Струится сумрак голубой,
И наступает вечер длинный:
Тускнеет Наваринский бой
На литографии старинной.
Георгий Иванов.
Наваринский бой… Одна из ярких и великолепных страниц истории русского флота. Что за люди были на тех российских кораблях, что вступили в бой при Наварине? Откуда возникла в их сердцах любовь к морю, стремление защищать Родину в далеких водах?
Многие из будущих моряков не видели моря до тех пор, пока не привезли их родители поступать в Морской кадетский корпус, в столицу, в Петербург. Так когда-то произошло с Федором Ушаковым, выросшим в Тамбовской губернии, так произошло и с моим предком Николаем Зеленецким, родившимся в 1805 году в Нижнем Новгороде в семье коллежского асессора Александра Васильевича Зеленецкого и его жены Варвары Саввишны, урожденной Смирновой.
Каким же был Морской корпус в 1818 году, в то время, когда поступил туда кадетом Николенька Зеленецкий?
Если мы откроем старинную книгу «Очерк истории морского кадетского корпуса», то увидим, что первая глава начинается эпиграфом: «Корабельное дело у нас такое странное, что едва о нем и слыхали». Это строки из Морского устава 1720 года. Но через сто лет корпус уже давал флоту умелых офицеров.
Александр Беляев, впоследствии примкнувший к движению декабристов, описывая Морской корпус нахимовской поры, рассказал о прекрасном математике Исакове, о добрейшем и дельном учителе английского языка Бругенкате, об образованном и гуманном корпусном воспитателе Николае Александровиче Бестужеве.
Будущих офицеров не баловали: утром и вечером на трапезе полагались кипяток и пеклеванная булка. «Кадетская одёжа была подбита ветром. Шинелишки и фуражечки носили они легонькие, холодные. И корпусный лазарет редко пустовал», - так писал Юрий Давыдов в книге «Нахимов».
Учащиеся младших классов назывались кадетами, старших – гардемаринами. Николай Зеленецкий был произведен в гардемарины 1-го мая 1823 года, в сентябре 1826-го выпущен из корпуса в звании мичмана, а через год мы уже можем видеть его имя в списках офицеров 74-пушечного линейного корабля «Александр Невский» под командованием капитана 2-го ранга Луки Федоровича Богдановича.
В это время Россия находилась в преддверии войны: народы Греции поднялись на борьбу за свое освобождение против завоевателей - Оттоманской Империи, - что вызвало гнев турецкого султана. Повсюду на материке и на островах начались зверские расправы над греками. Только на одном острове Хиос были уничтожены или проданы в рабство тысячи православных жителей. Продолжала сопротивление только Морея. Тогда султан направил к мятежному полуострову турецко-египетский флот. Эскадра из 54 кораблей подошла к Морее и встала в Наваринской бухте. Предстояла жестокая расправа с восставшими.
Действия турок вызвали возмущение европейских стран, которые решили выступить в защиту христианского греческого населения. Набирались добровольцы, среди которых был и знаменитый английский поэт лорд Джордж Байрон.
Император Николай I высказался за то, чтобы немедленно вступить в войну. Это обеспокоило Англию и Францию, которые не хотели предоставить России свободу действий, поэтому русской флотилии было предложено войти в состав объединенного флота. Между Россией, Англией и Францией был подписан договор, а Турции предъявлены требования: прекратить военные действия против греков, предоставить им свободу вероисповедания, торговли и управления.
Чтобы проверить готовность русской эскадры к войне, Государь сам посетил корабли «Гангут», «Иезекииль» и «Александр Невский» и остался всем доволен. Был получен приказ выступать.
Мичман Николай Зеленецкий, никогда еще не ходивший в дальние походы и не участвовавший в сражениях, впервые увидел Ревель, Копенгаген, Портсмут, а в начале августа 1827 года линейные корабли «Гангут», «Азов», «Александр Невский» и «Иезекииль», фрегаты «Константин», «Проворный», «Кастор» и «Елена», корвет и два брига под командованием контр-адмирала Л.П.Гейдена вышли в Средиземное море.
Логин Петрович Гейден был человеком незаурядным: к концу службы его мундир украшали почти все высшие ордена России.
