Исчезнувший обоз

   
1.

Партизанский отряд с боем пробивался к своим. Выполнив задание в глубоком тылу противника, уставшие замученные люди держались из последних сил. Уже шестьдесят два дня они совершали рейд и теперь пробирались к линии фронта, к своим. Позади осталась  не одна сотня километров, позади остались могилы девяти погибших товарищей. Они шли под холодным проливным дождем, вымокшие до нитки. Позади остались бездорожье, болота, многочисленные озера, речки и ламбушки. Густой непроходимый лес, непролазные топи, поваленные деревья и огромные валуны, которые приходилось без конца обходить. Дождь шел беспрестанно вот уже четвертый день, иногда морося и посыпая мелким ледяным бисером, а временами проливаясь мутными струями. За ними по пятам шли шюцкоровские отряды, не давая возможности передохнуть и собраться с силами. Все были измотаны до последней степени. Уже далеко позади осталась деревня Реболы, которую они обошли стороной. Озера Талвулакши и Хуабалампи обошли справа, а впереди еще были многие километры до линии фронта, которую их отряд пересекал уже далеко не первый раз. Лексозеро пришлось обходить с юга. Здесь не было оживленных автотрасс, сплошная глушь и бездорожье. Но этот путь был более безопасным, и было больше вероятности добраться до своих живыми.

Командир отряда наконец дал команду сделать остановку. Был выставлен дозор и отправлена группа разведки определить, насколько отряд оторвался от  преследователей.

Несколько дней назад им повезло: выполнив задание и уже возвращаясь обратно к линии фронта, отряд наткнулся на обоз с продовольствием, который сопровождали белофинны. Обоз они отбили, и в их распоряжении оказалось восемь лошадей с подводами. Подводы появились весьма кстати, потому что в отряде было много раненых, которых нельзя было оставить и невозможно тяжело нести на руках, так как люди совершенно обессилели. Хорошо, что не надо было тащить обратно боеприпасы. К тому же, к несчастью, был убит радист, а радиостанция была разворочена взрывом, и ее пришлось бросить в озеро. Не стало связи с базой, и рассчитывать приходилось только на себя.

Когда вернулись разведчики, они сообщили, что преследователи находятся в пяти километрах, но тоже вымотались и устроили привал. Ко всему прочему, финны как будто потеряли их следы и решили переждать до утра. И еще: они кого-то ждут. Среди разведчиков был парнишка  финн, он подслушал разговор белофиннов.
В последнем бою был убит комиссар и тяжело ранен его заместитель Павел Теребов. Фельдшерица Нинка, рыжая коренастая девчушка восемнадцати лет, обработав и перевязав раны Павла, горестно вздохнула. После боя командир подозвал ее к себе и коротко спросил:
- Ну, как?
- Плохо, Алексей Иванович. Живот весь разворочен. Он не перенесет дороги. Даже на телеге. Непонятно, как он терпит, даже не стонет. У него должен быть шок, а он еще шутит. Он нежилец. Умрет скоро.

Павла в отряде любили и слушались. До войны он был директором исправительной школы для бывших беспризорников. Он был суров, немногословен, но исключительно справедлив. Никогда не кричал на ребят, но и не допускал никаких безобразий. Нравоучений не читал, но всегда подавал пример трудолюбия, честности, скромности. В отряде всегда всем помогал, заботился обо всех и поддерживал слабых.

Теперь Павел умирал, и все смотрели на Нинку с надеждой, как будто она могла его спасти. А она ничем не могла ему помочь, только молча глотала слезы.
После непродолжительного совещания было решено перед рассветом подниматься и уходить на юг, чтобы оторваться от погони. Совещание проходило рядом с телегой, на которой лежал умирающий комиссар. Он молча слушал, закрыв глаза и подавляя стон, а выслушав, с усилием сказал:
- С ранеными вас быстро догонят. Обоз будет мешать. Всех постреляют. Пусть Петрович возьмет на себя обоз с ранеными. Места здешние он знает, охотник все же. Он укроет обоз, переждет несколько дней. Остальные налегке будут, ничем не связанные, с минимумом продуктов пусть уходят в сторону фронта и уводят за собой преследователей.

Павел устал, лицо покрыла испарина, он переждал несколько минут, набираясь сил. Черты его лица заострились, а кожа стала восковой.
Командир подозвал Петровича и объяснил его задачу:
- Петрович, сможешь обоз укрыть, оторваться от погони, раненых спрятать так, чтобы финны не нашли? Переждать несколько дней.
Петрович несколько минут раскуривал самокрутку, обдумывал ответ, потом не спеша сказал:
- Сделаем, товарищ командир. Есть тут не очень далеко гиблое место, и тропка к нему одна. Никто не найдет.  Спрячем раненых.
Командир продолжил:
- Тебе в помощь медсестра Еременко останется за ранеными ухаживать. И Сашку Боркова  возьмешь. Будет тебе помогать. Он лошадей понимает. А нам руки развяжете. Легче нам будет уйти, да и отбиваться сподручнее. Но чтобы всех раненых в целости и сохранности до дома доставил. Недельку переждите и дальше по обстоятельствам.

