Глава Вторая.
Раннее детство Георгия Шутова.
Мы живем в новой большой трехкомнатной квартире. Те, кто помнит советское время, а в частности семидесятые годы, тот понимает, что такое получить без очереди квартиру вообще, а уж трешку, и подавно. Мой дед Иван Иванович Протасов провернул многоходовую комбинацию, чтобы я и мои родители получили эту квартиру. А именно, он сделал так: квартиру фактически должен был получить дед Иван Шутов, как ветеран и фронтовик. Шутовы тогда еще жили в коммуналке и стояли в общей очереди на квартиру, которой им было еще не видать лет десять. Иван Иванович был в большой дружбе с начальником цеха где работал Иван Шутов, и убедил как-то (конкретно как, знали только они двое) того начальника выписать ордер на квартиру, но с условием, что в цех придет на работу Николай, как молодой специалист, который тоже будет прописан в той квартире. Таким образом, соблюдались формальные, но обязательные условия социалистического общежития.
Таким вот образом, через полгода после свадьбы Наталии и Николая в новую квартиру въехали дед Иван Шутов, как ответственный квартиросъемщик, бабушка Клава, и мои родители. И поначалу все было неплохо. Дед с отцом пахали в цеху, бабушка тоже работала на заводе, а моя мама сидела дома, поскольку скоро я должен был появиться на свет. Идиллия, казалось бы. Как я уже ранее описывал, Николай не мог быть профессором и не хотел быть рабочим, но в силу обстоятельств ему пришлось-таки пойти в пролетарии, иначе квартиры было не видать, как собственных ушей. Мой папа надел одну из своих примерных масок, и отправился на завод к токарному станку. Хватило его надолго, почти на восемь месяцев. И вот, пришло время поведать терпеливым читателям об обещанной интриге. Одним прекрасным днем он отправляется в районный военкомат и пишет рапорт, с просьбой зачислить его в школу прапорщиков. Люди военные ходить вокруг да около долго не стали, уже через два дня у папы забрали паспорт, и он отправился в казахстанские степи учиться на прапорщика. Его мечта начинала сбываться. Военные люди, офицеры, в советское время всегда были в уважении, получали хорошие зарплаты и рано выходили на пенсию. Конечно же, в его планы школа прапорщиков входила как начальный этап, далее следовала офицерская школа и, даже за двери Высшей Военной Академии в своих грезах Николай заглядывал. А пока он учился в военной школе, в родном городе произошло событие, которое послужило толчком к серьезному ухудшению здоровья деда Ивана Протасова. Поскольку Николай нарушил данное им слово, и покинул стены производственного цеха, не отработав там и года, начальник оного цеха обратился к своему другу Ивану Ивановичу с претензией, уже понятно какой. У них случился очень неприятный разговор, детальное содержание которого осталось неизвестно, а результатом стала глобальная ссора, которая продлилась до смерти деда Ивана. Старые друзья более не сказали друг другу ни слова до конца жизни. Это событие ввергло моего дедушку в серьезные переживания, такого удара он не испытывал еще никогда в своей жизни. Обострились старые фронтовые раны, и вскоре у деда случился первый инфаркт миокарда.
После завершения обучения в школе прапорщиков Николай вернулся в родной город к своей семье. Проблемы, в которые он вверг своего тестя, мой отец предпочитал не замечать, ведь у него-то сейчас в жизни все складывалось удачно. Он смог пристроиться в одну из военных частей, дислоцированных в городе. Пусть войска были непрестижные – строительные, зато рядом с домом, в казарме жить не надо.
***
На этом месте я позволю себе немного вернуться назад и рассказать читателям, как же, собственно, поженились мои родители. Наталия Протасова, как я уже ранее рассказывал, была не красавицей, но вполне эффектной девушкой, из того разряда барышень в которых есть «изюминка». Однажды она познакомилась с Ильей Шутовым, который, как мы уже знаем «умел себя преподнести». Между ними не случилось никакой связи или большой дружбы, просто они оба вертелись в общих компаниях и встречались довольно часто. Как-то раз, Илья пригласил Наташу к себе домой на посиделки, которые в семье Шутовых были рядовым явлением. Вот там-то моя мама и познакомилась с моим папой. Николай на Наталию поначалу не произвел какого-либо значительного впечатления. Не слишком яркий, тихий, все время читал, в сабантуях участвовал неактивно, а, как бы, по необходимости. Однако Николай, как говорится, сразу «запал» на Наташу. Еще, будучи в юности романтиком, он пытался ухаживать за ней элегантно и красиво. Старший брат, видя это, не стал препятствовать брату, ибо таких наташ у Ильи было предостаточно. Как это не парадоксально, но наибольший эффект ухаживания Николая произвели не на предмет его обожания, а на мою бабушку Маню.
