"Сказка-ложь, да в ней намек..."
Всю ночь тревожно шумел лес, то ли вьюга мартовская разыгралась не на шутку, то ли ветер развеселился. Мишка-медведь проснулся от этого шума и понял, что больше ему спать совсем не хочется. Он протер глаза лапой, потянулся и вылез из берлоги. В лесу уже было утро.
Солнышко повисло над верхушками сосен и светлыми лучиками приветствовало хозяина леса. Мишка потянулся и побежал к другой берлоге, где спала его медведица с медвежатами. Он зарычал так грозно и громко, что от его крика проснулись и медведица, и его маленькие мохнатенькие, шустрые детки, но никто из них не вышел из берлоги. Они еще долго-долго находились в полусонном состоянии; и сил ни у медведицы, всю зиму кормившей своим молоком малышей, ни у деток еще не было.
Только недели через три в конце марта они выскочили наружу и стали кувыркаться на снежной полянке, играя друг с другом. Вот тут-то и подкараулил их Мишка-медведь! Медведица, зная нрав мужа и способность съедать своих же детей, что-то тихо сказала своим деткам, и они ловко залезли на дерево. Сколько ни рычал медведь, сколько ни звал их, они так и не слезли на землю. Наконец, Мишка- медведь, почувствовав голод, ушел на поиски пищи, а Маша--медведица с маленькими детками поскорее нашли в другой стороне леса, подальше от мужа, другую берлогу, в которой они и стали жить все лето.
Голодно им всем было, ведь весной в лесу не так уж много пищи! Правда, хвои всегда было вдоволь, почек, молоденькой травки. Можно было найти и муравьев с личинками, козявок, жучков, шмелей. Иногда им удавалось поймать и рыбку в речке на окраине леса, и мелких грызунов, и даже полакомиться спрятанным в дупле старого дерева прошлогодним медком. Чаще же всего мама-медведица ложилась спать полуголодная, отдавая найденный корм деткам. Мишке- медведю же всегда удавалось насытиться! О детках он и не думал!
Под вечер медведи залезали в свои берлоги и засыпали под песни леса. Ой, как же хорошо пел весенний лес! Это был слаженный оркестр из шума верхушек деревьев и веселого ветра, звуков бежавших ручьев и шуршания старой листвы, пения птичек и жужжания шмелей….
- Куплю балахон, продам шубу! Куплю балахон, продам шубу!- пела нехочуха.
- Ку-ку! Ку-ку!- как заведенная механическая игрушка кричала во всю глотку кукушка.
- Жив я! Жив! Чир-чирр! – вещал всему миру воробышек.
- Тук- тук! Тук- тук! – барабанил дятел.
- Чрек! Чрек! – бормотала бормотушка.
- Кар-ро-кх! Кар-ро-кх! – каркала ворона.
- Чок-чок! – свистел дрозд.
Довольный Мишка урчал от блаженства, подпевая лесным обитателям, а потом сладко засыпал под песни леса, окончательно забывая и о своей жене- медведице, и медвежатах.
Утром выходил на поиски новой одинокой медведицы, чтобы с ней начать другую семейную жизнь.
И так до глубокой старости: находил каждый год новую жену, оставляя ее на зиму с медвежатами в берлоге, где-то рядышком с ними обустраивал себе теплую берлогу, засыпая до весны. Маша-медведица же еще целый год выхаживала медвежат и только на третий год отпускала их на волю.
Птичкам с высоты все было видно!
Вот и сочиняли они свои песни и о беззаботном Мишке-медведе, и о всесильной материнской любви медведицы; и, если бы Мишка-медведь хотя бы раз в своей жизни внимательно вслушался в птичий хор, то понял бы, о чем поют птички! Может быть, ему бы стало стыдно?