Затмение

Александр Землинский
Затмение
*
Парижский рейс прибывал в Шереметьево в час дня. Еще было время, и Нина позволила себе продолжить это приятное утреннее пребывание в ванной. Утопая в белой пене, она грезила о том, что должно было случится позднее. Эти несколько месяцев разлуки укрепили ее сознание о необходимости принятия окончательного решения. Нетерпеливость Марьямова, его частые звонки, неожиданные признания по телефону, эти загадочные ночные разговоры, когда только голос, его тембр, пауза и легкая хрипотца, так откровенно выдававшая волнение, скрыть которое уже нельзя было. А его загадочные намеки! Нина вернулась к действительности, вышла из ванны, одела халат и подошла к туалетному столику. “А я ничего!” распахнувшийся халат оголили упругие груди, живот с пушком снизу, в ложбинке и стройные ноги. “Даже очень ничего!” подумала Нина и улыбнулась своему отражению. В хорошем расположении духа, Нина стала собираться. Легкое настроение наступающего праздника жизни подгоняло родившееся нетерпение ожидающей встречи.
Яркое летнее солнце весело отражалось от блестящего “рено”. Нина привычно выключила сигнализацию и запоры замков, открыла дверцу и широким жестом кинула сумочку на соседнее сидение, после чего впорхнула в машину. “Боже! До чего хорошо!” подумала она и, включив двигатель, плавно покатила к дублеру проспекта. Выехав чуть позже на проспект, стремительно влилась в плотный поток машин. Минут через сорок показалось знакомое здание аэропорта.
Марьямов шел к ней улыбаясь и, подойдя ближе, широко развел руки. В одной была спортивная сумка, в другой, две бутылки, которые он держал за горлышко между пальцев сжатого кулака. Обнялись. Марьямов потянулся к губам Нины и сомкнул объятия. Поцелуй был долог.

- Пусти, Марьямов! Совсем удушил меня в своих объятиях, - отдышалась Нина и снова посмотрела на Марьямова.
- Прости, Нина! Просто обезумел, увидев тебя, выглядишь здорово! – он снова потянулся к ее губам.
- Угомонись, Марьямов! Ты словно с голодухи. Неужели в Париже исчезли женщины? А? – Нина лукаво смотрела в глаза Марьямова и ждала ответа.
- Ты знаешь, нет! Есть очень даже привлекательные. И с парижским шармом. Но! Такой, как ты там я не нашел. Мне еще мама говорила, что у меня ортодоксальный вкус: не могу смотреть на других, когда увлечен такой вот, как ты.
- Так я тебе и поверила, Марьямов!
- Верь, верь. Это правда! Сам не пойму этот феномен. Но сущая правда! А что это мы дискутируем на лобном месте? Пойдем в машину.
- Пойдем, - согласилась весело Нина и они вышли из здания аэропорта.
- Давай сначала к тебе, Нинок! – предложил Марьямов, когда машина выехала с парковки.
- А как же дела, Марьямов? – удивилась Нина, продолжая смотреть вперед.
- Дела у меня ближе к вечеру. Шеф собирает людей в шесть, будут большие посиделки. Так что есть время расслабиться. Да и шампанское уже не ждет. Вот взял в салоне у милых стюардесс. Отметим нашу встречу?
- Хорошо, Марьямов! Отметим! – Нина взглянула на радостного Марьямова и улыбнулась. Затем, повернула голову снова к скоростному шоссе и дала полный газ.
Волнам страсти не дано было сегодня разбиться о чью-нибудь холодность или же сдержанность порывов. Напор Марьямова вначале ошеломил Нину, но затем увлек, и уже Марьямов недоумевал этому восторженному состоянию любовной игры, которую так непосредственно и свободно вела Нина. Казалось, что время остановилось! Откровенность желания, жажда свободного наслаждения и безудержность порывов изменили решительно все представление о времени.