- Дочка, ты посмотри, сколько он тебе цветов носит каждую неделю! Какой обходительный и вежливый! У тебя еще ни одного такого кавалера не было, - говорила мама Наташе.
Но на молодую девушку это не действовало, не лежала у нее душа к Николаю.
- Мам, ну ты посмотри какой он щуплый, да к тому же почти на два года младше меня! - всегда отвечала дочка маме.
На первом этапе ухаживания моего будущего папы за моей будущей мамой продлились около полугода без видимого эффекта с женской стороны. Пришло время Николаю уходить в армию, и на его вопрос к Наталии, будет ли он его ждать, та лишь хмыкала и пожимала плечами. Замелькали листки отрывного календаря, Николай писал из армии письма Наташе, та, однако, на них не отвечала.
Наталия Протасова старательно грызла гранит науки в институте на первом курсе. Там она и познакомилась с одним молодым человеком, который учился на два курса старше нее. Это была любовь с первого взгляда, причем взаимная. Их отношения развивались вполне логично и последовательно. Они часто и много встречались, их взаимные словоизлияния были многообещающи. Но однажды все резко и сразу закончилось. Он исчез из ее жизни, окончательно и навсегда. Они вновь повстречались несколько лет спустя совершенно случайно, и это была уже их последняя встреча. Он сообщил, что его посватали к очень богатой и влиятельной невесте, и он выбрал не любовь, а благополучие. После романа с любимым человеком, который так неудачно для нее закончился, он как бы вновь стала свободной, и, погрустив некоторое время, вновь стала понемногу принимать мужское внимание, но как-то пассивно, скорее потому, что так делают все. Понятие «как у всех» было весомым для нее.
Письма от Николая, меж тем, радовали своим богатым литературным содержанием, а также постоянством. Бабушку Маню эти письма приводили в полное восхищение. Она постоянно уговаривала Наталию ответить на письма ухажера. Девушка некоторое время поупиралась и, в конце концов, сдалась на уговоры матери. Она написала Николаю сначала одно, пока еще просто дружеское, письмо, а за ними последовали и другие. Таким образом, к возвращению Николая и рядов вооруженных сил, Наташа уже явно ему симпатизировала. Не надо быть провидцем, чтобы понять, что было дальше. Конечно же, не прошло и недели Николая на гражданке, как к Протасовым пожаловала сватовская делегация, возглавляемая Ильей. Наташе шел уже 23-й год, что по меркам того времени было очень много для засидевшейся невесты. Она недолго раздумывала и согласилась. Свадьбу сыграли мощно, громко и эффектно. Оба моих деда не пожалели ни денег, ни усилий. Гуляло полгорода, даже кинохроникеры присутствовали. Пленки эти впоследствии перешли мне, и я их не раз пересматривал. Я смотрел в лица родственников, зафиксированные кинопленкой, и пытался понять душу почти каждого. Там, совсем еще молодые, радовались, танцевали и говорили тосты, мои бабушки и дедушки, мои папа и мама, на вид такие счастливые, и огромная толпа остальных родственников и приглашенных гостей.
