Почему считается, что только Москва никогда не спит? Самара, родной город доктора Дениса, тоже никогда не спит. Или, скажем, Орел. Даже Саров, засекреченный город, тоже никогда не спит, хотя населения меньше ста тысяч и из всей ночной жизни – три круглосуточных магазина и четыре ресторана, которые, правда, в будни в полночь закрываются. А поди ж ты – некогда людям спать! Доктор Денис докажет этот факт всего одним аргументом: посмотрите, сколько вызовов поступает на «скорую помощь» каждую ночь! Иной раз и на станцию его бригада и вернуться не успевает. Диспетчер диктует очередной адрес, и шофер Саныч раздраженно сплевывает в приоткрытое в любую погоду окно «скорой»: лишь бы не к потенциальному жмурику. После жмуриков бригада подавлена и ждет неприятностей. Будет разбор полетов, а то еще и жалобу накатают родственники: долго ехали!
Сегодня январская ночь, собачий холод (минус тридцать!), липы, которых в Сарове видимо-невидимо, звенят от мороза. Доктор Денис, фельдшер Таня и Саныч мчатся на окраину на несуразный вызов: женщина поранила руку ножом. Похоже, задеты вены. И что их ждет на месте? Вены ведь просто так не режутся. Значит, был скандал. Или пьянка. Или пьянка со скандалом. А может, эту тетку порезал сожитель и теперь ждет бригаду «скорой» с тесаком в руке и налившимися кровью глазами. Слово поперек скажи – и в тебя нож воткнет.
Девятиэтажка у самого леса, в котором прячется секретная площадка секретного НИИ. Окна горят почти на каждом этаже. Вот чего не спится людям, когда давно была полночь и утром на работу?
Доктор Денис звонит в дверь, а фельдшер Таня с чемоданчиком прячется за его спину: мало ли что…
- Открыто! – кричит мужчина из квартиры.
Бригада настороженно входит.
Из зала в кухню тянется кровавый след. Мужчина в домашних джинсах и незастегнутой клетчатой рубашке возится с тряпкой. Его тошнит, он еле сдерживается. Надо же, брезгливый… Или трусливый…
- Где пострадавшая? – строго спрашивает доктор Денис.
- На кухне сидит. Дымит, как паровоз. Дура!
Фельдшер Таня шумно втягивает воздух ноздрями и удивленно качает головой: сигаретами пахнет, кровью пахнет, алкоголем - не пахнет. То есть тут не пьянка. И на скандал не похоже. И пострадавшая – женщина лет тридцати – сидит на стуле, закинув ноги в шерстяных носках на раскаленную батарею как будто спокойно. Правой рукой она держит сигарету, а левую подняла высоко над головой. Выше локтя самодельный жгут из какой-то тряпки, ниже – две отчетливые резаные раны. И лужа крови у ножки стула.
- Что случилось? – Денис пытается просчитать ситуацию, раскладывая на столе свой чемоданчик.
- Недоразумение и только лишь, - женщина нервно выдыхает дым. – Я неуклюжая. Картошку чистила, а нож соскочил.
- Два раза? – уточняет доктор Денис, берет порезанную руку в свои ладони и изучает масштаб бедствия.
- Я же говорю: неуклюжая…
Картошка на месте происшествия присутствует. Чищеная – в кастрюльке с холодной водой, нечищеная – в раковине. Нож – превосходного качества, с широким лезвием, для разделки мяса – валяется на мойке. И на нем кровь. Вот только следы, которые замывает муж в прихожей, тянутся из зала. То есть порезалась женщина не на кухне. Попытка суицида? А почему она тогда сидит и курит?
- Сигарету потушите, - велит доктор Денис.
- Обо что? – удивляется женщина. Она бледна: то ли от боли, то ли от потери крови.
- Таня, отберите у нее сигарету. И давайте сюда бинты. И обеззараживающее…
Доктор Денис накладывает тугую повязку, которая тут же напитывается кровью, и говорит:
- Одевайтесь. Поедем в травмпункт шить. Паспорт и полис возьмите.
- Вот ведь неприятность какая, - ехидно отвечает женщина, и непонятно, к чему относится ее ехидство: к порезанной руке или к необходимости искать документы.
Она встает и идет в зал. Прямо по лужам собственной крови, которые муж не успел замыть. Он, кстати, решил, что это не царское дело. Бросил тряпку посреди прихожей и кричит вслед жене:
- Вот оно мне надо? Сама насвинячила – сама уберешь!
