Лавка старьевщика Джо

Здесь приведена часть книги "Лавка Старьевщика Джо". Полный текст с иллюстрациями можно найти на ресурсе Литрес (Воронин Денис).


1. Всякий хлам, оставшийся в моей кладовой — древние, но и не потерявшие свежесть научно-фантастические рассказы. Прочтите их — это может быть смешно, и иногда чуточку грустно.
Здесь скрыт определенный смысл.
2. Второй артефакт, предлагаемый Лавкой Джо — подборка стихов (лучшее из мировой поэзии) так или иначе, позволяющих настроиться на возвышенный лад. Это очень полезно для начала любых значимых путешествий.
3. Зачем следует реконструировать Историю, воссоздавать предметы прошедшего быта, вот эти, представленные здесь бутафорские, или, почти настоящие панцири и шлемы? Дело в том, друзья мои, что прошлое — суть наша собственная жизнь, только лишь, так получилось, что, основательно забытая. Если мы помним только сегодняшний день, и совсем чуть — вчерашний, то лишаемся широчайшей гаммы чувств, делающей наше существование осмысленным и вообще говоря, необходимым.
Предметы старины — якоря памяти. Может быть, облачившись в самодельные доспехи, вы настроитесь на психическую волну солдата, шагавшего в них, годами, десятилетиями, по степным дорогам, великим городам и полям сражений. Или же сурового мастера, клепавшего их в своей кузнице! Вспомните того человека, который, в сущности — ваше второе «Я», расширьте объем своей души до не мыслимых ранее пределов!
4. Подборка научных или около-научных публикаций. Да, здесь есть и наброски пресловутой Машины Времени, в сущности, Правой руки Бога.
Рассказы от Лавки Джо. Для вас, милые детишки — почти бесплатно
1. «Наследник» — скромное повествование о мальчике, готовящемся к пересадке души. Теоретически — основа сценария научно-фантастического фильма. Финал кажется немного грустным, и возникает предположение, что необходимо более оптимистичное продолжение. Так ли это, на ваш взгляд?
2. «Истина рядом» — рассказ о том, что нарратив (модное слово, обозначающее ряд сообщений, выражающих реальность, но, не равных ей) может отличным от действительного положения дел.
3. «Новые люди» — что произойдет, когда животные получат основы разума и права человека.
4. «Взаимные обязательства» — рассказ о недалеком будущем, в котором особую роль займут миниатюрные электронные Адвокаты. В новелле есть потенциал сценария, ведь некоторые отечественные режиссеры снимают неплохие фильмы (именно) о загранице, где все может быть плохим, не очень плохим и, что интересно, разным.
5. «Огнеопасно, Вселенная!» — повествование, в котором автор пытался между строк простого НФ рассказа ввести свое видение Концентратора рассеянной в пространстве энергии.
6. «Друг» — первый опубликованный на бумаге рассказ, или даже «повесть», как это назвал редактор. Предполагалось, что он станет первой главой эпохального произведения. Эпохалка не получилась, но рассказ — да, довольно симпатичный.
7. Психологическая и физическая Машина Времени — вам интересно узнать о них больше?

Первая Машина Времени перед вами, уже сейчас, в несложном но действенном психологическом упражнении. Уделите свое время ее исследованию!
 Волна Времени
Выставьте на свой обеденный стол пищевые продукты интересующего вас века. Теперь Столовая — ваша Машина Времени. Разместите здесь же соответствующие эпохе артефакты — те, которые вы можете найти у нумизматов, в кладовых предков, или при собственных археологических раскопках. В центре разместите эту книгу, рисунки, фотографии — двух, трех, четырех временных слоев. Убавьте свет до свечи. Выпейте — один, или с Друзьями, поблескивающей при ее свете, воды. Теперь — включите психологическую Машину Времени.
Нажимайте по порядку, указанном цифрами, виртуальные клавиши Клавиатуры. С какого-то момента вы заметите, что мир изменился. Времени больше нет.
Сейчас — или позже, во снах, и самом течении вашей жизни. Вы продвинулись в саму Историю.
Машины Времени — мы сами. Содружество независимых клеток, тонкая вязь их полей, в идеале настроены на бессмертие. Они свяжут вас с теми, кто был раньше и, чем-то были с нами похожи, нашими дополнениями к Вечности. Следует лишь отрешиться от временной реальности. В этом вам поможет психологическое упражнение — набирание номера виртуального телефона. Чем выше количество этих упорных наборов, и чем больше друзей, согласных повторять с вами эти действия — тем вернее результат.
Вот, наш стол — Машина Времени оторвался от хода часов на стене, вышел за пределы пространства, понесся, вместе с вами в прошлое. Не задерживайтесь там слишком долго. Это против еще не разгаданных правил природы.
Закройте лицо руками.
Видите?
Проверьте, все ли здесь так, как в тексте — и следуйте дальше.
Ваши находки очень важны.

(Путеводитель по Времени — книга автора «История почти Всего»).