Особенно пристально я смотрел на моих родителей. Вот моя будущая мама Наталия Протасова, любила ли он своего жениха? Я совершенно точно знаю, что нет. Помешал ли этот факт сохранению в будущем семьи? Тоже нет. У многих людей в норме браки без любви, в которых заложенные иные основы счастья, и такие браки, как показывает практика, могут быть весьма долговечны. А вот мой будущий папа, Николай Шутов, любил ли он свою невесту? На этот вопрос может быть несколько ответов с самыми разнообразными эмоциональными оттенками. Вероятнее всего, что в то время ему еще казалось, что он любит, но это было не так. Да, безусловно, Николаю Наталия нравилась, как привлекательная девушка, нравилась, что будущий тесть – козырная фигура в городе, нравилась большое приданое, уже нравилась обещанная трехкомнатная квартира. Получается, как бы это ни горько звучало, что участь Наталии быть красивым, дорогим и престижным украшением дома Николая. Я могу ошибаться в деталях, но уверен, что основные мотивы моих родителей я понимаю правильно. С мамой я позже неоднократно общался на эту тему и знаю, что в отношении нее все написано правильно. А вот, что качается моего папы, то здесь сугубо мой анализ, ибо он никогда со мной свои мотивы не обсуждал, да и если б такое однажды произошло, я все равно не знал, сказал ли папа правду или надел одну из своих многочисленных масок…
***
Настало, наконец, время вывести на сцену вашего покорного слугу, то есть меня, Гошу Шутова. Мне около трех лет, и я расту весьма болезненным ребенком. Детский лор и терапевт пишут огромные тома по моим заболеваниям. Одна из самых главных напастей, которая со мной приключилась – это двухсторонняя пневмония. Случилось это, когда мне было около восьми месяцев. Мне неизвестно что послужило причиной, и как мама меня не уберегла, видно так мне было суждено, чтобы судьба с завидной периодичностью подкидывала мне шансы отойти в мир иной. Этот был первым. Однако я выкарабкался, но рубцы на легких, полученные в младенчестве, остались на всю жизнь. Последствием этого первого серьезного заболевания стала препаршивая дыхательная система. Спринт я бегал хорошо, ибо ноги были сильные, и на сто метров кислорода как-то хватало, а вот все, что длиннее километра, пробегалось мной крайне мучительно с болями в разрывающихся легких. С детства бег мне стал ненавистен.
Вот и сейчас я лежу на своем диванчике, а мама сидит рядом, напевает какую-то песенку, и синей кварцевой лампой греет мне ухо. Ухо жутко болит и я, как капризный ребенок, тихо хнычу. В перерывах между приступами ушной боли я смотрю на маму. Она грустная, очень грустная и причиной маминой печали были не только мои постоянные хвори. Семейная жизнь Наталии и Николая не ладилась. Мой отец вырос в тоталитарной семье, жестко централизованной, построенной на безоговорочном пиетете к родителям, и конечно старшему брату, то есть Николай был младшим во всем буквально. Он в то время не имел еще ни своей воли, ни, своей власти. Моя мама, выросшая в достаточно вольных условиях, была не только шокирована той ситуацией, в которую попала, но и периодически устраивала демарши в виде неповиновения «воле родителей». Ситуация накалялась день ото дня, месяц от месяца. Все очень осложнил мой отец тогда, он так и не смог выбрать, что ему нужнее и важнее, его молодая семья или семья старая. В нем победили безусловные рефлексы, вколоченные родителями с младенчества. Он так же пилил и корил Наталию за ее своенравность. Одна только бабушка Клава гнула свою линию «семья – прежде всего». Многократно она разговаривала с моей мамой, увещевая ее и уговаривая терпеть и все выносить. Стерпится – слюбится, перемелется – мука будет.
Пригретый кварцевой лампой, я постепенно затих и уснул, а моя мама тихо встала, собрала документы и пошла в ЗАГС. Там она написала заявление на развод.
Скандал получился пребольшой, но гораздо интереснее вышел бракоразводный судебный процесс. Вашего покорного слугу, конечно же, оставили с матерью, а вот в разделе квартиры суд моей матери отказал, ибо ветеран, фронтовик и орденоносец Иван Шутов, выступил с громким заявлением, которое вкратце можно сформулировать так: «граждане, что же это делается, заслуженного жилья лишают!». Вот таким образом я и мама остались без угла, но не просто так, а с перспективой! Наталию экстренно поставили в очередь на отдельную квартиру, которая могла теоретически появиться лет, эдак, через двадцать. Так у меня первый раз отняли мою квартиру.
Я почему-то очень хорошо запомнил автобус, на котором мы с мамой ехали из большой, светлой «нашей» трешки на квартиру деда Ивана Протасова и бабушки Мани. Это был старый, тряский ЛиАЗ белый, с двумя продольными зелеными полосами по бортам.
