим брусом, стояли новенькие одно- и двухквартирные дома – предмет особой заботы и гордости председателя. В каждой квартире две большие комнаты, удобная кухня с печью-камином. На колхозные средства квартиры были обставлены мебелью, жители обеспечены постельным бельем. И все это было брошено в одночасье без слез и сожаления.
       Поселок-призрак стоял на высоком берегу бухты, продуваемый всеми ветрами. Дома занесены снегом по самые крыши. Вокруг ни единого следа.
       Набросал на лист бумаги схему поселка, проставил, на глазок, размеры построек, редактор вернулся в гостеприимный дом. Его спутники были уже облачены в одежду тундровиков и с нетерпением ожидали, когда каюры закончат чаепитие.

       Наступил на полоз нарты, чтоб она не откатилась под напором малицы, он плюхнулся спиной к каюру. Нарты вздрогнули, олени с места рванули рысью, ненец, направляя упряжку хореем в нужную  сторону, немножко пробежал рядом и упал на нее бочком.
       Снег вихрем взвился за нартами, поднялся облаком. Сквозь его пелену долго еще была видна одинокая фигурка женщины.

       P.S. Минуло три полярных ночи. Голубая мечта редактора воплотилась в жизнь. Здания были построены. Играла музыка, но он ее не слышал – был слишком далеко от Ямала. Он был нетерпелив.

  * АТЛ – легкий артиллерийский тягач.
  * Амгари – домашние вещи, имущество.
  * Аргиш – олений обоз.
  * Хорей – длинный шест для управления упряжными оленями.