- Ты просто огонь, Нинок! – шептал Марьямов в который раз ублажая прелестницу, - я тебя никому не отдам! Все! Собирайся в Париж.
- Не отвлекайся, Марьямов! Такое бывает только здесь! Я подумаю.
- А что здесь думать, Нинок? Нам хорошо в постели. Хорошо?
- Хорошо, хорошо! А в жизни?
Ожил мобильник, заиграв мелодичный “Турецкий марш”. Марьямов потянулся за ним.
- А вот и сама жизнь, Марьямов, - улыбнулась Нина.
- Да, жду указаний. Конечно. Буду, - Марьямов отвечал лаконично. – Пусть подъедет к пяти на Ленинградский, у “Советской”. Всего! – он снова вернулся к Нине, обнял ее, посмотрел в глаза, полные ожидания.
- Пора, Нинок. Шеф уже вибрирует. А правда было хорошо! Вот решу сейчас свои проблемы и уедим, куда-нибудь, где нет людей. Хочу побыть с тобой! Хорошо бы на природе.
- Нет проблем, Марьямов.
- Да? А что?
- У меня ключи от дачи Вики. Там нам никто не будет мешать.
- А Вика где?
- В Питере, на гастролях. Вернется через неделю.
- Отлично, Нинок! Ты это здорово придумала!
- Я такая, Марьямов, - улыбнулась Нина, - ну, ладно, спеши на подвиги.
- Хорошо. Я тебе позвоню после совещания. – Марьямов обнял Нину, его рука легла на ее грудь и он снова, в который раз, алчно завладел ее губами.
- Люблю тебя! – воскликнул он, наконец, оторвавшись.
- Хотелось бы верить тебе, хотя говоришь ты искренно, - Нина отстранила Марьямова, - иди, опоздаешь. Буду ждать твоего звонка. Надеюсь, что получишь обещанные пару недель отпуска. Вот тогда и посмотрим на твое поведение, Марьямов.
- О! Я буду пушистым, Нинок! Слово!

Машина уже ждала. Всю дорогу до офиса, Марьямов думал о Нине и только приветствуя своего шефа, наконец, окунулся в дела.
- Ну, рассказывай, герой! – Шеф улыбался. – Сейчас решим, как дальше плыть. Подтянулись замы, и совещание потекло по обычному руслу.
- Я думаю, что следует идти на альянс, - констатировал шеф, - и быстрее. Однако, пауза уместна. Проверим еще раз партнера, свои ходы, а главное не выскажем свою заинтересованность ненужной спешкой. Думаю, что дней десять паузы уместны. А Марьямов даст пару звонков с вопросами, передаст по факсу проект соглашения, дождется ответа и все такое. Все. Марьямов задержись, все свободны.
- Даю тебе неделю отдыха за твои подвиги, - шеф смотрел улыбаясь и ждал реакции.
- Так обещал, помнится, две, Сергей.
- Обещал, вторую получишь после подписания контракта. Идет?
- А у меня есть альтернатива? - иронично спросил шефа Марьямов.
- Нет! Жду тебя через неделю. Отчет оставь Георгию, пусть подготовит вопросы к французской стороне. Будь здоров! – и шеф крепко пожал руку Марьямову.

*

Эта бурная ночь, даже не ночь, а пожар, незатухающий, полный чувственных откровений, чутких признаний и подхлестанный просто криками и стонами молодой плоти, постепенно перешла в свежее утро, ворвавшееся в отворенные окна. Сладостная дремота сморила Нину, и она, улыбаясь во сне, разметала свои руки по подушке. Стараясь не потревожить сладкий сон своей прелестницы, Марьямов тихонько встал с широкой кровати, ночного места любви, и на цыпочках прошел к входной двери. Пошарил в карманах пиджака, найдя пачку сигарет, и осторожно вышел на крыльцо. За лесом вставало солнце и розовые облака радостно приветствовали появление огненного светила. “Хорошо как!” подумал Марьямов и машинально потянулся за сигаретой. “Вот, черт, зажигалку забыл взять”, вспомнил он и хотел было уже вернуться в дом, как вдруг почувствовал что-то. Что? Понять сразу не мог и оглянулся вокруг: огненный шар над лесом, притихшие яблони, трава в росе, дорожка к калитке, невысокий забор, увитый пышной листвой. Соседский дом, снова забор и… пристальный, притягательный взгляд двух пронзительных зеленых глаз и улыбка полных чувственных губ… и огромная широкополая шляпа, словно нимб над головой.
- Доброе утро! – ласково пропели губы, и этот приятный грудной женский голос вернул Марьямова к реальности жизни.