И вот у нас началась новая жизнь. Мой дедушка Иван Иванович никогда не был стяжателем, несмотря на свое положение, поэтому вполне довольствовался приличной двухкомнатной квартирой, которой до описываемых мной событий семье Протасовых вполне хватало. Но, примерно в то же время, как я и моя мама переехали к ним, из армии вернулся дядя Юра, и в квартире резко и сразу стало тесно. Но лично меня, как пока еще светлого ребенка, это не очень беспокоило. Произошел размен одной пары бабушка с дедушкой на другую, да в придачу я еще получил нового друга для игр, одно только сильно меня огорчало – отсутствие папы. Я его очень любил, и когда вспоминал о том, что его нет больше со мной, на меня нападали приступы меланхолии, и я рыдал часами. Как я уже упоминал, в раннем детстве был болезненным ребенком, причем настолько болезненным, что почти не посещал детского сада и все время сидел дома. Вот так моим наставником стал дед Ваня, а нянечкой и воспитательницей бабушка Маня. Моя мама устроилась на работу и восстановилась в институте, она уже всерьез задумалась о том, как содержать нас двоих самостоятельно.
Дедушка, надо отметить, к тому времени перенес уже второй инфаркт миокарда, а это было серьезно. В общем, мы с ним были в чем-то похожи. Он был прикован к дому и все время носил пижаму, ну и я шнырял по дому в майке и колготках с постоянно завязанными шалью ушами. Бабушка отдавала мне всю свою любовь и нежность, которыми ее щедро одарил Отец наш небесный. А дед учил различным умениям, мы с ним пилили, строгали, свинчивали самые разнообразные конструкции из всевозможных наборов. Еще был дядя Юра, который очень много времени мне уделял, когда бывал дома. Он сразу понял, какая сложилась ситуация, и нашел себе работу, которая требовала быть больше в разъездах, чем дома. И для меня всегда было праздникам его отъезды и возвращения, ибо он никогда не приезжал с пустыми карманами, и мне всегда что-то хорошее перепадало. В отсутствии дяди Юры в мои лапы попадал шкафчик, в котором он хранил свои секреты и сокровища. Вскрыл я его не сразу, но достаточно быстро, поскольку мои технические навыки дедом развивались постоянно, да и сам я начинал ворочать извилиной. Там я нашел и разнообразные патроны, и гранату Ф-1 (учебную), множество разнообразных журналов, порнографические игральные карты и самое главное большие запасы жвачки W.Rigley’s. Вот это был Клондайк! Ясное дело, что в этом эльдорадо началась утечка ценных запасов. Сначала понемногу, но я быстренько входил во вкус. Однажды дядя заметил пропажу, пожурил меня и все оставшиеся ценности вывез в гараж, куда мне доступа не было, так я на много лет простился со вкусом этой жевательной резинки.
***
Сейчас я расскажу, как я стал певцом и познакомился с электричеством. Дело было так. В то время, когда еще у меня был доступ к дядиному ящичку, я обнаружил там отрезок электрического провода со штепселем на конце. В момент находки я еще не знал, как это можно с пользой применить, и эта вещица лежала себе спокойно. Однажды вечером мы всей семьей просматривали кокой-то праздничный концерт и тут меня осенило! Вот оно! Это же микрофон, в него поют певцы свои песни и через это становятся известными и знаменитыми! Я дождался момента, когда сложилась уникальная ситуация, бабушка с дедом была в больнице, мама на работе, а дядя в командировке, иными словами я был совсем один дома, то есть, почти король. Я скоренько достал этот провод из ящичка, воткнул штепсель в розетку. Противоположный конец шнура поднес к губам и, сверкая дырявыми колготками, начал распевать что-то, на вроде «На дальней станции сойду». Везение мое продлилось долго, минут пятнадцать. Мои, жаждущие певческой славы, губы все-таки соприкоснусь с оголенными проводами. Так состоялось мое знакомство с электричеством.
Николай Шутов спустя примерно год-полтора после развода попытался наладить отношения с моей матерью, все-таки и он осознал то, что многое им было сделано неверно, что потерял более, чем приобрел. Как-то мои родители договорились, и мой папа переехал к нам. На втором витке своей совместной жизни, мои родители прожили около трех недель. А закончилось все визитом к нам в дом дяди Ильи со своим закадычным другом Вовой Листницким. Они быстренько выволокли Николая в прихожую, в течение минут пятнадцати сделали ему промывку мозгов на тему «как же ты нам в глаза-то будешь теперь смотреть предатель, а родители, они же без тебя чахнут!». Мой благородный папаня, устыдившись услышанного, быстро собрал свое барахлишко и потопал вслед за приятелями. После этого мелодраматичного эпизода, мои родители много лет не разговаривали друг с другом.