Командующим объединенной эскадрой был вице-адмирал сэр Эдуард Кодрингтон, отличный флотоводец, сражавшийся в Трафальгарской битве под руководством легендарного Горацио Нельсона. Он писал: «Мы вместе с русскими продолжали свой путь к Наварину... Русские суда все такие чистенькие и, думаю, в весьма хорошем порядке. Многие из русских офицеров хорошо говорят по-английски».
И вот объединенная эскадра легла в дрейф у самого входа в Наваринскую бухту. Русские моряки в подзорные трубы могли хорошо видеть мачты, адмиральские флаги на турецких кораблях и батареи на берегу. Что думал, что чувствовал перед битвой мичман Зеленецкий? Наверно, то, что чувствовали и переживали все моряки эскадры: «На море был штиль, а в крепости и в лежащем при ней лагере мелькали огни, перекликались часовые и лаяли собаки. Но пока и там все было спокойно, а завтра огласятся эти утесы и скольких из нас не станет... Я долго ходил по палубе и молил бога даровать мне присутствие духа. В полночь, при смене с вахты, по приказанию капитана, я прочел еще раз людям славный приказ адмирала Кодрингтона и кончил желанием, чтобы русские показали союзникам свое мужество» (А. П. Рыкачев, «Записки, ведённые на эскадре Л. П. Гейдена»). На русских кораблях прошли молебны, моряки были полны боевого воодушевления.
Наступило утро 8 октября. «Ударили тревогу, и в одну секунду все было готово. Люди и офицеры стояли по местам, фитили были зажжены, и ожидали только приказания. Велели зарядить ружья. Офицеры уговаривали матросов драться хорошенько и внимательно слушать команду. Радостно в один голос отвечали матросы: «Рады стараться!..» Капитан прошел по всем палубам и говорил им то же, и громогласное «Ура» раздавалось по всему кораблю на ласковое слово командира» (А. П. Рыкачев, «Записки, ведённые на эскадре Л. П. Гейдена»)
Объединенным султанским флотом командовал Ибрагим-паша, сын правителя Египта Мухаммеда-Али. Адмиралом турецкой эскадры был Тахир-паша, египетской - Myxaррем-бей. Неприятельский флот, намного превосходящий силами объединенную эскадру, стоял в бухте полумесяцем, в три линии. Вход в бухту простреливался батареями с Наваринской крепости и острова Сфактерия. Впереди кораблей были установлены бочки с горючей смесью. На возвышенности, с которой просматривалась вся Наваринская бухта, находилась ставка Ибрагим-паши. Позиция турок была выгодной, что давало им явное преимущество.
Как только корабли английской эскадры стали входить в бухту и становиться на якорь, турки открыли по ним беглый ружейный огонь. Английский офицер-парламентер, направлявшийся на переговоры, был убит. В это же время с египетского корвета был произведен первый пушечный выстрел по французскому флагманскому кораблю «Сирена», а крепостные батареи открыли перекрестный огонь по флагманскому кораблю русской эскадры «Азов» под командованием Лазарева, проходившему во главе отряда через узкий пролив в Наваринскую гавань. Но, несмотря на сильный огонь, «Азов» продолжал свой путь и стал на якорь на назначенном месте. В экипаже флагмана находились будущие легендарные адмиралы – Нахимов, Корнилов, Истомин.
Нахимов, в то время лейтенант, командовавший батареей носовых орудий, писал своему другу об этом сражении: «...Казалось, весь ад развергнулся перед нами. Не было места, куда бы не сыпались книппели, ядра и картечь... Надо было драться именно с особым мужеством, чтобы выдержать весь этот огонь и разбить противников...». О Лазареве он говорил с восхищением: «...Я до сих пор не знал цены нашему капитану. Надобно было на него смотреть, с каким благоразумием, с каким хладнокровием он везде распоряжался... и я смело уверен, что русский флот не имел подобного капитана».
Так началось сражение, превратившее Наваринскую бухту в кромешный ад. Все тонуло в густом дыму, гремели пушки, вздымались столбы воды от падавших ядер, вздрагивали и трещали от попадания ядер мачты и борта.