- Доброе утро! – спонтанно ответил он незнакомке и тотчас застеснялся своего оголенного вида – сидел он на крыльце, в трусах.
- Напрасно! Здесь все дозволено! Ходите, как вам хочется! Вы на природе, - продолжил голос из соседнего сада.
- Да-а-а! Простите… Вы правы.. Чудесное утро, не правда ли?
- Утро, как утро! Здесь это обычно. Хотя, для вас и оно необычно. Что? Бурная ночь?
-….....
- Дело молодое! Но ваша партнерша весьма темпераментна. Ее чувственные стоны и крики напомнили мне многое… Поздравляю вас… - Она сняла шляпу и Марьямов увидел все лицо незнакомки. Оно было прекрасным! “Откуда в этой глуши в такую рань это существо?” подумал Марьямов. “Откуда? Боже, как неудобно, она все слышала! Вот тебе и уединенное место! Да-а-а”.
- Надеюсь, мы не помешали вашему отдыху, - нашелся Марьямов. – если да, то приношу свои извинения! – Посмотрел пристально на незнакомку.
- Это совершенно лишнее! Ведите себя естественно. Здесь нет пут, условностей, запретов. Именно поэтому мне здесь нравится. Продолжайте в том же духе! Желаю успеха! Увидимся еще, - она повернулась и пошла к домику в глубине сада. “Вот так случай! Что могла подумать она? А что, все нормально. Однако”, думал Марьямов, совершенно забыв о сигарете. “Кто она? Хороша! Загадочна, иронична и, главное, без комплексов. А глаза, лицо! И легкий акцент. Откуда? Занятно”.
Думая о случившемся, Марьямов продолжал сидеть на крыльце, пока утренняя прохлада не вернула его в теплую постель к Нине. Но встреча не выходила из головы. Встали поздно, долго нежась в постели.

В середине дня решили отправиться на соседнее лесное озеро. Дорога петляла между мощными стволами сосен, опускалась к луговым полянам, полных полевых цветов, высокой травы и свежими запахами лета. Вышли на опушку и очутились у уреза воды, широкой и бескрайней. Где-то там, вдали синел лесной массив далекого берега. Заросшие ивняком берега делали место диким и загадочным.
- Ну что? В воду, Нинок?
- Давай! Вот только одену купальник.
- А зачем? Давай так, голышом. Это даже интересно, - Марьямов ждал ответа.
- Ты просто сумасшедший, Марьямов! Хорошо!
Чуть поодаль послышался резкий всплеск воды.
- Вот видишь! – Нина замерла.
Марьямов, раздвигая прибрежные кусты, пошел на звук…
Из вод лесного озера, не спеша, выходила… нимфа. Ее тело блестело на солнце. Она остановилась на небольшой поляне, подняла руки, положив ладони на голову, и полностью отдалась солнцу. Марьямов от неожиданности растерялся и замер. Оторвать взор от увиденного не было сил. Дыхание притихло. “Боже, какое тело”, подумал Марьямов. Нимфа медленно повернулась в его сторону и... посмотрела пристально в гущу зарослей. “Да это же утренняя незнакомка!” узнал нимфу Марьямов. “А хороша то как!”
- Ну что? - Нимфа ждала ответа.
- ….... - Молчал Марьямов, не выдавая своего присутствия.
- Мы квиты! Теперь и вы видели меня без одежд. А вода чудесная. Рекомендую, - бросила она и быстро скрылась за порослью молодых березок. Марьямов вернулся к Нине.

- Что там, Марьямов?
- Ничего, показалось. Давай купаться. - Вода действительно была чудесной. Заплыли далеко и, лежа на воде, наслаждались покоем, солнцем и прекрасным летним днем. Купание освежило их, и затем они еще долго бродили по лесу, собирая редко попадавшиеся грибы и землянику. Когда грибов прибавилось, Марьямов снял рубаху и, завязав рукава и ворот, поместил их в импровизированную сумку.
- Будет неплохая жареха, Нина!
- А ты проголодался?
- Признаться, да!
- Тогда поспешим домой! Догоняй! – и она побежала к опушке, а потом по широкому лугу к деревенской изгороди у дома.
Марьямов догнал Нину уже у изгороди, обнял одной рукой, в другой держал собранные грибы, и крепко поцеловал в губы. Нина благодарно ответила долгим поцелуем.
- Ну, хватит, Марьямов. Пойдем в дом, - лукаво бросила она и направилась к крыльцу. Уже входя в дом, Марьямов увидел у соседского дома белый “мерседес”, который разворачивался, а затем, быстро удалился к шоссе, шумевшему за высокими тополями.
Неделя, наполненная необычным состоянием души, познаванием русской природы, долгими вечерами под звездами низкого бархатного неба у костра и безумными ночами трепетного восторга, пролетела так быстро, что Марьямов был озадачен когда Нина спросила:
- Так ты послезавтра с утра должен быть на работе?
- Почему, Нинок? – удивился Марьямов.
- А с утра будет уже неделя, как мы здесь. Вика сегодня вечером, или завтра утром приезжает.
- Да-а-а? Не может быть! Неужели  прошла целая неделя? Вот так дела! А я и не заметил.