- Я прикрою отход, - с усилием сказал комиссар, - Я до линии фронта не дотяну. Свяжу вас по рукам и ногам. Оставите мне винтовку и пару гранат.
Нинка беззвучно давилась слезами и держала ослабевшую ладонь Павла. Остальные отводили глаза, не в силах смотреть  на умирающего комиссара.

Глубокой ночью отряд покинул стоянку и исчез во мраке мокрого леса. Чуть погодя, Петрович, пожав комиссару руку, дал короткую команду трогаться. Все по очереди прощались с своим комиссаром, понимая, что видят его в последний раз.  Нинка упала головой на грудь Павла и расплакалась.
- Не плачь, Нинка, не плачь. Помни меня. Жаль, что у меня осталось так мало времени. Живи долго, - прошептал комиссар.

 Давно затих скрип колес, а финнов все не было слышно. Несколько раз   Павел терял сознание и снова приходил в себя. Время остановилось и все вокруг затихло в ожидании. Стояли белые ночи, и в призрачном свете деревья казались фантастически живыми. Павлу мерещилось, что они тихонько приближаются к нему, смыкая свои ряды. В голове билась только одна мысль: только бы не умереть раньше времени. Только бы не отключиться. Еще немного продержаться.  Еще чуть-чуть. Стало жалко себя. Так мало отмерено ему жить. Всего тридцать три года.  Не успел ни вырастить своих сыновей, ни пожить с молодой красавицей женой. Ничего не успел. А так хочется жить. Так прекрасен темный изумрудный умытый дождем лес, такое глубокое синее небо, таким теплом засияло солнце. Так прекрасна жизнь. Птахи чирикают вокруг, последний раз для него. Из уголков глаз потекли горькие последние слезы. И тут он услышал лай собак. Пришли.

Бой был недолгим для него, но он расстрелял все обоймы, и даже сумел кинуть гранаты. Пистолет достать он не успел. Вражеская пуля оборвала последние страшные и прекрасные минуты его жизни. Минуты, сделавшие его героем. Минуты, сделавшие его на многие годы пропавшим без вести.


2.

Бойцы партизанского отряда быстро добрались до линии фронта. Не связанные обозом с ранеными и тяжелым грузом боеприпасов, они прошли по лесам, избегая дорог и крупных населенных пунктов, изредка заходя в крохотные деревушки в пять дворов. Многие дворы были заброшенными. Финны согнали многие семьи в концентрационные лагеря, чтобы местные жители не могли помогать партизанам.

В последние месяцы белофинны избегали пользоваться нехожеными тропами и постоянно передвигались в сопровождении бронемашин и большими автоколоннами по охраняемым дорогам. Это помогло отряду по бездорожью проскользнуть линию фронта и вернуться к месту назначения в точно назначенное время – пятнадцатое июня тысяча девятьсот сорок четвертого года.

Отпустив бойцов отдыхать, командир отряда доложил руководству о результатах похода по тылам противника, о выполненных диверсиях и полученных разведданных.
Сообщил он и о понесенных потерях, о погибших товарищах и раненых, которые остались за линией фронта. Отчет продолжался до глубокой ночи. Особенно дотошно Алексея Ивановича расспрашивал майор госбезопасности. Он внимательно изучил на карте место, где были оставлены раненые бойцы, уточнил их количество, наличие у них оружия, медикаментов  и продуктов. Командир ответил:
- Четырнадцать человек раненых, трое из них очень тяжелые. Остальные тоже не могли самостоятельно двигаться. Группу возглавил Алексей Петрович Каккоев. Он человек надежный, не один раз ходил в тыл врага и всегда выводил людей по безлюдным местам, через болота и непроходимые леса. С ним остались фельдшер Нина Еременко и боец Александр Борков. Договорились, что они переждут шесть дней и будут двигаться в направлении к линии фронта.

-  Организуйте встречу обоза. Надо помочь им скрытно добраться до своих, тем более, что сейчас фронт стремительно движется на запад..
- А что с Павлом Теребовым? Говорите, он был ранен?
- Так точно, товарищ майор. Рана смертельная. Две  пули в области живота. Похода он бы не выдержал, умер бы от шока и потери крови. Он сам предложил прикрывать отход товарищей. Ему оставили винтовку, пистолет и две гранаты. Его документы и награды, как положено, хранятся в сейфе.
 
Через два дня небольшая группа разведчиков, проскользнув обратно на территорию,  занятую противником, отправилась на место ночного привала, где отряд разделился. Им повезло: для них выделили старенький разбитый на местных дорогах грузовичок. Район, в который они направлялись, был почти безлюден. До последней ночной стоянки отряда они добрались без приключений.