Что же видел сам Николай Зеленецкий, находившийся на своем боевом посту? Почти ничего, так как у входа в бухту горели брандеры, и дым закрывал узкий проход. Он знал только, что по правую руку находится Наваринская крепость, а по левую - батареи острова Сфактерия. Вовсю палили орудия неприятельских кораблей.
«Александр Невский», входя в бухту вслед за «Азовом» вместе с «Гангутом» и «Изекиилем», стрелял с обоих бортов. Потопив три неприятельских брандера, корабли заняли свои места.
В журнале эскадры Гейдена говорится, что в густом пороховом дыму, под непрерывным огнем, «русские корабли заняли свои места по диспозиции в Наваринской бухте с таким искусством, что оное принесло бы честь и тогда, если бы это делали в обыкновенное время и при всех для сего благоприятных обстоятельствах».
«Александр Невский», который имел меньшее пушечное вооружение, чем «Азов» и «Иезекиель», занял место между «Иезекилем» и французским фрегатом «Армида» и вступил правым бортом в бой с 58-пушечным турецким фрегатом и двумя корветами. Кроме того, он вел огонь и по другому неприятельскому фрегату, который обстреливался французским фрегатом «Армида». Вскоре на фрегате врага были сбиты мачты, выведено из строя много пушек, и он был вынужден сдаться в плен французам.
С тревогой видели моряки, что флагманскому кораблю «Азов» приходится сражаться сразу против пяти кораблей противника. Из опасного положения его вывел французский корабль «Бреславль». Тогда «Азов» обрушил огонь всех орудий на флагманский корабль египетской эскадры под командованием адмирала Мохаррем-бея. Вскоре этот корабль загорелся и от взрыва пороховых погребов разлетелся вдребезги, поджигая другие корабли своей эскадры.
«Александр Невский» сосредоточил огонь на третьем фрегате, который вскоре тоже взлетел на воздух, спас от гибели английский шлюп «Тельбот», вывел из строя батареи острова Сфактерия. потопил идущий от берега к русским кораблям брандер-бриг.
Фрегат «Кейван-Бахри», сражавшийся с кораблем «Александр Невский», уже через 40 минут потерял грот и бизань-мачты и большую часть пушек, сдался русскому кораблю и спустил флаг. Флаг этого фрегата передан позже в Морской Корпус, «дабы вид сего флага, напоминая подвиг 7-го линейного экипажа, возбуждал в младых питомцах желание подражать храбрым деяниям, на том поприще совершенным, и ожидаемым от сих юных сынов любезного Отечества» (Из Высочайшего рескрипта).
Рядом с 22-летним мичманом Николаем Зеленецким сражался его друг, тоже мичман, только намного моложе. Василию Завойко было всего 15 лет, но, несмотря на молодость, он уже командовал четырьмя пушками на нижнем деке. Когда на «Александре Невском» спускали на воду катер, чтобы отправиться к захваченному турецкому фрегату, Василий упал в воду, но с помощью Николая Зеленецкого и матросов выбрался на палубу, после чего с лейтенантом Боровицыным доставил на «Александр Невский» турецкий флаг, пленных капитана и офицеров.
Во все глаза глядел Николай Зеленецкий на пленных, доставленных на корабль. Один из турок был совсем старым, седобородым, в огромном тюрбане. Именно он потом рассказал о том, что предшествовало Наваринскому сражению. По его словам, капитан турецкого флагмана Тахир-паша и египетский адмирал Мухаррем-бей советовали Ибрагиму-паше принять условия адмирала Кодрингтона, но тот ничего не хотел слушать, кричал, что позиция турецко-египетского флота в Наваринской бухте неприступна, что союзные адмиралы никогда не посмеют войти сюда. Когда же союзный флот показался у входа в бухту, он воскликнул: «Вот наши призы!»
Турецко-египетский флот отчаянно сопротивлялся, но все самые мощные флагманские корабли его были уничтожены союзным флотом, а остальные забились вглубь бухты и были сожжены самими турками, не желавшими сдаваться в плен. Да, многие турки и египтяне предпочитали смерть плену: некоторые закалывали себя кинжалами; некоторые бросались в воду с тяжелым ядром в руках и мгновенно шли ко дну. На одном фрегате, который стал уже погружаться в воду, турки спокойно продолжали сидеть на палубе и с криками «Аллах!» пошли вместе с кораблем ко дну.
