Часть восьмая.
"Скорость ни разу никого не убила,
внезапная остановка… Вот что убивает!"
Джереми Кларксон.
На стук в дверь с табличкой "Room N3" долго никто не открывал. Но Смолев знал, что Злата Литвинова в номере. Выждав небольшую паузу, он постучал снова, на этот раз чуть громче. Спустя еще некоторое время он явственно расслышал за дверью легкий шорох.
- Госпожа Литвинова, - произнес он мягким, успокаивающим тоном, - это владелец виллы, Алекс Смолев. Прошу простить меня за беспокойство. Я всего лишь хотел бы вернуть вещь, которая, полагаю, принадлежит вам.
Протекли еще три долгих минуты, прежде чем дверь наконец медленно приоткрылась. Хозяйка номера стояла на пороге, запахнувшись в длинный шелковый халат нежных персиковых тонов. Правой рукой она плотно прижимала ворот халата к горлу и прятала глаза за огромными черными очками.
Как ни пытался Алекс рассмотреть выражение ее глаз, - ему это не удалось.
- Да, да, конечно, - произнесла она сипловатым, словно со сна, голосом. - Конечно, Алекс Смолев. Я помню. Вас представляли на ужине в первый день. Правда, с того момента мы больше не виделись, но я вас узнала. У меня отличная память на лица, а вот на имена - отвратительная... Но у вас красивая фамилия, я запомнила. Простите, что долго не открывала: я неважно себя чувствую. Ничего серьезного, видимо, немного перегрелась накануне.
- Ничего страшного, - шире улыбнулся Алекс и, помедлив, протянул ей соломенную пляжную сумку. - Прошу! Мне сказали, что это ваше. Забытые вещи постояльцам обычно возвращает моя управляющая, но сегодня она отпросилась взглянуть на мотогонки и предупредила, что вернется поздно вечером. Поэтому я решил вручить вам сумку лично, на случай, если она вам понадобится уже сегодня.
- Спасибо большое, - нисколько не оживившись, ответила Литвинова, равнодушно забирая сумку. - Впрочем, сама не знаю, зачем я взяла ее с собой в поездку, ведь я почти не выхожу из номера... В любом случае, большое вам спасибо!
Она уже было повернулась, чтобы уйти, как Смолев, не меняя доброжелательного тона заботливого и гостеприимного хозяина, заметил:
- Если вы захотите тоже взглянуть на гонки - гостиница будет рада предоставить вам транспорт с водителем. Сегодня не так жарко, как вчера, а в горах и вовсе будет прохладно. А горные пейзажи и долины стоят того, чтобы их увидеть!
Злата несколько секунд стояла спиной к Смолеву, затем, повернувшись через плечо, тихо произнесла:
- Гонки? Нет, спасибо. Я терпеть не могу гонки. Это хобби моего мужа. Но в последнее время наши интересы практически не совпадают, скорее наоборот... Но за предложение спасибо! Пожалуй, я отдохну в номере. Всего доброго!
- Всего доброго! - кивнув, ответил Смолев, глядя, как перед ним закрывается дверь с табличкой "Room N3".
Вместо того, чтобы уйти, он невозмутимо прислонился спиной к перилам в двух метрах от номера и стал терпеливо ждать. Долго ждать ему не пришлось. Вскоре ярко-синяя дверь вновь открылась.
- Что-нибудь не так, госпожа Литвинова? - участливо поинтересовался Алекс у женщины, которая снова появилась на пороге, держа в руке пляжную сумку, что он ей вручил пять минут назад. - Это не ваша сумка?
- Сумка моя, но вещи в ней, - несколько растерянно сказала Злата, держа сумку широко раскрытой и показывая содержимое Смолеву, - вещи в ней не мои! Здесь какие-то вышитые салфетки, открытки и шприцы! Это все не мое! А моих таблеток, наоборот, нет! Что мне делать с чужими вещами?
- Я заберу, - кивнул Смолев и аккуратно достал из сумки все перечисленные предметы, стараясь прикасаться к упаковке со шприцами через тканевые салфетки. - Не волнуйтесь, возможно, просто горничные сложили все находки. А что за таблетки у вас пропали? Возможно, они тоже где-то найдутся, так я распоряжусь, чтобы сразу же занесли вам. Как называются и как выглядит упаковка?