Бойцы осмотрели это место. Они надеялись найти останки Павла Теребова, но не нашли его. На том месте, где оставили боевого товарища, валялась винтовка и пистолет с патронами. И окровавленная плащ-палатка, на которой он лежал. Разведчики обнаружили расстрелянные гильзы. Но тела комиссара не было. Не было и обоза с ранеными. Командир показал им на карте, где предположительно находился остров посреди болота. Там должен был скрыться обоз. Места были нехоженые, а болото – топкое и непроходимое. Ребята обошли все болото, нашли следы колес и лошадиных копыт, которые уходили в воду, даже углядели собачьи следы. Поиски ничего не дали. Обоз исчез. Как сквозь воду провалился. Разведчики обошли малочисленные окрестные хутора и деревеньки. Об обозе с ранеными никто ничего не слышал. Да и людей почти не было в окрестностях. Обратно они вернулись ни с чем. Прошли дни, недели, месяцы. В ноябре тысяча девятьсот сорок четвертого года Карелия была полностью освобождена от врагов.

Обоз так и не нашелся.
Разведчики не могли знать, что за несколько дней до их появления вышел на место ночного привала местный охотник. Жил он в десяти километрах от этого места в одиноком хуторе, до которого финны не добрались. Слышал он утреннюю стрельбу и до вечера переждал. А потом пришел посмотреть, вдруг кто живой остался. Нашел он только одного расстрелянного партизана, залитого кровью. Охотник долго сидел рядом с погибшим, горестно сгорбившись, потом решился и поискал в карманах документы. Их, разумеется, не было. Так он и не узнал имени павшего в бою партизана. Но нельзя же было оставить мертвого на растерзание зверью.  Нарвав лапника, охотник соорудил волокушу и, уложив погибшего, направился к дому. Неизвестного партизана он похоронил недалеко от своего дома, над быстрой речкой на полянке, чтобы солнышко освещало могилку. Поставил простой деревянный крест.
Для молодой жены и сыновей партизан так и остался пропавшим без вести.
Алексей Иванович вместе со своими бойцами получил новое задание и отбыл к месту назначения.

Сообщение об исчезнувшем обозе оказалось засекреченным и было спрятано в тяжелых сейфах НКВД. Раненые партизаны, Алексей Петрович, Нинка и Сашка были объявлены пропавшими без вести.


3.

Когда раненые, Петрович и Нинка с Сашкой попрощались с Павлом Теребовым и оставили его одного прикрывать их отход, была глубокая ночь, но было достаточно светло. Наступила пора белых ночей. Дождь прекратился, а небо очистилось от облаков. Как ориентировался Петрович, обходя мертвые поваленные замшелые деревья, мелкие ламбушки и топкие места, было загадкой. Он шел впереди, прокладывая путь для обоза. Сашка следил за тем, чтобы не застряли телеги, и помогал лошадям вытянуть вязнувшие колеса. До войны он работал помощником  конюха на конеферме под Москвой. Там выращивали чистокровных скакунов для верховой езды. Лошадей он обожал, всегда чувствовал их состояние и считал их необыкновенно умными и добрыми существами. Он и в партизанском отряде оказался потому, что  умел обходиться с лошадьми.

Теперь усталые животные испуганно шарахались от крика ночной птицы или ступая в бочаг, заполненный водой. Сашка тихо, успокаивающе бормотал, подбадривал их, похлопывая по холке ладонью, и лошади успокаивались и терпеливо тащили свой груз. Когда рассвело, и стали хорошо видны просветы между деревьями, идти стало легче. Погони пока не было слышно, и выстрелов тоже. Петрович с тяжелым сердцем думал о Павле, который остался лежать один, беспомощный, тяжелораненый. Жив ли он? Может, умер уже?
Утром тучи совсем растаяли, рассыпались на мелкие барашки, убегающие один за другим за горизонт. Солнце осветило лес и согрело воздух.
Они вышли, наконец, на большую круглую поляну, по пояс заросшую травой. На противоположной ее  стороне синело чистое зеркало воды, а вдали был виден небольшой лесок. На поверхности воды там и сям выглядывали изумрудно-зеленые кочки, берег зарос осокой высотой в рост человека.

- Ну, вот и пришли, - вытирая взмокший лоб, сказал Петрович, - вы отдохните, перекусите пока. Я обойду здесь, брод поищу. Когда мы окажемся во-он в том лесочке, на островке, считайте, мы в безопасности. Лошадей не распрягай, времени у нас в обрез. Мне показалось, что стрельба была с той стороны, откуда мы пришли. Боюсь, что Павла убили.
Нинка ахнула, и по ее лицу поползли слезы, раненые помрачнели, Сашка потянул с головы картуз.
Вздохнув, Петрович погладил поникшую Нинкину голову и направился к болоту, а Нинка занялась кормить раненых. Сашка обошел лошадей, проверяя упряжь. Вернулся Петрович довольно скоро, быстро перекусил и сказал:
- Брод я нашел, но придется всем, кто может, перейти пешком на тот островок. Тут всего метров триста будет. Потерпите, ребята. Тяжелых у нас сколько? – обратился он к Нинке.
- Трое, Петрович.
- Ладно. Их мы с Сашкой на руках перенесем. Потом лошадей выведем.