* * *
НАСЛЕДНИК
Ура! Мне исполнилось двенадцать лет!
Куча подарков, от всех моих двух мам и четырех пап! Но, что это? Машинка на веревочке? Этого дарителя я могу исключить из завещания! Надо быть серьезней. Ведь я уже взрослый.
Кстати, пока не забыл новое имя.
Меня зовут Дин.
Вчера успешно прошел экзамен на детскую непосредственность. С этого дня нужно заполнять кучу всяких анкет, намного больше обычного. Все о самочувствии — нет ли сердцебиений, кошмарных снов, депрессии. И — страничка раз в месяц — что придет в голову. Записной книжкой можно пользоваться только мне. Электронный замок открывается, если я гляну в скважину и скажу «Сим-Сим, откройся». Так предписал мой личный врач Макс, добавив, что, помимо возможности свободного выбора я имею право на… как это? конфиденциальность. Вообще, много разных докторов интересуется мной: психологи, биологи, психофизики, их помощники. Вот и пишу, аккуратным почерком, доклад обо всем, что вижу. Скоро я поближе познакомлюсь со всеми моими папами и мамами — стараюсь быть хорошим мальчиком.
Эдгар — самый любимый мой папа. Он классный серфер. Каждый день прошедшего месяца брал меня к Океану, ловить Волну. Думаю, «Волна» надо писать именно так, с большой буквы, как он и произносит это слово. Здорово — стоять в потоках бриза, катиться на доске по заворачивающейся в рулет воде к жаркому берегу. Конечно, сначала получалось не особенно то, но папа Эдди терпеливо всему меня выучил. Он остался доволен, как точно я заимствую его движения и принимаю положенные наставления.
После катания мы обычно заходили в пляжный бар, отец заказывал себе виски, коктейли, а мне — разрешенную детям газировку или чай. Я знаю, у него что-то не так с желудком, но он особо не беспокоится об этом, так как рассчитывает теперь на меня. Кстати, чтобы войти в систему Наследников и свести со мной знакомство, он продал большую часть своего бизнеса. Четкий папа. Мне запомнилось особенно, как Эдди покручивает в руке бокал со своим жгучим взрослым напитком, делает глоточек за глотком, счастливо жмурится и улыбается: «Скоро, Дин, сынок, ты тоже сможешь так, тогда поймешь, как это вкусно».
Папа Дак. Ему за восемьдесят, но все еще очень бодрый. Фамилию — Рокфеллер, все обычно произносят шепотом. Он тоже почему-то уверен во мне, как в самом себе. Считает, что глупенькому мальчику, то есть, мне, необыкновенно с ним повезло.
Мы уже побывали пять раз на собираемом им совете директоров корпорации. После заседания Дак давал мне посидеть на его, заглавном стуле с высокой спинкой, за могучим, наверно, в половину теннисного корта, столом. Ничего, между нами, мальчиками, такого, особенно заманчивого. Директора все какие-то скучные, озабоченные ерундой, разговаривают будто бы одними цифрами. И еда так себе — бесконечная яичница с беконом, тосты, апельсиновый сок и теплое молоко.
Еще Дак показывал мне карту мира, на ней стрелки, флажки и опять — глупые цифры. Сказал: это обязательно будет наше. Моё. Точней, наверное, его. Запутался этот Рокфи. Но, кажется, все же, Дак меня по-своему, любит — порозовел, будто очнулся от дурного сна, от себя не отпускает ни на шаг. Ну, что Дин?
Я не решил, хочу ли быть таким, как Рокф, такое вот унылое богатство меня особенно не привлекает. Лучше иметь обычную, среднюю фирму по изготовлению интересных вещей — аквалангов, гидрокостюмов, масок с трубками — но при этом сколько хочешь кататься на серфе, без скучных директоров и стерилизованного молока. Быть чемпионом пляжа, танцевать с веселыми девушками ламбаду, самбу и задушевно играть на банджо.
…Этот месяц провел с мамой Линдой. Она вся такая фирменная. Вся, от супермодных туфель, до шляпки от кутюр. Наверное, ей тридцать четыре — хотя опыта в таких вещах у меня мало. Макс намекнул, этой даме за семьдесят. Однако женщина заботится о своей внешности так, как никто. Посещает курсы личностного роста. Не желает стареть, а это самое главное для сохранения здоровья и внешней привлекательности.
У этой мамы огромный, словно автобус, шкаф, с горами одежды. Она, если честно, уговорила меня примерить костюм девчонки-тинэйджера. Наверное, сохранила его в сундуке-морозильнике с тех времен, когда носила его сама.
Накрасила мне губы и подвела брови тушью.
Примеряла, особо не стесняясь моего присутствия, мужские штаны, костюмы, куртки. Вставала рядом, приобнимала, смотрела в широкое зеркало и, запрокинув голову, долго хохотала.
Папа Эрвин.
Он, конечно, не катается на серфе, как чемпион пляжа, но зато — мастер всего! Своя фирма по производству человекообразных молодцов, помогающих пожилым обслуживать себя. И другие у них бывают дела — сражаться с людьми, лазить под водой, чинить буровые вышки, и все такое. Эрвин сказал; раньше было даже больше чем много, заказов на личные аватары.
— Одень-ка вот это, сынок, — папа поднес ко мне шапку с зеркальными очками. — Стандартный, мягкий, удобный шлем аватара, гордость фирмы. Каким находишь дизайн? Удобно? Сейчас ты станешь сильным, стойким, почти бессмертным. Хочешь быть наследником всего этого?
Он слегка закашлялся.
Я ответил в том смысле, что, вот, в Интернате нас почти ничему не учили, запрещали помнить что-то слишком долго, редко разрешали смотреть телик, чтобы не забивать мозги ерундой. Часто меняли имена воспитанников. Вообще-то я считался там слишком даже умным, хотя и не настолько, конечно, чтобы выйти в брак. Это все интересно, но нужно хорошо подумать.
— Потребуется еще это, — папа сунул мои ноги в колкие ботинки, на руки натянул перчатки с будто бы живыми присосками, тотчас всосавшимися в кожу. — Картинка пошла? Это вид из аватара. Теперь ты можешь заставить свое воплощение двигаться, делать все то, что тебе нравится.
Я повел рукой, пошевелил ногой — в соседней комнате что-то зажужжало; изображение дернулось, поднялось и поплыло.
— Молодец, сынок! Иди сюда!
Я быстро сообразил, что к чему, и, толкнув пластмассовой рукой робота дверь, ввалился в нашу комнату.
— Можешь переключиться на другой аватар, — предложил папа, справившись с очередным, напавшим на него кашлюном. — Прогуляешься по краю Ниагары?
В глаза впрыгнуло новое изображение, еще более объемное и четкое, чем минуту назад. Ревущая косматая вода, под ногами пропасть, наверное, в милю, за полосатой железной решеткой — равнодушно глядящие на меня туристы.
По мостику, перекинутому через водопад, ходили туда-сюда подобные мне пластмассовые увальни, порой наклоняясь и всматриваясь в глубину.
— И ты так сможешь, Дин, — подзадорил отец. — Хочешь прыгнуть вниз? Давай! Для тебя не жалко и самой продвинутой модели.
Я, чуть поколебавшись, шагнул в пропасть. Изображение замелькало — край обрыва — небо — вода — пузырьки, зарябило и схлопнулось в точку. По спине пробежали мурашки, я вздохнул, встряхнулся и пришел в себя. Ну, и что?
Я снял шлем, подошел к столу и выпил воды.
— Понравилось?
— Да, отец.
— Второй, третий, и последующие разы будет не так, к сожалению. Сначала людям интересно присутствовать в таком теле — но кайф быстро сходит на нет. Ведь робот, на самом деле, не ты. Даже над глубокой пропастью, после пары повторов, не чувствуешь приятного волнения, ощущения подкравшейся тайны. Адреналин почти не выделяется, пульс ровный, как при просмотре далекой войны по телевизору. Смех, а не восхитительный ужас. Успех аватары имеют в боях с живыми людьми, на этом держится фирма, но… но. Сейчас на высоте другие методы, и ты, сынок о них хорошо знаешь.
Папа снова зашелся кашлем, нырнул под занавеску, глотать медицинский кислород.
Мы еще стреляли в тире из духового ружья, посещали аквапарки с подобием Волны, детские рестораны, где поедали, на спор, чудесные торты, еще Диснейленд и завод по производству всяких разных шагающих железок.
Ну что, Дин, думаешь?
Подписать ему, как говорят, свою квартиру?
Софи. В библиотеке этой моей мамы — наверное, десять миллионов книг. И в библиотеке Конгресса ты столько чтива не отыщешь. Постоянно курит в кресле-качалке, которое является одновременно каталкой. Разговаривала со мной немного. Наверно, хотела дать мне свободу — чтобы я только по своей воле рассматривал ее книги, фотографии, наливал чай, отдавал распоряжения поварам, горничным и прочей прислуге. Возился с ее рычащими собаками.
Дом у этой мамы, надо заметить, превосходный. Сад с голыми статуями, прудами, беседками, множеством деревьев и цветов. Яблоки можно срывать из окна. Еда тоже классная — фазаны, перепела, куропатки, ракушки, осьминоги, икра. Ешь — не хочу. Соки — обязательно — свежевыжатые, не то, что в Интернате, жидкие, из пакетов. Икра не понравилась. Пахнет рыбьим жиром, который давали мне воспитатели для мозга. Мама сказала, нужно полюбить. Даже разозлилась, когда я отодвинул вазочку в сторону. Два раза повторила «Ешь, дорогой, это же очень, очень вкусно». Но я — не хочу. Имею право на выбор.
Сейчас Софи питается растворами из капельниц. У нее проблемы с пищеводом, на всем его протяжении, а некоторых органов, как понял, вообще не хватает. Врачи хотели запретить ей курить, но, на самом деле, это моя мама указывает всем, что им нужно делать.
Не могу понять, насколько я ей глянулся. И так ли это важно? В любом случае, она оплатила существенную часть моего содержания в Интернате, подарки, приходящие почти каждый месяц, расходы с самого рождения, включая страховку биологических родителей, и что-то еще. Это достойно уважения. И, в общем, мне самому понравился этот дом, еда, райский сад и яблоки.
Папаша До-До. Он сам велел так себя называть. Почему — не знаю, и не спрашиваю. Пойму все, если подпишу на него. Надо подумать лишь: хочу ли я быть до такой степени умным?
Если у папы Эрвина один кабинет с парой кислородных баллонов, то дом До-До весь, от подвала до чердака — первоклассная клиника. Лишь одна комната без запаха лекарств и пищащих приборов, — и она предназначена для меня.
Этот отец мало похож на остальных кандидатов. Кресло-каталка с баком, в котором среди капельниц, пластиковых мешков с булькающими жидкостями, проводов и шлангов, с трудом угадывается голова, сморщенное туловище и шевелящиеся пальцы руки. С вождением в стиле стритрейсер надо быть осторожнее!
До-До общается через присоски на пальцах, соединенные с компьютером. На экране, целыми днями, вечерами, я терпеливо, покорно, по-сыновьи, читал непонятные слова о запутанных микрочастицах, связях родственных объектов, пси-каналах и спаренных морфогенетических системах. Не понимаю. Но папа До-До считает, мне все это нужно впитывать прямо сейчас.
Каким-то боком этот мой отец связан с организацией Наследников. Кажется, подводит разговор со мной к тому, что кое-что в ней пошло не совсем так, как он рассчитывал. Но, если я ему помогу, именно что, известным мне способом, он все исправит, как надо.
Макс сказал, только по очень строгому секрету; если ты не знаешь, кого выбрать, тяни жребий.
— Главное — не раздумывать долго, сберечь мозги, ведь в любом случае ошибешься!
Макс — веселый, спортивный, весь такой вот, знаешь ли, разумный. Хотел бы и я быть похожим на него, но доктор не входит в число моих отцов. Даже если ты — врач солидного учреждения, все равно, вряд ли скоро накопишь денег на такого здоровенького, подходящего тебе по группе крови, строению мозга и многим, многим другим признакам, сыночка.
— Вот твоя камера. Ты еще ее не видел? Правда, она красивая? Верь мне, друг; все непременно будет хо-ро-шо.
Камера похожа на перетянутое веревкой, сваренное вкрутую, очищенное яйцо. В моей половине она — чисто черная, с выпирающими внутрь, словно пальцы, бугорками. Смысл, этого, объяснил Макс весело, чтобы не было лишних, ложных отражений твоего тела. Излучение организма по всей глубине должно быть специфическим, истинным, и без примесей лучей аппарата.
Я посидел на стуле, тоже, сплошь черном, будто выдавленном из пола. Напротив, в помещении-близнеце — такое же сиденье, но белое, зеркальное, как и все там.
Врачи сняли с меня еще показания, заставили раздеться, походить по своей половине камеры, садиться и вставать. Включали и выключали странный, такой как бы, знаешь, дребезжащий свет. Маяк и Колокол — главные инструменты этого Яйца. Они, как поведал мудрый Макс, увеличивают количество спутанных частиц в подобных, однако не полностью идентичных объектах. Таким образом, равный душе узор нейронных связей мозга без труда передается другому, относительно чистому биообъекту.
Я лучше пойму это, когда стану взрослей?
Недавно я познакомился с Мари. Девочка чуть младше меня, темноволосая, худенькая, но бойкая. Ее привезли к нам из другого, неизвестного мне интерната для воссоединения с одним из родителей.
Мари много рассказывала о своих мамах и папах, показывала фотографии, делилась подарками. Больше всего ей понравилось быть с мисс Элизабет Райсс, которая живет на острове, застроенном высоченными небоскребами — но и месяц, проведенный с папой Джо, оказался просто незабываемым. Они ездили в Диснейленд, затем на ранчо, где много лошадей и пони.
Еще Мари поведала о порядках, заведенных в ее прежнем интернате. У них, оказывается, дети вообще не смотрят телик, зато кучи плюшевых игрушек, широкий и теплый бассейн, фисташковое мороженое в свободном доступе. Учат меньше чем у нас. Подруга еле-еле умеет вырисовывать печатные буквы. У нее тоже есть дневник с замком, но она почти ничего не написала.
Мари считает меня очень умным. Объявила всем, что я — ее защитник. Ну, что же, пусть так.
Мари почему-то думает, что папы и мамы — только те, наследниками которых мы станем. Вообще, и я до сих пор не понял, что значит «войти в наследство». С одной стороны, у нас где-то есть «биологические родители», о которых мы ничего не знаем, а с другой — мамы и папы, которые все старые, или чем-то болеют, но всегда добрые и заботливые.
Мари не задается слишком сложными вопросами. Когда я начал спрашивать о Контракте, она ответила, что, действительно, когда-то ей предложили написать свое имя на листе с кучей слов. И, словно предлагая прекратить излишне сложный разговор — сунула мне в руки конструктор «Лого».
Но я, между прочим — люблю задавать вопросы и запоминать новые слова.
Девочке очень понравилась местная игровая комната. Говорит, даже лучше, чем в ее прежнем интернате. Светло, просторно и не шумно. Играем мы здесь вдвоем — но мне вполне хватает общества Мари, врачей, иногда заходящих нас проведать, и еще двух кошек.
Кошек нам подкинул Макс, из помещения, расположенного рядом с уже знакомой мне Камерой, прибавив при этом, что для экспериментов они не понадобятся. Еще из этой «биологической лаборатории» нам дали старое оборудование, пригодное для игр — мячи со значками, маленькие ворота и кормушки, похожие на лабиринт.
Старая облезлая кошка — просто настоящая циркачка. Она умеет выделывать всякие смешные штуки. Ее, конечно, долго дрессировали. Увидев лабиринт, Джесс запрыгнула в него, дошла до кормушки и нажала рычаг. Не дождавшись угощения, недовольно зашипев, кинулась к мячам, растолкала их мордой и лапами по воротам так, что знаки на шариках и корзинках точно совпали.
Снова уселась, неприятно мяукнула и вопросительно посмотрела на нас.
Котенок с разорванным ухом, названный моей новой подругой Марси, ничего подобного не умеет. Зато он очень ласковый, — залезает нам на плечи, мурлычет и щекочет усиками.
…Пришли врачи из лаборатории, буркнули, что, мол, животные попали к нам сюда по ошибке, эксперимент еще не закончен. Затолкали котенка и кошку в клетку, и уволокли с собой.
Вернули через два дня, так же неожиданно.
Кажется, с нашими питомцами произошли перемены. Старая кошка перестала, как прежде, лазить по лабиринту в поисках еды, потеряла всякий интерес к мячам и игрушечным воротам. Зато стала доверчивей, и совсем перестала шипеть. Пыталась взбираться на нас, чтобы поиграть, но лапы не держали, и она сваливалась.
Марси, наоборот, полюбил лабиринт, без ошибок находил правильный путь, заталкивал мячи в ворота, словно заправский футболист.
Мы играли с мячами, кошками, кубиками «Лого», ели яблоки, пили молоко. Все отлично! Но вдруг Мари заплакала.
— В чем дело? Это потому, что рассыпался наш домик?
— Дин! Уже завтра приезжает моя мама. Она увезет меня с собой, очень далеко. Врачи сказали, мы расстанемся, тут ничего не поделаешь. Но, я хотела бы дружить с тобой всегда. Давай сбежим отсюда?
Я ответил в том смысле, что дежурные доктора все преувеличивают, мы еще встретимся. Верь мне! Все, как говорит Макс, будет хо-ро-шо.
Мари немного повеселела, обещала отдать подарки, которые обязательно привезет мама Райсс, и снова принялась играть.
…Этой ночью не спалось. Хотя детей здесь почему-то считают не слишком умными, я кое-чему научился. Открывать двери. Легко! Я и Мари показал, как это делается. Надо лишь нажать на истершиеся кнопки электронного замка. Тогда огонек станет зеленым, в дверях щелкнет — и можно бродить по корпусу.
Я крался по коридорам, тихонько, словно котик. Будто знал, где снова смогу увидеть свою подругу.
Мари шла к турникету на выход. Увидела меня, остановилась и что-то быстро сказала сопровождающим ее врачам.
Появились дежурные санитары.
— Мари!? — выкрикнул я, больше ничего не смог придумать.
В этот момент в другом конце коридора распахнулись двери. Из них почти ползком выбралась очень старая женщина — бледное худое лицо, выцветшие глаза, всклокоченные седые волосы. Что-то в ней показалось знакомым. Элизабет, мама Мари? И… не только она.
— Дин, это я! Помоги!
Что за чудеса?
Здоровенный санитар схватил мисс Элизабет и утащил вглубь коридора, несмотря на все ее крики. Не думал, что с почтенными родителями, спонсорами всей организации Наследников, можно так себя вести.
Когда я повернулся, Мари уже куда-то ушла.
Все это произошло быстро, так, что я даже не уверен, было ли на самом деле. Мари предала меня? Такие они, девочки.
Ну, пусть так. Скоро ко мне тоже приедут.
Выбор я сделал. Имя на бумажке, вытянутой из горки таких же листиков в бейсболке. Подписал документ, передал весть Максу, он похвалил меня и отправил сообщение тому, кому сегодня повезло. Ладно, все.
Пора спать.
Привет! Я снова с вами! Сообщения рассылаются по всему Земному Шару. Компаньоны, директора филиалов, менеджеры среднего звена и рядовые работники! Жду поздравлений с моим новым днем рождения!
Салют, мои милые собачки! Кто это тут на меня рычит? Ах, да, новый запах, без амбре табака и лекарств. Надо привыкать.
Теперь можно, как мечталось все эти годы, выбежать в сад на юных ногах, наесться живых, сорванных с ветки своими руками, яблок.
Созвать внеочередной совет директоров.
Бросить курить — теперь это без труда.
Запланировать приятное путешествие в экзотическую страну.
Сим-Сим! Откройся! Ты мне тоже пригодишься, книжка с замочком. Надо лишь выдернуть несколько страниц с чужими закорючками — не пропадать же, на самом деле, добру!?
Приятно, когда, после девяноста восьми, тебе опять двенадцать, пусть уже, с половиной, лет. Хорошо быть такой мамой. Позвольте, как же это мальчики ходят в туалет по-маленькому? Необычно, конечно, но, оказывается, необычайно удобно.
Конечно, я быстро разберусь во всем. Все будет, как говорит мой врач, хо-ро-шо! Если человек упорным трудом заработал достаточные средства, он в состоянии решить любой вопрос. Главное — не ныть, держать нос по ветру, никогда не сдаваться. Тогда весь мир обязательно повернется к тебе лицом. И, да, вот еще что.
Можно есть, сколько хочешь, икру.
ИСТИНА РЯДОМ
Всегда мой брат говорил нечто такое… неудобопонятное. Раньше я старался не вдумываться в эту мешанину слов. А сейчас напрягаюсь, чтобы вспомнить его изречения и расставить всё по порядку.
Он один из тех горе-сочинителей, кто неизменно издаёт свои тощие книжицы на собственные деньги или, как в нашем случае, за счёт близких родственников. Брат не стесняется позвонить мне посреди ночи, ворваться в квартиру и жить, сколько вздумается.
Он не только пишет глупые брошюрки. Он и постоянно что-то мастерит.
По всей его однокомнатной квартирке раскиданы инструменты. В банках из-под огурцов годами хранятся какие-то настои и порошки. Под кроватью скалит зубы пила, норовит пронзить ногу дрель с не вынутым сверлом; к столешнице привинчены тисочки; всюду мотки проволоки, магниты; там и сям, на клочках бумаги, кучки опилок, квасцов, мела, алюминиевой пудры. Грязные пробирки можно обнаружить даже в плафонах люстры. Подставкой для подкопчённого чайника служит первый том трудов Эйнштейна, второй — демонстративно валяется на бачке унитаза.
Когда-то братик пробовал собирать всякие забавные устройства, вроде аппарата для омоложения организма, основным узлом которого стала, как помню, ультразвуковая стиральная машинка. Под столом у него не первый год стоит установка для извлечения энергии физического вакуума. Имеется также инерционный движитель. В платяном шкафу упокоены детали разбитого махолёта. Брат считает, что мысли надо обязательно подкреплять чем-то вещественным.
С некоторых пор он бросил всю свою энергию на развенчание современной академической науки, высот которой так и не сумел достичь. Академия наук для него — гнездо рутинёров, несмотря на то, что один из её действительных членов — я.
Не знаю, где он работает, чем зарабатывает на хлеб.
Заявляется братишка обычно в пятницу, когда моя жена вынимает из кладовки домашние заготовки, а на кухне зарождается аромат жареного мяса.
Я перебираю бумаги и вношу исправления в отчёты. Думаю о важном. Между прочим, за тридцать лет из моих рук вышло свыше трёхсот монографий и статей, не считая многочисленных докладов и двух диссертаций — кандидатской и докторской.
Брат тихо, как мышка, появляется на пороге кабинета:
— Мысли надо подтверждать делами.
Из вежливости его нужно спросить о прошедшем дне. Иначе он обижается и брюзжит по всякому поводу.
— Сегодня заглянул в Палеонтологический музей.
— Ну и как?
— Представился сторожем.
— Зачем?
— Пробрался в запасники.
— И что?
— Гипс!
Брат вынимает из кармана тусклый кусочек.
— И?
— Настоящих костей нет нигде. Это вот тебе для точного анализа. У вас есть много лабораторий, полных бездельников, так им ещё и платят за ничегонеделанье на хорошем оборудовании. Которого нет у меня, настоящего учёного. Дай официальное заключение. Сам убедишься, что я говорю правду, и только правду.
— И что это всё значит? — моя жена Оля хлопает ресницами. В её глазах мой брат имеет репутацию Штирлица, Бэтмена и Джордано Бруно одновременно.
— Кости ящеров искусно подделывают.
— Неужели?
— Учёные дурят всем головы, чтобы получить власть. Влияют на общественное сознание. Они… они шарлатаны, словно жрецы вуду. Я ещё расскажу о моих опытах с интерференцией. Лучи не складываются так, как написано в учебниках, и я объясню, как это связано со скоростью света…
К счастью, подоспевает запотевшая с холода водка, кроличье рагу, маринованные помидоры, и беседа увязает в государственных проблемах.
Через неделю всё повторяется.
Во вторник он является на очередное научное собрание РАН. У него мой «утерянный» год назад пропуск. Мы с ним очень похожи.
Пятница переходит в выходные.
Те же разговоры об обмане, научных мистификациях, о теории Дарвина и ошибках Эйнштейна.
Особенное восхищение у моей наивной жёнушки вызвал рассказ о пещерном волке.
— Так вот, значит, дарвинисты говорят, что киты эволюционировали из других форм жизни. И кто, ты думаешь, был их предком?
— ?
— Согласно выводам дарвинистов, прямым предком китов является… гм… пещерный волк.
Ольга всхлипывает от смеха и лукаво глядит на меня.
— Да, Оля. Представляешь, подходит пещерный волчина к воде, смотрит на волны и мечтает, как бы это ему заделаться китом. Вот заплывает подальше, ныряет глубже и ловит первую рыбёшку. Закусывает и толстеет. Потом поступает хитрей. Набирает воды в рот и начинает процеживать её сквозь зубы. Оставшихся в пасти рачков с хрустом лопает. Ха! Наверное, с пивком это не так плохо.
Брат глубоко вздыхает, чтобы прогнать смешинки, небрежно тянется к пузатому пивному бочонку с краником.
— В затылке возникает дыра. Через неё волчара выпускает фонтанчики чистой водички. В открытом океане он, ха-ха, встречает морскую волчицу, и вот вам, братцы… эволюция на ходу. И у краба, который все это видел, глаза с тех пор навыкате.
Братик переключается на то, что археоптериксы не могли летать, что в копях не найдено ни одного метеорита. Уголь — вовсе не перепревшие пласты хвощей. Нефть никакие не останки динозавров.
— Это ужасно — думать, что заправляешь в бак гекатомбы запрессованных животных. Средство расшатывания ноосферы, — поговаривает он, потягивая пиво, и Ольга сочувственно кивает.
— Что же такое, по-твоему, углеводороды?
Брат замолкает.
Потом вновь принимается говорить — о том, какими проходимцами были французские учёные, впервые «нашедшие» косточки динозавров. Перекидывается на то, каким образом в Африке обнаружились следы неандертальцев.
— Субчики раздавали монеты, ножи, бусы, ткани, чтобы негры тащили им всякую всячину. Зубы, челюсти. Почему Африка? Климат хороший. Можно жить, работать и отдыхать. Бунгало, железные дороги, саванна. Ещё не было восстаний против колониального гнёта. Все счастливы. Бананы, кокосы.… Как не поискать? Если ищешь — ведь обязательно находишь. Ежели много средств туда заложено, то обязательно найдёшь свою кошку в тёмной комнате.
— Даже если она туда и не заходила, — договаривает Ольга.
— По моим расчётам, нашей планете не более десяти тысяч лет, — солидно изрекает братец. — Так считали и классические авторитеты. Древние — не чета нынешним умникам. Они знали правду.
— И что есть правда? Ну, конечно, Земля стоит на трёх китах, а те — на черепахе, которая…
— Насчёт слонов и черепахи, — брат глядит на меня с подозрением, — нонсенс. Земля на слонах? Кто их кормит? Ты неправ, братишка. Такого быть не может.
Так я становлюсь посмешищем.
— Железо превращается в ржавь не более чем за тыщу лет, продолжает брат. — Медь, бронза, серебро держатся ненамного дольше. Золото — король металлов. Но, ежели оно не высшей пробы, тоже разъедается. Ничто не может достоверно свидетельствовать о том, что было на Земле семь, пять, или даже только тысячу лет назад.
— Но книги…
— Книги? Кто из вас сам держал в руках манускрипты Платона или Аристотеля? Всё — переписи с ранних источников. Выдумки. Все нынешние фолианты появились на свет не ранее, чем восемьсот лет назад. Знаменитые истории Древнего Рима были найдены в монастырях Европы в тысяча сто пятьдесят восьмом…
Ольга в очередной раз поражается начитанности брата и, повинуясь вальяжному взмаху его руки, приносит ещё одну рюмочку коньяка. Коньяк тут же вливается в чашку крепкого кофе.
— Уже Птолемей знал, что Земля круглая. Нашу планету окружают хрустальные сферы, на которых укреплены Солнце и другие планеты. Сферы крутятся, приводя тем самым в движение небесные тела. Схема гениального учёного античности правильно объяснила движение планет. А ещё раньше учёные считали, что звёзды — это… золотые гвоздики, забитые в небосвод.
— Ты должен оставить свои изыскания, — заявляю я. — Нужно жрать меньше кофе и поменьше курить. А лучше вообще бросить, если только хватит силы воли. Сигареты и кофе в больших количествах — главная предпосылка шизофрении. Больше ешь рыбку, она полезна мозгу…
Дальше я говорю о том, что брат определённо стал приживалой. Нужно остепеняться. Завести собственную семью.
Я даже требую возвращения долгов, накопленных за десять лет, — и это не считая систематических сытных обедов и ужинов.
Брат угрюмо молчит.
Потом начинает медленно говорить, глядя в потолок. Эти его слова мне запомнятся дословно.
— Значит, Лаплас утверждал, что небесные сферы не концентричны? Неровно вертятся вокруг планеты? То ближе, то дальше… А иногда, наверное, совсем близко? Но всё-таки саму нашу Землю не задевают?
Он долго кряхтит в прихожей, надевая растоптанные башмаки…
Две недели от него не поступало никаких вестей. Мы с женой начали уже беспокоиться.
Я заглянул в его домишко на захолустной окраине столицы. Двери квартиры были, как всегда, не заперты. Я зашёл и остановился среди груд одежды и обуви, резко пахнущих кислым дымком и тиной. Сквозь засаленные стёкла двери увидел четырёх человек, сидящих вокруг закруглённого стола, приволоченного со свалки. Даже узнал одного из них — высокого, с аккуратной шкиперской бородкой. Это был председатель местного общества по изучению аномальных явлений, Чернобородов. Я мельком видел по телевизору две-три передачи с его участием, такие сомнительные программы любит жена. Четверо в комнате о чём-то горячо спорили, шелестели бумагами, дымили сигаретами, как паровозы, стряхивая пепел на пол.
Когда глаза привыкли к полумраку прихожей, я разглядел целую баррикаду из элементов туристической оснастки, протянувшуюся по коридору. Агрессивного вида ледорубы, мотки верёвок, альпинистские ботинки с шипами. Зубатые кошки, которые я раньше видел только в фильмах про шпионов. Полутораметровые рюкзаки.
Особенно поразили воображение клещи с длинными телескопическими ручками, густо обмотанными изоляционной лентой. Щитки с тёмными стёклами. Асбестовые рукавицы. Дыхательные аппараты. И другое, совершенно фантастическое на вид, оборудование.
Голоса возвысились. Самым громогласным был голос брата.
— Так вот, когда ты летишь на обычном пассажирском авиалайнере, всякий раз испытываешь нечто такое, необычайное…
— Разве что выпьешь для храбрости…
Брат не усмехнулся. Его голос креп с каждой минутой.
— Положим, на аэродроме ты смотришь вверх и видишь, что небо стопроцентно безоблачное. Но! минут через десять полёта, на высоте километров пяти, по достижении крейсерской скорости, за иллюминатором обязательно появляется туман. Через минуту под тобой встаёт непроглядная стена.
— И что?
— Это и есть Первая Сфера. На скорости восемьсот километров в час уже невозможно увидеть родную планету. Вот формулы… и я посетил секретный отдел Министерства авиации, где один заслуживающий доверия человек, старый бывалый лётчик, увы, неизлечимо больной, поведал мне, как всё обстоит на самом деле. Им запрещают болтать лишнее, под страхом мучительной смерти, самоочевидно.
Бородатый что-то невнятно пробурчал и кинул дымящий фильтр сигареты в угол комнаты.
— Значит, вы согласны на эксперимент? — спросил его брат.
— Но искусственные спутники? Они ведь летают со скоростью… э… примерно восемь километров в секунду.
— Повторю ещё раз. Я ведь не гордый. Смотрели фильм «Козерог-1»? Хитроумные американские боссы из НАСА отменяют рейд на Марс. Трое невезучих астронавтов попадают в колоссальный съёмочный павильон, туда, где мастерски проводится киномонтаж полёта к Красной планете и высадка на её поверхность. Несовершенство системы жизнеобеспечения не позволяет провести экспедицию. Но средства затрачены. Или, скорей всего, расхищены. Фантастика?! Очнись! Никаких спутников и полётов к иным планетам не может быть просто физически. Трата народных средств. Иллюзион. Ты был на Байконуре, Лёша? Ты? А ты? Кто тогда? Лжецы. Заговор. Ничего нет. Вообще. Взлетая, ракеты намеренно отклоняются от курса, падают в необъятной тайге, и там их утилизируют на секретных заводах. Американские космические аппараты тонут в океане. Все лгуны. Масоны. Заговорщики. Согласно единственно верной теории мироздания, моей бинарной термодинамике, ни одно вещественное тело не может иметь скорость, большую удвоенной скорости артиллерийского снаряда. Иначе оно становится невидимым. Атомы Земли и её сателлита, имеющие такую скорость относительно друг друга, не способны обмениваться фотонами и гравитонами. Правило, универсальное для всех сил. Это просто понять, стоит ещё раз взглянуть на проверенные нормальными учёными формулы. Эффект Мёссбауэра…
— Не может быть.
— Мысли нужно подтверждать делами?
— Ну да.
— И здесь нет таких же фразёров, как мой брат?
— Нет, — согласился бородатый.
— Взглянем ещё разок на мои чертежи. Тут сферы-эксцентрики нисходят к перигелию. Скорость почти обнуляется. Шанс наблюдать феномен выпадает один раз в тридцать лет. Мы должны его использовать.
Я заметил, что стол застелен не скатертью, а обширным куском ватмана с пятнами от кофе и немалым количеством небрежно нарисованных колец. Похоже, шаблонами для них служили тарелки и блюдца, грудой наваленные на диване.
Я понял, что беспокоиться не о чем. С братом ничего не случилось, он всё так же бодр и всё так же безумен. Я повернулся и, стараясь ничего не задеть в тесном коридоре, вышел на улицу…
Брат куда-то исчез. Правда, коротко звякнул Ольге перед отъездом. Хотя прошла уж неделя, слишком мы не тревожились. Да мне и некогда было отвлекаться на заботы о родственниках. Собиралась международная конференция, связанная с космическими исследованиями, и я обязан был присутствовать.
Выдалось прекрасное утро. На этот раз я проезжал мимо здания университета, моей альма-матер, в приятном одиночестве. Ведь обычно брат пронырливо подсаживался в автомобиль на заднее сидение, дымил сигаретой и брюзжал мне в затылок. Говорил, что те, кто корпит в университете, понапрасну переводят народные деньги. Они тем только и занимаются, что переписывают цифры с одной бумажки на другую, копируют из одного файла в другой, а работать руками и делать что-то дельное, например соорудить гигантский пылесос, чтоб убирать грязь с улиц, для них непочётно. Труд шестнадцати тысяч зеков, построивших это здание, пропадает даром, если только не считать удовольствия, получаемого зеваками от созерцания хорошо подсвеченной высотки. Ну и тому подобное.
Я знаю, дважды брат поступал в МГУ, и оба раза получил двойку по математике.
Вход в главное здание.
Приятный гул толпы.
Встречи с коллегами.
На кафедру вышел профессор Семёнов. Он принялся разворачивать ватманы и прикреплять к доске магнитиками, которые постоянно отваливались. Их подбирали молоденькие ассистентки и возвращали на место.
Гости из-за рубежа сидели раздельно. Профессор Саймон. Доктор Дональд. Лица у них напряжённые.
Зашторили окна.
— У нас важный доклад!
Зал встрепенулся.
— Мы подтверждаем сенсационную новость. Недавно исчезли пять звёзд в созвездии Стрельца.
— It is impossible… Это невозможно, — вскочил с места Саймон. Он суматошливо шевелил пальцами. — Как могут исчезнуть звёзды? С помощью орбитального телескопа Хаббл мы прекрасно видим всё, что происходит во Вселенной.
— То, что звёзд в небе недостаёт, я видел и без ваших телескопов. Собственными, ничем не вооружёнными глазами.
— Их заслонило пылевое облако, — запрыгнул на кафедру Дональд.
— Но скорость света, друзья! Она не позволяет одному объекту затмить звёзды, находящихся на расстоянии в сотни световых лет от нас и друг от друга!
— Может, звёзды погасли в силу своих внутренних причин?
— Одновременно?!
— Почему бы и нет? Искривление пространства. Гравитационные линзы разносят изображения на значительное удаление. На самом деле все эти звёзды находятся в одной системе.
Люди зашевелились, принялись переговариваться. Вместо чинного заседания учёных воцарился форменный художественный беспорядок.
У меня музыкальный слух.
— Так вы не в курсе, коллега? — тихо, очень тихо шепнул доктору Дональду профессор Саймон. Я заметил, что он старательно скрещивает пальцы на руках так и этак, явно ожидая ответного знака. Но Дональд глядел на него поверх очков с явным недоумением.
Научная дискуссия грозила перерасти в драку. Попахивало международным скандалом.
— Чёрные дыры!
— Пылевое облако!
Тихо, спокойно к кафедре вышел мой брат.
Руки у него сильно обожжены. Лицо багровое — будто неделю побыл под жарким солнышком. За плечами — видавший виды рюкзак.
Он снял свою ношу, бережно опустил на пол и взошёл на кафедру. Все стихли.
— Я только что с Эльбруса.
Зал загудел.
— Землю окружают хрустальные сферы. Иногда их поверхности вместе с небесными телами подступают к нашей планете. На малую высоту. Горы приближают настоящих исследователей к небесной тверди.
Видимо, присутствующие начали понимать, что за клоун выступает перед ними. Коллеги смотрели то на меня, то на брата: я уже говорил, что мы с ним очень похожи. Отовсюду доносились покашливания и смешки.
Я сжался в комок.
Брат осознал, что не сможет, как рассчитывал, произнести помпезную речь. Он спустился с кафедры, наклонился и развязал рюкзак, из которого вырвалось белое сияние.
— Ваши чёрные дыры, коллапсы, пылевые облака и гравитационные линзы… Эти диссертации и цифирки… Ваши дорогостоящие телескопы. Бред. Мысли следует подтверждать делами.
По проходу торопливо шагали два охранника.
Брат прошмыгнул мимо кафедры к президиуму.
— Вот ваши звёзды.
Он кинул на стол пять сияющих золотых гвоздей.
НОВЫЕ ЛЮДИ
Джо потянул ручку на себя, чуть влево, вправо и вертолет, потанцевав в воздухе, выровнялся.
— Надо приземлиться в районе 30—40, — хмуро выговорил Джо. — Керосина осталось на двадцать пять, едва ли тридцать минут. А еще необходимо смазать шестеренки хвостового винта.
— Это чье же государство? — Роджер кивнул на равнину, покрытую миллионами кочек и нор.
— Крыс, разумеется, — Джо хохотнул. — Кто же еще мог превратить поле в дырчатый сыр? Понадобилось всего то три недели усиленного ковыряния.
— Крысы? Нонсенс. Мы пролетали здесь с Франсуа два месяца назад, с грузом для крупной общины земноводных. В секторе Аллиен-5 проживают преимущественно крокодилы, потом бегемоты и черепахи.
— Где ты видишь каналы? — ехидно осведомился Джо. — Он передал управление коллеге, поправил на взмокшей голове выцветший шлем, достал из потайного кармана надломанную сигарету, лязгнул три раза самодельной зажигалкой, задымил. Ни одного. Крокодилы жить не могут без того, чтобы совершать ежедневный моцион по своим вонючим канавам. Крысы отвоевали этот жирный кусок недвижимости всего месяц назад, и вот, гляди-ка, успели переиначить все по-своему.
— Быстро работают. Молодчины, — уныло выдавил Роджер и, небрежно прижав ручку управления коленом, вновь потянулся к летной карте. — Где-то здесь, говорят умники, процветает богатенький и бесхозный городок.
— Все верно, сынок, — изрек Джо. — Но города в нейтральных зонах ненадежны. Помнишь братьев Соляров? тех, что летали на каркасе, обшитом фанерой? Их корова жрала все, от машинного масла до коллекционного виски. Они также решили подзаправиться из бензоколонки забытого городка.
— И что? — помедлив, спросил Роджер.
— Исчезли вместе с вертолетом.