- Это мое французское снотворное, донормил, - подумав, и по-прежнему не повышая голоса, сообщила ему Литвинова. - Небольшая туба с шипучими таблетками. Впрочем, она была полупустая, а у меня есть еще. В последнее время без снотворного я не засыпаю, и поэтому у меня с собой всегда стратегический запас. Как вы говорите: "Ничего страшного!" Так оно и есть, ничего страшного не произошло... Всего доброго!
На этот раз дверь закрылась окончательно. Смолев, держа в руках "забытые вещи", отправился на хозяйскую половину.
- Как прошло? - поинтересовался Виктор, растирая ладонью затекшую шею, едва Алекс появился в гостиной.
Манн сидел за столом, перед ним лежали документы - пачка машинописных листов. Судя по пометкам на полях, генерал изучал содержимое досье внимательно и скрупулезно, не упуская ни единой детали. Ручка "Montblanс" - любимая перьевая ручка генерала - лежала рядом с пачкой бумаг.
- Как учили, - ответил Смолев, аккуратно складывая на стол салфетки, пачку открыток из подарочного набора гостиницы и упаковку шприцев. - Это не она. Абсолютно адекватная реакция. Скорее всего, подбросил кто-то из своих. И еще, у нее пропали таблетки. Снотворное, донормил. Час от часу не легче...
- Интересно девки пляшут, - пробурчал генерал, надевая на перо ручки колпачок, чтобы чернила не сохли. - Снотворное пропало неизвестно куда, шприцы появились неизвестно откуда. Какой-то таинственный круговорот медикаментов на отдельно взятой вилле. Ладно, отдадим шприцы экспертам Антонидиса - пусть колдуют насчет "пальчиков", хотя я лично сомневаюсь.
- Я тоже, - кивнул Смолев, усаживаясь за стол напротив генерала. - Но чем черт ни шутит. Что у тебя? Обнаружил что-нибудь интересное?
Генерал потянулся, разминая могучие плечи, прежде чем ответить.
- Черт его знает, Саша, - наконец произнес он задумчиво. - Может да, может нет. Я начал с нашей мадам Караваевой. Очень она меня заинтересовала. Ты был прав насчет нее, кстати. Биография у нее крайне интересная, если больше не сказать... Закончила в семидесятых Ленинградский Институт Культуры с красным дипломом. Библиотековедение и библиография. Подавала большие надежды. Предлагали остаться на кафедре и защищать диссертацию. Отказалась. Уехала по распределению в Ленинградскую область. Там познакомилась с каким-то работягой, работавшим вахтовым методом на буровой в Сибири. Потом какая-то мутная история. То ли несчастная любовь, то ли мужик просто оказался подонком. Родила сына через год. Отдала в детский дом.
- Это как? - оторопело поинтересовался Смолев. - Что значит "отдала"?
- Отказалась, - пожал плечами Манн. - Еще в роддоме. Отказ от родительских прав, все официально оформлено, чин чинарем... С работы уволилась. Влюбилась, видать, без памяти, голову потеряла... С женщинами, Саша, и не такое порой бывает! Впрочем, без мужчин здесь не обходится... Уехала вскоре вслед за своим сожителем в Сибирь, на заработки. Похоже, тот ей объяснил, что ребенок им будет только обузой. Лет пятнадцать моталась по поселкам нефтяников и по буровым, закончила курсы медсестер. Там и работала: где библиотекарем, где поварихой, где медсестрой. Пока он ее не бросил. Кстати, так и не женился.
- Печально, - сухо проронил Смолев. - Но закономерно.
- Похоже на то. Как Жеглов сказал? "Несчастная она баба"? Вот это все про нее. Вернулась в Ленинград. Неоднократно трудоустраивалась по основной специальности, в библиотеки. Но странное дело, нигде больше года не смогла задержаться. Трижды уходила сама, по "собственному", дважды - по статье.
- За что именно?