Брод представлял собой давно проложенную и заброшенную гать – настил из бревен. Бревна были уложены на стальные рельсы. Как эти рельсы попали сюда, кто их сумел привезти в этот забытый Богом уголок земли, было непонятно. Гатью этой давно не пользовались, и бревна оказались подтопленными, полностью под водой. И не скажешь  даже, что здесь брод есть. Вода казалась непроницаемо-черной, и дна не было видно.

Сначала перевели раненых, которые могли идти, затем на плащ-палатках перенесли молоденького паренька с простреленной ногой, пожилого бойца с многочисленными осколочными ранениями, и еще одного парня с тяжелой контузией. Нинка шла впереди и шестом проверяла гать, чтобы не сбиться с дороги. Идти пришлось по щиколотку, а то и по колено в воде. Бревна были скользкими, и идти было опасно. На руках перетащили продукты. Осталось самое трудное – перевести лошадей с пустыми телегами. Гать давно лежала в воде, поросла тиной, и бревна прогнили. Сашка шел впереди и вел лошадь под уздцы. Копыта на всякий случай обмотали  тряпками, чтобы они не скользили. Первая лошадь испуганно прядала ушами и не хотела ступать в воду, шарахалась в сторону. Сашка что-то пошептал ей на ухо и пошел чуть впереди. Со следующими лошадьми было уже легче.

С утра светило солнце, и небо совсем очистилось от облаков. Но, начав переводить через брод лошадей, Петрович забеспокоился. Совершенно неожиданно наступила серая мгла, которая стала быстро сгущаться. Облаков по-прежнему не было видно. Небо стало серым, а солнце призрачно-тусклым и словно увеличилось в размерах, причем, очень заметно. Когда уже пять лошадей были переправлены, Петрович услышал лай собак и заторопился. Очевидно, их отряд настолько достал финнов, что против них направили специальную часть со служебными собаками. Последних лошадей им помогли перевести раненые. Первым кинулся на помощь парень с простреленным легким. Нинка накинулась было на него, заставляя вернуться, но Петрович махнул рукой. Надо было торопиться, лай быстро приближался, а мгла все сильнее сгущалась. Творилось что-то непонятное. Было такое впечатление, что они оказались в густой темной туче, только туча эта была странная: воздух был совершенно сухой. Уже заводя в воду последнюю лошадь, Петрович увидел, как из дымки выскочила черная огромная овчарка с оскаленной пастью и сунулась было за ними в воду, но, замочив лапы, остановилась и стала яростно и злобно лаять. Тут же мгла сгустилась настолько, что собака исчезла. И в тот же момент пропали все звуки. Петрович вел лошадь почти наугад. Как они перебрались на остров, даже Петрович не понимал. Только на берегу они сошлись и увидели друг друга. Петрович обессилено сел на мокрый песок и закурил самокрутку.  У него дрожали пальцы и пропал от волнения голос. Какое-то время все молчали, не в силах говорить ни о чем.

Серая пелена продержалась еще несколько минут и неожиданно пропала, как будто ее и не было. Вернулись звуки, ярко засияло солнце, и небо стало ярко-голубым. Петрович вгляделся на тот берег, с которого они так поспешно перебрались. Берег был совершенно пуст. Не было ни собак, ни врагов.

- Нам невероятно повезло, - тихо сказала Нинка.
- Это Бог помог нам спастись, - с усилием выталкивая слова, сказал Петрович.
- Вы что, в бога верите? - встрепенулся Сергей, парень с простреленным легким.
- А как ты объяснишь это облако? Что это было, как не помощь божья?
- Не знаю, - пожал плечами Сергей.
- А куда подевались солдаты с собаками? – удивился Сашка.
На свои вопросы ответа они, естественно, не получили, но надо было заняться хозяйственными делами. Сашка распряг лошадей, Петрович пошел за хворостом, а Нинка превратилась в повариху.

Маленький отряд стал обживаться на новом месте. Жить им предстояло шесть дней. Продукты надо было экономить, и Саша сразу занялся ловлей рыбы, благо, непуганая рыба здесь водилась в изобилии, глубоких омутов здесь хватало. Была у него за пазухой припасена крепкая бечевка с самодельным крючком на конце. Нацепляя на крючок мякиш хлеба, он быстро натаскал десятка два крупных лещей и несчетно окуней.