- Дня через три. Или даже больше, - отвечает женщина. Дверь в зал распахнута, и видно, как пострадавшая пытается натянуть на себя джинсы одной рукой. Вторую, забинтованную, она держит на отлете, и от шока не чувствует боли.
- Это почему? – удивляется муж.
- А меня в дурку упекут. Они ж не верят, что это из-за картошки. Вызовут психиатра и закатают меня в белый домик без занавесок.
Таня нечаянно фыркает и заливается краской:
- Простите, Денис Анатольевич…
Джинсы – это ерунда. А вот как женщине завязать шнурки на зимних кроссовках одной рукой? Она садится на банкетку в прихожей и усердно пыхтит.
- Я помогу, - предлагает доктор Денис.
- Я легко обхожусь без мужской помощи, - пострадавшая переходит на воинственный тон.
- Я же говорю: дура! – зло усмехается муж.
Но женщина действительно завязывает шнурки самостоятельно, скрючившись и помогая себе зубами. Упертая!
Бригада и пострадавшая спускаются к машине, доктор Денис бросает взгляд на дом и удивленно отмечает: в квартире пострадавший гаснет свет. Ее муж что, спать лег?!
- Таня, сообщите диспетчеру, что нам нужен хирург. А психиатр не нужен.
Фельдшер смотрит на него с изумлением:
- Вы верите в этот бред с картошкой?
- А вы верите, что она самоубийца? Если такая женщина захочет зарезаться, зарежется и глазом не моргнет.
Пострадавшая сидит в салоне и смотрит в заледеневшие окна. Ей ничего не видно, но она смотрит, думает о чем-то своем и презрительно кривит губы. Нет, это точно не самоубийца.
Пострадавшую сдают под присмотр дежурных травмпункта. Доктор Денис уточняет:
- Психиатра не вызывали?
- Вызывали, - отвечает фельдшер Евгения Васильевна.
- Зря.
- Ничего не знаю. По инструкции положено.
Доктор Денис возвращается в «скорую», а Таня уже записывает следующий адрес: престижная пятиэтажка почти в центре города, в подъезде неизвестный с признаками передозировки. Чем? Ну, уж точно не аскорбинкой.
В подъезде рядом с полутрупом сидит девица, держит его за руку и нежно-обдолбанным голосом рассказывает, какая у них будет чудесная свадьба через два месяца. Пока она описывает свое подвенечное платье, доктор Денис обкалывает жениха всем подходящим, что есть в чемоданчике. Невесту оставляют в подъезде, а жениха увозят в приемный. Женщина с заштопанной рукой ждет психиатра. И полицейского. Положено по инструкции.
А потом бригада едет к старушке, которая решила, что помирает, хотя давление у нее, как у космонавта: сто двадцать на восемьдесят, и отличный сердечный ритм. Ей просто одиноко, этой старушке: все подруги спят, а у нее возрастная бессонница и не с кем поговорить. Поговорили. Старушка осталась обиженной и пообещала пожаловаться главврачу клинической больницы.
Потом два часа тишины, и ближе к семи вызов – астматический приступ у пятилетней девочки.
В половине девятого утра доктор Денис приходит в свою комнату в общежитии и, не раздеваясь, падает лицом в подушку. Ему снятся родная Самара и возмущенная мама, кандидат медицинских наук, выговаривающая отпрыску за дурацкое решение сорваться с насиженного места и уехать в какой-то Саров, который не на каждой карте отмечен. Ну, не придурок ли?
Когда доктор Денис просыпается, на улице снова темно. Он заваривает в эмалированной миске два бомж-пакета, потому что ему лень самому себе готовить. Потом идет в душ – один на все крыло. Моется и смотрит в облупившийся потолок душевой. Может быть, мама права, и ему не стоило уезжать из Самары? В конце концов, многие его ровесники разводятся, но разве это повод убегать из родного города? Чего он ищет в Сарове? Зачем ему этот странный недружелюбный город? Он тут никого не знает. Выпить – и то не с кем. С Таней, что ли? Так у Тани муж и трое детей: два сына и дочка. Кому он нужен, врач-одиночка?
После душа доктор Денис съедает миску быстрых макарон, ехидничая в свой адрес: «Врачу, исцелися сам!» Он еще и сигаретку закуривает, хотя почти не курит, но почему-то сейчас, в этот морозный полувечер, хочется полноты ощущений.