- За пьянку, Саша. Пьянку и прогулы. Женский алкоголизм - штука страшная. Впрочем, я ее понимаю, было от чего запить. Какое-то время работала вахтершей в студенческом общежитии своего ВУЗа, видимо, кто-то из преподавателей по старой памяти решил помочь с трудоустройством. В 90-е годы ушла и оттуда. Перебралась в Москву, торговала на рынках, "челночила". Потом снова вернулась, на этот раз уже в Санкт-Петербург. Познакомилась с Караваевым, вышла за него замуж. Работала при нем долгое время администратором. Думаю, от пьянства он ее вылечил. Семь лет назад пришла в "Зодиак", где ее муж уже был к тому моменту семейным врачом у директоров. Стала помощницей директора по АХО*. Это официально. А на самом деле отвечала за снабжение секретариата, питание директоров в рабочее время, рулила уборщицами на директорском этаже, выполняла поручения директорских жен. Вот так. Но это пока присказка, не сказка, а сказка, Саша, - впереди!
- Очень интересно, - кивнул Смолев, внимательно слушая друга, - продолжай!
- Пока ты ходил к Литвиновой, кроме файла на Караваеву я успел еще лишь быстро просмотреть досье на директоров "Зодиака", на подробное изучение времени не хватило. Так вот, очень меня заинтересовал один из них.
- Литвинов?
- Нет, Саша, не угадал. С Литвиновым все понятно. Из семьи номенклатурных советских служащих, университет, приличная должность, карьерный рост. Жаден до всего: карьеры, денег, власти, женщин. Абсолютно беспринципен. Как она сказала тогда? "Мерзавец, каких мало"? Очень точная формулировка. Но не суть, о нем потом еще отдельно будет разговор... И Истомин - тоже все как Караваева и описала: несчастная судьба, потеря семьи, в итоге - как мы знаем - трудяга-алкоголик в патовой ситуации с молодой любовницей. И снова не он меня заинтересовал.
- Остается Василенко, - насторожился Смолев. - Но про него мы практически ничего не знаем!
- Вот именно, - постучал по скатерти согнутым указательным пальцем генерал Интерпола. - Ты помнишь реакцию Караваевой на допросе, когда ее спросили про Василенко?
- Она просто ушла от ответа. Помню, сказала две или три ничего не значащие фразы.
- Странно, правда? Особенно, Саша, если учесть, что про всех остальных она разливалась соловьем. Вопрос - почему?
- Что ты хочешь этим сказать?
- В подробном досье на Василенко - вот я тебе сейчас прочту, в справке из личного дела отдела кадров "Зодиака", кстати сказать, эта информация отсутствует - указано, что Василенко Руслан Аркадьевич, 1978 года рождения, получил указанные имя и фамилию при усыновлении Аркадием Анатольевичем и Анастасией Валерьевной Василенко и был зарегистрирован ленинградским "Домом Малютки" под этим именем спустя три месяца после рождения.
Смолева осенило. Генерал смотрел на него с грустной полуулыбкой. Они поняли друг друга без слов.
- Ада Караваева - его мать? Это точно?
- Точно. Все совпадает. Роддом, даты. Она его мать. Сомнений быть не может. Поэтому на допросе она была так сдержанна. Боялась навредить. Хотя, конечно, мы еще проверим, коллеги из питерского Следственного комитета помогут.
- Вот это да, - Смолев машинально потер занывший висок. - То есть, она все-таки нашла сына. Но знает ли он?
- Думаю, что не знает. Я думаю, что он вообще не в курсе, что он приемный.
- Ну, хорошо, - кивнул Смолев, - она его мать. И что это нам дает? И причем здесь смерть этого несчастного юриста? Или, как мы выяснили, покушение на Астафьеву?
- О, Саша! - присвистнул Манн. - Это нам дает материнскую любовь, которая столько лет была загнана вглубь, травмируя психику, от которой, похоже, и так после всех этих лет немного осталось. Женщина с мощным нереализованным материнским инстинктом, которую в свое время вынудили отказаться от своего единственного ребенка, способна на все ради него.
- И даже убить?
- И очень запросто, Саша, - хмуро ответил генерал. - Я тебе как-нибудь на досуге расскажу случаи из своей практики. Помню, было одно дело...
Трель телефонного звонка прервала рассказ генерала на полуслове.
Смолев достал айфон, взглянул на него, на генерала, нажал на кнопку громкой связи и положил устройство на середину стола. Из динамиков мобильного телефона в комнату ворвался взволнованный голос управляющей:
- Дядя Саша! Это я! Алло! Тут черт знает что творится! Алло!