- Да, Марьямов, пора!
- А было хорошо, правда Нина?
- Правда, правда Марьямов! - Нина обняла Марьямова и посмотрела в глаза. - Пожалуй я соглашусь, Марьямов. Слышишь?
- Слышу, Нинок! – и Марьямов снова потянулся к ее губам.
Последняя ночь в этом деревенском доме была полна ласки, любви и полного откровения душ.
А утром, чуть свет их разбудил мягкий сигнал автомобиля. Марьямов подошел к окну и увидел снова белый “мерседес” из которого вышли две женщины. В одной он узнал соседку.
- А вот и Вика! – воскликнула Нина, одевая халатик. “Это Вика, понятно”, подумал Марьямов, “а кто же эта необычная фея?”
“Необычная фея” открыла багажник и помогла Вике вынуть сумку. Они о чем-то договаривались, и фея кивала головой. Потом она посмотрела на окна дома и отрицательно завертела головой. Нина выбежала к машине и обняла Вику. Марьямов, очнувшись, стал быстро одеваться. Вышел на крыльцо и поздоровался с женщинами.
- Это Марьямов, Вика, - Нина представила его Вике.
- Очень приятно, Вика! – притянула она руку.
- Марьямов, - пожал руку Марьямов, простите, Геннадий!
- Ниночка, познакомься с Евгенией. Вика, взяв Евгению за руку, подвела к Нине.
- Чудесно! Евгения! – Евгения при этом бросила взгляд через Нину на Марьямова.
- Нина, пожала протянутую руку Нина. Образовалась пауза.

- А мы уже виделись, мельком, - нашелся Марьямов и овладел рукой Евгении – Вы любите ранние рассветы.
- Да! Многообещающее время дня. – Евгения изучающе смотрела на Марьямова. – Так я пойду, Вика.
- Нет, нет, Евгения. А как же наш уговор?
- Чуть позже, хорошо. Дай часик. Ладно?
- Идет, Евгения, но я жду. Сделаем маленький пир по случаю моего приезда. Да и кавалер есть.
- Есть, есть! – воскликнул Марьямов, - мы вас ждем, Евгения! Есть повод для пира.
- В России всегда есть причина для пира, было бы с кем, - улыбнувшись, ответила Евгения. – Приду. Она села в машину и проехала к своим воротам.
- Вика, я так рада тебя видеть! – Нина поцеловала смущенную Вику.
- А у вас, как я посмотрю, все хорошо, голубки!
- Более чем, Вика! Я так рада! – и Нина посмотрела на Марьямова.
- Вот и хорошо! – ответила Вика.
Марьямов непроизвольно повернулся в сторону соседского забора. Подруги в это время входили в дом. “Евгения! Нет! В ней что-то есть! Что? Посмотрим! Посмотрим”, подумал Марьямов, последовав за молодыми женщинами.

*

- Ты права, Вика! Здесь так здорово, - Нина помогала Вике накрывать на стол, искала посуду и приборы.
- Вот! Я же тебе говорила. А ты не верила. Все вы такие, городские обожатели урбанизации и цивилизации. А природа – это просто восторг!
- Да, Вика, - вмешался Марьямов, - здесь в округе очень любопытно. Просторно! Лесные дали! Луговое приволье. Давно не отводил так душу. Давно.
- Ну, - это очевидно, - улыбнулась Вика. – У вас сейчас такой период! Такой восторженный. Я очень рада за вас! Дай Бог вам счастья. Ниночка заслужила его. Она просто очаровательна!
- Да что ты, Вика! Не захвали, - засмущалась Нина.
- Она права, Нинок! Все будет хорошо! Слово. – Марьямов посмотрел в окно. – А где ваша подруга Евгения, Вика?
- О! Это моя соседка и очень близкий человек. Она придет чуть позже. Очень своеобразная дама.
- А в чем же? – заинтересовался Марьямов.
- Во всем! Во всем. – Вика посмотрела на Марьямова. – А вам она тоже понравилась? Да?
- Необычна, как-то, порою загадочна.
- А ты откуда знаешь, Марьямов? – Нина недоуменно смотрела на Марьямова.
- Да так, столкнулся как-то случайно в саду. Поздоровались. Я ведь культурный человек. Так вот, по разные стороны изгороди. Показалось, что она случайна в этом сельском пейзаже.

