Уж коли зло пресечь: забрать все книги бы да сжечь.
А.С. Грибоедов
И дёрнул же меня чёрт ту книгу читать! Нет бы спокойно лежать, лечиться, спать добрую половину дня и тайком подглядывать за миловидными молоденькими медсёстрами, нет мне внезапно захотелось читать. Притом с самых первых минут нахождения в палате: предыдущий пациент оставил в тумбочке толстенькую книжку: «Всё самое-самое на свете». Ну, или что-то вроде того. Помню, что на обложке были нарисованы воздушные шары, старые автомобили, поезда, бюсты умнейших, но, к сожалению, мне совершенно незнакомых людей. И тут у меня в голове что-то перемкнуло: невинное любопытство в мгновение ока переросло в одержимость. В одержимость книгой.
Я читал всё время: утром, пока нам мерили температуру, во время завтрака, в очередях перед процедурными кабинетами, в туалете, во время послеобеденного отдыха, на прогулке. Вечером тоже читал, примостившись к краюшку стола дежурной сестры, в палатах, к сожалению, настольные лампы не полагаются.
И так легко эта книга читалась, так легко я усваивал прочитанное, что можно было подумать, что родителями мои были профессоры из МГУ, а не обычные ткачи из города Иваново. В общем, через полторы недели, когда ко мне приехала жена и дети, чтобы забрать домой, я был уже совершенно другим человеком. Вроде как Просвещённым. Ну, мне так нравилось думать.
С этого-то всё и началось…
Не успел я выйти на работу, как меня тут же позвал к себе начальник. «Ну, это нормально», - подумал я тогда. Всё-таки в больнице лежал. Поэтому волнения не было никакого, когда я оказался в кабинете Владимира Тихоновича.
Начальник мой был из тех, из старых начальствующих коммунистов. Он до сих пор верил в непогрешимость плановой экономики и в гибельность капитализма. Предприятие наше с каждым годом всё хирело и хирело, но Тихонович верно придерживался курса, принятым им на вооружение в незапамятные времена. У него было две излюбленные темы: его верность и принципиальность, которые проявлялись в несданном в перестроечные времена партбилете, и наше тугоумие и леность, ведь именно из-за таких, как мы, завод наш приходит в упадок.
- Ну, как поболел? – вместо приветствий начал начальник.
- Да, нормально…
- Теперь надо навёрстывать. Некогда раскачиваться. Стахановским методом.
- А что вы знаете о Стаханове?
Мой вопрос застал врасплох Владимира Тихоновича. Да, и сам я, сказать по правде был поражён, собственной дерзостью.
- Советский ударник это…
- А знаете ли вы, что это его, если можно так выразиться, достижение на самом деле липа? Работал он не один, с ним ещё было двое крепильщиков, а все лавры достались ему. Да, и вообще он был человеком плохим и умер в психбольнице от хронического алкоголизма…
- Да, как ты смеешь!
- А вы сторонник указов Петра Великого?
- Не понял…
- Ну, как там…подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство…
- Пошёл вон! Чёрта с два ты теперь увидишь квартальную премию!
Премия, конечно, так себе, но, как говорится, с паршивой овцы хоть клок шерсти. Но даже после происшествия в кабинете начальника я не образумился, скорее, наоборот пустился во все тяжкие…
Брат моей жены, стоматолог, часто захаживает к нам в гости. И любит он жаловаться на то, что народ нынче бедный и прижимистый пошёл: лечиться не хотят, платят с горем пополам.
- Так и подохнут с гнилой глоткой! – распалился братец.
- Да, ты на них молиться должен.
- В честь чего это?
- Да, ты прав, на нас молиться не надо. Скажи спасибо эволюции.
- Чего?! Мы, вроде, ещё пить не начинали.
- А я и не пьян. Радуйся, что у нас зубы устроены не как у тигровых акул. Они, чтоб ты знал, за десять лет способны отрастить и использовать двадцать четыре тысячи зубов! Ты понимаешь! Не нужны ни твои пломбы, ни удаления, да, и сам ты по большому счёту нам не нужен, когда мы запросто меняем зубы. Так что благодари Бога за это…
Брат учащённо задышал, лицо его раскраснелось: он так стал похож на готовый вот-вот вскипеть чайник, что я еле-еле сдерживался, чтоб не рассмеяться.
- А давайте выпьем, - спасла ситуацию жена.
- Давайте, но вот не везде застолье начинают с тостов…
На ночь мы с женой остались дома вдвоём. Брат ушёл восвояси, а дети были в гостях. Не знаю, алкоголь ли тому виной, или моё полуторанедельное отсутствие дома, а, может, и всё вместе поспособствовало тому, что нас потянуло на подвиги. Подвиги, присущие беззаботной и бесшабашной юности…
- Дорогая, а ты знаешь, что у свиней оргазм длится целых полчаса?
- Что?!
- Ну, свиньи, вроде, ничего особенного: пятачки, да хвостики спиралькой, а оргазм целых полчаса длится. Представляешь, какое хрюканье в свинарнике раздаётся!
- Ты на что намекаешь?
- В смысле?
- Ну, к чему ты этот разговор завёл?
- Да, не знаю… вспомнилось просто…
- Вспомнилось, да…. А, может, ты там в больнице себе тоже… свинку завёл?
- Да, никого я не заводил!
- Ну, конечно, как тут не завести, - жена завела свой монолог,- мне уже сорок два, дети выросли, а силы на подвиги ещё остались. Ну, конечно, почему бы свинку не завести!
- Да, ты чего!
- Я с тобой спать не буду… тебе это уже не интересно.
Извернувшись, она ткнула меня ногой в бок. Притом, это случилось так неожиданно, и удар был таким сильным, что я вылетел из-под одеяла на пол. Было больно и холодно.
- Ты, что сдурела, мать?!
- Я не буду с тобой спать! – безапелляционно повторила жена и встала в стойку. Прорваться вновь под одеяло не получится.
- Что мне на полу спать, как собаке?
- На балконе есть раскладушка
В ту августовскую ночь было довольно-таки прохладно. Ни два одеяла, ни остеклённая лоджия не помогали мне согреться. У соседей сверху лаяла собака. Вечные алкаши играли во дворе в домино. Налетавший время от времени ветер раскачивал берёзку под нашим окном.
Пускай я не стану академиком, пускай я никогда не сделаю великое открытие, но пусть уж я лучше буду спать под одеялом с любимой женщиной, а в кошельке моём всегда будет квартальная премия! К чёрту эти книги, к чёрту эти рассадники крамольных мыслей и катализаторы конфликтов! Чёрт, даже слово это въелось! Катализаторы…