* * *
— И все же придется идти на риск. Он оправдан. — Пилот сунул карту в переплетение проводов, проросших под панелью, вытянул коптящий у губ бычок и вышвырнул сквозь дыру в фюзеляже. — Не хотелось об этом говорить, но ведь, правда, во всех наших тайничках не осталось ни капли того, что способно как-то гореть. Если мы перестанем выполнять транспортные заказы, скоро за долги у нас отнимут геликоптер, а самих определят рабочими во владения мукомолов. Представь меня, дряхлого Джо Пенкина сутками впряженным в мельничное колесо союза разумных ослов. Может вам, молодым парням повороты фортуны нравятся, а я от таких развлечений отхожу.
— Ты мог предупредить меня, — проворчал Роджер. — Я захватил бы железку.
— Зачем заранее думать о неприятном? — философски промолвил Джо. — А насчет твоей уважаемой железки, — в салоне, под кожанкой Франсуа.
— Все при ней?
— Ведро патронов, все в смазке.
— Ладно. Садимся. Делать то нечего.
Вертолет заложил вираж над полоской леса, снизился до верхушек линий электропередач и понесся вдоль шоссе, разметывая клубы пыли и жухлые картонные коробки. Этот маневр практиковали братья Соляры, утверждая, что он вводит жителей незнакомого местечка в состояние паники.
— Местные, если они есть, примут нас за фургон бандитов?
— Да.
— Примутся баррикадировать дорогу?
— Правильно.
— А мы тем временем произведем полукруг, и будем спокойно доить бензобаки на противоположном конце города?
— Именно.
— Это поможет?
— Не знаю.
— Опять!
Роджер выхватил тетрадь и принялся неистово черкать промасленные страницы огрызком химического карандаша.
— Всего то круги на полях, — Джо тихо ругнулся. — Ежи в сезон спаривания носятся по колоскам и выводят бессмысленные узоры. Пора их отстреливать, травить паразитов лежалыми удобрениями «Трансформик-10». Колонии людей они доставили немалый ущерб. Когда ты, Роджер перестанешь верить в послания свыше?
— Эти рисунки все сложнее. Это предупреждение, Джош.
— От кого?
— От инопланетян, конечно. Посмотри вот на эти овалы, соединенные кривыми линиями. Если представить, что они знаки разума, входящие в бесконечность, обозначаемую тремя ромбами…
Джо так круто потянул ручку на себя, что фасад многоэтажного дома на мгновение показался продолжением шоссе. Из расколоченных окон вылетела стая всполошенных голубей. В салоне геликоптера что-то ужасно врезалось в стенку, прокатилось по обшивке и разлилось в воздухе продолжительным реверберирующим звоном.
— Сейчас меня стошнит, — страдальчески простонал Роджер. — Как надоели эти хитрые маневры!
— А я надеялся, тебя это отвлечет от мрачных мыслей, — кротко улыбнулся старший пилот. — Но, вон, смотри, не бензовоз ли стоит возле э …супермаркета?
— Это перевозчик мусора, — с ходу определил Роджер. — Если книжки не врут, на таких тачках раньше перевозили контейнеры с отходами.
— Зачем?
— Ну, чтобы не мешались возле дома.
— Не проще ли было сжечь мусор во дворе? Или прикопать? А лучше оставить про запас?!
— Я тоже не втыкаюсь, — Роджер вздохнул. — Ну вот, в мусоре могут завестись дикие крысы. Или ядовитые насекомые.
— С крысами договориться легче, чем со свиньями, — авторитетно заявил Джо, сунул ладонь в гнездо из проводков и, достав оттуда треснутые поляризационные очки, водрузил на нос. — Ты же знаешь, Лори и Пик наши верные друзья. Нельзя говорить обо всех крысах пренебрежительно.
Пилот ухватил орган управления обеими руками и лихо установил вертолет на площадь, запруженную разномастными автомобилями.
— Страшно здесь, правда, — Роджер, первым выскочивший на асфальт взволнованно мял бейсболку. — Хоть бы звук какой.
В дверях вертолета появился Джо. Он сжимал два лоснящихся цинковых ведра. Вокруг плеча свивался кольцами черный шланг.
Э! — крякнул он, взглянув на бледное лицо напарника. — Скис? Держись бодрей. Не забудь свою шарманку.
С этими словами пилот пошагал к горе битых машин, от которых спустя десятилетия после Освобождения все еще разило смесью гари и бензина. Глядя на него, Роджер встряхнулся, запрыгнул в вертолет, схватил пустую канистру, закинул за плечо ручной пулемет и заторопился следом.
Джо облюбовал длинный черный «Линкольн», каким то образом влезший в кузов дальнобойного грузовика. Хищными пальцами раскрыл дверцу, пощупал кожу на сиденье, выхватил перочинный нож и ловким движением взрезал обивку.
— На курточку для Томми.
— Братец будет доволен, — одобрил Роджер. — Он подцепил заржавевшую крышечку ногтем, вставил шланг в горловину бензобака и, сморщившись, приник ртом к противоположному концу. Сделал три глубоких глотка. Через секунду томительного ожидания в залатанную канистру устремилась струя пахучего горючего.
Спустя два часа машинного доения главный бак вертолета, а также два запасных были заполнены мутной смесью высококачественных бензинов и дизельного топлива.
Посмотрим что в лавчонке? — Роджер вытер губы платком, выпрямил спину. — Витрины давно очищены. Но чувствую, здесь сохранилось немало всякого хорошего. Нам надо провести обширную ревизию.
— Можно. — Джон заглянул в пустой рюкзак, подняв тучу пыли, резко встряхнул. — Хотя мысль, что нас втихую пасут, не покидает голову.
— Джо, это нонсенс! — напыщенно молвил Роджер. — Мы единственные монархи этого городка. Мы с тобой царьки? Странно, правда. Но оказывается, довольно приятно.
Пришельцы тихо прошагали в коридор подсобки разгромленного супермаркета. В одном из помещений на них вызывающе уставились огромные торты. Пирожные с розочками и грибочками. Упитанные кремовые рулеты. На одном из них виднелся след то ли ноги, то ли большой лапы.
Пыльное папье-маше.
— Правильные консервы! — Роджер, разобрав надписи на бирках, саданул прикладом фанерную коробку, которая, сухо крякнув, явила шеренги банок со свернувшимися в рулончики этикетками.
— Подвох, — Джо принюхался. — Конечно, они испорчены.
— С чего бы? — Роджер по ковбойски воткнул нож в банку, лизнул лезвие. — За тридцать и даже пятьдесят лет хранения с ними ничего не случается. Ботулические токсины, они развиваются, когда… Смотри, бобы, фасоль, сладкая кукуруза, грибы, соя и даже… он убавил голос …свинина. Да тут, наверное, всякое такое запрещенное осталось. Проверим.
Роджер быстро проскакал по ввалившемуся эскалатору на верхний этаж. Здесь он увидел скривившиеся стеллажи, канцелярские товары, выцветшие карты и раскатившиеся по выщербленному полу глобусы.
— Упс! — ликующе воскликнул пилот. Он закинул стрелялку за спину, опустился на корточки и, став удивительно похожим на крупную крысу, принялся исступленно ворошить груды бумаг.
— Зачем нам эта макулатура? Надо твердо стоять на земле. Берем самую калорийную еду и живо уходим.
— Смотри, здесь красивые телки, новенькие автомобили, хитрая техника, — Роджер потряс кипой журналов. — И про инопланетян статейки есть. Нонсенс, конечно, но занятно. Мир прошлого это ведь просто цветной сон после стакана антифриза.
Через час салон заполнился трофеями; банками, бутылками и пожелтевшими листками, на которых схемы органических молекул чередовались с фото соблазнительных красоток. Роджер прикрутил проволокой ведра, наполненные машинным маслом, так, чтобы они не кувыркнулись.
— Дело сделано, — удовлетворенно произнес Джо. — Летим домой, умник.
— Стойте!
— Соляры!? Дюгоня! Люк! — Роджер радостно ругнулся, со скрежетом поставил стрелялку на предохранитель. — Что вы тут торчите?
— Хотим и торчим, — грубовато откликнулся Люк. — Вы сами как?
— Собирались высматривать ваши тела и запчасти, но не было керосина. Собственно, здесь мы по этому поводу. Алла и Эллина успели завести новых дружков. Так значит, с вашей коровкой несчастье?
— Ничего особенного, — пробурчал Люк. — Инжектор, кажется, засорился. Редуктор гремит, будто налопался гравия. Баки текут. Наш летательный аппарат нуждается в неотложном ремонте, и вы нам поможете. Пилоты ведь братья? Не желаете взглянуть на неисправность? — Люк вопросительно оглядел авиаторов.
Летчики обошли феерический бархан из смикшированных былыми потрясениями автомашин, железяк, ржавых щитов, фонарных столбов, мусорных баков и скрученной пламенем проволоки.
Когда Дюгоня оказался за спиной Роджера, он весьма ловко ухватил пулемет за ремень и, размахнувшись, откинул в сторону. Металлическая штуковина с бряканьем, подобным злобному чертыханию, отскочила от бетонного бордюра и нырнула под брюхо длинномерного грузовика.
— Ты это… чего? — оторопело прокудахтал Роджер.
— Так надо, братец, — Соляр виновато улыбнулся. — Нам так поручили, чтобы дело обошлось без глупостей. В общем, нам всем повезло. Добро пожаловать в общество граждан Винвиля.
Груды деревянных кубов на улицах, будто по клику неслышимого человеческим ухом ультразвукового свистка, взревели и заворочались. Раньше их можно было принять за груды мусора, в художественном беспорядке наваленные вдоль обочин. Но то были дома новусов. Скоро появились и сами новые люди. Некоторое время зловеще молчали. Потом двинулись в сторону пилотов, перебирая лапками почти синхронно, словно многоногое насекомое.

* * *
Когда громадным черным мешком на Землю опустилась ночь, колесо мельницы с мерзким скрипом остановилось. Джо расстегнул лямку упряжки и без заминки махнул в угол ямы, на серый ворох тряпья и бумаг, служивший постелью. Через секунду старый пилот храпел.
Оставшийся в одиночестве Роджер понял, что сегодня не будет спать. Неудержимо хотелось поболтать. Как люди оказались здесь? Чем грозит будущее? Он знал, что через три или четыре недели такой работы замолчит, будет ходить, как слепая лошадка, без проблеска мысли, по кругу, вертеть жернова мельницы, глотать пыль, утирать пот. Без отдыха, без сна, пока не свалится, навсегда отбросив копыта.
Он откинул лямку, грустно выругался и уселся на ящик из-под консервов.
Приник к бутыли с отбитым горлышком.
— Гадкое питье, — нарочито громко молвил он, прополоскал горло и выплеснул воду в кувшин для умывания.
Джо безмолвствовал.
— Пока есть силы, надо думать о побеге, — жизнелюбиво изрек Роджер. — Те, кто захвачен таким трудом, долго не живут.
Джо перевернулся на другой бок.
Роджер остался в полном одиночестве.
В проем светит огромная, изъеденная оспинами кратеров Луна. Печальный свет укладывается на пластиковые щиты, укрепляющие стены подвала, на рисунки прежних обитателей мельницы, на бескровные лица людей. Через полчаса, вместе с ночной прохладой появились бесчисленные легионы комаров. Роджер прихлопнул беспечное насекомое, и стер жирную теплую каплю с плеча.
Отправился за ширму.
Журчание и проклятия.
— Роджер?
— Грунтовые воды. Вчерашний дождь. Из ямы все уже прет наружу. Скоро поднимется выше колен.
Джо равнодушно молчал. Роджер обозревал происходящее, словно в первый раз. Посередине помещения обмерло громадное колесо, стискивающее спицами шероховатый жернов. На подстилке из листьев гигантского турнепса неаккуратной кучей громоздятся мешки с мукой. Громадные пресные лепешки, запеченные на боках стальных бочек с полыхающим внутри бензиновым костерком — любимое лакомство хозяев. Несколько дыр в потолке предназначены целям сообщения с внешним миром, вентиляцией и скудным источником освещения. На противоположной стороне от постелей пластиковая ширма отхожего места.
— С этого все и началось.
Джо перевернулся на другой бок и дернулся, будто видел дурной сон. В последние три дня это происходило все чаще. А может, так проявились первые симптомы ревматизма.
— Людям хотелось, чтобы животные выгуливали сами себя. Чтоб уже не требовалось раненько вставать, таскать пакетики и совочки, постоянно убирать за беззаботными домашними питомцами. Чтоб наоборот, сами без утомительной дрессуры и увещеваний, по первому требованию хозяина доставляли тапочки, и другие полезные предметы быта прямо к постели.
— А разве ваши тапочки не стоят возле кровати, где их оставили вечером?
— Кыш, — дружелюбно произнес Роджер.
— Миш! — последовал сверху лукавый ответ.
Роджер отвел взгляд от узкого окошка, листнул пару раз журнал, прищурился и отшвырнул его в груду макулатуры, исполнявшей роль постели, одеяла и средства психологической разгрузки младшего пилота.
— На любое желание находится особенная технология его исполнения. Раньше люди стремились, чтобы таксы вытягивались в длину, у бассет-хаунда уши свисали до земли, а доберман-пинчер был бы обязательно вертким и жилистым. То же относилось к иным видам животным, попавшим в поле желаний человека, включая коров, лошадей и даже слоников.
Роджер помолчал.
Джо перевернулся вниз лицом, затем на спину и недоброжелательно всхрапнул.
— Мы возжелали, чтобы животные были лучше подстроены под желание людей жить в мире добрых понятливых питомцев. Сначала ученые привычным способом скрещивали особей, проявлявших культуру, сообразительность и получили потомство, лучше прежних поколений зверей подходящее для целей совместного сосуществования.
— Упс?
— Их пробы базировались на работах биологов, которые успешно выводили пушных зверьков для зооферм, и мышек для лабораторных опытов. Всего два десятка поколений и зверьки становятся ручными, что облегчает работу зоологов. Только шкурка становится похуже, чем у диких особей. Ученые отыскали пути ускорения искусственного отбора, узнали, что в узоре молекул отвечает за характер и набор действий, определяемых условиями среды. Какие факторы заставляет паука вышивать определенный узор сети? Почему птицы летят осенью на юг, а весной на север? Что побуждает рыб плыть к нерестилищам? Где в наследственном материале находятся участки доброго характера? Все это отыскала наука.
Ученые научили животных по естественной надобности уходить за деревья, либо в особые кабинки, наставленные вдоль тротуаров. Их научили правильно пользоваться домашними клозетами, а также сдержанно относиться к попугайчикам, рыбкам и прочей живности других видов.
— Что мы все об этих гадких клозетах?
— Ты права, малышка — согласился Роджер. — Главное не брезгливость, а желание многообразия. Люди устали от общества себе подобных и очень хотели общаться с милыми животными. Так романтично, как это показано в книжке про человеческого детеныша, воспитанного волками в джунглях, про мальчика Маугли. И сами эти научные приемы нарекли «технологии Маугли».
Роджер глотнул теплую, пахнущую уриной воду.
— Под влиянием лекарств, инъекций и перестановок в молекулах ДНК животные научились запросто общаться с людьми. До сих пор неизвестно, рефлекторные ли это ответы, или они действительно могут размышлять. Животные начали изъясняться с людьми знаками, жестами, затем, с развитием технологий и словами, вырабатываемыми усовершенствованными глотками.
— Вау-мяу…
— Сначала было счастье. Улучшенные собаки и кошки стоили миллионы. Их демонстрировали в специальных выпусках новостей. Затем новусы стали доступны среднему классу. А спустя некоторое время принялись проворно размножаться.
— Прекрасно.
— И тут же стали требовать особые права. Были трения. Наконец настало время, когда пришедшая к рулю партия ввела уголовный кодекс, регулирующий отношения людей и новых людей.
— Пора бы и нам утрясти отношения, — проговорил песец, чья милая мордочка все время с любопытством и восхищением выглядывала из вентиляционного окошка. — Вы, люди такие чудные и смешные. И большие выдумщики. Не то, что гадкие крысены.
Зверек с отвращением и возмущением три раза провернулся в окошке. Затем вновь обратил к Роджеру сияющие черные глазки.
— Ты изгой, — напрямик заявил Роджер. — Такому красивому зверьку тяжело жить среди крыс, свиней, слонов, собак, кошек и обезьян. И потому инстинктивно ты тянешься к обществу людей.
Зверек прокрутился вокруг оси еще два раза и потерся об арматурину.
— Вообще то я самка, — заметил песец. — Мои прародители сбежали с зоофермы еще в самом начале Освобождения. Большинство наших эмигрировало куда то на Дальний Север. Но и здесь тоже можно неплохо жить, если особенно не высовываться из норы. Кормежки навалом, хотя, ты прав, Родди, мы, песцы красивы и резко выделяемся в среде грязных помоечных грызунов. А зовут меня Эри, если не забыл с той нашей встречи. Уже забыл ведь, да?!
— Как можно! — воскликнул Роджер. — Так на чем же мы остановились? Да, рефлексы интеллекта стали передаваться от поколения к поколению. Довольно быстро животные получили разум, абсолютно все млекопитающие, кое-какие рыбы и многие из крупных рептилий. Скоро людям пришлось отказаться от сознания своей исключительности, также от свинины, говядины, от меховых шапок и шуб.
— А я ем мышек. Вкуснятина. А шерстка у меня …смотри какая…
— Она очень теплая… и красивая, — сообразил Роджер.
— Ну, и что было дальше?
— Вслед за тем животные предъявили людям счет за эксплуатацию в течение тысяч лет. В конгрессе к тому времени уже предостаточно мест занимали ослы, слоны и бабуины, которые успешно продавили законы о перманентной дотации всем развивающимся существам.
— Говори проще, — жалобно проскулила Эри.
— Теперь мы обязаны на вас работать. Колонии людей платят вечную дань новусам. А кто из людей попадает за пределы колоний, становится рабами вольных селений, где не действуют специальные соглашения между людьми и животными. И там они мелют муку, или собирают жилища из старых автомобилей, или роют оросительные каналы, выращивают злаки и зернобобовые.
— В общем, работенка находится, — хихикнула Эри. — Но я тебе жутко сочувствую, парнишка.
С этими словами пушистая самка, прошуршав снаружи, сбросила в подвал две упаковки шоколада.
— Не представляю, как это можно есть эти штуки, — промолвил песец. — Вот мыши действительно вкусная вещь. К счастью, они не разумны. А может, разумны. Мы, нормальные песцы, предпочитаем в это не вникать. Но вообще-то скажу, вегетарианцев среди новусов немало. Даже собаки и кошки с удовольствием лопают сою, по вкусу очень похожую на мясо.
— И с растениями ученые не забыли поработать, — вздохнул Роджер, счищая шершавую плесень с клетчатой плитки. — Они тоже генетически модифицированы, и по составу, считай, что неотличимы от животных тканей. Все же вкусней всего в мире консервы из натурального мяса, с тоненькими прожилками, и без жира, конечно.
— Надеюсь, не мяса песца?
— Коровы или свиньи.
— Услышала бы тебе Мита, — вновь хихикнул песец. — Ты бы побегал по лугу, уворачиваясь от рогов ее толстых сынков. Но, ладно. Вы, люди, такие смешные и бессердечные. Мыши не ждут. Увидимся. И…
— Что?
Да ничего. Я уже бегу.
Джо привстал с постели.
— И мне нужно убежать. Эри, помоги мне.
— …Еда есть. И работа тоже, — твердила самка. — Нормы выработки значительно снизятся, когда соберут урожай мясной сои. От урожая до урожая проходит три, иногда даже четыре месяца. Мы будем спокойно обсуждать новости по вечерам. Построим свое жилище. И наши дети… Эри осеклась.
— Ну, мне нужно бежать для того, чтобы… найти свою, человеческую самку, — пояснил Роджер, с негодованием глянув на особенно зычно всхрапнувшего Джо. — Кроме того, там, в колонии людей работа привычная и намного легче. Мне очень нравится летать на геликоптере. Хочешь, возьму тебя с собой?
— Летать на гремящей железной птице… вместе с тобой?
— Все будет, — пообещал Роджер. — Неси сюда крепкую веревочку, и постарайся нацепить на ту вон железку.
Эри еще минуту глядела на Роджера, потом встрепенулась, вильнув пушистым серым хвостиком, пропала в темноте. Роджер остался в одиночестве. Спящий Джо был не в счет. Стараясь преодолеть возбуждение, смешанное с ожиданием, он достал тетрадку с затейливыми миероглифами кукурузных, соевых и пшеничных полей. Миероглифы. Более непонятного и точного названия данному феномену не найти. Роджер бешено черкал огрызком карандаша так и так, переставлял круги и треугольники, силясь выискать скрытый смысл в нагромождении инопланетных узоров.
Взгляд упал на свежие листья турнепса, образующие подстилку.
— Ого!
На широченном листе красовался миероглифический узор, только еще более затейливый, чем вязь кругов на полях.
— Не могу поверить! Это теперь всюду!
Он вновь зашелестел тетрадью.
— А что, если попробовать так?
Роджер совместил несколько треугольников. И добавил круг. Получилось…
…МЫ…
По полученному рецепту он дешифровал группу кругов, размещенных внутри извилистой запятой.
…МЫ ОСУЩЕСТВИМ…
— Есть контакт! — торжествующе вскричал Роджер. — Первое правильное словосочетание!
— Вот твоя веревка, Родди, — прошептала Эри из кусочка неба, украшенного гигантской белой Луной.
Роджер нехотя захлопнул тетрадь и спрятал карандаш.
— Веревку я крепко завязала, — с оттенком грусти вымолвила Эри. — Давай, поднимайся. Сторожевые собаки спят. Я принесла в дорогу вяленых мышей. Пройдем мимо дороги с ржавыми железками, потом кукурузное поле, соевые делянки, денек пути, и выйдем в колонию людей.

* * *
Роджер глотнул беспокойный воздух свободы.
— Удачи тебе, напарник!
— Может-таки рванешь с нами?
— Э! — Джо безнадежно махнул рукой. — Не теряйте времени. Все равно, ничего у нас хорошего никогда не выйдет.
Роджер пригнулся и побежал. Справа нагромождался, пучился лабиринт обветшавших людских домов, слева издалека веяло пьянящее дыхание соевых полей. Колонна горелых автомобилей была определенно кем-то населена и таила опасность. Роджер неосторожно прижался к стене трансформаторной будки и обрушил пласт прелой штукатурки. Из глубин замерших механизмов доносилось характерное присвистывающее бормотание крыс.
Прокрался мимо ветхих двухэтажных сараев. Кругом перья, пух, словно искусственный снег. Верхний этаж населен разумными птицами, курами, утками и, конечно, лебедями.
Стая разномастных собак степенно продефилировала по перекрестку. Может быть, эти новусы приняли Роджера за своего человека. А может, за годы навязанной им эволюции потеряли знаменитый собачий нюх.
Темные фигуры орангутангов в старом человеческом доме ведут ссору, до безобразия напоминающую человеческую.
Визг.
Ржание и мычание парнокопытных.
— Сворачивай сюда, — пискнула Эри, все время нежно щекотавшая шею встопорщенным мехом. — Только умоляю, милый, будь осторожен.
Но на этой улице, ведущей напрямик к спасительным соевым полям, он столкнулся со слоном, сжимающим в хоботе шест с тускло горящей паклей. От неожиданности полисмен выронил факел, отпрянул, но скоро опомнился и яростно затрубил. Эри, слетев с шеи Роджера, метнулась в ночь.
От отчаяния пилот сжал кулаки, коротко выдохнул и саданул слона слева и справа. От факела, прочертившего на стене корявую запятую, взметнулся сноп искр, так, что Роджеру показалось, что в глаз засветили именно ему. Ночной стражник заплелся, вяло взмахнул хоботом и повалился на изломанный асфальт.
Роджер побежал в темноту, провожаемый трубным ревом очухавшегося элефанта. Город ожил, проснулся, завопил. Впереди показались силуэты новусов, неизвестного вида, но, без сомнения, недружелюбных.
Роджер свернул в первый попавшийся закоулок и увидел человека рядом с домом, сконструированным из железнодорожного контейнера и дюжины пластиковых коробок. Тот также заметил беглеца, но, не издав ни звука, попятился обратно.
Роджер знал, что животные и люди, добровольно, или по принуждению прислуживающие новусам, живут изолированно. Напрягая последние силы, ускорил движение и прежде, чем двери захлопнулись, втиснулся в жилище. Здесь он увидел Дюгоню и Ренка, поедающих из большой алюминиевой миски нечто, похожее на вареную сою, обильно заправленную латуком. Обнаружив присутствие чужака, они оставили пищу и вытаращились на Роджера.
Краем глаза пилот увидел, что криво высверленное окно жилища выходит на знакомую свалку, на краю которой вырисовывается из тьмы призывно качающий винтами геликоптер.
Шум погони затих вдали. Вероятно, кто-то из тайных друзей людей пустил слух, что беглец пустился в противоположный конец Винвиля.
Роджер смотрел на служителей новусов.
За одну-две секунды он проговорил неглупую речь о возможности побега, человеческой культуре, приятелях, оставшихся в колонии людей, но, прежде чем озвучить хоть слово, понял, что итог монолога один.
Служители встали, выставили руки, как ожившие мертвецы стародавних ужастиков и принялись придвигаться.
Роджер хохотнул.
Дюгоня, Ренк и незнакомец в очках с остро сверкающей линзой на миг остановились. Роджер хотел объяснить им причину веселья, делал знаки руками, но телепатически мысли в чужие головы не передавались, а из гортани вместо членораздельных слов вырывался куриный клекот.
Он помнил слонов по картинкам из старых пожелтевших журналов. Там они были громадины.
Теперь они карлики, величиной с годовалого теленка, все, кого настигли добросердечные генетики. Такие животные кушали поменьше, не были столь неуклюжи и могли жить в человеческих жилищах, где тогда, еще до Освобождения слыли хорошими помощниками в домашнем хозяйстве, отрадой детишек и приятными собеседниками. Все равно, сшибить слона-полисмена с ног… поставить фингал целому слону…
Роджер смеялся все заливистей, всплескивал руками, приседал, хватался за живот. Он не владел собой. Это казалось невероятно приятно.
Исчезающим островком сознания понял, что дошел до полной истерики, всхлипнул, вдохнул воздух и загоготал еще громче.
Определил, как слабеют колени, исчезают боль, страх и мысли. Сознание еще попыталось выплыть, но захлебнулось в душной пустоте.