Когда бой закончился, Ибрагим-паша, глядя с берега на разрушение своего великого флота, произнес: «Кто же мог знать, что у них корабли железные, а люди - настоящие шайтаны».
Русские моряки, отважно сражаясь, оставались при этом великодушными людьми. Они втаскивали утопающих турок на палубу своих кораблей. «Да! Это славно! Молодцы наши матросы, они столь же добры, сколько и храбры!», - сказал, узнав об этом Гейден.
К шести часам вечера бой был окончен. Наступил вечер, быстро стемнело. Море было тихим, звезды – по-южному большими. Все звуки, передававшиеся по воде, были хорошо слышны. Где-то священник отпевал погибших, где-то стонали раненые, раздавались оклики «Кто гребет?» на разных языках. Николай Зеленецкий и другие мичманы «Александра Невского», собравшись вместе, обсуждали события минувшего боя, радуясь, что потери на корабле были невелики – пять убитых и семь раненых.
Огни пожаров освещали бухту и горы. Отражались в воде остовы догорающих турецких судов, где сами собой стреляли раскаленные орудия, а потом нередко следовал взрыв. Эти огненные фейерверки были опасны: пылающие обломки, взлетающие в ночное небо, могли вызвать пожар и на русских кораблях. На «Александре Невском» в эту ночь не спали, с тревогой наблюдая за горящими обломками и ожидая внезапного нападения - и не напрасно: коварный Ибрагим-паша решил направить на русские корабли брандер, который был уничтожен бдительными моряками с «Гангута».
Солнце нового дня осветило то, что осталось от турецкого флота. Но и русские корабли получили большие повреждения. Только на одном «Азове» насчитывалось 153 пробоины, в том числе семь подводных. На «Александре Невском» насчитали 17 пробоин.
В тот же день был потоплен турецкий фрегат, взятый накануне в плен «Александром Невским», а турецких матросов отпустили, дав им припас сухарей и бочку масла.
Соединенная эскадра оставалась в Наваринской гавани еще неделю, а затем русские и английские суда отправились на Мальту для более основательного ремонта. При входе русской эскадры в гавань Ла-Валлеты крепость салютовала ей 21 выстрелом, на берегу были выстроены войска, которые кричали «Ура» и салютовали беглым огнем. После приведения кораблей в боевое состояние русская эскадра снова вышла в море для совместных действий с морскими силами союзных держав.
Мичман Николай Зеленецкий за участие в Наваринском сражении был награжден Орденом Св.Анны 4-ой степени с надписью «За храбрость 1827 октября 8-го».
В России с ликованием встретили известие о победе. В модных журналах даже появилось понятие «наваринские цвета»: «наваринский синий», «наваринский пепел», «наваринский дым с пламенем». Появилась на свет и музыкальная фантазия «Морское сражение при Наварине, сочинение Филеллина». К сожалению, определить подлинное имя автора этого сочинения, скрытого за псевдонимом Филеллин (сторонник, любитель греков), теперь уже невозможно.
Позже все участники турецкой кампании были награждены серебряной медалью «За Турецкую войну». Награждались этой медалью и участники Наваринского морского сражения, в том числе и Николай Зеленецкий.
Как же складывалась дальше карьера моего предка Николая Зеленецкого? Известно только, что через четыре года он был произведен в лейтенанты, а еще через четыре согласно его прошению Высочайшим приказом уволен от службы для определения к статским делам с награждением чином: «Компаний шестимесячных сделал в Балтийском, Немецком и Средиземном морях тринадцать, в действительных сражениях находился 8 октября 1827 года в Наварине при истреблении Турецко-Египетского флота, за что Всемилостивейшее награжден орденом Св. Анны 4-й степени с надписью за храбрость и серебряною медалью на Георгиевской ленте за Турецкую войну, был в 1829 году при блокадах Дарданелл».
Когда-то великий Суворов воскликнул: «Зачем я не был при Корфу хотя бы мичманом!» К Николаю Зеленецкому судьба оказалась благосклонна: он был мичманом при Наварине.