- Рыжая, слушаем тебя, ты на громкой связи, говори! В чем дело?
- Дядя Саша, дядя Витя! Все плохо! Полный дурдом! Я на втором пит-стопе! У Истомина сердечный приступ! Без шуток! То ли инфаркт, то ли инсульт! Он лежит трупом, почти не дышит, посинел, пульса нет! Вокруг него скачет Караваев, который только что приехал, но даже я вижу, что дело плохо! Караваев сам бледный, как смерть, не знаю, кого первого в "скорую" грузить!
- Парамедиков вызвали?
- Да, первым делом, уже едут! Но дело не в этом, Василенко шел первым, но вот уже пятнадцать минут, как и с ним пропала связь! Мне сказали, что такого не может быть, потому что не может быть никогда! У него и две рации, и телефон, и гарнитура! Никогда раньше такого с ним не бывало! Что-то с ним случилось! Сюда несутся механики с первого пит-стопа, должны быть с минуты на минуту. Дядя Саша, они все ведут себя так, будто Василенко разбился! Я такого мата не слышала с тех времен, как к нам домой матросы с папиного сухогруза приходили. Они все напуганы!
- За ним кто-то поехал?
- И я так думала, что у них это предусмотрено! Но тут какая-то чушь творится! Тут была Астафьева и один из механиков, этот, как его... Кондратьев! Как только стало понятно, что Василенко не выходит на связь, они вскочили на мотоцикл Истомина и унеслись!
- За ним? В смысле, за Василенко?
- Дядя Саша, дослушай! Если бы! Совсем в другую сторону! Такое ощущение, будто сбежали! Представь, муж ее лежит на земле, синеет на глазах, а она прыгает на мотоцикл с этим парнем, и только их и видели! Антонидис не успел ей и двух вопросов задать! Он за ней, а она от него на мотоцикле! Метров пятьдесят за ними бежал, бедолага! Так и остался потом стоять с открытым ртом! Я же говорю, дурдом полный!
- Что с Литвиновым? - быстро вклинился генерал, склонившись над столом. - Он прошел пит-стоп?
- Да, он прошел вслед за Василенко, может, минут через пять. Останавливаться не стал, сквозь зубы только что-то прорычал на механика, тот аж отпрыгнул, и вперед рванул, за Василенко следом. Но я так понимаю, что у них маршруты здесь расходятся, как мне объяснил Антонидис, а снова сойдутся только у третьего пит-стопа!
- Литвинов на связь выходит?
- Я не знаю, дядя Саша, вроде с ним все в порядке. Про него ничего не говорят. Что мне-то делать?
- Жди механиков с первого пит-стопа и парамедиков. Старший инспектор рядом?
- Он на повышенных тонах что-то сержанту Дусманису объясняет, на том тоже нет лица. Стоит, как в воду опущенный. В тот момент, когда Астафьева с механиком уезжали, сержант, как назло, спиной к ним стоял, по телефону со своей девушкой разговаривал. Ты же знаешь Дусманиса, когда он воркует с подругой - все остальное для него не существует! Хоть война, хоть землетрясение. Сейчас Антонидис ему "шею мылит".
- Закончит "мылить", - снова вклинился генерал, - пусть немедленно наберет нас.
- Хорошо, дядя Витя, передам!
- Все, Рыжая, отбой!
Манн и Смолев какое-то время молча смотрели друг на друга, терпеливо ожидая звонка от старшего инспектора. Секундная стрелка на настенных часах, казалось, замедлилась, а время стало густым и тягучим, как прошлогодний мед.
- Думаешь, успеем? - подал наконец голос Смолев. Он был мрачен и сосредоточен.
- Не знаю, - покачал головой Манн. - Но попытаться надо. Хоть и не заслуживает он этого. Пока в этой гонке мы все время опаздываем...
Еще через мгновенье снова раздалась трель телефонного звонка. Смолев вновь перевел телефон в режим громкой связи. Старший инспектор кратко доложил обстановку, еще раз подтвердив слова Софьи.