* * *
— Просыпайся, дорогуша.
Роджер разлепил глаза. Увидел потолок, изборожденный трещинами, орнамент плиток, кое-где отвалившихся, раковину умывальника, кран с неспешно капающей багровой водой.
Палата бывшей человеческой лечебницы.
Эри суматошно носилась взад и вперед. При виде милого зверька Роджер нашел силы улыбнуться.
— Никогда не верил в обморок. Вот, только если ударят доской по голове, это понятно. Подумать только, бессознательное состояние…
— Подумай о том, в какой ситуации мы оказались, — возопила Эри. — Надо что-то делать, делать, не сидеть на месте! Вау-мяу!
— Будет суд? Над нами?! — спросил Роджер. — Когда?
— Уже прошел, — вымолвила Эри. — Меня тоже осудили, приговорили, как тайную пособницу человека.
Роджер вяло подошел к двери, подергал и вернулся обратно, в угол с табуреткой и ворохом листьев латука.
— Ну, и к чему?
— У новусов на этот счет разные мнения. Я не вникаю в сложности. Моя голова маленькая, изящная, не то, что у коровы или лошади. Кстати, среди партии копытных есть мнение, что ты буйный, и тебя надо охолостить. Что это значит, Родди?
— Ну, я не буду такой смешной. Потолстею. И планы нашей семейной жизни станут уже более чем нонсенсом.
— Уау, — пискнула Эри. — Неужели нельзя ничего придумать?
Роджер подошел к двери и еще раз подергал ручку. Снаружи раздалось приглушенное рычание.
Роджер побродил по изолятору, достал из-за пазухи тетрадь и принялся листать смятые страницы. Достал карандаш и погрузился в работу. Расшифровка миероглифов приносила невероятное облегчение. Но, после определенных начальных успехов, выходила абсолютная белиберда. Роджер знал о теории кубитов, пригодной для вычисления различных ребусов, статьями о ней полнились научные журналы, вышедшие незадолго до Освобождения, но точных знаний не хватало.
Ночь сменила день, и день сменился ночью. Тишина шибала по ушам, как мягкий невидимый молот. Вода в умывальнике изолятора то появлялась, то исчезала. Ночь была полна кошмаров, разыгравшееся воображение рисовало крыс и скорпионов, заполняющих помещение, карабкающихся по ногам.
Роджер понял, что их хотят уморить голодом. Утром третьего дня пилот вытянул листья из подстилки, глянул на узоры, но, вспомнив о предстоящем наказании не смог проглотить и кусочка.
Принялся рисовать, соединяя причудливой линией трапеции, треугольники, кружки и лепестки.
Начал расковыривать дверь.
— Они этого ждут, — заметила Эри. — Собаки. Когда мы побежим. Это инстинкт, преследовать и кусать существа, демонстрирующие слабость.
Пилот, задумчиво глянув на песца, вновь принялся раскидывать мозгами, склонившись над истрепанной и засаленной тетрадью. Что-то, несомненно, получалось, нечто такое удивительно диковинное. Роджер уже чувствовал легкое головокружение, будто ученик шахматной школы, прилюдно выигрывающий у чемпиона мира пешку за пешкой. Может быть, подобное чувство испытывал также и древний мудрец, удачно отвечающий на коварные вопросы Сфинкса.
— Обнимемся, — Эри уже не так резво, как обычно, вспрыгнула на колени пилота. — Тут я обнаружила снотворные таблетки. И… это будет так романтично.
— Я не собираюсь отдавать концы, — строго сказал Роджер.
— У меня меньший объем тела, и я острее людей чувствую голод, — печально произнес песец. — Очень хочется съесть мыша. А эту зелень я не смогу впихнуть в горло, хоть она с генами мяса.
— Может, выпьешь человеческой крови? — почти всерьез спросил Роджер.
Эри улыбнулась.
— Ты милый.
— Давай условимся.
— Да.
Ты дашь хлебнуть мне это вот через пять минут.
Эри вопросительно вперилась в Роджера.
— Я тут вычитал нечто такое, очень странное. Нужно проверить. И ты мне поможешь.
Он сделал последние наставления, произвел манипуляции с содержимым ветхой аптечки и наполовину разбитым стаканом.
Взял лист латука поднес ко рту, лизнул и сплюнул.
Ничего не изменилось. Лишь оглядевшись, Роджер обнаружил, что изолятор вовсе не такой маленький. Повсюду грудились лестницы, залы, горенки.
Он двинулся на обследование хрустального дворца. Бродил довольно долго. Были люди, которые говорили милые добрые вещи. И вот, он встретил принцессу.
Сногсшибательная девушка в шикарной горностаевой шубе протягивала Роджеру фужер с белым вином.
— Выпей, выпей, ради меня, — настаивала красотка.
Роджер приобнял девушку. Красотка в шубе, весело завизжав, принялась легонько отбиваться. Но требование хлебнуть зелье не оставляла.
Роджер взял бокал.
Глоток. Другой.
Все вокруг стало меняться, и притом вовсе не в лучшую сторону. Комнаты, галереи, анфилады лестниц сокращались и скручивались, словно горячий пластик. Замок, поколебавшись еще минуту, уже решительно превратился в вонючее помещение, оббитое щербатым кафелем, с обвалившимся умывальником, паутиной на стенах и некоторыми особенно омерзительными особенностями замкнутого обитания.
Отпусти, — визжала Эри, вырываясь. — Подожди до свадьбы!
Роджер, обнаружив у себя в руках извивающегося пушного зверька, скинул песца на травяную подстилку.
— Ага!
Двинулся к выходу.
Двери поддались довольно быстро. Роджер проследовал по коридорам поликлиники, мимо ржавых каталок, разбросанных скальпелей, ланцетов, шприцов, автоклавов, вышел на улицу, навстречу чистенькому утреннему солнцу. Здесь ему встретилось несколько рыжих крысен, неспешно бредущих по своим делам.
Эри прижалась к ногам, потом вспрыгнула на плечо.
— Что?
— Этот тип постоянно ко мне приставал.
Роджер пнул жирнющую крысу, которая шмякнулась о стену и, выказав, наконец, некоторую энергию, нырнула в ближайшую нору.
Эри радостно лизнула человека в ухо.
Ловко спрыгнула и семенила рядом, огибая ржавую колючку, куски асфальта, сверкающие после недавнего дождя малахитовые россыпи бутылочного стекла. Завидя сонную мышку, метнулась к ней, отодрав и слопав заднюю лапку, вновь пристроилась к ногам любимого покровителя.
Опасливо поглядывала на Роджера.
Пилот, не замечая угрозы, весело помахивал битой, сооруженной из сверкающего мотоциклетного глушителя.
Ловко наподдал хряку, высунувшемуся из груды ящиков. Свинья бросилась бежать, болтаясь от стены к стене, однако, наткнувшись на пробивающиеся между рамами авто кустики сои, остановилась и принялась обнюхивать листочки.
Что творишь? — мордочка Эри удивительно точно передавала человеческое выражение тревоги. — Ты сошел с ума!
— Не я, дорогуша.
С этими словами Роджер метнул пластиковую бутыль в генетически модернизированного шпица с двумя хлипкими ручонками, растущими на груди, но промахнулся.
— Сейчас начнется, — проверещала Эри.
— Начнется… Что именно? Нас порвут на кусочки?
Излучая оптимизм, пилот едва не затмевал собой Солнце.
Он заглянул в здание мэрии, носившее следы недавней покраски. Лихо орудуя никелированной битой, снес двери. Вынул из оружейки стрелялку с длинной лентой красивых желтых патронов и громко до неприличия засмеялся. Охранники — бабуины, орангутанги и хряк, не проявили при этом никакого особого беспокойства.
В одном из коридоров Роджер увидел Дюгоню и Люка. Ребята шли, обнявшись, и напевали невнятную песню.
— Что происходит? — спросила Эри.
— В свое время объясню, — сказал Роджер. — Не люблю повторять дважды. Знаешь, на каком мы конце города?
— А что?
— Нужно вытащить папашу Джо с проклятой мельницы.
— Но там усиленная стража, — обреченно выговорила Эри. — Злые собаки.
— Успокойся, милочка.
Обогнув вал из горелых автомобилей, они вышли на знакомую площадь, к владениям мукомолов, совместному предприятию быков, ослов и лошадей.
— А вот наша мельничка.
Роджер заглянул в подвальное помещение, заполненной водой уже почти на треть.
Джо пытался раскурить размокшую сигарету, встряхивал зажигалку и сквернословил.
— Ну, как ты тут, дедуля?
Джо обратил кверху обросшее тусклое лицо. Выругался громче, теперь с надеждой и радостью.
Джо обратил кверху обросшее тусклое лицо. Выругался громче, теперь с надеждой и радостью.

* * *
— Ну, рассказывай все.
Роджер вытянул из кармана стертый листок.
В НОЧЬ КОГДА ПОЛНАЯ ЛУНА МЫ ОСУЩЕСТВИМ НАША УГРОЗА ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ ЕСТЬ ЗЕЛЕНЫЕ БРАТЬЯ ИНАЧЕ БУДЕМ ЛИШАТЬ УМА ПИЩА ДРУГОЙ ВИД КУШАЙ СОЛНЦЕ ВОЗДУХ ВОДА НАС НЕТ ИНАЧЕ БУДЕМ ЛИШАТЬ УМА ВСЕХ КТО НЕ ЗЕЛЕНЫЙ БУДЕМ ЛИШАТЬ УМА МЫ ТОЖЕ РАЗУМНЫЙ САМЫЙ РАЗУМНЫЙ ЛУЧШИЙ ВИД.
— Не понимаю.
— И я до этого доходил очень долго. Те узоры на полях, которые я называю миероглифами, вытворяли вовсе не инопланетяне. Поймите, если что-то творится с растениями, это дело рук самих растений.
— С ума сошел, — крякнул дедуля. — Нельзя было тебе слишком много читать старые книги. А те звери-охранники… они били тебя по голове, когда поймали?
— Не помню, Джо, — весело откликнулся пилот. — Обычно так и бывает. Но, может быть, тогда все уложилось на место.
Растения постоянно эволюционируют. Крохотный муравей неразумен, но множество ему подобных изобретают муравейник, гибко приспосабливаясь к условиям среды. А на пшеничном или соевом поле растений намного больше, чем мурашек в термитнике. Они и выработали коллективный разум.
Растения пытались говорить. Мы часто не можем понять даже близкого нам человека и всегда с трудом постигали проблемы животных. Что уж говорить о растениях! Они пытались объясниться с нами, но люди даже не представляли, кто с ними говорит. Подозревали инопланетян, ежей, только не сами зеленые стебельки.
И вот, когда в сою, пшеницу, кукурузу, картофель и прочие вегетарианские лакомства были введены животные гены, эволюция совершила качественный скачок. Растения, полностью осознав мощь, решили принять действенные меры против эксплуататоров и убийц.
— Меры?
— Погляди кругом, Джо. Эти бесцельно бродящие по свалкам новусы просто понюхали растения, намеренно приютившие на своих листочках наркотическую плесень. Надо отдать должное, зеленые друзья предупреждали о последствиях. Я не верил расшифровкам. Но, камрады, главное в науке — не предположения, а дерзновенный эксперимент. Прежде чем попробовать латук, сорванный на исходе ночи полной Луны, я приготовил хороший антидот. Вот эти красные таблетки, — сильнейший разрушитель природного наркотика. Милая Эри дала мне его вовремя. Хорошо, что в заброшенной лечебнице оказалось универсальное средство, не пострадавшее от времени. Кстати, в моих галлюцинациях Эри выглядела как человеческая девушка в шикарной шубке из горностая.
— Как странно, — молвила пушистая подруга. — Я всегда хотела стать горностайкой. Все песцы об этом грезят. Повод для умных исследований, правда, Родди?
— Допустим, ты прав, — вымолвил дедуля, раскурив козью ножку. — Но отчего растения не выработали яд? Это лучше, чем галлюциноген.
Роджер улыбнулся.
— Представь, приятель съедает растение и протягивает ноги. Конечно, ты растопчешь эту дрянь. Может быть, поэкспериментировав, найдешь метод вываривания отравы. А вот человек, попробовавший листочек со спорыньей, успеет уговорить знакомых также лизнуть гадость.
Медленно, но верно вегетарианцы повержены.
Помешательство охватило весь мир. Наверное, да. Некоторые существа в настоящее время совершенно отучились добывать пищу.
— Но подожди, — не сдавался Джо. — Как колоски смогли уложиться в узоры? для этого нужны руки.
Роджер глотнул швепси. Перебродив тридцать лет в подвалах мэрии, ребячий напиток порядком шибал в голову.
— Стебель это антенна. Напряженность электрического поля между землей и небом составляет 120 вольт на метр. При перемене погоды каждый стебелек излучает. Мощность одной радиоточки незначительна, но электромагнитные волны складываются, колоски нагреваются, будто в микроволновке. Растения соприкасаются корнями, это аналог нервных клеток с их дендритами и аксонами. Растения способны менять проводимость, изменяя соответственно, столь своевременно разгаданные мной миероглифы. Что касается узоров на самих листах, турнепса, или, вот, латука, я полагаю, что…
Он запнулся, заметив, что Эри заворожено глядит ему в рот.
— Понимаешь, лапка?!
— Смотрю на твои губы, Родди.
Роджер бесцветно хмыкнул.
— Так вот, Джош, растения развили химические технологии и отуманили мозги свирепых вегетарианцев.
Мышки, с их скромным жировым запасом, отбросили лапы первыми.
— Им, наверное, было очень холодно и голодно, — сказала Эри. — А я? Эри кушала лапку сумасшедшей мыши. Я тоже стану дурочкой?
— Успокойся, крошка, — улыбнулся Роджер. — Наркотик переработался в ее желудке, распался на аминокислоты.
— Но хочется петь, плясать, плести всякую дичь.
— Подумай, Джо, мы единственные умные люди. Хотя… нужно все проверить. Сходим обратно в лечебницу, найдем красные таблетки, затем ревизуем подвалы магазинов.
Роджер задумался.
Хлебнул швепси.
Новые возможности.
Новый мир.
Самые красивые человеческие девушки, отбросившие все прежние манеры и условности, потянутся к лучшему лекарю на свете.