Больше всех хлопот было у Нинки. И как она успевала переделать все свои дела? Она была и стряпухой, и прачкой, и медсестрой, и все успевала сделать. Один из ее подопечных, совсем молодой парнишка Володя Протасов, ровесник Нинки, ночами плакал, глотая слезы, а днем отворачивался от всех и ни  с кем не разговаривал. Он считал, что у него жизнь закончилась. В последнем бою он был тяжело ранен, взрывом ему оторвало руку, и он потерял много крови. Как догадалась о его слезах Нинка, непонятно, но   в свободные минуты она присаживалась к нему, гладила его уцелевшую руку и тихо-тихо утешала его:
- Володенька, милый, ты должен радоваться, что будешь жить долго-долго. Ты выжил, это главное. Сколько ребят уже не увидят рассвета, не засмеются, не обнимут маму. А у тебя мама, сестрички есть, бабушка, вон сколько женщин. Ты еще как здорово будешь жить. И девушку встретишь хорошую. И детки у вас будут. И даже работать научишься. Только бы нам выбраться отсюда.
- Кому я нужен, безрукий? – шептал Володя.
- Найдется обязательно. Хорошая, добрая девушка обязательно найдется. И будет тебя любить. Ты подумай, сколько молодых ребят сгинуло. А сколько девушек никогда замуж не выйдет, детишек не родят? Помяни мое слово, обязательно у тебя все будет хорошо. Только водку не пей, и у тебя все будет.
- Скажи, ну вот ты вышла бы замуж за такого как я, калеку?
- Никто на мне не женится, - печально сказала Нинка.
- Почему?
- Некрасивая я. На меня никто даже внимания не обращает. Все хорошо ко мне относятся, как к своему парню. И никто меня не замечает. То есть не ухаживает. Цветы никто не дарил. Так что для меня это еще хуже, чем без руки.

Володя исподтишка оглядел Нинку и подумал про себя: права Нинка. Если бы у него рука была бы на месте, то он бы точно на нее внимания не обратил. Рыжая, курносая, все лицо усыпано веснушками. Обыкновенная. Не красавица, конечно. Но такая внимательная, заботливая, добрая, никогда не крикнет, не рассердится, терпеливо за всеми ранеными ухаживает. Когда только успевает поспать?
После этого их разговора Володя плакать перестал, только молчал и отрешенно смотрел в небо, провожая взглядом проплывающие облака. И все время ждал, когда подойдет Нинка. Но она была постоянно занята: готовила на костре еду, стирала бинты и одежду раненых, грела воду и по очереди мыла их. Для всех она была сестричкой, родным и близким человеком.

Володя почувствовал, что он жалеет ее. Однажды он выбрался из своей телеги и побрел по опушке, разыскивая цветы. Цветов он не нашел, но увидел кустики земляники. Он присел, сорвал ягоду и попробовал. Ягодка маленькая, но такая душистая и вкусная! И тут он понял окончательно, что жизнь сурова, но она так прекрасна, так замечательна, что нельзя  добровольно расставаться с ней. Он долго сидел на опушке, пока его не разыскала Нинка. Она молча пристроилась рядом. Володя протянул ей букетик земляники и робко сказал:
- Вот, цветов я не нашел, а ягодки очень сладкие. Честное слово. Держи, Нина.
- Спасибо! – девушка зарделась, взяла букетик и смущенно сказала:
- Господи, какие ароматные!

- Нина, это неправда, что ты некрасивая. Не верь  никому, что ты некрасивая. Ты замечательная. Спасибо тебе. Я тебе жизнью обязан. Я решил, что обязательно буду жить. Как ты сказала. Работать буду. Выучусь. Даже если не женюсь, все равно. Это же не главное. У меня все равно много женщин есть – мама, сестры, бабушка, две тетки. Они меня точно любить будут.
- Ну. вот и молодец. Если ты сильный человек, то всегда место в жизни найдешь. Не сможешь руками работать, выучишься и головой работать будешь. Ты молодой. Можешь учителем, или там, бухгалтером стать.
- А ты меня не забудешь, Нина?
- Не забуду, Володя, - Нина потрепала его вихры и встала, - сегодня я тебя купать собираюсь. Ты у меня последний  остался. Воду я для тебя вскипятила, мыла кусочек припасла. Завтра нам возвращаться пора. Петрович сказал. Завтра уже шестой день пойдет, можно выбираться.

Поздно вечером, когда все угомонились и крепко спали, Нина сидела у угасающего костра, вороша прутиком черные, вспыхивающие красными искрами угли. Рядом подсел Петрович, закурил, помолчав, сочувственно спросил:
- Уморилась?
- Есть немножко, - согласилась девушка.
- Потерпи, скоро отдохнешь. Главное, спаслись. Вот вернемся к своим, отоспишься.
Нина искоса посмотрела на  Петровича. Ей пришло в голову, что он совсем не старый, каким казался ей все время. Широкая борода и усы скрывали его возраст. А глаза были молодыми.
- А ваша семья где? – спросила она.
- А недалеко. Вот выберемся отсюда, и выйдем в нашу деревню. Она в такой глуши оказалась, что финны до нее не добрались. Туда и дороги-то, почитай, нет. Там у меня Наташа моя и ребятишки, - дрогнувшим голосом сказал Петрович, и глаза его потеплели, - ждут меня, не дождутся. Тяжело Наташе, малые еще ребята. Четверо их у нас.

Они долго молча сидели рядом, и каждый думал о своем доме, о родных и близких людях. Нина почувствовала себя маленькой и слабой девочкой рядом с Петровичем. Он сумел всех их спасти и спрятать, оказался надежным другом и защитником. С ним было спокойно и надежно.

4.