- Вы правы, правы! Очень даже случайна. Но вот уже несколько лет подряд проживает здесь все лето. Мне нравится. Вот и сегодня встретила меня на Ленинградском вокзале и привезла сюда. Она очень хорошая.
- И все? – Марьямов ждал.
- Все, все, Марьямов! Лучше сходи за ней, все готово, пора начинать, - Нина подталкивала Марьямова к двери.
- Ты меня выставляешь, Нинок? Понял, понял! Есть ваши дамские секреты? Я прав? Уже иду.
Постучав в калитку и не получив никакого ответа на этот условный сигнал, Марьямов толкнул ее и прошел по дорожке к высокому крыльцу. И здесь никто не прореагировал на его стук.
- Хозяйка! Вы здесь? Можно войти? – Марьямов нерешительно, держась за открытую дверь, потоптался в прихожей, закрыл дверь и прошел в комнату. Все здесь было необычным для сельского дома. Особенно атмосфера и легкие запахи явно французской косметики.
- Проходите, я в спальне, - послышался мягкий грудной голос со знакомым уже Марьямову акцентом. Он вошел в приоткрытую дверь и увидел Евгению, стоящую у большого трельяжа… с совершенно оголенной спиной.
- Помогите мне. Застегните, пожалуйста, молнию. – Марьямов опешил, но потянулся к ее пояснице, нашел замок и медленно стал подтягивать его вверх.
- Смелее, Марьямов! – Она смотрела на него через зеркало и произнесла это с каким-то шармом, иронично и выжидающе его реакции.
 
- Давно не практиковался в этом, знаете, здесь важны навыки, - промолвил Марьямов, поправляя замок змейки у воротника.
- Вы хорошо справились, Марьямов. Чувствуется твердая рука и решительность. Во всем? А?
- Стараюсь, Евгения.
- Да! Я это заметила. Очень усердны. Да и время у вас сейчас эйфорическое! Такой подъем. И партнерша ваша под стать вам. Приятная молодая особа! Да еще с таким темпераментом…
- Евгения, ради Бога! Ну виноваты! Потеряли чувство времени и реальности! Но, согласитесь, все было естественно!
- Слишком, Марьямов, слишком! – Евгения повернулась к Марьямову, обхватила его за талию и привлекла к себе. – Я вам нравлюсь? – Зеленые глаза с поволокой полузакрылись, ожидая признания.
- Вы загадочны, Евгения! – Голос Марьямова  дрожал.
- Так что же вы медлите? Узнайте тайну. Ну? О! У вас совершенно нормальная реакция на женщину. Вот как напрягся ваш малыш.
- Нас уже ждут… там… Евгения, - сопротивляется Марьямов, но руки уже безсознательно нащупывали молнию платья и она стремительно пошла вниз. Платье упало к ногам Евгении…
- Ты такой сильный? Боже, как сладко! Ну, смелее, милый! – стонала бессвязно Евгения, обнимая горячее тело Марьямова. – Возьми меня всю! Скорей!
- Ну ты просто сумасшедшая! Что ты делаешь? Что я делаю? – впиваясь в губы Евгении бормотал Марьямов.

- Хорошо, хорошо, - страстно шептала Евгения.
- Да это кошмар какой-то! Ты создана для любви. – Марьямов совершенно обезумел и только видел эти глаза, пунцовый рот и трепетное тело, наслаждать которое было так волнительно и приятно.
Страсть умчалась так же неожиданно, как и возникла. Они продолжали лежать обессиленные на длинноворсном ковре, безмолвные, опустошенные. Евгения очнулась.
- Иди, Марьямов! Скажи, что мне стало плохо и что я в постеле. Оклемаюсь и приду. Скажи, что ты оказывал мне первую помощь. И ты будешь абсолютно прав! Ты мой доктор Айболит! – Она улыбнулась. – Иди. А то снова будет приступ.
Марьямов, шатаясь и держась за голову, медленно пошел к выходу из дома.
- Что с тобой? На тебе нет лица! – Нина взволнованно смотрела на Марьямова.
- Да… ты знаешь… в общем, Евгении плохо. Она задержится. Я, как мог, оказал ей помощь…
- А что с ней, - Вика ждала ответа.
- Сердце, но уже лучше. Проходит. Просила ее простить. Будет позже. Ей надо успокоится, - врал Марьямов, сам не замечая этого.
- А ты, как я вижу, испугался! Вот как волнуешься, - Нина смотрела на Марьямова.
- Ну… не каждый день оказываешь первую помощь…- Марьямов опустил глаза.
- Так все хорошо? Ей, правда, лучше? – продолжала Вика.
- Правда! Давайте начнем. Что-то хочется выпить. Она подойдет, - уже уверенно и с некоторой злостью выпалили Марьямов.
- Ну, ну, успокойся, - Нина взяла Марьямова за руку. Тот резко вырвался.
- Ты что, Марьямов? – спросила с удивлением Нина.
- Просто он перенервничал, Нина. Давайте за стол, - Вика первая села за стол. Пир, к которому готовились так решительно и которому предшествовало совершенно не ординарное событие, начался.