* * *
Многое ощущалось, что превосходило вкус растений, будь то кислота, вырабатываемая плесенью, или белки, заимствованные здешней зеленью у тропических собратьев.
Род ощупал цевье, закинул за плечо железку, вдохнул свежий запах утра.
Девушки и слава. Полеты без ограничений горюче-смазочных материалов.
Свобода.
И много-много консервов.
ВЗАИМНЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
Стивен Макклин выждал, когда загорится зеленый диск светофора, и не торопясь, перешел на темную сторону улицы. Здесь в рабочем квартале, в грязном оранжевом свитере, стертых брюках и спортивной обуви, внешне он почти не отличался от слоняющихся повсюду отбросов общества. Необходимо только вести себя как они и тогда еще не скоро, совсем не скоро его опознают, отловят и доставят в спецлечебницу.
На стене многоэтажной лачуги вспыхнул информационный экран. Луч проектора хорошо видимый в запыленном воздухе нарисовал его, Стивена портрет и колонку цифр под ним. Сумма вознаграждения пробудила у Макклина чувство самоуважения.
Затем объявление сменилось обычной рекламой.
Стив сутулясь, прошел еще несколько кварталов, выбирая самые грязные и завидев темные кубы мусорных баков, направился прямо к ним. Баки давно стали добрыми друзьями Макклина. Они его довольно сытно кормили, снабжали почти свежей прессой, порнографическими журналами, приветливо принимали на ночлег. Днем Стив редко укрывался в таких местах из-за остатков гордости, бдительных взглядов обитателей квартала и возможности получить порцию липких помоев на голову. Он предпочитал тихо бродить по окраинным паркам, искоса наблюдая за легконогими девушками.
Макклин бесшумно задвинул крышку над головой (осталась лишь узкая щель для дыхания) и впервые за весь день почувствовал себя в безопасности. В баке было сухо, тепло, тихо, лишь в соседнем контейнере шуршала газетами, укладываясь спать, беспризорная собака, или, может быть, крупная кошка.
— Ну, как, все в порядке, Стив?!
От неожиданности Макклин вздрогнул. В замкнутом пространстве голос Адвоката звучал незнакомо, глухо и без обычного оттенка дружелюбия.
— Дай взглянуть на тебя, Мак.
Стив вытянул из кармана джинсов мутно блеснувший аппарат. Тонкий лучик сканера ощупал лицо и прошелся широким веером по сложному рельефу мусорного завала.
— Борода растет, — отметил Адвокат. — Даже слишком. Одежку сменить пора. У меня появились адреса отменных свалок, где можно неплохо приодеться. Сменить имидж. Завтра на рассвете туда. Все будет тип-топ.
Макклин вздохнул. Слушая лепет электронного Защитника, он начинал понемногу верить в возвращение беззаботной прежней жизни, с вышедшим из моды, но прилично бегающим авто, трехкомнатной квартирой, дачей, доброй женой и шаловливыми детьми. Цветы, лимон на подоконнике, горячая вода в душе… Теплый клозет с маленьким телевизором.
— Ну, так вот, Стив, последний такой случай на моей памяти произошел, когда меня только что выпустили, я был самой передовой моделью нейроэлектронного адвоката Компаньон 2034, меня даже рекламировали на первом канале. Тогда во все уши жужжали о побеге некоей ловкой дамы, Элен Макклейн, — даже имена ваши, вот, похожи. Она наплевала на Контракт с АВК-Фарма и подалась, представляешь себе в бега.
— И в чем он состоял, этот Контракт? — полюбопытствовал Макклин, придвигая коробочку ближе к уху.
— Все стандартные пункты про поведение дома и на работе, совершенствование навыков, улучшение имиджа, отказ от курения и алкоголя. Ее босс особенно напирал на параграф, в котором говорилось об уважительном отношении к руководству фирмы.
— И что-же?
— Отказ от ужина с шефом в загородном доме был расценен как злостное нарушение Контракта. Она три раза отказывалась. Ну и недотрога, — хмыкнул Адвокат. — Я бы тоже оскорбился.
Макклин хотел, было съязвить по поводу сексуальных возможностей металлической коробочки, но сдержался.
— Дальше! — лицо Макклина выражало крайнюю степень любопытства.
— Начали ее прижимать штрафами. Дочь забрали в интернат. И тут она нет бы, броситься в ноги шефу, стукнула его бутылкой, почти убила и сбежала неведомо куда. Вся полиция штата ее искала день и ночь. День и ночь.
— Но подожди-ка, — медленно начал соображать Макклин, — ведь эта Элен Макклейн могла обратиться в суд первой, с жалобой на домогательства со стороны шефа и сама обобрать его, вместе с фирмой до нитки.
— Верно, Мак, могла, — с усталостью в голосе произнес Адвокат. — Но не получилось.
— Ее поймали? — Макклин со страхом ждал ответа.
— Конечно. Я же сказал. Через двое суток.
— И что потом?
— Досуг «Лесные Нимфы».
— У!
— Вот так, — сказал Адвокат. — А мне давно пора подзарядиться. Я покажу тебе старую трансформаторную будку без замка, ты ее откроешь и подсоединишь к нужному месту провода.
— Я боюсь электричества!
— Тогда нужно залезть в чужую машину, Мак. Там внутри все устройства вроде меня подзаряжаются бесконтактно, какими-то микроволнами. Пожалуй, я сумею надежно отключить сигнализацию.
— Опасно!
Где не опасно? — удивился Адвокат, даже повысил голос. Макклин с тревогой отметил хрипы в приятном баритоне Компаньона. Его аккумуляторы и правда, садились.
Как бы в подтверждение слов Адвоката за стенкой бака послышались шум мотора и хлопанье дверец. В вентиляционную щель проникла тонкая колеблющаяся полоска света. Неслышно подкравшаяся полицейская машина встала почти вплотную к мусорным бакам. Двое дюжих полицейских в обход правила одновременно выбрались из автомобиля и теперь с удовольствием облегчались у того контейнера, где прятался Макклин. Один из них устремил взгляд прямо на щелку, откуда выглядывал беглец. Стив затаил дыхание. Из курса физики он знал, что отверстие в закрытом ящике выглядит абсолютно черным, но теперь уже стал сомневаться в этом.
— Что ты там увидел, Билли?
— Знаешь, у меня идея, Люка. Вдруг Нарушитель Контракта прячется в одном из таких вот баков?
— Хорошо бы проверить.
— Да, и прямо сейчас. За Стива Мака дают под сорок тысяч кредитов, ничего себе? Говорят, его хозяин собирается во исполнение Контракта… — полицейский понизил голос и через минуту до ушей Стивена донесся раскат громового хохота.
— Хорошо, Билли, мы проверим мусорные баки, — проговорил тот, кого звали Люка, все еще продолжая всхлипывать от смеха. — Только, наверное, со следующей смены. Надо выпросить две пары резиновых перчаток.
Билл еще постоял, посмотрел на скрытые тьмой глаза Макклина, выкурил извлеченную из рукава сигаретку, сплюнул и скрылся в нутре автомобиля. Машина натужно взревела и двинулась в глубину квартала, шаря фарами по граффити стен, и хрустя пластиковыми бутылями.
— Пронесло, — раздался шепоток Адвоката. — Извини, Макклин, эту машину я не засек. Она слишком мало излучает, а стенки у нашего убежища, как известно железные.
— Я ни в чем тебя не виню, — благодушно проговорил Стивен, расслабляя сведенные судорогой мышцы спины. — Занимайся своими делами.
Макклин нащупал под собой пакет с остатками чьего-то обеда, прорвал его перочинным ножиком, вынул аппетитно пахнущую половинку грибной пиццы и принялся с аппетитом ее жевать. Как по волшебству отыскалась в куче картофельных стружек и недопитая бутылочка «Серой лошади». Стив с изумлением посмотрел на нее, понюхал содержимое и с вожделением приник к горлышку.
Через две минуты ночная прохлада начавшая было заполнять бак, с позором отступила, а Макклин ощутил потребность поведать кому-то свои проблемы. Адвокат с головой ушел в вычисления. Говорить сам с собой Стив так и не научился, потому был рад, завидев в уголке пару внимательных крысиных глаз.
— Слушай, глупое животное! — начал он, взмахивая рукой. Крыса насторожилась, пискнула, но убегать не стала.
— Моя милая Жаклин была доброй, приветливой и красивой женой. Может быть и правда, то, что знакомство с ней подстроили на корпоративной вечеринке менеджеры компании, но то было самое удачное их мероприятие. У нас появились двое прелестных детишек. Мы были счастливы в нашем маленьком мирке и с удвоенной энергией работали на благо компании и свое собственное.
Стив заметил, что количество крыс увеличилось, и ощутил прилив красноречия.
— Малютке Питу предложили поступить в школу фигурного катания. Малыш, жена, я и Мэгги, все мы были против этого, однако менеджеры объяснили важность правительственного заказа. Нашей великой стране нужны золотые медали на чемпионатах.
Макклин сделал еще один крупный глоток.
— В-общем, они где-то были правы, ведь медицинскую страховку Пита, и отдых Жаклин после родов, и первоначальное обучение ребенка оплатила фирма. Обязательства всегда должны быть взаимны. Итак, после отъезда малыша в колледж для будущих чемпионов мира нас осталось всего трое. Уже тогда я начал питать слабость различного рода коктейлям и не упускал случая выпить разрешенную кружечку пива. Я научился обходить Контракт и через трезвенника Эдди, который мне многим обязан, добывал и вторую кружку этого пенистого напитка. Тем не менее, все шло хорошо вплоть до того случая с Жаклин.
На глазах Мака появились две крупные маслянисто поблескивающие слезы.
— В поисках прошли три дня. Потом по почте мне пришло извещение от самого Стэнли Филча, заместителя главы всей нашей фирмы. Такая честь для простого служащего! В письме сообщалось об обмене Жаклин на крупную партию генетически однородных крыс необходимых для новых перспективных разработок. Наша фирма, понимаете, открывает отделы фармацевтики и пластической хирургии, а трансплантологам надо на ком-то тренироваться.
Макклину показалось, будто его хвостатые слушатели испуганно переглянулись. Он улыбнулся им и постучал пальцем по виску.
— Ну, вы-то народ серый, неоднородный. Вам ничего не грозит. Чтобы стать полезными компании вы должны приобрести белый цвет, добрый нрав и превратиться в близнецов. И ни одного микроба внутри!
Стив опорожнил бутылку полностью, вылил последние капли на пробку и поднес к усикам ближайшей крысы. Она доверчиво потянулась к угощению подвижным острым носиком и несколько раз лизнула жидкость.
— Не привыкай, — нравоучительно проговорил Макклин. — Также было и со мной, когда я потерял Жаклин. Я начал срываться. Мэгги стала чураться папочки, который в обход закона приноровился готовить на кухне спиртной раствор. Однажды я застал ее за разговором по телефону доверия фирмы. Она выдавала рецепты. Я прервал содержательный разговор и впервые в жизни задал трепку моей девочке.
В тот-же горячий денек я получил извещение о разводе с Жаклин, которая теперь работает секретаршей в «Клин-Клиник». Моя бывшая жена передала благодарность за помощь в воспитании детей, за добрые слова, подарки… еще какую-то дичь. Так вот. Теперь она замужем за главой фирмы этой самой «Клин-Клиник». Он, понимаете ли, более удачлив, весел, энергичен, а главное — не обременен личным Контрактом. С ним она надеется завести новых, более совершенных детишек, чем те, в каковых присутствуют мои гены.
— Более обидно было, если бы твоя жена вышла за отпетого неудачника, грязного опустившегося бродягу, — заметила одна из крыс.
Макклин хотел было спросить Крысу, когда она научилась говорить по человечески, но потребность высказать наболевшее перевесила.
— В тот же Жареный День я опоздал на семь минут к началу работы. Охранник, взглянув на меня, и втянув воздух, набрал номер, и через минуту вел к лифту, который вознес нас в кабинет Стэнли Филча.
Макклин помолчал.
Перед дверью начальника я все еще тешился мыслью о взыскании или о выборе колледжа для Мэгги. Но все оказалось намного печальнее. Стэнли сказал мне, что для улучшения моего морального, и вообще, облика компания готова бесплатно произвести мне операцию по смене пола. Женщины следят за имиджем, более покладисты, коммуникабельны, стабильны и не склонны к выпивке.
— И больше времени уделяют воспитанию детей, — подтвердила Крыса, отрываясь от осмотра пробки, — это, несомненно.
— Стэнли поведал мне о параграфе Конституции, согласно которому моя личность заключена в гипоталамусе и, следовательно, остается неприкосновенной. Ее права не нарушаются. В свое время пятнадцатая поправка вызывала много вопросов, но сейчас никем не может быть оспорена.
Затем, когда я попытался врезать Филчу, подбежали его верные телохранители. Стек и Грэг оттащили меня в карцер для нерадивых сотрудников. Там побили искрящимися плетками и отпустили. Стек сказал, что наша следующая встреча будет, наверное, более приятной. И тогда я сбежал.
Макклин окинул мысленным взглядом пройденный путь. Вот он тычет кнопки лифта, стараясь угадать код, приводящий его в движение, втянув голову в плечи медленно проходит мимо знакомого охранника, стараясь улыбаться, затем появляется с риском все потерять дома, берет одежду, скудную наличность, засовывает в сумку соевую колбасу, консервы, ставит на полную зарядку Адвоката, ищет семейные фотографии и кладет их в нагрудный карман. Ему захотелось, — до безумия, — последний раз принять горячий душ в белой стерильной ванной комнате и он это сделал, хотя знал о полицейских машинах с Исполнителями Контракта, медленно, но верно движущимися по переполненным улицам к его обители. Упругий, ласковый как летний дождь поток, клубы пара, вытягиваемые вентилятором, шелестящие струи, теплый пол, прикосновения ворсистого банного полотенца…
— Вставай, Стив! Просыпайся! — орал Адвокат, подкрепляя свои крики вибрацией. — Я нашел решение.
Макклин встряхнулся и сбросил с лица жирную крысу. Та, пискнув, вскарабкалась по углу бака и растворилась в утренних сумерках.
— Пока ты пытался споить этих серых млекопитающих и бормотал во сне, я сумел подключиться к базе данных электропитания Города. Очень большое искусство и мастерство, несмотря на отсутствие новых сервисных программ. Выяснились очень интересные закономерности.
— Не понимаю, чем мне могут помочь эти данные, — пожал плечами Макклин.
— Долго объяснять, Стив. Просто слушай меня. Значит так. Побрейся и приведи себя в порядок. Только быстро, времени в обрез. До девяти утра все должно решиться.
Стив вынул из сумки новые, вполне приличные брюки и, извиваясь, натянул на озябшие ноги.
— Старое тряпье тебе не понадобится, оставь здесь, — распорядился Компаньон. — Теперь возьми бритву.
Стив отыскал в кармашке саквояжа походную бритву, нажал на кнопку и обнаружил отсутствие характерного жужжания. Зато в информационном окошечке появилась бледная надпись о разряженных батареях. Об этом он тут же сообщил Адвокату, втайне надеясь на отмену задания на бритье. Густая щетина скрывала тонкие черты лица Макклина, затрудняя работу автоматических опознавателей, натыканных чуть ли не на каждом углу.
— Это нужно сделать, — печально произнес Адвокат. — Мы, электронные помощники человека сконструированы так, что способны делиться энергией друг с другом. Стив! Иди в «Океан-Ланч» на пересечении 4 и 5 Авеню. Ровно в 9.14 сядь за столик поближе к кухне и закажи порцию крабов.
— Крабов?!
— Да. Такие членистоногие существа.
Сказав это, Адвокат отключился, на вопросы и угрозы пользователя отвечать не желал, а возможно и не слышал их.
Через десять минут гладко выбритый Макклин покинул свой приют. Свитер он вывернул наизнанку, и теперь тот выглядел как новый. Обувь удалось протереть влажной тряпочкой. Капризный Адвокат ради экономии крох энергии выключил даже часы, не говоря уже о системе определения собственного месторасположения. Макклин не меньше часа бродил по густой сети улиц и уже отчаялся найти известное заведение, как вдруг увидел полупрозрачный купол, похожий на тропическую медузу. Вывеска «Океан-Ланча» переливалась огнями, словно гигантский маяк, издавала шум прибоя и еще странные хлюпающие звуки, порождавшие безумный аппетит.
— И куда ты меня привел? — сердито выговорил Макклин металлической коробочке. — Здесь же квартал богачей. В «Ланче» питаются Филчи и прочие им подобные, свободные от Контракта.
Коробочка молчала. Макклин развернул ароматическую салфетку, память о Жаклин, вытер холодный пот со лба и заплетающимися шагами побрел к ресторану. У входа он остановился и несколько минут разглядывал снующих в исполинском аквариуме ставрид, распластавшихся на желтом песке камбал и кальмара, хищно выглядывающего из искусственной раковины.
— Мистер, вы желаете позавтракать с нами? — На плечо Макклина легла мягкая, словно кошачья лапка девичья ладонь. — У нас есть свободные столики.
Стив проследовал за русалкой, решившей зачем-то устроиться на работу в земном заведении. Сканеры на входе в ресторан выбросили снопы красных лучей, а телекамеры под потолком проснулись, повернулись на гибких шарнирах и зачарованно уставились на посетителя.
— Пожалуйста, присаживайтесь сюда.
Макклин присел и сразу обмяк.
— Вам плохо? — забеспокоилась девушка. — Меня зовут Жанна. Нас учили оказывать первую медицинскую помощь. Я помогу вам.
Макклин отрицательно помотал головой.
— Я — Стив, представился он. — Медицинское вмешательство не требуется.
Девушка заученно улыбнулась.
— Я так рада нашему знакомству, Стив.

***
— Без специального разрешения в «Океан-Ланче» мы никого не позволим трогать!
— Мы охотимся за особо опасным преступником. Государственным преступником!
Стивен меланхолически взглянул на дюжего охранника в одеянии Нептуна, с трезубцем, на двух субтильных типов в штатском, топчущихся у дверей, затем обратился к своей новой подруге.
— Жанна, ведь сейчас нет девяти, верно?
— Девять тридцать. Я освобождаюсь в восемь вечера.
— Ты мне уже не нужна, — отрезал Макклин.
Жанна резко повернулась и направилась в комнату прислуги.
И тут Стивен увидел часы на стене.
— Жанна!
Рыжая русалка замерла, обернулась, в глазах ее блеснул огонек.
— Ты слишком торопишься жить, Жанна. Сейчас девять четырнадцать. Принеси-ка порцию крабов.
— Что-нибудь еще, мистер?
— Минералки. Быстро! — Макклин сделал страшные глаза.
Стив глянул на панцирное морское чудище и поморщился.
— Надо разломить так и так, — улыбаясь, подсказала девушка. — Приятного аппетита!
Макклин кивнул и, разломив обитателя океана, сунул половинку в рот. Хлынувший оттуда сок обжег небо. Беглец, хрюкнув от боли, кинул краба обратно на тарелку с какой-то зеленью. Выждав секунд двадцать, он вновь ухватил чешуйчатое тельце и был остановлен полицейским.
— Совсем потерял голову, — объявил коп, защелкивая на запястьях Стива наручники. — В этом заведении все видно насквозь. Будьте вы хоть в парандже, мистер Макклин, инфракрасные и терагерцовые телекамеры тотчас бы вас распознали.
В сопровождении приставов Стив продефилировал мимо рыб, таращащих глаза из аквариума, прямо в полицейскую машину. Через час необходимый на исполнение формальностей (агенты требовали своей доли премии) он попал в приемную Репро-Клиник.
— Рады дорогому гостю! Стив, мы просто вас заждались, — объявил хирург.
Макклина пристегнули к каталке. Его провезли по бесконечным коридорам клиники репродукции. И теперь он смог осознать свою славу.
— Макклин, что вы сейчас чувствуете!?
— Несколько слов для канала ОЛЛ-ТВ.
— Не считаете ли вы наши законы излишне строгими?
— Нашему клиенту необходим полный покой, — прервал репортеров человек с табличкой на груди, свидетельствующей о том, что он свободен от Контракта. — Все вопросы ко мне, директору молодой, но перспективной клиники репродукции человека Тиму Гроту.
Стив на минуту, только на минуту остался один.
— Привет, Макклин!
Стивен съежился. Если бы рука Филча подобралась чуть ближе, он, несомненно, впился бы в нее зубами.
— Знаешь, Стив, я не держу на тебя зла. В моем отделе освобождается место секретарши. Думаю, оно как раз для тебя.
Стек и Грэг довольно осклабились.
Двери операционной распахнулись. Макклин увидел никелированный стол, сине-зеленые экраны мониторов, горки инструментов, напоминающих металлических насекомых и внимательные глаза врачей, лица которых скрывали белые маски.
— Наркоз! — распорядился главный врач.
Произошло следующее. Целая толпа полицейских смяла все еще хихикающего Филча, его телохранителей и побледневшего как полотно хирурга. Из-за их спин появился директор клиники и, рухнув на колени, принялся трясущимися руками срывать ленту с конечностей Макклина. Две медсестры в мини-халатах пришли ему на помощь.
— М-мистер М-маклин, я тут не при чем. Это он приказал, проклятый Филч, и тот, кто над ним.
Стивен с глубочайшим удивлением смотрел на директора. Никогда раньше ему не приходилось наблюдать, как в одно мгновение человек превращается в безвольного, хнычущего червяка.
— П-пожалуйста, не держите на меня зла.
Но Стив уже не смотрел на него. Ведомый под руки двумя медицинскими работницами, заслоняемый от репортеров могучими спинами полицейских он вышел на улицу. От внезапной перемены разум беглеца дал глубокую трещину.
— Пожалуйста, сюда, мистер Макклин!
Такая машина была на первой странице «Технической Элиты». Электромагнитные подвески, магнитный гаситель инерции, скорость до трехсот миль в час, усиленное бронирование, бар и спальные места. Нос-таран, напоминающий рыло касатки способен отбросить в сторону или разрезать пополам любой другой автомобиль классом пониже. Тонкий вкус Стива покоробила только золотая лепнина на капоте и брильянтовое обрамление фар.
Касатка рванулась с места. Макклин по-прежнему ничего не мог сообразить. В зеркальном стекле он обнаружил свое лицо, глядящее мутными удивленными глазами.
— Что произошло?
— Ты еще не понял?!
Стивен выхватил из брюк коробочку с Адвокатом. Она весело мигала разноцветными огоньками, гудела и подпрыгивала, будто излучала удовольствие.
— Я подзарядился, Стив, — сообщил Компаньон. — Ничего себе колеса, так ведь? Такие есть только у владельцев крупных корпораций, да еще у президентов из стран третьего мира.
— Что произошло? — тупо повторил Макклин, но Адвокат, упиваясь собой, не торопился отвечать.
На ломаной линии горизонта обрисовался огромный зубец. Увеличиваясь в размерах, он покрылся тонкой сеткой окон. Стиву даже показалось, что он различает силуэты снующих по офисам родной фирмы людей.
— Ты освободил меня от Контракта с «Эмми-Тек»? — спросил Макклин. — Как тебе это удалось?
— Можешь курить, если хочешь, — предложил Адвокат, указывая на массивный золотой кальян, который, повинуясь электронному сигналу, разгорелся и ароматно запыхтел. — Или, может, желаешь немного винца?
— Как тебе это удалось?
— Надо верить в мечту. В нашей великой стране даже маленький человечек способен сотворить диво. Более того, также скромный не-человек, из партии товара с нестандартным электронным нутром, в свое время подвергнутым почти повсеместному изъятию из торговой сети…
— Что произошло!? — рявкнул Стив.
— Звонок в отдел распределения электроэнергии, пароль, вычисления, обход. Я надел маску обходчика подстанций. Получил подробнейшую карту электропитания Города. И увидел интересную штуку.
По утрам, в совершенно определенное время, когда одновременно включаются несколько промышленных предприятий, в одном из локальных энергетических узлов подскакивает напряжение. Всего на полторы минуты. И этот пульсирующий ток с высокочастотными составляющими не контролируется теми сетевыми фильтрами, которые использует довольно консервативный «Океан-Ланч».
— Ну и что?
— Девять пятнадцать. В этот момент шеф-повар «Ланча» вынимает из печи очередную порцию вареных крабов с подслащенной свининой. Посыпает их зеленью и китайскими приправами.
— Крабов? — в мозгу Макклина начало что-то брезжить.
— Те членистоногие, которых ты так и не попробовал, были ужасно горячи.
— Да, пожалуй. Но русалка Жанна достойна похвалы.
— Думаю, с ней ты еще встретишься. И с другими, которые скоро выстроятся к тебе в очередь. Но лирику прочь, Макклин, — твоя ротовая полость пострадала в результате термического воздействия, часть белков кожных покровов денатурировала, а величина боли по шкале Лекса достигла 72 единиц. Шок наступил именно тогда, когда ты размышлял о будущем компании и явился причиной потери важнейшей, глобальной идеи для «Эмми-Тек». Суть в том, Макклин, что ты понес значительный ущерб. Доказать это было проще простого, — с помощью данных тех-же инфракрасных камер, нацеленных на тебя со всех сторон.
— И сколь велик ущерб? — полюбопытствовал Макклин.
— Примерно три миллиарда кредитов. Вообще то семьсот пятьдесят четыре миллиона монет отхватила Гильдия живых адвокатов, но, Мак, то, что осталось…
Макклин задохнулся.
— Все оно мое?
— Да. Денежки лежат на счете, открытом до заключения Контракта с «Эмми-Тек», так что, владея тобой, фирма не имела к ним доступа. Восемьсот пятьдесят шесть микросекунд я потратил на банкротство Эмми, скупил контрольный пакет акций, поправил дела и, обрати внимание, Стив, назначил нового хозяина фирмы.
— И кто он?
— Ты не догадываешься?!
— Неужели?
— Это ты, Стив.
Автомобиль-касатка мягко притормозил у корня колоссального бетонного зуба.

***
Не прошло много времени, прежде чем Стив Макклин собрал первый свой совет директоров. На повестке дня стояли три важных вопроса. Первый — приобретение «Клин-Клиник». Выгодная распродажа ее сотрудников. Рудники Антарктиды, увеселительные заведения, остро нуждаются в рабочей силе и предлагают хорошую цену.
Второй. Приобретение высокодоходных акций «Океан-Ланча», а также некоторых его сотрудников.
И, наконец, самое важное. Имидж работника «Эмми-Тек». Его необходимо всемерно поддерживать, не смущаясь новаторскими методами. Грубость, бесчеловечность, агрессия должны исчезнуть навсегда. Взять к примеру, бывшего управляющего Стэнли Филча, этого мужлана.
Небольшая операция пойдет ему на пользу.
 

ОГНЕОПАСНО, ВСЕЛЕННАЯ!
Операцию провели перед рассветом, быстро и деловито. Черный вертолет бесшумной стрекозой завис над дачей в одном из подмосковных лесов и выпустил десант — трех похожих как близнецы верзил, вооруженных пистолетами со снотворными капсулами и портативными огнеметами.
— Всем на пол, руки за головы и не двигаться, — тихо, но вполне внятно скомандовал двум обомлевшим самодельщикам первый ворвавшийся в дом десантник и, увидев на столе работающий прибор — помесь стиральной машины с холодильником, осторожно выключил его из сети. И, несколько минут спустя, дождавшись, когда подручные затащат пленников в салон вертолета, сжег вместе с домом.
…Обычный свет казался неестественно ярким.
— Так вот вы какие! — сказал человек, будто бы и вовсе без лица экспериментаторам, которым только что сняли с глаз черные повязки. — Знаете ли, олухи, что из-за вас нашей Солнечной Системе грозила серьезная опасность?! К счастью, наша Служба научилась пеленговать первичные всплески ом-излучения. Ом-излучатель, иначе Паули-генератор, который работал на вашем кухонном столе — вовсе не установка холодного ядерного синтеза. Слияние ядер водорода тут совершенно не при чем.
— Кто вы? — спросил один из ученых, которого мы условно назовем Этил-Яд, — почему вы вмешиваетесь в наши исследования?! Кроме того, подозреваю, что мы находимся на территории иностранной державы. Мы немедленно подадим жалобу в российское представительство!
— Все посольства, а также и правительства давно под нашим контролем, — отмахнулся Безликий, — не говорите ерунды.
— Так что же работало на нашем лабораторном столе? — поинтересовался второй ученый, по имени… пусть, Электронный Глаз. — Неужели прибор мог взорваться? И что, сильно бы пострадали лаборатория, дачный поселок и ближайший лесопарк? Просто не верится.
— Плазер, — устройство, сбрасывающее электроны на нижние орбитали атомов. Этот процесс, как мы говорим, испада универсален он протекает всегда, когда объем любой, совершенно не радиоактивной материи резонансно сжимается и расширяется. Например, звуколюминесценция, это…
— Звуколюмин… тьфу, свечение пузырьков газа в воде под действием ультразвука не наша тема, — вставил Этил-Яд, — мы ведь мастерили установку ХЯС — холодного ядерного синтеза. Палладиевый электрод, насыщаемый дейтерием, импульсы тока в электролитической ванночке, закипающая вода, экологически чистая энергетика — решение проблемы тысячелетия…
— Все правильно. Ионы воды из довольно большого резервуара собираются в неподобающей для них тесноте. Сосуществование частиц с одинаковым спектром недопустимо, это знает и школьник. Появившееся индуцированное лазерное излучение подогревает воду. Кванты разбивают ядра атомов и, разбрасывая во все стороны нейтроны, порождают иллюзию начавшегося ядерного синтеза. Но, редкие осколки атомов — лишь следствие природной индукции.
— Получается нечто вроде естественного квантового генератора, без принудительной накачки, — задумчиво молвил Электронный Глаз. — Но все же, почему мы здесь?
— Мне кажется, что вы — нефтяные магнаты, — громогласно заявил Этил-Яд, — Чтобы сохранить свои сверхприбыли, препятствуете нам, не отравленным догмами ученым, овладевать новыми источниками энергии! Это аморально и не имеет никакого отношения к безопасности Вселенной!
— Ну а я считаю, что вы — простаки, желающие любым способом получить прибыль из занятий наукой, чтобы каждый день кушать икру и пить коньяк, — парировал Безликий выпад Этила, — поэтому не обращаете никакого внимания на некий побочный эффект. Кванты, выделившиеся из зоны водяного реактора, вызывают бесконечно длинные цепные реакции во всем, что по составу напоминает рабочее тело.
— Помнишь, наше Круглое Озеро стало горячим, и рыба всплыла, — негромко проговорил Электронный Глаз. — Ты еще шутил, что, в этой ухе не хватает картошки и соли. Думаю, это действительно могло быть результатом первых проб этого нашего… Паули-генератора.
— Еще немного, и оно полыхнуло бы, словно водородная бомба, — подтвердил Безликий, — за ним моря, океаны, через шесть часов старина Юпитер. Скоро от всей нашей Солнечной Системы остался бы лишь один мощнейший гамма-всплеск. К счастью, вы не догадались гранулировать рабочую зону электродов, чтобы в ней появилось больше места для квантовых близнецов-ионов. Иначе, астрономы из других галактик просто отметили бы очередную гамма-вспышку, и все.
— Что теперь? — кротко спросил Электронный Глаз, — санация?
— Амнезия и гипноз, — ухмыльнулся Безликий. — Вы, я вижу, слишком плохого мнения о нас, истинных гуманистах. Нет. Живите! Но, вы забудете обо всем, что здесь происходило, и никаким образом не сможете заниматься естественными науками. Нильс Бор и Макс Борн, Лев Ландау и Ричард Фейнман тоже прошли через это, с тем, однако, различием, что прежде исказили содержание учебников пространными математическими выкладками, уводящими мысли азартных студентов от опасных тем. Некоторые смелые и ответственные ученые работают в нашей Службе, пытаясь определить параметры Омен-устройств. Но, исследования в области истинной физики они проводят в облаке Оорта, за пределами солнечной Системы.
— Новаторскими летательными аппаратами вы тоже занимаетесь? — прищурился Этил-Яд. — Похоже, и на эти изыскания ваша Служба наложила негласный запрет? Вам так нравятся керосиновые горелки, коптящие небо? Ну, понятно, нефть, газ, керосин, бензин, это же все ваше…
— Да, наши средства передвижения запретны, ибо косвенно связаны с принципом испада, — покачал головой Безликий. — Прошлые цивилизации обращались с ними не так аккуратно, как мы, и жестоко поплатились за это. В поясе астероидов, сохранились титановые стелы с чертежами плазеров и проклятьями их создателям. Думаю, не стоит и нам приносить общий дом в жертву науке, не правда ли?! Сейчас идите и больше не грешите. Вы и не сможете заниматься техническими науками. Так сказать, чисто технически. Наши гипнотизеры слишком хороши.
* * *
— …Если мы смотрим в зеркало, то видим не глаза, а лишь сетку лучей, складывающих их изображение, ведь свет из наших зрачков отражается не строго по пройденному пути. Но если поставить два зеркала вот так, под углом, то фотоны возвратятся точно к их источнику. Свет сетчатки возбудит новые атомы. Молекулы ретиналя, деформируясь, излучат каскад индуцированных квантов. Они снова вернутся к глазам и многократно активируют мозг. Наши желания, мысли, даже просто, понимаешь ли, случайно сказанные слова обретут власть над миром! И мы будем кушать черную икру, намазывая ее даже не на хлеб, а колбасу!
— Ты прав, Глаз, в этом что-то есть. Попробуй еще раз ухватить учебник по физике, надо уточнить насчет верного угла между зеркалами.
— Не могу, Яд. Как всегда, выскальзывает из рук, словно я беру мыло. И геометрия тоже не дается.
— К черту. Обойдемся без навороченной техники. Как ни странно, мы все прекрасно помним. И, этого пока достаточно. Так, значит, если поглядеться в угловое зеркало, или, иначе, катафот, ритмы мозга войдут во взаимодействие сами с собой и усилятся. Мозговой резонанс. Что дальше?
— Интуиция подсказывает, что-то произойдет, очень интересное и многократно окупаемое. Все, что мы захотим — сбудется!
— Включи стробоскоп. Выключатель не обжигает? Так, значит, на занятия этой гуманитарной ерундой противопоказаний нет.
— Синхронизация мозгов вспышками! Такого в парапсихологии еще не было. Увеличиваю частоту. Черт, ну и жарища.
— Усилитель желаний… Ну, мы и молодцы!
— Не только усилитель, но и, обрати внимание, исполнитель. Прибавь мощности!
— Слушай, ты не знаешь, чей это козел ломится в дверь? Почему он так сильно похож на…. Это копыта?!
— И позади колодец, полный нечистот. Кажется, мы открыли врата Ада, дружище. Боюсь, наша Вселенная опять…
Глаз не успел договорить.
— Руки за голову! — распорядился некто в лучистом ореоле. — Вы превысили допустимый уровень сознания. Следуйте за нами!
В этот раз черных повязок на глаза не было. И потому ученые смогли хорошо рассмотреть нависшее над их садовым участком светящееся облако с витой лестницей.
ДРУЗЬЯ
Когда-то я намеревался написать огромную книгу о путешествиях друзей-спасателей по сфере Дайсона.
Сфера Дайсона, названная так по имени ученого, первым предложившего эту схему — огромный шар с отверстиями по полюсам, собранный из материала планет, астероидов и комет. Он настолько велик, что в центре его располагается Солнце. Звезда освещает внутреннуюю поверхность сферы, на которой, благодаря вращению, есть сила тяжести.
Так появляются условия для жизни, подобной земной — вода, свет, тепло, воздух. Но площадь сферы Дайсона в миллионы раз больше поверхности Земли. Жизнь в ней более разнообразна, и строителям звездного приюта интересно наблюдать за ее развитием. Новые названия, имена, истории, судьбы…
Может быть, с течением времени исчезнут Великие Строители, могущественнейшая цивилизация, оставив жизнь на произвол судьбы и астероидов, способных разрушить или повредить Сферу. И тогда уже самим обитателям приюта придется устранять неисправности, развивать науку и общественные отношения, ремонтировать огромное пристанище.
Книга не получилась. Но осталась вступительная глава, ставшая небольшой повестью, вполне себе милая.

