Прошу тебя –
платье надень
цвета созревающей ржи,
потому что виденье одно вспоминаю,
а может быть, детский сон,
озаривший мне жизнь
светом женщины,
светом хлеба:
кажется, в сумерках –
утра ли, вечера?
В мглистой и долгой тиши,
в праздник июньских дождинок,
когда рожь приближалась
к рождению таинства хлеба,
застолья, – без звука,
как луч, прекрасная женщина шла,
из пшеничных степей поднимаясь.
Колосья, как пальцы,
ласкали ей груди и губы,
победными каплями крови
сочились дикие маки.
И ничего больше:
голова была ещё пуста,
только этот далёкий,
далёкий вздох.
А может, то среди колосьев
танцевала девочка
из далёкой страны чудес,
она едва касалась земли,
но мартовский кот
приготовил для неё
очередное снадобье.
Всё ещё только шло к созреванью,
коса и любовь отдыхали
в сумерках палеозоя,
в мякоти текстовых клубней и сердца,
и жизнь моя походила
на омут с чертями и трилобитами.
И тогда я тебя представил дороге,
деревьям, ветру,
холмам и долине.
Помнишь?!
Они говорили о постоянстве,
всё время тихо лаская друг друга.
Жизнь они сравнивали
то с камнем на дне, –
то с полётом птиц.
Так пусть они цветут,
пусть они летают,
как сказочные жар-птицы,
землю засевают вьюгой
из всепроникающих перьев любви,
тихой нежностью всех одаряя.
Ведь они говорили главное:
никогда нельзя объяснить бытие
предательством, ложью, смертью.
Вокруг собралась толпа
из сочувствующих и пребывающих —
узнать подробности.
Видишь, что происходит:
Их время, улыбнувшись,
совсем отстранилось от нашего
собственного времени.
Видимо, это служило защитой от эмоций,
неизбежно возникших при таком восприятии.
На всё воля Божья — благодарность?!
Но в какой форме?
Ключ к разгадке!
Он, оставив в стороне все формальности,
взял да и позвонил ночью.
К чему? Вечно ему неймётся!
Вечно что-нибудь выдумает!
Она вышла на балкон и смотрела в ночь
впервые захотелось помечтать…
Лунный свет скользил по её лицу,
по плечам, покрытым тонким
полупрозрачным шёлком.
Лёгкий ветерок послушно
Перебирал распущенные волосы.