На шестой день рано утром отряд с ранеными стал выбираться с острова. Сначала перевели отдохнувших лошадей, потом перевели раненых. Петрович послал Сашку вперед проверить, не оставили ли засаду. Сашка вернулся через час. Никакой засады он не обнаружил, и обоз тронулся на юг, огибая Лексозеро, в сторону Кимоваара. Петрович еще не знал, как они будут проходить дороги и крупные населенные пункты, поэтому решил завернуть в родную деревушку, сделать там остановку и провести разведку. Деревушка была крохотной, в семь дворов. Финны там не стояли, даже не заглядывали.

На другой день ближе к вечеру, никого по пути не встретив, уж больно места были глухие, обоз вошел в деревеньку. Дворы казались пустыми. Только куры бродили по двору и спокойно заходили в избы. Двери были отворены, в одном дворе Петрович углядел мальца лет четырех. Тот задумчиво и безучастно смотрел на него. Петрович остановил обоз и заглянул в свой двор. Дверь в доме была приотворена. Он вытер ноги и зашел. Навстречу ему кинулась девчонка лет десяти, взвизгнула:
- Батя, ты живой! – и повисла на нем.
- Живой, живой, Катенька, живой, - повторял Петрович, прижимая дочку к груди.
- А мы уж было похоронили тебя. Вот маманя обрадуется-то, как узнает. Ведь она глаза все проплакала по тебе, - повторяла дочь.
- Финнов тут не было? – спросил отец.
- Каких финнов? – удивилась Катя.
- Каких-каких. Настоящих. Живых.
- Так откуда они здесь возьмутся? – Еще больше удивилась Катя.
- Так и не заходили сюда?
- Дак  не заходили финны. Уже год, как их прогнали. Разве не знаешь?
- Откуда их прогнали? – изумился Петрович.
- Из Карелии прогнали. Война же закончилась. Еще в прошлом году. Мы теперь опять советские. Наши.
Петрович сел. Чуть не мимо лавки. Он помолчал, помотал головой и переспросил:
 - Что ты сказала? Наши победили? Войны нет? И финнов здесь нет?
- Ну, конечно. А ты разве не знаешь? А где ты был? Мы думали, что ты пропал.
- Мама где?
- Дак на огородах.

Петрович огляделся и увидел на лавке трех ребятишек от трех до пяти лет. Один из них был его сыном. Сын отца не признал, забыл. Петрович подхватил мальца, прижал к груди:
- Не признал меня, сынок?
- Ты кто? – спросил, отстраняясь, сынишка.
- Отец я твой, забыл меня?  Ну, расскажите, что тут у вас творится? – ошеломленно спросил Петрович.
- Тятенька, я сбегаю, маму позову, вот она обрадуется. Она на огородах, и все ребята наши там, с ней. Я с малыми на хозяйстве. Я побегу, да? Я счас,  - и убежала.
Петрович вышел из дома, держа на руках сынишку, подошел к своим товарищам и растерянно сказал:
- Дочка говорит, война закончилась. Опять советская власть. И финнов нет. 
Вся колонна обратилась в один вопросительный знак. С поля к ним навстречу неслась толпа. Впереди бежала Наташа, жена Петровича. Она упала к нему на грудь, причитая:
- Алешенька, живой! Родимый мой! Ты живой! – и зарыдала, уткнувшись в его рубашку.
Петрович гладил ее волосы и бормотал:
- Ну, что ты, Наташа, Ну, что ты. Живой я, что со мной случится.

Следом за Наташей окружили Петровича его старшие сыновья, тыкались ему в плечо и счастливо улыбались. Остальные ребятишки стояли рядом и тоже старались прижаться к нему. Соседки, прибежавшие вслед за Наташей, вытирали слезы, глядя на них.
Спутники Петровича удивились, что дети у него еще малые, и жена молодая.
- Ну почему ты решила, что я помер? Не первый раз ведь уходил в разведку, - ласково сказал Петрович жене.
- Да разве ты хоть раз на целый год уходил? – возразила Наташа, вытирая счастливые слезы.
- На какой год? Мы на два месяца ходили. Вернулись вот аккурат через шестьдесят девять дней.
- А какое сегодня число? – спросила Наташа.
- Ну, двадцать первое июня. А что?
- А год? Какой год?
- Что значит, какой год? Сорок четвертый год. А что?
- Да нет. Сорок пятый сегодня год. Первое июля сорок пятого года. Уже два месяца как война закончилась. Мир у нас. И финнов еще в прошлом году прогнали. В сентябре. Почти год прошел. А вы где были? Почему ничего не знаете?

Прибывшие с обозом люди ошеломленно смотрели друг на друга, на жителей деревни и ничего не понимали. Какой год? Они были на острове всего пять дней. Только пять дней. Петрович пытался понять, как произошло, что они отстали от жизни на целый год, но так и не смог ничего придумать. Через день, так ничего и не поняв, он оставил людей в деревне и отправился искать военную власть. В их деревеньке не было никакой связи с внешним миром. Наташа сказала, что километрах в восьми к югу от деревни стояли какие-то военные на заброшенном хуторе старого Хями.
- Только не пропадай больше, я жду тебя, - тихо сказала Наташа.
- Куда я денусь. Приду, конечно. Раненых надо в госпиталь доставить.