Марьямов напился, чем очень удивил Нину. Евгения так и не появилась. Ближе к полудню, Вика, побывав у нее, успокоила всех, подтвердив, что Евгении уже лучше, и она приносит свои извинения.
- Ну и ладненько! Нам было неплохо. Дамы, по последней и по коням!
- Хватит, Марьямов! Я тебя не довезу, - заметила Нина.
- Все, все, Нинок, согласен. Где наши вещи?
Собрались. Стали прощаться с Викой, благодарить за гостеприимство.
- Да не за что, ребята! Всего вам хорошего! Пусть все сложиться у вас! Счастливо! – Вика обняла Нину, протянула руку Марьямову, который несколько раз ее поцеловал, приговаривая:
- За кров – спасибо! За стол – спасибо! За отличную компанию – спасибо! За…
Вика, смеясь, отняла руку.
- Вы забавны в подпитии, Марьямов! Очень!
- Простите… Уже уезжаем… Бай!
Уже вечерело. Нина уверенно вела машину. Марьямов, пребывая в блаженном состоянии хорошо выпившего, молчал.
- Я отвезу тебя домой, слышишь, Марьямов.
- Хорошо, Нинок, что-то я совсем не в себе.
- Конечно! Столько выпить! Что с тобой? Не пойму?
- Затмение, Нинок, но уже проходит. Боже, как гадко!
- Ты о чем, Марьямов? Не пойму? Ну, перепил. С кем не бывает. Я тебя не брошу. Любопытно! Таким тебя не знала. Бывает. – Дальше ехали молча.

*

На следующее утро наскоро бреясь, Марьямов все вспоминал и вспоминал подробности вчерашнего дня. “Да было ли это или же мне пригрезилось? думал он. “Вот черт! Стыдно и мерзко! Что это я? А какая женщина! Какое тело, а страсть! Сладко и загадочно. Ничего о ней не знаю, а отдавалась от души. И как восторженно! Порыв и безрассудство, словно в омут головой и страшно, и сладко! Ох! И это после близости Нины? Что будет? Что делать! А ничего! Забыть! Ну было маленькое приключение до женитьбы. Это, как мальчишник. Как прощание с вольной жизнью. Да! И всего то. Что, я не мужик? Нет! Такую даму увлечь враз! Да! Было и сплыло. Все!” Мобильник заиграл “Турецкий марш”.
- Да! А, это ты, Нина! Прости за вчерашнее. Был не в себе. Что? Ну, да! Оставила сережки. Вчера. Да. Хорошо, хорошо. Слетаю за ними. Вика ждет. О! Не смогу, только вечером. Хорошо, хорошо, тотчас примчусь. До встречи.
Рабочий день был насыщенным и безразмерным. Шеф самолично проверил вариант ответа партнеру. Марьямов по электронной почте отправил сообщение в Париж и ждал ответа. Ответ пришел к нему к концу рабочего дня. Все успокоилось.
- Бери билеты на два лица. Я лечу с тобой.
- Отлично, Сергей! Вот и подпишем там генеральный контракт.
- Подпишем, Марьямов. Подпишем, если он примет наши замечания.
- Увидим. Примет. Он очень заинтересован в нас.
- Мы тоже. Все, я пошел. Еще столько дел, - шеф скрылся в своем кабинете.
Всю дорогу к даче Марьямов думал о Евгении. “Не буду с ней видеться. Все, все! А как она? Интересно? Надо же. Эти злополучные сережки. Нет, нет! Возьму и назад. Пару слов с Викой и домой”.

