Божий дар, мымра и веселая кобыла. Из серии Я, Раш

               
     Людям порой снятся странные сны, в которых куски реальности, обрывки дневных эмоций и ситуаций причудливым образом перемешиваются и с трудом поддаются трактовке. Вот и мне приснилось, что пишу картины. Наверное, сновидение было вызвано невыполненным желанием: в глубине души я завидовал художникам и жаждал рисовать, но не знал, с какой стороны подойти к мольберту и как держать кисть. Материалисты сказали бы, что разгадку к подобным явлениям надо искать в подсознании, которое, вырвавшись из–под контроля разума, проявляет себя столь странным образом.

   Вещий сон подстегнул меня к творчеству, внутренние клапаны внезапно распахнулись, и наружу хлынули скрытые доселе способности. С утра я обежал магазины и купил мольберт, краски и иные принадлежности, необходимые для творчества, потратив часть денег, заработанных в стройотряде. Возвратившись в общежитие, я с нетерпением приступил к живописи. Рашид с Васей, став за моей спиной, покрутили пальцем у виска и с изумлением уставились на то, как лихо моя рука наносит на холст точные и выверенные мазки, словно ее водила какая–то мистическая сила. Не исключено, что это была рука предка из потустороннего мира, который при жизни был художником. Надо признать, что из–под кисти выходили не шедевры, но в масштабе института яркие пейзажи нашли признание.

   Молва о том, что студент–технарь в одночасье обернулся пейзажистом, докатилась и до декана. Восхитившись моими картинами, которые, как он выразился, по технике исполнения напоминают работы одного знаменитого художника, у которого «неизменно были проблемы с сессией», декан попросил скопировать одну картину ко дню своего рождения. Композиция полотна была не хитрая – затерявшееся в сумерках зимнего леса строение в стиле барокко, вблизи которого стояли запряженные сани.

   Отказываться от "просьбы" было рискованно, и я нехотя согласился.
Очарование зимней природы и звенящую тишину хвойного леса удалось передать подбором цветов, а вот изобразить савраску оказалось непостижимой задачей. Эта скотина ни к какую не желала впрячься в сани. Хоть убей, не удавалось соблюсти ее пропорции и притулить к туловищу задние ноги и голову. Как не старался, из–под кисти выглядывал ухмыляющийся ишак. Впору было отчаяться: время поджимало, а дело не двигалось. Выручил Вася, предложив обратиться за помощью к знакомому художнику. «Почему бы и нет, – мелькнуло в голове, – тем паче что мне не посчастливилось побывать в мастерской профессионала. Хоть краем глаза взглянуть бы на чью–то творческую кухню!».

   В мастерскую мы зашли с любопытством и благоговением. Воздух в ней был пропитан духом творчества и запахами красок вперемежку с парами спиртного. К стенам были прислонены незавершенные картины, покрытые слоем пыли. На полу валялись тюбики с краской и облезлые кисти. На столе стояла массивная пепельница, полная окурков. У творческих людей подобное называется «творческий беспорядок». По убогой обстановке и кислому выражению лица мастера нетрудно было догадаться, что он не избалован заказами и пишет картины для собственного удовольствия. И то тогда, когда удавалось выклянчить у кого–ни будь холст и краски. Предвидя такое, мы прихватили набор кистей.
 
   Узнав причину нежданного визита, художник успокоил нас:

 – Не вижу повода для расстройства. У знаменитого пейзажиста Шишкина, который мог прорисовать на своих картинах каждую травинку и хвоинку, при создании полотна «Утро в сосновом бору» не получались медведи. Их помог нарисовать Савицкий. И вашу клячу изобразим.

   Пока он под моим пристальным взглядом набрасывал контуры лошади, Вася с видом знатока, приставив руку к щеке, осматривал полотна.
 
 – Отличные работы! – пробормотал он. – Каждая твоя картина ослепительно роскошна. Образы ложатся прямо в сердце, заряжают позитивом. Особенно захватывает вон та абстракция у стены. Почему не продал?

 — Это не абстракция, – отреагировал мастер, не отрываясь от работы, а фанера, о которую вытираю кисточки. Но ты прав, нынче модны картины в подобном жанре.
 
 – В углу «Черный квадрат» Малевича? – ничуть не смутился Вася, кивнув головой на картину в углу мастерской.