* * *
В начале Мира был хаос; и твердь, слепленная с теплом, светом и духом была разъята на капли, словно вода. И Первые собрали их вместе и претворили в Сферу, внутри которой укрепили Солнце. И поселили в Ней множество племён людей, имеющих Их подобие, и зверей, и птиц, и насекомых…
А сами ушли и обещали вернуться, но другими. И оставили Стальных Ангелов, которые суть есть Ремонтники, дабы до пришествия Их собранный Ими Мир постоянно исправляли и ограждали от Каменного Беса, ибо вне Его пределов холод и Тьма, и нет воздуха.
Легенды и мифы Открытого мира» — из собрания археологической литературы Эзенога Мудрого; надпись на титановой стеле, найденной в ущельях Мрака.

***
И снова нам приснится
Железная трава
И в небе засияет
Магнитная Луна
Пусть все перевернется…

Меня зовут Лай. Или, может быть, звали, ведь к тому времени, когда кто-нибудь из вас отыщет этот дневник, меня, скорее всего, не будет. Здесь, по крайней мере. Ну, а в другом мире, думаю, мое имя будет звучать не так. Иначе. Да, вам ведь нравятся пятистишия Анта? К месту или нет, но мне так нравится разбавлять ими свою речь. Хотя к месту вот это: «И страницы эти никто не прочтет…».
Но, пусть даже не люди, духи, ангелы или бесы ждут мой рассказ, отчёт и, может быть, оправдание.
А начиналось всё так…
Как всегда, с наступлением сумеречных дней я возглавил небольшую экспедицию в города праловноров, в поисках интересных вещей, а также, чтобы сразиться с мерзкими пожирателями мумий, рыфен. Мы взяли еды, бульон в консервирующих фляжках, антисептики двойного действия. Ну, а вообще-то опасность заражения мионезом учёные из Оазиса Науки Ит преувеличивают. Так вот, мы отправились в путь. Жарко светило Солнце, проглядывая из-за туч. Это и хорошо, и плохо. Рыфен не нравится дневной свет. Но, когда печёт, в пирамидах городов веется какая-то пыльца и мешает дышать, нормально мыслить.
Только не подумайте, будто мы, — грабители могил. Нет, мы просто юные археологи. К тому же эта АПИО — академия психологических исследований и что-то там ещё, — не наложила строгий запрет на изыскания. Так что совесть наша в этом отношении, будем считать, чиста. Да что АПИО? Интересно там быть, вот вам и весь закон.
До сих пор нам всё сходило с рук. Точнее, с ног, так как мы ходили по специальным дорожкам городов, по которым рыфен, — а остальные хищники не так страшны, — не могут передвигаться, когти застревают. Но в этот раз всё вышло не так. Нам, проще говоря, не повезло.
Мы проследовали через Каменную Долину, легко перевалили полуразрушенный дождями и временем вал, и вошли в Митл. Когда-то мы уже были в этом городе. Точнее, обошли кругом центральную пирамиду. Где-то наверху пела неогмитра, всё было спокойно. Хорошо, когда в городе праловноров сохраняется неогмитра: звуки этой воздушной арфы неплохо распугивают рыфен, входят, как написано в учебниках биологии, в резонанс с биоритмами хищников.
В этот раз у меня сразу появилось чувство, будто что-то неуловимо изменилось. Во-первых, неогмитра на вершине Централа пела сипло, неверно.
Некоторые улицы я просто не узнавал. Что-то, говорю, изменилось. Странный город, вечное и временное — все здесь навсегда вместе. Рах сказал, скорее всего, поработал небольшой песчаный вихрь, он разрушил перегородки, разделяющие улицы. Мне хотелось поверить в это, и я промолчал, хотя, конечно, песчаные вихри такой силы с Засохших Морей не приходят. Рассыпаются еще на окраинах Двудольного Холмогорья.
Мы долго бродили по присыпанным пеплом переходам, заглядывали в лица мумий, делали зарисовки. У нас есть собственный музей мутировавших цивилизаций (ММЦ) и экспозиция праловноров делит первое место с находками, которые мы раскопали в Предместье Красных Гор. Кое-кто даже платит за его посещение. Паг, будущий оазисник собирал в пробирки кусочки кожи, дабы на своем «усовершенствованном микроскопе», собранном из оборудования, валявшегося на задворках комплекса зданий Оазиса Науки Ит, совершить «величайшее в истории открытие».
Остальные ребята — Ор и Вап увязались просто для того, чтобы, как положено в нашем возрасте, приобрести звание Смельчаков, Победителей Страха и, если повезет, Хитрецов. Да, это нужно, чтобы приобрести значимость. Особенно, среди девочек. Ха! Я им дал задание, раз уж они не стремятся стать настоящими Безумными Учёными, тащить большую часть поклажи. Их пришлось долго уговаривать, но потом я забыл принцип ненасилия, и они вполне согласились
Мы взошли на парапет, окружающий Центральную Башню. Рах тут заметил, что дорожки против рыфен выглядят так, будто по ним топтались ваперны (вспомнил же, из учебника про ископаемых животных), но сказал он это таким невзрачным голосом, что я не придал этому значения. До сих пор дорожки праловноров нас не подводили. Вообще, так здорово, идёшь по тропе шириной три-четыре метра, по бокам скалятся рыфен, но не нападают. Их можно бить палкой по морде, все равно не сунутся. Наглядным пособием являются скелеты рыфен, застрявших в прутьях-ловушках.
Паг остановил Ора, пошарил в его рюкзаке и вынул банку с варпой. Варпа — чемпионски ловит запахи, а когда рядом где-то рыфен, подает сигналы тревоги, то есть, противно пищит. Паг с его музыкальным слухом (в раннем детстве он даже взял какой-то приз на городском соревновании по игре на колокольчиках) мог уверенно определить по этому писку, сколько рыфен бродит вокруг, на каком удалении и в каком состоянии, — голодном или полуголодном. Сытыми рыфен просто не бывают.
Варпа заскрежетала коготками по стеклу. Паг насторожился и, сделав знак, стал слушать, тряся головой, подкачивая в банку воздух. Будущий биолог сомневался. Такое я видел впервые.
— Странно, странно, — молвил он, обводя взглядом окрестности.
— Да что тут странного? — перебил его Ор, — то, что ты не кормишь свою мышь, мы знаем, в этом ничего удивительного нет. Пошли дальше. Только банку неси сам, мне неприятно, когда за спиной что-то скребётся и пищит.
Я строго глянул на Ора, тот много говорил, но Паг уже сворачивал шланг с грушей для подкачки внешнего воздуха.
— Лора (так он называл своё животное) подает странные сигналы, — будто рыфен здесь, и в то же время их нет. Явятся и исчезают. Но так не может быть. Хищники не микрочастицы, они не могут быть виртуальными (это слово вы уж сами как-то расшифруйте). Следовательно, Лора ошибается. Мы, наверное, можем идти дальше?!
Я молча кивнул. Я многое могу, но когда ребята настроены безостановочно идти вперёд, останавливать их без весомой, всем видимой причины не стоит. Всё равно пойдут, и без умелого руководства пропадут наверняка.
Вап прошёл вперёд и приоткрыл ветхую дверь. Я отстранил его и, схватившись за колючий механизм замка, глянул внутрь.
В пыль пала капля моей крови, и, отчего-то этот незначительный момент своей жизни я запомнил особенно. Из холодной темноты выпорхнули две млечно белые бабочки. И всё.
Пока Паг кидал в проход светящийся порошок (сворованный в школьной лаборатории), Ор и Рах возились с заржавевшим механизмом освещения. Им удалось очистить поверхность зеркал от пыли и помёта, направить их на солнце и даже включить Концентратор.
Концентратор! Я просто обалдел, когда впервые увидел его в действии. Представьте себе уснувшие личинки глии. Если их спрыснуть водой (но промолчу, чем их освежили Рах с Ором), то они начинают пробуждаться и светиться, мерцать, словно фонарики метановых болот. Потом личинки сползаются в один большой ком. Концентратор устроен так, что сделать это они могут только вытянувшись все в одном направлении. И вот, когда плотность кома достигает какой-то пороговой величины, личинки испускают направленную вспышку света. Идеально прямой луч! Рах говорил, что Концентратор — разновидность биологических лазеров, или базеров, не помню точно. Строго говоря, этот базер не так уж и нужен, если хорошо работает система зеркал, установленных в коридорах и, разумеется, солнце не затянуто тучами. Уж слишком ярки эти вспышки и включаются всего на миг, за который толком ничего и не разглядишь.

***
Один за другим мы вошли в склеп и разбрелись по коридорам. Этаж Ремесленников. Здесь много орудий производств. Эти производства — изготовление квази, то есть, не вполне настоящих, диотовых сосудов, сосудов-светильников, зеркал, но более всего, — ритуальных украшений. На рабочих столах лежали в строгом порядке присыпанные пылью инструменты. Черпалки и ковырялки, клещи, молоточки, трубочки, щётки и кисточки, колотушки, маслёнки, ножницы, шурупы, винты и гайки, многочисленные семейства зубчатых колёс, отвёртки, ключи — вот известные мне названия того, что лежало на столах, а неизвестных было в сто раз больше!
Вап, тёршийся со мной рядом, взял молоточек на свинцовой цепочке. Я не стал возражать, хотя в музее отгнивших (зачёркнуто; мутировавших) цивилизаций такие имелись. Не знаю, для чего они требовались ловнорам, ну а нам для уверенности что-то тяжелое не помешает.
Самые ценные вещи хранятся в саркофагах под столами. Я проконтролировал, как Вап принял антисептик, обволакивающий полость рта и носоглотки. Назначил ему саркофаг для вскрытия, самый запылённый, сам пошёл глянуть, как там остальные.
Паг и Рах шарили по большому помещению, то ли кухне, то ли аптеке, а скорее всего, в цехе производства примочек для мумий. Я остановился на пороге: боюсь химии в целом — неудачные взрывы самодельных бомб, плохие отметки в школе. Не понимаю, как другие мастерят дикие формулы и умудряются подогнать их к правильному ответу.
— Ладно, собирайтесь, — сказал я, — пойдём на следующий этаж. Там должно быть много книг и, поскольку там кварталы побогаче, то и кухня получше этой.
Паг помялся, обычно он быстро реагирует, сгрёб флаконы в сумку и направился к выходу.
В коридоре я пересчитал группу. Вап уже успел набить свою и без того тяжёлую сумку какими-то погремушками, и всё время подъема на ярус праловнорской интеллигенции (это слово я записывал сотни раз) они раздражали мои нервы костяным бряканьем.
По дороге Вап с Ором снесли ещё пару ветхих дверей. Полчаса пришлось подождать, пока Паг не разобрался с механизмом открывания каменных створок ворот, посерьезней. Пыль, как это было видно сразу, даже при переотраженном десять раз свете шла от миллионов толстенных книг, стоявших, или, скорее, лежавших на полках.
Некоторые, впрочем, недурно сохранились, но у меня оставались сомнения, можно ли их использовать по назначению.… А вот и стихи:

Как забыты все, кто жил там
И страницы эти никто не прочтёт
Тяжеловесный конгломерат сна
То, что было, может не так пройдет
Может, Солнце не спрячешь в комод…

Рах осторожно снял одну из книг, затем вторую, третью с другой полки. К нему подошел Паг и они начали о чем-то оживленно перешептываться, листать страницы, жестикулировать.
— И что там? — небрежно спросил Ор, чертя на полу железной подошвой непристойное слово.
— Там, то есть в Большой Энциклопедии Ловноров как всегда, некрологи, — объяснил Паг и, поглядев на лица ребят, добавил, — это, значит, описание жизни покойника и её красочное восхваление.
— Восхваление? — переспросил Вап. — Вот я бы тоже восхвалил тебя и Раха. Умников, если бы вы нашли что-то поинтереснее, чем эта рухлядь. Нам надо…
— Побольше света! — прогорланил Ор. — Здесь темно и мне начинает мерещиться всякая нечисть. Мне, хоть я и стал Смельчаком, хочется ясно различить, кто притаился в том углу.
— Никто там не притаился, — вздрогнув, ответил Паг, — моя варпа… — Тут он осёкся. — Сейчас мы сделаем свет…
Паг с Рахом направились к механизму управления зеркалами — на каждом ярусе свои светозаборники, — по-прежнему перешептываясь и, как мне показалось, хихикая. Но они не дошли, так как из темноты угла послышался нечеловеческий стон. Колени Раха подкосились, и он осел прямо в груду бумажной пыли.

Тогда и мне навстречу
Из ям болотных, как из тьмы
Забытых снов младенца, вышел
Железный волк; из челюстей, подобных
Стальной дыре…

***
— Свет не нужно… включать, — стон, побулькав, перешёл в голос, — это демаскирует…
Я подал знак ошалевшим ребятам замереть, молчать. Те вроде бы повиновались, а может, просто были в прострации.
— Кто ты? Человек?.. Мумия?..
— Рыфен…
Рухнул Вап. Трое, среди которых был, к сожалению, и я, продолжали цепляться за сознание.
Я твой дру-уг… Я теперь почти то же, что ты са-ам. Там, при входе, ты… пора-анился… Я лизнула… твою кровь…
— Бежим! — взвизгнул очнувшийся Рах, выбросил вперёд светящийся порошок и, довольно уверенно пробежав несколько метров, ударился лбом о стену. Счастливчик! Он вновь выключился из этой действительности.
«Друг» грациозно отряхнулась от нескольких мерцающих пылинок, осевших на мех, и подошла поближе. Теперь я и ещё двое истинных Смельчаков имели возможность созерцать всю фигуру хищницы. Гигантская кошка с изумрудными глазами и, пожалуй, с примесью чего-то от колиса. Классическая Черная Рыфен.
— Простите, я не думал, что вы относитесь к субразумным видам животных, — вежливо начал было Паг, но кошка не обратила на него внимания.
— Тепе-ерь мы одни-и по крови, — продолжала мяукать рыфен, демонстрируя огненную пасть с белыми острыми зубками, — поэтому я люблю тебя и буду защищать.
— От кого?
— От тех, кто жде-ет, — пояснила рыфен. — А жде-ет вас много таки-их как я, — тут рыфен облизнулась.
— Бежим скорей вниз, — высказал Ор.
— И внизу, — добавил Друг. — Та-ам их бо-ольше и все они ни с кем мысленно не соединены. И не будут, пото-ому, что…
— Прямой мионез весьма редкое явление, — перебил её Паг, потенциальный безумец Оазиса Иит.
— Но как рыфен по переходам ловноров ходят? — довольно здраво спросил Ор.
Вместо ответа Друг выдвинула вперёд лапу. Когти довольно аккуратно обмотаны тряпками. Внизу они поддерживают квадратную дощечку.
— Похоже на снегоступ, — откомментировал Паг. — Такие штуки у нас мастерят дети трех-четырех лет. Черные Рыфен достигли того же уровня умственного развития… прониклись редкой формой мионеза…
— Ерунду, — зевнула рыфен. — Он гово-орит ерунду-у!..
— Учёные не верили всерьёз, что это возможно, — продолжал Паг. — На самом деле, мифы более правдивы, чем самые смелые гипотезы учёных Оазиса Ит. Клетка, то есть мельчайшая организма способна отделиться от последнего и жить сама по себе. Но в таком виде она не может пребывать всё время. Невробы, то есть именно такие биочастицы, находят себе другой организм, встраиваются в него, проникают в узлы нервной системы и, в какой-то мере подчиняют его себе!
Рыфен многозначительно облизнулась, не отрывая взгляда от Умника.
— Не исключён и равноправный симбиоз, — попробовал поправиться Паг, слегка при этом бледнея. — Так вот, рыфен, что не представляет сомнения…
— Не все-е… — мяукнула рыфен.
— Поедали трупы праловноров. Мутировавшие клетки, они же невробы, проникли сквозь уязвимые места кишечника в кровь и далее в мозг.
— Вот почему они такие умные! — сообразил Ор, не переставая тормошить Раха и Вапа. Затем он снял с себя накидку и попытался обмахнуть ею, словно веером, чуть шевелящиеся тела своих друзей.
К потолку взметнулась туча пыли. Рыфен фыркнула и, одновременно, я почувствовал её стремление прыгнуть. Телепатический контакт?! Всё же, чем-то это и невообразимо приятно…
— Но праловноры мертвы, — снова вплыл в сознание голос Умника Пага, — примем это как аксиому. Хотя.… Предположим, что это так. Тогда становится понятным, почему Друг в умственном развитии превосходит своих сородичей. Она постоянно находится в прямом телепатическом, диалоговом контакте, которым является, в данном случае, Лай. Все другие рыфен, поглощавшие мёртвых, по существу безвольные автоматы. Вряд ли они осознают то, что делают. Просто исполняют директивы чужих ДНК, которые сейчас испускают в их мозговом веществе сложные ансамбли электромагнитных волн.
Пошатываясь, встали Вап и Рах. Похоже, во время обморока их мозги успели пустить какие-то свои соки и сумели переварить необычные впечатления. Теперь, хотя бы внешне, ребята нормально воспринимали контакт с умненькой рыфен.
— Нам надо уходить из этого места, — уныло протянул Рах и его рука робко вытянулась в направлении двери. — Нас ждут дома… завтра к обеду…
— Вверху и внизу на соседних этажах тоже ждут к обеду нас! — бодро продекламировал Ор. — Только, извини, не родители! Но, учти, долго идти не нужно. И трястись двести километров на ржавом паромобиле, и отвечать за него, если он развалится посередине пути. Всё замечательно!
(Похоже на нервный срыв, так мне кажется).
— Милый Друг, скажи пожалуйста, что хотят те, кто нас ждёт? (Спросить прямиком, растерзают ли, разорвут на куски, вылакают ли, задушат или поотрывают кое-что, не выходило).
Су-уд идее-ет.… По древним зако-онам ловноров за вмеша-ательство в со-он мёртвых…
— Набрались у мумий, — шепнул Паг, — всё равно нас используют как свежатину. Пора рвать когти!
— Внизу-у вас ждут безумные рыфе-ен…
— В смысле, дикие?
— Они не буду-ут ме-едлить, — промурлыкала Черная Рыфен, будто в забытьи. — У них такие же, как и у меня-я лапы, чтобы… не-е застревать на тропи-инках… Ужасных тропинках…
Внезапно она замолкла, её уши расширились и задвигались
— Почти всё готово, — сообщила она после минутной паузы. — Всё-е как пять веков назад, во время правления Дважды Споко-ойного Властителя Ду-уш. Сейчас явится Полночная Стража. Они идут! Запах челове-ека как дли-инный хвост… Они иду-ут по нему. Сде-елайте как мы, сними-ите сво-ой запах! Ведь у ва-ас такие большие голо-овы…