Петрович до заброшенного хутора добрался быстро и встретился с командиром небольшого отряда связистов. Солдаты восстанавливали телефонную связь, совершенно разрушенную белофиннами. Петрович коротко сказал, что ему необходимо немедленно доставить раненых бойцов в ближайший военный госпиталь. Четырнадцать человек. И обязательно надо встретиться с командиром своего партизанского отряда. Командир удивился: откуда столько раненых в мирное время?
- Это военная тайна, - коротко ответил Петрович.
Ни о чем больше не спрашивая, командир связался с комендатурой.  Петрович вышел во двор и присел на скамеечку. Раскуривая свою самокрутку, он обдумывал, что скажет своему руководству. Ждать командира пришлось два дня. Но за ранеными машины прислали к следующему утру. Врач раненых осмотрел, удивился, присвистнул и задал тот же вопрос:
- Это в каких же военных действиях вы участвовали? Столько раненых. Но состояние у всех удовлетворительное. Кто за ними ухаживал?
Петрович показал:
- Медсестра  Еременко.
Врач внимательно глянул на медсестру и одобрительно сказал:
- Молодец, товарищ Еременко. Поедете с нами. Будете сопровождать раненых.
Прощание было коротким. Санитары быстро погрузили раненых в машины, усадили и Нинку и отбыли. Остались Петрович и Сашка вдвоем. Своим домашним Петрович не стал ничего говорить, но его мучила тревога. Он не знал, чем закончится их разговор с командиром. Сашка тоже молча вздыхал, но ненужных разговоров не заводил.  Наташа у Алексея Петровича была хоть и не больно грамотной, но женщиной умной и чуткой. Лишних вопросов не задавала, не ныла под руку. Выслушав рассказ мужа, она сразу поняла, что он ни в чем не провинился, и не стала больше говорить на эту тему. Она  видела, что и муж, и Саша, и медсестра Нина, и все раненые сами ничего не могли понять и были сильно растеряны.



5.

Вместе с командиром отряда приехал майор госбезопасности. Когда Петрович и Сашка увидели своего командира, они с облегчением вздохнули. Самой страшной оказалась пытка ожиданием и неизвестностью.  А командир был свой, можно сказать, родной человек. Их он знал, он должен все понять. Алексей Иванович обнял их. Их похоронили еще год назад, и он был очень рад видеть их живыми.

- Молодец, Петрович, что отлично справился с заданием. Всех бойцов привез целыми. Мы с майором заехали в госпиталь, встретились с нашими ранеными. Они благодарны вам с Сашей за спасение.

Петрович и Сашка поняли, что командир и майор предварительно дотошно расспросили всех бойцов и Нину, прежде чем встретиться с ними.

Мужчины отправились на берег озера, чтобы их долгому разговору никто не помешал. Алексей Иванович устроился в развилке развесистой ивы, закурил и предложил:
- Ну, рассказывай подробно, что и как произошло. В общих чертах все обрисовали одну и ту же картину. Мы вам верим, конечно. Но есть одна неувязка, ты сам понимаешь, Алексей Петрович. Где вы были целый год?
- Да на острове мы были. И были пять суток. На шестые выбрались оттуда и пришли сюда, - с досадой сказал Петрович, - вы раны видели у раненых? Они свежие, вы же видели. А куда делся год, я и сам не понимаю. Если бы прошел год, они бы все были здоровыми, и раны зажили бы.

- Согласен, Петрович, и мы не обвиняем тебя ни в чем. И раны у всех бойцов, действительно, свежие. Но мне надо понять, что случилось. Как получилось, что вы год отсутствовали. Расскажите как можно подробнее обо всем. Какая была погода. В какое время вы  переправлялись. Может быть, белофинны что-то предприняли?
Петрович как мог подробно рассказал чуть ли не по минутам, как они перебирались. Рассказал и про овчарку и о том, как она сунулась было в воду и сразу выскочила обратно. И исчезли все звуки. А потом также подробно рассказал, как они проводили все пять дней на острове.

Майор дотошно переспрашивал, уточнял мелкие подробности. Он убедился, что все участники этого похода говорят одно и то же, даже в мелочах не отступая от одной версии. Сашка упомянул о том, что когда они уже почти перешли брод, сильно стемнело, какой-то туман их скрыл от  врагов и от собак. А когда туман разошелся, на том берегу уже никого не было. Ни финнов, ни собак. Майор встрепенулся и заставил несколько раз повторить рассказ о тумане. Раненые тоже вскользь упомянули о каком-то тумане, похожем на тучу.