 – Нет. Копия картины Альфонса Алле «Битва негров в глубокой пещере тёмной ночью». А продавать свои работы пытаюсь, однако мне фатально не везет. Портрет генерала, –ткнул он кистью в пространство за собой, не оплачен, посадили соколика. А эту молодуху с диадемой на голове заказал один скользкий тип. И он пропал, будь он не ладен! Не заходит и на звонки не отвечает. Поди разбогатей! – выразил он обиду.

 – Вот наглец! – возмутился Рашид. – Можно я попробую дозвониться?

 – Попытка не пытка. Номер, телефон на обратной стороне холста, – проронил художник, безнадежно махнув рукой, мол, зря стараешься.
 
   Рашид, как не удивительно, дозвонился сразу:
 
 – Алло, здравствуйте, я могу поговорить с Нариманом Леоновичем? Что? Придет поздно? А вы, извините, кто? Ах, жена...бывает. Понимаете, ваш муж заказал портрет дамы в диадеме и не выкупил… Откуда я знаю, кто? Наверное, вы.

   Положив трубку, Рашид победоносно зыркнул в нашу сторону.

 – Сказала приедет! – произнес он, довольный, что удалось помочь творцу.

   Вскоре в мастерскую ввалилась женщина атлетического телосложения, с накачанными бицепсами и походкой, как у робота. Взглянув на портрет, она застонала. Сначала тихо, потом громко и яростно.

 – А я–то удивляюсь, с чего это мой муженек повадился к "любимой тете" и перестал носить дырявые носки! –возмутилась она. – Дома мышь в холодильнике повесилась, а он транжирит деньги на эту гадину. Ну, скотина, погоди! Плохо же ты знаешь свою жену, Сулико!

   Потом повернулась к нам и заорала:
 
 – И вы тоже подонки, такие же кобели!

   Вася, не сдержавшись огрызнулся:

 – А ты, буйволица, давно смотрелась в зеркало? На такую рожу, как у тебя, лепить огуречные кружочки бесполезно… Мымра!

  Ох, напрасно он распустил язык! Рассвирепевшая особа запустила в обидчика пепельницей. Вася успел пригнуться, а я в аккурат стоял за ним и не успел. Затем она обозвала соперницу по деревянному – "сучкой", разорвала ее портрет в клочья и, прежде чем исчезнуть, разнесла мастерскую на атомы, нанося удары руками, головой и интимными органами. Не успели опомниться, как «творческий беспорядок» превратился в сущий бедлам.

  Когда улеглась пыль, мы предложили художнику помощь в наведении порядка.
 
 – Нет, нет! Упаси боже! – Уже помогли, – ответил он с укором, выползая из–под мольберта. – Низкий вам поклон!

   Дома Вася перевязал мой глаз полотенцем, а чтобы оно не давило, вставил между ним и глазом бублик.

 – Ай–ай–ай, прямо в глаз попала, зараза! – возмутился он, цокая языком. – Не стой, приляг, испей водицы, а сей медяк приложи к фингалу под вторым глазом, авось за ночь рассосется. Завтра пойдем к окулисту.

   Утром, топая по коридору поликлиники, Вася продолжал сетовать:

 – Повезло, что Сулико не хлопнула тебя по ушам. Лучше жить с одним глазом, как Кутузов, чем остаться глухим как Бетховен!

   Вдруг распахнулась дверь хирургического кабинета, и появился мужчина с повязкой на глазу. Одна рука у него была загипсована. Через открытую дверь до нас донеслось:

 – Нариман Леонович, извините, мы забыли записать, кем вы работаете.

 – Тренером по карате, – процедил мужик сквозь зубы и, припадая на одну ногу, заковылял к выходу.

   Услышав знакомое имя, мы покатились со смеху. Рашид, протянув руку вслед тренеру, жалобным голоском затянул:

   Я могилу милой искал,
   Сердце мне томила тоска.
   Сердцу без любви нелегко.
   Где же ты, моя Сулико?

   А вот декан от моего творчества пришел в восторг. Особо теплые чувства у него вызвала кобыла с веселой мордочкой, не обратив внимания на то, что божье создание было о трех копытах. Знать, художник, спасаясь от рассвирепевшей особы, напрочь забыл пририсовать ей четвертую ногу. В знак благодарности за "шедевр" декан выписал нам путевки в студенческий профилакторий. И то хорошо, как–никак экономия на харчах.

  Рисунок Николая Крутикова