* * *
Паг молодец! У него большая голова. … Умник вытащил из подсумка флаконы, найденные в зале бальзамирования, скрутил пробки, забрызгал ребят и себя пурпурной, резко пахнущей жидкостью.
— Хвосты отрублены! — пояснил Паг, увидев, как вытянулись трубочкой губы Вапа. — Запах! Они тоже использовали ароматизирующие вещества, и потому Лора их не засекла…
— За мной, — кратко мяукнула Друг.
К счастью, слой пыли прекрасно прячет звук шагов. Мы прошли через три этажа, в надежде пробраться к воздушной арфе, или, на открытом месте пустить Маяк Станции Спасения. Везение, впрочем, закончилось на уровне — как бы вам это сказать? Миллиона Голосистых Колоколов.
Вап остановился и произнес крепкое слово. Вокруг стлались ковром, свисали гроздьями, колокола и колокольчики: надутые и продолговатые, трубообразные, голосистые, даже на вид.
Пока мы пробирались на следующий ярус, они звенели под ногами так, что могли бы пробудить даже мумии. Не помню точно, но вроде бы для этого их и мастерили.
— На вершину пробиться не успеем, — сказал Рах, ковыряя отмычкой очередной каменный замок. — Неплохо бы выйти на один из Кольцевых Уступов, пустить Маяк. Опять же, свет… и погляди, что-то Паг там нашел.
Умник возился с обрезком диковинной трубы. Величиной с пивной кувшин, один из торцов украшен хрустальной линзой. В отверстие на боку Паг осторожно переливает содержимое своей фляги…
— Что это за дрянь? — спросил я жестко. — Ступай, помоги Раху!
Паг впервые не удостоил меня вежливым ответом. Закрутил пробкой отверстие, снял линзу, положил цилиндр на плечо. Выпрямился, посмотрел, будто бы сквозь меня, своего командора, на лестничный проем. Угу! Глаза горят, зрачки сужены.
В дверях появились сразу три зверя. Паг сделал шаг вперёд, направляя на рыфен око пивного кувшина.
Пантеры почти одновременно прыгнули на Умника. Пока рыфен были еще в полёте, труба громко щелкнула, стена напротив озарилась призрачным светом, в котором я успел заметить одну болезненно-яркую точку. Паг повёл кувшином по сторонам. И, звери покатились по плитам, с рыданиями и стонами, вздымая клубы пыли и сладковатого дыма
— Вя-а! — визжали они, прикрывая глаза лапами.
Впервые мне стало по-настоящему жутко. Это не тот страх, когда будто тебе вырывают солнечное сплетение, и не холод пониже спины, нет, завибрировал весь, целиком, организм. Хотелось прекратить чудовищные прыжки рыфен, ведь дикая боль, хотя и боль наших врагов, хлестала из сворачивающихся в невообразимые фигуры тел физически зримым потоком. Хотелось переиграть действительность с того момента, как мы зашли в город Пирамид. Жизнь — не безопасный сон, или чей-то увлекательный рассказ. Именно тогда пришло ко мне понимание этой поразительной вещи, и тогда кончилось моё детство.
Паг обернулся. Он безмолвно шевелил губами, на краю которых я запомнил засохшую пенку слюны.
Я потянул его туда, где ребята уже приоткрывали массивные створки дверей, или, точнее, ставен. Паг попятился спиной и в проёме успел ещё раз стрельнуть из своего чудо оружия по теням, выскользнувшим вслед за первыми рыфен. В ответ раздалось яростное боевое завывание.
Двери захлопнулись. Мы стояли на Веранде. Это название сразу прилипло к довольно замысловатой системе площадок и площадей примерно одного уровня, соединенных кое-где сомнительными на вид лестницами и мостиками. Хищников здесь пока не было. Где-то внизу мяукали, визжали, бесновались дикие рыфен. Двери-ставни, через которые мы проникли сюда, осторожно скребли изнутри. К счастью, стоны подпаленных Пагом животных стихли. Вверху изъеденная метеоусловиями наклонная стена, несколько небольших площадок, загораживающих вид на вершину Склепа и, главное, большое, хоть и не слишком солнечное небо.
— Маяк! — распорядился я.
Рах уже доставал из подсумка пакет с биграммой Станции Спасения. Не доверяя Умнику, я сам открутил верхушку, сорвал обертку и осторожно положил пакет на плиту. Пакет стал быстро надуваться.
Я похлопал Пага по плечу. Умник озирал небо, его била нервная дрожь.
— Неплохо получилось, да? — сказал Паг. — Я нашёл его в Ремонтном Зале.
— Ручной Концентратор? Но его луч гораздо шире, он только подсвечивает стены, покрытые фосфором, но не сжигает! Ты что-то путаешь. Это мощное оружие. Мне даже немного жаль кошек, которых ты так ловко подпалил.
— Сетчатка глаз очень уязвима. Вообще, я просто снял расширитель луча. Этот оптический биогенератор нам ещё пригодится.… Надо ждать, по моим подсчётам, около восьми секунд. Светлячки высвечиваются в течение двух секунд. За это время надо успеть поразить сразу несколько мишеней.
— И опять ждать, считать до восьми?
— Да, к сожалению, таков принцип. Личинкам надо расползтись, отделиться друг от друга, иначе они не смогут приобрести одинаковый, совершенно тождественный спектр свечения. А именно это и предполагает формирование лазерного луча.
Паг направил цилиндр вниз. В туманной пыли (нередкое в Каменной Долине, и мерзкое сочетание) отчётливо прорисовался оранжевый луч, который, видимо, достиг цели: у подножия Склепа раздался вопль.
— Эта пальба нам сейчас ничем не поможет, — отметил я.
— Мы можем нагнать на них страх, — поддержал Пага стрелка Вап. — Это совершенно для нас не опасно! Что нас держит?
Я промолчал, просто нечего было возразить, и не хотелось рушить единство коллектива. Паг продолжал стрелять, ибо разбуженные личинки глии и не собирались засыпать. Я же при каждом вопле вздрагивал. Друг, кажется, не обращала на Пага внимание. Просто не связывала цилиндр и результаты его действия.
— Готово! — воскликнул Рах, держа в обеих руках серебристый шар, — можно запускать.
С этими словами он отпустил аэростат-маяк. Через несколько минут шар достигнет верхнего слоя атмосферы и засветится на экранах радаров. Станция Спасения вышлет спасательную капсулу. Мы будем спасены. Ну и техника!
Шар поднялся на десяток метров. Вдруг рядом со мной раздался возглас изумления. Паг, пригнувшись к перилам, забыв про свой лучемёт, протянул указующий перст к шару, его глаза блестели и были просто безумны. Как у быка.
— Это невероятно! Этого не может быть! — то ли шептал, то ли вскрикивал Умник. — Они всё-таки сумели!..
— Что это? — спросил Вап.
Пришедший снизу идеально прямой луч, пошарив в небе, упёрся в серебристую оболочку шара. Над точкой касания вспыхнуло оранжевое облачко. Маяк, выдохнув половину газа, покружился на месте и обессилено свалился вниз.
Мы проследили путь падения до конца.
— Они научились стрелять, — небрежно пояснил Рах. — Эти твари перенимают всё очень быстро, из-за своей парадоксальной раздраженности. Первый тип контакта хищник-жертва эмоционально выравнивает внутренние структуры мышления. Короче, зря Паг сейчас в них стрелял…
— Это всё из-за него!? — протянул Ор, мелкими шажками подходя к Пагу. — Сейчас я…
— Друзья, у меня есть ещё один шар! — воскликнул Рах, доставая из сумки украшенный биграммой Станции Спасения пакет. — Последний. Самый последний, но абсолютно целый, готовый к запуску. Какая прелесть! Сейчас мы наполним его газом и…
— И его также собьют, проткнут, как оса протыкает надувшегося летающего паука из пещер Двудольного Холмогорья, — закончил я мысль Раха. — Нет, это не годится. Надо, чтобы кто-нибудь, возможно, доброволец, пробрался на самую вершину Склепа и оттуда пустил Маяк, и пусть отремонтирует неогмитру. Так кто доброволец? Он полетит первым, если, конечно, не сорвётся вон там.… И на то место обратите внимание!
Было молчание. Потом вперёд выступил Паг.
— Здесь мы защищены от лучей и опасных быстролетающих предметов козырьком Веранды, — произнёс он, поглядывая куда-то на горизонт. — Следовательно, полезу я!
— Очень логично, — заметил я, не переставая дивиться сложному ходу мысли Умника. — Бери пакет и вперёд! Только побыстрее, и поосторожнее!

* * *
Паг принял от Раха серебристую коробочку и, прикрепив её к поясу, стал неуклюже карабкаться по стене Склепа. Признаюсь, рыфен скребли по сердечному желудочку, можно было послать Вапа или Ора, этих накачанных более или менее железноподошвенников. Мозги Пага не помогут сейчас. Но, ведь сам захотел?
Рах установил маяк-прицел точной высадки на подходящей площадке веранды. Кажется, это Алтарь. Собственной мощности радиоволн этого приборчика не хватит, чтобы связаться со Станцией Спасения, она слишком далеко, но капсулу он приземлит точь-в-точь сюда, на изображение Главного судьи, взвешивающего душу праловнора.
— Отойдём подальше, командор Лай (забыл сказать, это у меня как бы звание, неофициально). Станция работает не так долго, бывают накладки. К тому же, — Рах указал на небо рукой и хотел что-то сказать, но его слова смял зловещий грохот раскрывающихся ставен. Рыфен справились с кодовым механизмом и повернули в нужном порядке три узорных колёсика.
— Летим наверх! — пронзительно завизжал один из нас, возможно, я сам.
И мы врассыпную, словно обезьяны миарвонки, стали судорожно карабкаться по стене Пирамиды Склепа. Мир свёлся к нескольким кирпичам, прутьям, расщелинам. Паника помогла без особых проблем взобраться на ту маленькую площадку, где нас с гадкой улыбочкой поджидал Умник Паг.
— Пускай шар! — раздался хор голосов. — Наверх поздно!.. Сейчас доберутся… Последний шанс! Немедленно! Промажут…
— Подождите немного, — спокойно сказал Паг, — сначала нужно заделать дыру в оболочке.
— Ты… Ты порвал зонд!? — закричал Рах. — Ты, вонючка!
Мне пришлось усмирять ребят, и юные дарования принялись размышлять, что делать дальше. Внизу, но не в пятидесяти, как чуть раньше, а в десяти метрах суетились, бродили, шныряли, запрокидывая вверх морды, образованные, а может быть, и дикие, на лбу у них не написано, но наверняка очень кровожадные рыфен. Движения их были не грациозно-кошачьи, а какие-то ломанные, такие бывают у пауков гамги, в период засыпания. Рах и Паг тоже обратили на это внимание.
Несколько тварей попробовали взобраться по нашим следам, но сверху полетели камни и плиты, и кошки оставили эту затею. У некоторых из этих субразумных существ имелись древние метательные трубки. Похоже, бесовские кошки сумели справиться и с таким сложным для их перебинтованных когтей делом как натягивание серебряных тетив. В лапах у двух рыфен болтались ручные Концентраторы.
— Жуткая вещь; сочетание дикости природы и высших, в своем роде, достижений цивилизации, пусть даже и исчезнувшей, — сказал Рах.
Он тоже внимательно наблюдал за маневрами рыфен, лежа на плите и осторожно высовывая голову за край площадки.
— Странно, они не пытаются прикончить нас стрелами, — оживлённо отметил Вап.
— Значит, они всё-таки придурки, — легкомысленно произнёс кто-то из нас…
Неужели это сказал я?! Ха! Но ведь и у других бывает это чувство отстраненности от происходящего в критических ситуациях? С трудом, но удалось вернуться в себя. Я назначил в стражу Вапа и Раха, которые оживлённо обсуждали нравы преобразившихся животных. Ор и Паг чинили порвавшийся при падении Умника аэростат. Сверх-запасливый или просто суеверный Ор дал Пагу длинную толстую иглу (обычай таскать что-то острое с собой не так уж и плох), теперь шел процесс сшивания.
— Такими стежками моя бабушка зашивает гузку утке с яблоками, — сказал Ор. — Высоко такой «летающий паук» не заберётся.
— Ну и шил бы сам, — буркнул Паг, возвращая иглу. — До креонового слоя всего-то два километра. Долетит!
— Кончай болтать, — распорядился я. — Пора пускать Маяк.
— Сейчас, командор, — пропел Паг, — в пробирке уже пузырится реакция.… Сейчас!
— Паг, ты… Ты зачем-то тянешь время?!
— Да, командор Лай, прости, я хочу дождаться, когда все-таки пойдёт дождь. Капли дождя рассеют чёртов луч.
— Так бы сказал!
— Ребята могли взбунтоваться, — пояснил Умник. — Ты же… впрочем, вот оно!
Над Склепом с грохотом разрядились две тучи. Сразу же хлынул проливной дождь. Паг отпустил пузырящийся в месте кройки шар-Маяк.
— Паг, а ты специально порвал аэростат? — тихо спросил я. — Ладно, можешь не отвечать, Умник.
Нельзя было даже определить, стреляли ли рыфен по этому прибору, или нет. Шар, величественно кружась вокруг оси, поднялся высоко вверх и скрылся в жуткой косматой туче. Дальнейшая его судьба была нам уже неизвестна. Праздновать долго не пришлось. Рыфен перешли в атаку. Всего через несколько минут руки Раха и Вапа покрылись глубокими царапинами. Гигантские кошки шли волна за волной. По просьбе Друга я размотал ей лапы, она готовилась вступить в бой против своих соплеменниц.
Одна из рыфен, схватив за ногу Вапа, попыталась стащить его. Ор обрушил на неё серебряную плиту, и рыфен, визжа и барахтаясь, покатилась вниз. На краю площадки показались рыфен. Они бы и растерзали нас, но в этот момент небо загудело. При вспышке молнии я отчетливо разглядел тёмный объект, стремительно падающий на Алтарь.
— Что она делает!? — скорее всего, это выкрикнул Паг.
…Ракета коснулась площадки, на которую Ор установил радиомаяк точной посадки и, отскочив, ударилась о стену. Во все стороны брызнуло жидкое пламя, его выплеснули из себя смятые баки. Море огня! Рыфен, уже почти схватившие нас, в ужасе отскочили и попадали в бушующий ад. Мы снова услышали их отчаянные вопли. Теперь, почему то они не производили такого впечатления, как всего с полчаса назад.
— Человек в миг опасности застывает, а вид кошачьих прыгает, — продолжал умничать Паг. — Сейчас нас сие обстоятельство спасло.
— Капсула разбилась! — горестно завопил Вап.
— Их делают из фундаментального материала, — возразил Ор. — Он никогда не гнется и не ломается.
— Не факт, — отозвался Паг.
Топливо прогорело, обнажив черные, свёрнутые клубочками и кажущиеся несуразно маленькими тельца рыфен.
— Быстрее! — горячился Паг. — Сейчас набегут новые. Кто хочет спастись?
— Ор, ты не забыл эти слова?
— Спаси и сохрани! — завопил Ор, сорвался с места, ловко соскочил на Уступ и, обегая островки огня, подбежал к тому, что осталось от спасательной ракеты.
«Си… храни», — только и смог я расслышать, раскалённый воздух рвал и уносил слова вверх. После произнесения Ором пароля доступа прошел невыносимо долгий миг, а может быть, даже и два таких мгновения, прежде чем верхняя часть капсулы поднялась, показав сиденье с гостеприимно раскрытыми ручными захватами. Огоньки пульта всего с с одной кнопкой уютно мерцали. Повезло Ору что ли, на самом деле!
К парню уже бежали рыфен. Смельчак запрыгнул в спасательное яйцо. Шустрая пантера успела сунуть лапу под крышку. Глупая автоматика принялась вновь поднимать колпак, но Ор хлестнул конечность увесистым шариком на цепочке и крышка, наконец, захлопнулась.
Двигатели ракеты взревели. До этого я не раз видел, как это происходит в документальном кино. Что не так? Капсула развернулась, поднялась метров на пять и как-то боком, неуверенно, начала ускоряться. Нас опять чуть не забрызгало жидким пламенем.
— Очень мало шансов, что долетит, — сдержанно сказал Паг. — Заметил, какой жуткий форсаж? Маршевый двигатель разбит, топливо идёт на заменяющие его двигатели управления
— Пожелаем ему счастья! — откликнулся Рах. — Кстати, командор, прицела точной высадки уже нет. Капсул, следовательно, тоже ожидать не следует.
— Наверное, там, на Станции Спасения, местные умники до сих пор считают, что спасают занемогшего поносом грибника, — проворчал Паг. — Прислали ракету класса В, на одного!
Свежие рыфен растащили тела братьев и сестёр по виду, вылизали орнамент розовыми языками, и Кольцевой Уступ приобрел тот же вид, что и до падения безумной ракеты.
— Сейчас мы устроим им встречу, — сказал я, стряхивая муторное оцепенение. — Не бойтесь, Смельчаки, Победители Страха, Умники, мы ещё побегаем. Паг, бери Концентратор!
— Лай, мы уходим от себя-а… — Но мы вернемся,… мы снова будем вместе.
— Вап, Рах! Куда вы?! Там же смерть! — орал я.
— Там Су-уд и отпуще-е-е-ние грехо-о-в!
Вап и Рах соскочили с площадки и скрылись в груде рыфен. Дальнейшее непомню, что-то отключилось в памяти и рассудке. — Измена, перемена, мутация, трансформация, — бормотал Паг, плеская в лицо водой из фляги. — Лай, приди в себя! Я открыл лифт. Там двери!
— Двери? Здесь еще есть двери? — промычал я.
— Только одна, и она куда-то ведёт, я её отворил, — терпеливо пояснил Паг. — Но я не уверен, что она тебе понравится.
— Что бы там ни было, Паг, ныряем туда!
— Это подъемник и он, наверное, ведёт только в одну сторону, вниз, в подземный город, лабиринт Склепов, о котором ходят страшные легенды.
— Но ведь кто-то возвращается оттуда, иначе бы не родились эти слухи, — предположил я.
— Да, возвращаются, — хмуро протянул Умник. — Но всё дело и состоит в том, что уходит туда нормальный человек, а возвращается, ух как редко, кто-то иной. Ты понял, Лай?
Пол лифта, когда то зеркальной, а теперь матовой сферы, густо устилал порошок, не похожий на обычную пыль.
— Состав порошка, который ты сейчас имеешь возможность наблюдать, включает в себя энергетические накопители и сенсорные адаптеры, — говорил Паг голосом учителя по физике. — Несомненно, это одно из высших, в своём роде, достижений ловноров. Здесь, наверху, он набирался тепла и света, самых различных квантовых чисел. Внизу же состав использовался в целях обратных; для высвечивания и, соответственно, придания окружающей обстановке видимости. (Умник отличается от обычного человека тем, что никогда не упускает случая поиграть на нервах).
— Значит, это обычный светящийся порошок? — проговорил я устало. — Паг, знаешь, давай решать главный вопрос, как нам убраться отсюда.
— Вовсе не обычный! — воскликнул этот малость свихнувшийся парень, — высвечивание идёт в инфракрасном диапазоне. Благодаря адаптерам, то есть приспособителям, глаз человека получает возможность видеть в полной темноте. Достаточно протереть им лицо или понюхать…
— Ты свихнулся, Паг! — поделился я своей здравой мыслью с Умником.
— Дело в том, что сетчатка приобретает именно тот спектр поглощения-излучения, который свойственен скрытому объекту, — невозмутимо продолжал тот. — Вообще, этот порошок очень ценен, в лабораториях Оазиса Ит его удалось синтезировать совсем немного. В подъемнике, перед которым мы стоим…
— Сможем ли мы возвратиться наверх? — спросил я, обратив внимание только на одно слово в последней фразе, — ведь ты сказал «подъемник». Так давай же сначала спустимся, подождём там, не вылезая, перекусим, кстати, а когда всё здесь стихнет, выползем. Идёт?
— В данный момент это устройство способно доставить, пока ещё человека разумного, как мы с тобой понимаем, вниз. И только туда. Система противовесов, как ты видишь (я ничего не видел) пришла в негодность. Решайся, командир! Гляди, рыфен готовятся. К чему, ты как думаешь?..
— Во тьме нет спасения! Я не иду в Лабиринт. И тебе запрещаю!
Паг исподлобья посмотрел на меня и криво улыбнулся:
— Какие слова! Какие слова! — тут он стал очень строгим и напрягся. — Ты не можешь мне запретить. Мы теперь во всем равны.
Я внимательно посмотрел на Умника. В словах Пага просвечивала доля правды. Как бы в подтверждение этой мысли я оглушительно чихнул. Порошка здесь было немерено, сквозняк совал его в ноздри, в рот, в карманы.
— Прощай, Паг!
— До свидания, командир Лай! Со мной никогда ничего не случится. Нажми этот рычаг, тебе удобней.
«Урлу-ло-ло-ло!», — прогудела лифтовая шахта.
Так, Пагу конец.
Теперь пора подумать и о себе.
-Друг!
     -Я зде-есь,- промурлыкала рыфен.- Тепе-ерь я всегда с тобо-ой, я не поки-ину тебя, моя кро-овь!
     Если хотите представить себе моё состояние, испытать то, что испытывал я, то свесьте ноги с подоконника последнего этажа высотного дома. Впрочем, умоляю, не делайте так!
     Вершина Склепа! Я здесь, с помощью  Друга, конечно. У подножия шпиля, на котором съежились мы, всего в пяти-семи метрах всё та же компания образованных и диких рыфен. Здесь же – богато разукрашенные мумии праловноров, правителей, книжников, что выучили наизусть все некрологи Большой Энциклопедии.