Однако, Вика его не дождалась, сережки передала ему Евгения. Она была загадочна и немногословна. Марьямов взглянул на нее и…
Затмение продолжалось… Всю ночь… И утро… И полдня, пока снова не зазвучал “Турецкий марш”.
- Марьямов! Ты где? Совсем пропал!
- Ни..нок? Прости, дела. Сережки у меня, сегодня привезу, не волнуйся.
- А я и не волнуюсь, Марьямов. Мог бы и позвонить.
- Понимаешь…
- Понимаю, дела. Ну так я жду.
- Лечу, лечу, - только и успел произнести Марьямов, как Нина отключилась.
Евгения, облокотившись на руку лежала на постелИ и многозначительно улыбалась. Ее бархатная кожа покрылась пупырышками.
- Укройся, ты замерзла, - заметил Марьямов, пряча мобильник.
- Ты ведь не дашь мне замерзнуть? – спросила она, перевернувшись на спину и подняла колени. – Войди снова в меня! Я совершенно балдею от твоего роскошного малыша.
- Ты просто ненасытная римская волчица, - Марьямов, забыв обо всем, исполнил ее желание.
- Давно так не отдавались. Боже, боже! Ты пронзаешь меня всю. Такой стойкий и неутомимый малыш! Хочешь, я сделаю тебе минет? Это я умею делать и неплохо!
Марьямов не успел даже ответить, как уже быстрые и умелые руки творили чудеса, а полные чувственные губы раскрылись для поцелуя этого неутомимого насладителя плоти. Время остановилось и только чувственные стоны Евгении, да глубокое полуобморочное молчание Марьямова царили над ристалищем. Так продолжалось еще и еще.

“Стерва! Боже, до чего сладка! Богиня! Хочу ее еще. Что творит со мной! А как горяча и развратна. Но, как великолепна! Сойти с ума! Вот женщина без комплексов и запретов. Хочу ее!”, говорил себе Марьямов, полностью покорный этим напорам.
Евгения откинулась на подушки, улыбнулась Марьямову, пребывавшему в нирване, и промолвила:
- Иди! Жалко расставаться, но иди. У тебя дела.
- Не хочу, не гони меня. Хочешь еще?
- Хочу, Марьямов, но разумнее тебе уехать. Да и невеста заждалась. Ну как, я лучше? А?
- Ты великолепна! Ты блистательна! Ты развратна до умопомрачения! Но ты безумно сладка!
- Ладно, льстец! Иди. Сама знаю, какая я. Будешь еще вспоминать меня. А Нина свежа и очаровательна. Правда, многого она не умеет, но быстро научится… иди.
- Когда мы увидимся. Я очень хочу этого? – спросил Марьямов Евгению, одеваясь.
- А как же твоя женитьба? – Евгения ждала.
- Ты сущая стерва! Не можешь без иронии. Да?
- На мир можно смотреть только иронически, Марьямов, учти это.
- А в постели ты…
- В постели, да с тобой – все правда, без иронии, полный натурализм, но с фантазией и никакой иронии. Я тебе позвоню. Хорошо?
- Ладно, вот возьми карточку, там есть телефон, он всегда при мне, - протянул Марьямов визитку.
Евгения не позвонила. Она не позвонила больше никогда. Марьямов об этом пока не знал.
Командировка в Париж выдалась очень напряженной и плотной. Контракт был подписан на пятый день, после многочисленных добавок, правок, закорючек адвокатов французской стороны.

- Что ты так рвешься домой, - шеф недоуменно смотрел в глаза Марьямову, - здесь ведь Париж! Гуляй себе. Я добрый, бери свою неделю.
- Серега, она мне нужна дома, понял?
- Понял, понял! Подозреваю, что замешана дама?
- Угадал.
- Ладно, лети. Я еще задержусь на пару дней. Здесь есть что посмотреть.
Буквально примчавшись с аэровокзала, Марьямов сел в машину и быстро, быстро, минуя порою и красные огни светофоров, умчался за город. На его стук в калитку, а затем в дверь, никто не ответил. Устроившись на крыльце прождал четыре часа, пока не стемнело. Отчаявшись, уехал.
- Вот так сюрприз, не ждала тебя так рано! Что случилось, Марьямов? – Нина удивленно встретила Марьямова.
- Ничего, Нинок, просто срыв какой-то у меня.
- А-а-а! И конечно виновата женщина. Я права?
- Ты чего это? Какая там женщина?
- Брось, Марьямов! Я то чувствую. И ведешь себя странно. И в Париж уже не приглашаешь.
- Понимаешь, Нинок…
- Нет, Марьямов! Ты-то сам разберись. А какие песни пел недавно!
- Разберусь! Будь уверена.
- Вот тогда и приходи, Марьямов. – Нина отвернулась к окну. Марьямов встал и, не прощаясь, ушел, понурив голову, в каком-то трансе.
Через неделю безуспешных поисков Евгении, позвонил Нине:
- Нинок, прости, хочу приехать.
- Что, не нашел свою богиню, да?
- Ты о чем?
- Сам знаешь о чем. Разберись в своих делах, тогда и звони. Прости, - и Нина отключилась.