- Все ясно, - бросил генерал. - С Астафьевой и Кондратьевым разберемся позже, никуда они с острова не денутся. Я распоряжусь, чтобы портовая полиция была наготове. Не исключено, что появятся в гостинице забрать вещи - здесь и задержим. Не это сейчас главное. Немедленно выдвигайтесь по автотрассе к третьему пит-стопу! У вас еще есть шансы его спасти! Я отправляю вертолет береговой охраны по маршруту от побережья вам навстречу! Не медлите, старший инспектор, спасайте его! Снимайте с пробега! Перекрывайте трассу! Я даю вам санкцию!
- Кого? - растерянно переспросил Антонидис сквозь помехи связи. - Василенко? Но мы не уверены... Мы не знаем, где его искать! Надо идти по его маршруту, туда сейчас отправляются механики на своих мотоциклах. Он не дошел до третьего пит-стопа!
- Не Василенко, - с досадой нетерпеливо произнес генерал. - Им пусть занимаются механики и вертолет. Боюсь, что здесь мы уже опоздали.
- Но кого я должен спасать?
- Литвинова, Теодорос, Литвинова! - сказал Смолев. - Я потом вам все объясню! Если вы его упустите на третьем пит-стопе, до финиша он, скорее всего, не доберется живым!
Литвинов вел мотоцикл уверенно. Он был зол, но сосредоточен. Трасса оказалась местами сложной, но долгие годы тренировки в эндуро давали о себе знать. Руки крепко держали руль, мощная машина, взревывая двигателем, послушно преодолевала преграды и виражи, пробиралась через завалы, неслась на скорости по горным гребням. До последнего скоростного участка оставалась чуть-чуть. Ориентир - старинная башня - был отлично виден со склона, по которому он быстро спускался. Спускался один. Видимо, от Василенко он оторвался. Но и на третьем пит-стопе он отдыхать не станет. Пойдет вперед. Может быть, глоток воды.
В голове директора "Зодиака" в такт рывкам мотоцикла пульсировали мысли.
"Петька - чертов алкоголик. Ничего слушать не хотел. Предупреждал же его - кончай бухать! Но уговор - дороже денег. Пусть теперь пеняет на себя. Нисколько не жаль. На нем, конечно, много что пока держится. Но смена подросла. А незаменимых, как известно, не бывает. Это не пятнадцать лет назад, когда на Петьке все производство висело. Справимся как-нибудь! Сам виноват. Как и с этой стервой тоже. Чтоб ее! Как можно было привести эту шлюху в "Зодиак"? Она чуть было все не испортила, интриганка! Дурочку наивную из себя корчила, мразь! Везучая мразь!"
Стиснув зубы от злости, он добавил газу, и заднее колесо мотоцикла, резко прокрутившись, выстрелило очередью из мелкого щебня в соседнюю скалу.
"И этот Лысый, еще один идиот! Господи, за что это мне? Я окружен идиотами, алкоголиками и жадными шлюхами! Ладно хоть Лысый документы успел сделать, прежде чем сдохнуть. Вечно лез не в свое дело, вот и получил. Тоже не жаль ни капли. Отработанный пар! Только бы первым успеть! Тогда останется только продать пакет!"
Спустившись со склона горного хребта, Литвинов выскочил к третьему пит-стопу. Странно, но на пит-стопе оказалось всего два человека: Караваева и незнакомый ему полицейский сержант, который увидев его, сразу залопотал что-то по-гречески и замахал руками.
- Где Ильич? - сняв шлем, хрипло спросил Литвинов у Караваевой, игнорируя грека. - Где механики? Какого хрена? Почему нет никого? Что молчишь? Воды дай!
Та молча протянула ему открытую бутылку с водой, что держала в руке. Литвинов, не дождавшись ответа, выматерился вполголоса, залпом выпил половину бутылки и отшвырнул ее прочь. Затем, по-прежнему не обращая внимания на сержанта, пытавшегося ему что-то сказать, повернул ручку газа и бросил мотоцикл вперед.
Караваева с бледным и окаменевшим лицом какое-то время смотрела ему вслед, пока у нее не подкосились ноги и она не опустилась на землю.
Полицейский сержант еще долго что-то кричал в телефонную трубку, словно оправдываясь, пока не заметил, что женщина лежит на земле без сознания.
Продолжение http://www.proza.ru/2017/03/18/2488