* * *
Я лежу на площадке в обнимку с моим Другом. Слышу мяуканье, не свойственное никаким рыфен цоканье. Это же ветхоловнорский язык! Я обнаруживаю в себе способность разбирать слова и даже целые фразы. Как так? Несколько слов из словаря ловноров знал только величайший Умник Паг. …Он, кстати, на моем месте попробовал бы отремонтировать арфу. Неогмитра чуть выше моего убежища, страшная и удивительная. Бронзовый череп рыфен с камертоном, опутанным тончайшими струнами. На струны нанизаны ложечки, вертящиеся в потоке ветра. Они призваны, как сказано в школьном учебнике биологии «возбуждать резонансные волны ужаса».
Звуки арфы отгоняют зверей. Те, которые не успевают убраться, теряют сознание. Или, что там у них? Инстинкты?
— Вау! Стань нами! Мы снова здесь. Кто я? Вернись под власть Дважды Спокойного Умры…
Я принялся рассматривать обмершую воздушную арфу. Вроде всё на месте. Или, появилось нечто лишнее? Я вытянул из рукава миниатюрную подзорную трубу и внимательно лорнировал мозговой резонатор.
Вон тот камешек. Зачем он вклинился в основание камертона? Упасть мог только сверху. Неужели один из летучих Каменных Бесов, иначе, как говорит Умник, «метеоритов»?
Я приподнялся, но возле уха коротко свистнула стрела. Ударившись о струну, арбалетный болт со звоном отскочил. Струна то не намного толще волоса! Вот он, фундаментальный материал Предтеч! Но, я, конечно не такой неуязвимый. Лучше послушать, что там ещё мяукают эти кошки.
— Он не наш. Он подчинил себе одного из нас! Кто мы? Смерть и забвение чужому!
Послышался скрежет когтей. Рыфен, или, кем они себя считали, ринулись на штурм. Я кинулся к неогмитре. Терять то теперь нечего! Вслед за мной вскочила Друг, и, когда я ремонтировал арфу, вытянувшись, так плотно прижалась ко мне. Я услышал свист стрел, потом звуки «Хрр… хруп, хру, хрр», будто режут какой-то овощ.
И, после каждого такого звука Друг ощутимо вздрагивала.
Вытащив камень, я повалился на площадку. Вслед рухнул, придавив меня, мой кровный Друг. Скрежет когтей раздавался совсем рядом, и я сжался в клубок, как те, помните, рыфен на Уступе?… Сопротивляться уже не хотелось. Слабость охватила все, сколько ни есть их у человека внутренности. Не страх, а отстраненное любопытство. Душа будто бы отошла от тела метра на полтора и с интересом наблюдала, что же будет с телом дальше. Я смотрел кино о похожем на меня человеке.
(«И страницы эти никто не прочтёт»).
Пение арфы началось с едва слышимой «си». Но этот звук остановил рыфен. Я приподнялся. Друг лежала неподвижно. Остальные рыфен замерли у края площадки, низко наклонив головы, будто увидели нечто необычайно интересное в орнаменте плит. Не хотелось говорить, но при этом их кишечники интенсивно опорожнялись.
Вибрирующее «до», пиликанье пронзительных «си», мелодия из нот, неизвестных нам!
Рыфен беспомощно, с едва уловимым намёком действия рефлексов, предохраняющих тело от повреждений, покатились вниз. Осмелев, я заглянул за край уступа. У подножия пика Пирамиды остались теперь только мумии Предтеч. Выглянувшее солнце запутывалось в вулканических алмазах, зажигало окуклившиеся капельки дождя, заставляло звенеть мельчайшие бисерные колокольчики.
Одна из стрел всё же пробила меня. Левое предплечье? Или плечо? Не знаю, как правильно определить. Умник Рах, вот тот знал названия всех косточек, мышц и сухожилий, он бы вам это точно установил. Названия всех двухсот семидесяти трех костей он знал наизусть, на чеканном медицинском языке. Сердце затронуто не было, это главное. Ну, а вот моему Другу точно не повезло.
Я достал из кармана обёртку из-под аэростата Станции Спасения и лекарственной стороной залепил рану. Входное отверстие на спине осталось, к сожалению, недосягаемо. Вот у этих Умников, когда они идут в опасную экспедицию, в воротник обязательно зашита целая аптечка. Снадобье для ускорения свертывания крови, то, что сейчас жизненно нужно! Давление ощутимо упало. Пальцы начали тонко подрагивать. Таким образом, думаю, они пытались выторговать у организма несколько миллилитров крови.
… — Э, да ты бредишь?! — удивился Паг. Умник стоял передо мной, и через него просвечивало небо.
— Паг! Ты же отправился вниз, в лабиринты Склепов?! Я так рад, что ты жив!
— Почти. Все ребята тоже. Смотри!
Я оглянулся и увидел. Ор, такой, каким он был, садясь в капсулу, чёрный от жирного дыма. Вап и Рах, скаля зубы, протягивали ко мне окровавленные лапы.
«Стальные Ангелы сотрут Каменного Беса», — с трудом произнёс я и чихнул. Паг, услышав заклинание, пожал плечами и растворился в воздухе. Вместе с ним исчезли остальные призраки. Действенная молитва Древних!
Вот сейчас она сработала не идеально. Пятнышко на краю горизонта направляется ко мне. Скрип открываемой двери ночью, когда вы никого не ждёте.
Рай я не заслужил, это верно. Но бесы меня тоже так просто не возьмут.
Я сжал в руке обломанную стрелу и глотнул из мятой фляги бульона. Говорят, кровь рыфен тоже очень полезна для оздоровления организма и нет ничего предосудительного, если… (окончание предложения вычеркнуто).
Время шло. Нечто приближалось не спеша. Это действовало на нервы.
И вот тогда, когда я записывал всё это в обрывках дневника, ко мне пришло такое четкое видение. Как будто я здесь через сорок лет. Поднялся в нетронутый музей своего детства. Вижу выбеленные кости Друга и, как сейчас, слепящее Солнце.
Я погладил бок рыфен. Там, наверное, ещё даже не началось разложение.
«Есть путь к отступлению», — надтреснутым колоколом прозвучал в голове голос. Я подобрался к краю площадки, поглядел вниз. Скорее, это похоже на дезертирство. К тому же, пятно напоминает…
«Экспедиционный дирижабль первого класса „Великий Итл“. Два форсированных паровых двигателя, двадцать тонн полезного груза, неограниченный радиус полёта, двенадцать человек основного экипажа».
«Отстань, Паг!».
Неужели, спрашивается, они всегда теперь будут со мной? Согласитесь, я это я, вы — это Вы, а они — это они, и, если уже ушли, должны быть отделены от нас. Ведь верно же?
Я не вполне поверил Пагу, но решил подождать. А пока, знаете ли, можно поскулить стихи Анта, на мотив «Высохшего Моря». Очень выручают в таких ситуациях:

Летят безумно птицы, тихо млея
От предвкушенья благ неведомых долин
И серые холмы смешат, и зло невообразимо
Есть лишь печаль от светлого «нельзя»
Есть лишь от чутких «не хочу»
И детских снов, печалью, освященных…
ЛУЧШИЕ СТИХИ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ ПУТЕШЕСТВИЯ ВО ВРЕМЕНИ
Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый на живом.

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом чайки реют
С дорогой наравне.

Король глядит угрюмо:
Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем

Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес

Сидел король шотландский,
Не шевелясь в седле
А маленькие люди
Стояли на земле

Отец и сын молчали,
Стоя у края скалы
Вереск звенел над ними,
В море катились валы

Гневно король промолвил:
Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед

Вдруг голосок писклявый:
Слушай, шотландский король,
Мне говорить с тобою
С глазу на глаз позволь

Старость боится смерти
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну
— Карлик сказал королю

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пускай его крепко свяжут
Бросят в пучину вод
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед

Крепкий шотландский воин
Мальчика крепко связал
Бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал

Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды

А мне костер не страшен
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна
Мой вересковый мед

Р. Л. Стивенсон

В те времена, в стране зубных врачей,
Чьи дочери выписывают вещи
Из Лондона, чьи стиснутые клещи
Вздымают вверх на знамени ничей
Зуб Мудрости, я, прячущий во рту,
Развалины почище Парфенона,
Шпион, лазутчик, пятая колонна
Гнилой цивилизации — в быту
Профессор красноречия, — я жил
В колледже возле главного из Пресных
Озер, куда из водорослей местных
Был призван для вытягиванья жил.
Все то, что я писал в те времена,
Сводилось неизбежно к многоточью.
Я падал, не расстегиваясь, на
Постель мою. И ежели я ночью
Отыскивал звезду на потолке,
Она, согласно правилам сгоранья,
Сбегала на подушку по щеке
Быстрей, чем я загадывал желанье.

* * *

Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

…Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
холодный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних,
и пахнет сладкою халвою;
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будут свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

* * *

Страницу и огонь, зерно и жернова,
Секиры острие; и усечённый волос
Бог сохраняет всё; особенно слова
Прощенья и любви
(как собственный свой голос)

И. Бродский

Из верченья гончарного круга времен
Смысл извлек только тот, кто учен и умен,
Или пьяный, привычный к вращению мира,
Ничего ровным счетом не смыслящий в нем

От зенита Сатурна до чрева Земли
Тайны мира свое толкованье нашли
Я распутал все петли вблизи и вдали,
Кроме самой простой — кроме смертной петли

Если ты не впадаешь в молитвенный раж,
Но последний кусок неимущим отдашь,
Если ты никого из друзей не предашь
— Прямо в рай попадешь… Если выпить мне дашь!

Приходи, ведь душевный покой — это ты
Ты пришла! И не кто-то другой — это ты
И не ради души — ради нашего Бога
Дай увериться, тронуть рукой — это ты!

Красой затмила ты Китая дочерей,
Жасмина нежного твое лицо нежней,
Вчера взглянула ты на шаха Вавилона
И все взяла: ферзя, ладьи, слонов, коней…

Ты — рудник, коль на поиск рубина идешь,
Ты — любим, коль надеждой свиданья живешь
Вникни в суть этих слов — и нехитрых, и мудрых:
Все, что ищешь, в себе непременно найдешь!

О. Хайям

Дорогое дитя!
Унесемся, шутя,
К жизни новой, далекой, блаженной,
Чтоб любить и гореть
И, любя, умереть
В той стране — как и ты, совершенной!

В небесах влажный луч
Меж разорванных туч
Взор таинственно манит, ласкает,
Как изменой глаза,
Где прозрачна слеза,
Где сквозь слезы улыбка мелькает

Там Прекрасного строгая власть,
Безмятежность и роскошь и страсть

Там блестит долгих лет
Вкруг на мебели след,
Наш укромный приют украшая;
Купы редких цветов
Напоят наш альков,
С легкой амброй свой запах мешая

Там богатый плафон
В зеркалах повторен,
Все там дышит роскошным Востоком,
И всегда об одном,
Лишь о милом, родном
С изумленным беседует оком

Там Прекрасного строгая власть,
Безмятежность и роскошь и страсть

На каналах вдали
Чутко спят корабли,
Но капризен их сон безмятежный;
Пожелай — и опять
Понесется их рать
За пределы вселенной безбрежной

Догорает закат,
И лучи золотят
Гиацинтовым блеском каналы;
Всюду сон, всюду мир,
Засыпает весь мир,
теплым светом облитый усталый

Там Прекрасного строгая власть,
Безмятежность и роскошь и страсть

Ш. Бодлер

Не бродить уж нам ночами
Хоть душа любви полна
И по-прежнему лучами
Серебрит простор луна

Меч истрет железо ножен
И душа источит грудь
Вечный пламень невозможен
Сердцу нужно отдохнуть

Пусть влюбленными лучами
Месяц тянется к земле
Не бродить уж нам ночами
В серебристой лунной мгле

Д. Байрон

…И дальше путь, и месяц выше,
И звезды меркнут в серебре
И тихо озарились крыши
В ночной деревне, на горе
Иду, и холодеют росы,
И серебрятся о тебе,
Всё о тебе, расплетшей косы
Для друга тайного, в избе
Дай мне густых, душистых зелий
И ядом сладким заморочь,
Чтоб, раз вкусив твоих веселий,
Навеки помнить эту ночь

РЕКОНСТРУКЦИЯ ЯКОРЕЙ ИСТОРИ 

Шлем легионера может набираться из плоских пластин. Полусфера изделия — наиболее сложная деталь. Все же, ее можно «обыграть». Такое «уплощение» объема может быть особенно полезно в том случае, если шлем входит в набор для конструирования — плоскую коробку.               
Некоторые свои материалы, после того, как теряются авторские номера журналов, можно отыскать только в Интернете, где выставили сканы некие добрые люди. Статья размещена в одном из номеров «Левши», приложении к «Юному Технику», в начале двухтысячных годов. Доспехи перерисованы из книги Питера Конолли «Рим и Древняя Греция» художественным редактором журнала Ю. М. Антоновым (а также все представленные здесь авторские рисунки).
Здесь не указано подробно, как изготавливается металлический пояс «балтеус», символ воинского братства, и шлем, собираемый с участием солдатской каски (довольно трудоемкое занятие).

* * *

Вплоть до начала I тысячелетия н.э. римские легионеры продолжали носить кольчуги с короткими рукавами весом 12 — 14 килограммов. Такой доспех сильно стеснял движения в бою, да и на марше создавал значительные трудности — римский тяжелый пехотинец обязан был носить на себе все свое вооружение, щит, двухнедельный паек и шанцевое снаряжение. С середины I в. н.э. на территории Галлии (современная Франция), входившей тогда в состав Римской империи, стали производить первые отчетливо выраженные пластинчатые доспехи — «лорика сегментата».
Пластинчатый панцирь быстро завоевал всеобщую популярность не только в легионах: его охотно надевали торговцы, путешественники да и граждане, которые предпринимали вояж в отдаленные провинции империи. Этот доспех не сковывал движения, принимал удар на большую поверхность, в отличие от кольчуги, а также, что немаловажно, был красив.
Если захотите реконструировать этот доспех, вам потребуются следующие материалы: 1,5 мг неоцинкованного железного листа (лучше нержавейки) толщиной 0,5 — 0,7 мм, 0,4 м2 латуни такой же толщины, 8 ла тунных петель, 3 пары шнурков для креплений, 8 пуговиц («кнопок») под бронзу, около 200 заклепок.
Понадобится также дерматин или искусственная кожа. Запаситесь также ножницами по металлу, набором напильников, надфилями, клепочным пистолетом и заклепками — их можно найти почти в любом магазине хозтоваров. Приготовьте также дрель и сверла диаметрами 3,5 и 4,1 мм.
Пользуясь представленными на рисунке 1 контурами, изготовьте из ватмана или тонкой жести шаблоны на элементы креплений, накладки на петли. Прикладывая их к предварительно зачищенному латунному листу, вырежьте детали в нужном количестве.
Резать латунь можно обычными ножницами по металлу. Как всегда, при работе с металлом не забывайте надевать рукавицы или старые кожаные перчатки (в них ручки ножниц не скользят). Проделывать отверстия в латунных заготовках лучше, пробивая их гвоздями: сверло в латуни вязнет.
Края отверстий следует зачистить напильником. Накладки на петли и ремни можно сделать из более тонкой латуни, например из панели подвесного потолка. Это облегчит работу и не скажется на качестве. Приступая к работе над верхней частью доспеха, пользуйтесь рисунком 2. По размерам или шаблонам вырежьте из стального листа ножницами по металлу заготовки. Разметьте и просверлите отверстия.
На рисунке 3 показаны кожаные элементы, скрепляющие детали доспеха. Полоски из дерматина или искусственной кожи следует свернуть втрое, так чтобы скрыть края. Свернутую заготовку временно закрепите скобками степлера или, в крайнем случае, прошейте нитками.
… После этого можно приступать к сборке доспеха. Начните с крепления петель. Хорошо, если вы найдете петли нужного размера (их контуры показаны на рисунке рядом с накладками).
В противном случае вам придется самим изменить размеры накладок под имеющиеся у вас петли. В месте креплений деталь + петля + накладка используйте заклепки 3,2/7 мм (03,2 мм, длина 7 мм), в крайнем случае — 3,2/6 мм.
Клепочный пистолет по внешнему виду и принципу действия напоминает большой степлер, он относительно недорог и безопасен в работе. Если есть возможность, используйте именно его, так как заклепки «под молоток» при изготовлении доспеха будут крайне неудобны.
При сборке соотнесите номера деталей на рисунке 2 с рисунком 4. Пронумеруйте детали маркером, чтобы не ошибиться. Скреплять детали полосками лучше сначала с помощью винтов и гаек МЗ. На листе жести начертите сетку с шагом 12 мм, в центре каждой ячейки просверлите отверстие диаметром 3,5 мм. Такие квадратные шайбы (всего их понадобится почти полторы сотни) держат полосу (см. внимательно рис. 4).
После того, как вы убедились, что полоски стягивают детали так, как нужно, начните по одному заменять винты на заклепки и не забудьте про шайбы!
Особое внимание обратите на декоративные элементы — всего их восемь. Составляются они из сплошных пуговиц «под бронзу» и латунных кружков. Просверлите каждую пуговицу в центре, подложите под нее кружок, скрепите с деталью и кожаной полоской заклепкой 3,2/12. Латунные кружки перед этим лучше выгнуть кверху, чтобы они стали выпуклыми.
Плоскогубцами подогните края стальных рукавов и сегментов, прилегающих к шее, как это показано на рисунке 4.
Детали креплений и ремешки можно соединять на несущих сегментах доспеха как до, так и после сборки. Далее вам понадобится пара ремешков от часов: подберите их по цвету к коже полосок. Крепить их вместе с накладками лучше заклепками 3,2/10. Все остальные детали и полоски крепятся заклепками 3,2/6.
На рисунке 2 показаны контуры заготовок поясных сегментов. С особенным вниманием изготовьте верхнюю пластину, на которой расположены основные элементы креплений.
Вертикальные полоски из латуни крепятся заклепками 4/6: соответственно в сегменте и полоске проделайте отверстия диаметром 4,1 мм.
После крепления полос выбейте прочную сердцевину из заклепок, а на ее место вставьте проволоку или тонкие, достаточно длинные гвозди.
Согните концы проволоки крючками, которыми будут соединяться верхняя и нижняя части доспеха. Крючок, выходящий из нижней заклепки, поддерживается проволокой, крепящейся в канале верхней: оберните этой проволочкой крючок так, чтобы получился прочный зажим.
Исходная длина проволоки должна быть вдвое больше расстояния от крючка до пластины.
Все остальные отверстия поясных сегментов просверлите сверлом диаметром 3,5 мм, под заклепки 3,2/6.
Окончательная сборка доспеха
После того как подготовлена верхняя пластина (см. рис. 4), можно начинать размечать остальные 6 сегментов с каждого бока. На рисунке 2 показана только верхняя пластина из этих шести. Следующие за ней короче на сантиметр.
При этом отметки креплений от краев пластин остаются неизменными: длина выбирается как бы из середины сегмента. Нижние две пластины с каждого бока лишены латунных креплений. Пронумеруйте каждую деталь маркером, чтобы не ошибиться.
Разметив керном и проделав отверстия, укрепите на сегментах латунные застежки. Следите за тем, чтобы они не оказались с внутренней стороны.
На рисунке 3 показаны кожаные полоски, скрепляющие поясные сегменты. Расстояние между сегментами и соответственно между отверстиями в полосках составляет 5 см, кроме расстояния от начала креплений двух боковых полосок. Всего их шесть.
Для удобства можно предварительно скрепить сегменты винтами МЗ/6. Не забудьте про квадратные шайбы. После проверки крепите сегменты заклепками.
Когда две половины нижней части доспеха будут готовы, соедините их со стороны спины. Скреплять их можно обычными коричневыми шнурками, разрезанными пополам. Концы шнурков следует слегка оплавить спичкой, чтобы они не распушались.
Теперь можно соединить обе части доспеха. Верхнюю часть с застегнутым спинным ремешком прикрепите всеми застежками к крючкам. Крючки подверните так, чтобы они не соскочили.
Доспех надевается, как рубашка или, скорее, как рюкзак. Расстегиваются только грудной ремешок и передние шнурки. Ремешок лучше застегивать в последнюю очередь. Дужка такого часового ремешка не отличается большой прочностью, поэтому лучше заменить ее на проволочную как на спинном, так и на грудном ремне.
Дюралюминиевые заклепки не гармонируют с другими частями доспеха, поэтому их следует закрасить бронзовой краской. Ее в виде порошка или готовой смеси вы найдете в любом хозяйственном магазине. Красить надо тонкой жесткой кисточкой в два или три слоя.
Для доспеха, вероятно, понадобится специальная вешалка. Она показана на рисунке 6. Можно покрыть вешалку бесцветным лаком, оставшимся после приготовления бронзовой краски, но лучше использовать лак «красное дерево».
Сам доспех, если вы изготовили его из нержавеющей стали (0,5 — 0,6 мм), можно промыть теплой водой с чистящим порошком, не забыв тут же досуха протереть губкой или салфеткой.
К доспеху легионера полагается красный шарф. Его длина около метра, ширина 15 — 17 см. Он получается из полосы ткани, лучше всего льняной, свернутой в три раза, с подвернутыми внутрь краями. Края зашиваются красными нитками в нескольких местах.
Чтобы шарф при надевании доспеха не разворачивался, на расстоянии примерно 12 см от краев можно пришить крючок и петлю или же, по желанию, кнопку с застежкой.
Доспех хорошо смотрится сам по себе, но настоящим любителям исторической реконструкции захочется изготовить также пояс с фартуком из металлических блях.
Сам пояс вы можете разглядеть на рисунке 5. В качестве основы подойдет любой достаточно длинный кожаный ремень. С помощью заклепок 3,2/10 укрепите на нем 12 пластин с латунными кружками сверху. Не забудьте подогнуть 3 — 4 мм с краев пластин так, чтобы они скрывали ремень. Контуры металлических элементов пояса представлены на рисунке 1, кожаная часть показана на рисунке 3.
Квадратные, со срезанными углами бляхи крепятся заклепками без квадратных шайб: при этом шляпки заклепок 3,2/6 находятся с внутренней стороны кожаных полос. Основа фартука верхней частью крепится к поясу заклепками. «Стрелки» фартука крепятся простым подгибанием полоски, продетой в отверстие нижней, маленькой, бляхи. Последнюю вы можете изготовить из тонкой латуни.
Доспех рассчитан на взрослого человека. Уменьшить размер с 50 — 52-го до своего (допустим, до 46-го размера) вы можете, убрав 5 — 6 см из поясных пластин и уменьшив расстояние между сегментами.
Верхнюю часть уменьшать сложнее: вы можете это сделать, пропорционально занизив размеры всех сегментов. Следует учитывать, что «лорика сегментата» не должна плотно облегать тело: между телом и панцирем должно оставаться около 2 см.
  Лорика может соединяться из наплечной и поясной частей не только с помощью крючков, но и ремней, как показано этом рисунке. Может быть при этом доспех чуть проигрывает в зрелищности, но менее подвержен поломкам. Обратите внимание, что на историческом пацире задние ремни расположены внутри. В остальном их расположение повторяет крепления крючков. В «игрушечных» моделях из мягких материалов используются именно ремни.

Типи для российских индейцев. Удовольствие на любителя истории североамериканского континента.
 

 

Модель египетской пирамиды

Эти величественные сооружения с давних времён окутаны тайной. Для кого они созданы. Кем? Что откроют они нетерпеливому исследователю?
Каждый новый опыт порождает больше вопросов, чем ответов.
Копии пирамид значительно меньшей величины, как утверждают естествоиспытатели, обладают рядом замечательных свойств. Материал не так важен (кроме металла), главное — соблюсти геометрические пропорции и ряд простых правил.
Вода, настоянная в пирамиде не менее 12 часов способна заживлять раны, язвы, это прекрасное средство для улучшения пищеварения и повышения тонуса. Молоко долго не киснет, мясо, рыба, яйца, овощи, фрукты мумифицируются, но не портятся. Сыр не плесневеет. Человек, сидящий под пирамидой, избавляется от головной и зубной боли, лучше сосредотачивается. Лезвия ножей и бритв затачиваются…
Всё это звучит так заманчиво, что хочется прямо сейчас приступить к постройке своей пирамиды.
Взгляните на шаблон пирамиды (см. рис). Это уменьшенная копия того, что вы собираетесь сделать. Найдите кусок картона, размерами примерно 50 см. на 70 см. и второй кусок, немного поменьше. Отметьте на этом, втором куске линию 32 см. Разделите её пополам. Из середины восстановите апофему будущего треугольника — перпендикулярную линию высотой 26 см. Соедините все три точки линиями.
Так вы получили рабочий шаблон — одну из четырех граней пирамиды. Аккуратно вырежьте шаблон из картона.
Используйте его для выкройки, собственно, пирамиды. Приложите к большому куску картона четыре раза, так, чтобы вершины апофем каждый раз сходились в одной точке и обведите контуры карандашом. Теперь обрисуйте соединительный выступ, как показано на рисунке — шириной пять сантиметров, с двух сторон подрезанный под грани пирамиды.
Вырежьте все это по периметру. Возьмите линейку и, прислонив ее край к будущим ребрам пирамиды, согните картон. Образуется канва, придающая ребрам чёткость.
Теперь вы можете соединить два края пирамиды. Соединительный выступ загните внутрь и приклейте ко второй грани.
Пирамида готова.
Ориентируйте её грани по линии север-юг. Проследите за тем, чтобы рядом не было металлических и, тем более, магнитных материалов. Теперь она должна работать и производить все те чудеса, о которых рассказано в начале статьи.
Для усиления свойств можно изготовить еще одну, две, три пирамиды и соединить их в одну большую. Тогда ее масса увеличится — а свойства проявятся с большей силой.
Если вы сами захотите сделать пирамиду большего размера, соблюдайте классические пропорции пирамиды Хеопса. Основание, деленное на высоту пирамиды — 1, 567. Отношение основания к апофеме (я обычно ориентируюсь на это) — 1, 232. Стало быть, если вы захотите сделать пирамиду с основанием 2 метра, апофема грани будет 2:1, 23 =1, 63 метра, а высота — 2:1, 56 = 1, 28 м.
Правда, некоторые исследователи утверждают, что вначале, до частичной варварской разборки облицовки высота пирамид была иной и предлагают отношение основания к высоте считать равным числу Фиббоначи — 1, 618. Другие уверенно отсылают к золотому сечению — 1, 631.
Вы можете присоединиться к группе искателей — экспериментировать с размерами пирамид, проверять результаты, — как говорится, — думать, дерзать и действовать!