В течении всего лета Марьямов несколько раз еще звонил Нине, но ее холодность не располагала к душевному разговору. Надо было уже возвращаться в Париж, к новым делам и планам.
Позвонил перед поездкой Нине.
- Не могу тебя простить, Марьямов. Хотела бы, но не могу. Чуть позже, может быть. Так обмануть мои надежды!
- Пойми, это было затмение, понимаешь? За-тме-ни-е!
- Понимаю, Марьямов. Но сердце все еще ноет, дай еще время. Поезжай, а там посмотрим. Ты хороший человек, но оказался слабаком! Прости. В постеле с тобой хорошо. А, вот, в жизни… - она умолкла, - Все!
На следующий день Марьямов улетел.

*

Прием был в самом начале, когда собираются гости, обновляются знакомства, обмениваются впечатлениями после отпусков и поездок. Хозяин банкета, французский партнер фирмы, где трудился Марьямов, не скрывал своего удовольствия от первых успехов сотрудничества, обходил с бокалом аперитива своих гостей.
- Мсье, Марьямов! Рад, очень рад нашим совместным делам! Вы хорошо поработали. Думаю, что и дальше нас ожидает успех.
- Надеюсь, господин Ранже! Мы готовы к открытому сотрудничеству и в других областях.
- О, да! Мне уже доложили о вашем новом проекте. Заманчиво. Давайте, на неделе обсудим детали. Готовы?
- Мы ждем, господин Ранже.
- Зовите меня просто Ксавье, мсье Марьямов. Идет?
- Идет, господин Ксавье.
- Просто – Ксавье!
- Ладно, тогда и я готов откликаться на – Геннадий. А?
- О кей, Геннадий, - смеясь, отвечал Ксавье, делая ударение на последний слог. Чисто по-французски. – У вас, русских, очень длинные имена. Это даже интересно! Моя жена часто бывает в России. Там ее корни.
- Да! И она говорит по-русски? – спросил Марьямов.
- Разумеется, Геннадий. А я вот никак не могу изучить ваш богатый язык. Я сегодня познакомлю вас с ней. Она недавно вернулась из России, где любит отдыхать на природе. Я, к сожалению, не разделяю ее привычек, но…

В это время в глубине зала появилась мадам Ранже с двумя сыновьями, подростками семи и одиннадцати лет. Окруженная вниманием знакомых, она медленно шла к мужу. Марьямов повернулся на легкий шум и… обомлел. Улыбаясь, грациозно и, медленно ведя впереди себя ребят, к нему, шла… Евгения. Она подошла ближе и Марьямов понял, что улыбка предназначалась конечно, Ксавье, который не скрывал своего удовольствия от эффекта появления жены и сыновей.
- Эжини! Милая! Рад видеть тебя и мальчиков! Спасибо, что пришла. Вот, - он повернулся к Марьямову, - знакомься, господин Марьямов, наш российский партнер. – Эжени спокойно посмотрела на Марьямова совершенно потухшим взглядом, протянула руку, которую Марьямов взял своей дрожавшей рукой, и промолвила безразличным тоном по-французски:
- Очень приятно, мсье! Рада принимать вас.
- И мне, мадам! – ответил Марьямов, отпуская холодную руку Эжени.
Она слегка улыбнулась, снова посмотрела на Марьямова, и ему почудилось, что он увидел в ее зеленых глазах слабый отблеск того огня, что горел тогда, в середине лета, там, в родных российских просторах…
- Увидимся еще, - промолвила она почти безразлично снова по-французски и… повернувшись, медленно удалилась в соседнюю залу.
- Странно! – удивился Ксавье, - обычно она сразу переходит на русский, когда говорит с соплеменником, очень странно!
Марьямов понимающе молчал.


02.07.2003.