Они просидели на берегу не один час. Под конец майор сказал:
- Я думаю, всему виной этот туман. Но нам нужно будет добраться туда и посмотреть все подробно. Остров осмотреть надо. Возьмем фотографа, все заснимем. Сашок, тебе лучше пока побыть здесь. Вы его приютите?
- Да найдется место, - сказал Алексей Петрович.
- А можно моим родным позвонить, что я жив? – спросил Сашка.
- Родным сообщим, - успокоил командир.
Следующие несколько дней они обследовали остров, их стоянку, но ничего существенного, что могло бы приоткрыть тайну, не нашли. Пришлось возвращаться ни с чем. Майору нужно было что-то решать. Он понял, что в исчезновении обоза на целый год никто не виноват, но и объяснения у него тоже не было. Они с командиром отряда собрались уезжать и предложили Сашке выехать вместе с ними в Петрозаводск.
- Сам и позвонишь родственникам, что ты жив, - сказал майор.
Они опять сидели на берегу. Майор проверял свои записи, чтобы ничего не забыть.
- Алексей, сколько у тебя детей? – вдруг спросил командир, - смотрим, целый десяток вокруг тебя вьется.
- Теперь девять, - хмуро сказал Алексей.
- Почему теперь? – спросил майор.
- Своих у нас четверо - трое пацанов и дочка. Катерина. Прибавилось вот еще пятеро племянников. Теперь тоже наши. Все Каккоевы. Осиротели они. Наташа их и забрала. В одночасье ребятня без отца и матери осталась. Жили они в тридцати верстах отсюда. Отец-то, мой брат Николай в партизанах был.  Маленький отряд был, в основном разведкой занимались. Все из местных. А Ирина, жена Николая, еду им носила, сведения собирала и передавала кому надо. Финны проследили ее, когда она в лес еду несла. Николая застрелили, а ее схватили. Издевались над ней, а потом на глазах соседей привязали ее к двум большим березам и отпустили верхушки. Растерзали ее. Хотели и детей казнить, соседка успела их всех в лес увести. Несколько дней прятались, изголодали. А дом брата сожгли. Вот такая история. Ничего, мы с Наташей всех вырастим, не сомневайтесь.
- Уважаю тебя, Алексей, - сказал командир.
- Да, забыл спросить, а что с лошадьми-то делать? Куда их теперь? – вспомнил Алексей.
- А куда? – растерялся командир, - Они нигде не оприходованы, ни за кем не числятся. Пусть у вас остаются. Будет ваше коллективное имущество. В хозяйстве ведь пригодятся? У вас никакой тягловой силы нет. Вам как многодетной семье, три лошади хватит? С подводами. И остальным в каждый двор по лошади. Запишете как колхозное имущество. Не везти же нам их в Петрозаводск. Одна морока.  Да и что мы с подводами делать будем? Не возражаешь, майор?
- Да я что? Конечно не против. Тем более семья такая, столько ртов прокормить. И бумагу сейчас напишем, чтобы никто не придрался, откуда лошади.
- Вот спасибо! Вот для ребятни счастье! А уж Наташа моя как рада будет, - обрадовался Алексей Петрович.


6.


Вернувшись в Петрозаводск, майор долго сочинял докладную записку по поводу пропажи и обнаружения обоза с ранеными. Под грифом «секретно» он передал ее руководству.  Время было трудное, голодное, разруха. Срочно надо было восстанавливать разбитый город, обеспечивать его транспортом, продуктами питания, связью, да много чего  надо было сделать в послевоенные годы. И история об исчезновении обоза, разрешившаяся к тому же вполне благополучно, затерялась на пыльных полках архива и забылась. Всех участников этой истории строго предупредили молчать, а за разглашение государственной тайны пригрозили суровыми карами. Участники и молчали многие годы. Но эта история все же просочилась на свет.

Что еще можно сказать?
Петрович с Наташей вырастили всех своих детей, выучили, поставили на ноги, и в семье Каккоевых спустя пятнадцать-двадцать лет появились два учителя, три инженера, одна артистка, медсестра, лесник и летчик.
Сашка вернулся в свое Подмосковье и продолжил работу на конеферме. И дочки его, которые со временем у него появились, переняли по наследству его горячую любовь к лошадям.

Володя Протасов, который на острове жалел, что остался жить, вернулся домой. Когда его увидели все его родственницы, они были так рады, так счастливы увидеть его живым,  что он стыдился даже себе признаться в своей слабости. Окончив педагогический институт, он стал работать учителем в школе. Мужчины в школе были редкостью, а после войны тем более. Такой молодой, красивый учитель, к тому же с боевым прошлым сразу стал пользоваться огромной любовью и уважением и учеников и всей женской половиной педагогического коллектива.  Вскоре Володя понял, что его жизнь только так и должна была сложиться. И не иначе. И уже перестал обращать внимание на свое увечье.

Нинка со временем стала Ниной Ивановной и много лет проработала главным врачом в  городской больнице.

Могилы Павла Теребова так и не нашли, как ни искали. Но люди помнят о его подвиге, внуки гордятся им и с честью носят его фамилию.

А тайна исчезновения обоза с ранеными людьми на целый год так и осталась нераскрытой. Что это было такое – серая мгла?