Подумав, доктор Денис звонит с мобильного в диспетчерскую. Дежурит Елизавета Львовна Плющ, тетка доброжелательная, но невероятно ленивая. К своим пятидесяти она не нажила ни одной морщины. Не потому что ухаживает за собой, а именно потому, что ленива. Ей лень тратить драгоценные нервные клетки на всякую муру вроде ссор с мужем или переживаний за детей. Она и доброжелательна оттого, что лень раздражаться.
- Елизавета Львовна, это Сергеев. Посмотрите, пожалуйста, в журнале, что там с пациенткой Каревой? Ночью привозил с резаными ранами предплечья.
- Спали бы вы, Денис Анатольевич, - доброжелательно говорит Плющ. Ей лень рыться в журнале.
- Уж сделайте одолжение, - настаивает доктор Денис.
Плющ вздыхает и надолго замолкает. Уснула, что ли? Нет, вроде шелестит страницами. А чего там шелестеть? Не за прошлый месяц надо информацию найти.
- Карева, говорите? А что не так с Каревой? Что интересует?
- Чем дело кончилось, - раздражается доктор Денис.
- А ничем. Была консультация у психиатра. Милиция показания с нее сняла и отпустила.
- Куда отпустила?
- Домой отпустила. Там же не было криминала. Чистила картошку – нож соскочил…
- Спасибо, - говорит доктор Денис и долго смотрит в окно, за которым звенят старые липы.
Снова набирает Плющ и просит:
- Домашний адрес Каревой не напомните?
- Спали бы вы, Денис Анатольевич, - доброжелательно говорит Плющ.
- Уж сделайте одолжение!
Молчание и шелест страниц. Как с ней муж живет? На трехразовом питании: понедельник – среда – пятница?!
Плющ диктует адрес. Доктор Денис одевается в свежее и вызывает такси.
Но прежде чем позвонить в квартиру Каревой, он полчаса бродит под окнами. Заглядывает в продуктовый магазинчик в десяти метрах от дома пострадавшей. И снова курит, уже второй раз за день. Спрашивается, в своем ли вы уме, доктор? Что бы вам сказала мама, кандидат медицинских наук, считающая калории, обливающаяся холодной водой и за всю жизнь ни одной затяжки не сделавшая?
Доктор Денис придумывает несколько вариантов начала разговора. На случай, если дома муж, если дома только муж и если дома только Карева.
Но все оказывается просто. Карева открывает дверь, с удивлением смотрит на доктора Дениса и всплескивает здоровой рукой (больная на перевязи у груди):
- Ой! А вы на смене еще?
- Утром сдался.
- Как хорошо, что вы пришли! Я такой кофе сварила! И торт купила. Психиатр велел на сладкое налегать. Славик, смотри, кто к нам пришел!
- У меня лучше есть, - растерянно говорит доктор Денис и вынимает из-за спины левую руку, в которой бутылка коньяка. – Вы только не подумайте ничего такого… Я в Сарове третью неделю… Никого не знаю, а выпить хочется…
- Отчего ж не выпить? – соглашается Слава. Он во вчерашних джинсах, и рубашка на нем та же. Полы отмыты до блеска, никаких следов вчерашнего происшествия. Только косяк в зал выломан. Но это свеженькое. Что тут вообще происходит?!
Карева достает из кухонного шкафчика хрустальные рюмки под коньяк. Доктор Денис тонко режет лимон тем самым ножом, который ночью валялся, окровавленный, на мойке. Странное ощущение.
Слава сидит за столом, положив ногу на ногу, и на его лице ни капли раскаяния. Напротив, он готов отрицать любые обвинения в причастности к происшедшему.
Дрогнули. Закусили лимончиком. Помолчали, настраиваясь на разговор.
- Ну, - начал доктор Денис. – Что сказал психиатр?
- Олег-то? – усмехается Карева. – Олег сказал: иди домой, матушка, ибо ты самая неуклюжая женщина из всех, кого я знаю.
- Он для вас Олег? – удивляется доктор Денис.
- Одноклассник мой. Еще в школе Фрейда читал. Но он больше по наркологии, чем по психическим. А я не алкоголичка и не наркоманка. И не шизофреничка.
- Вы знаете, как называется ваше состояние? – любопытствует доктор Денис. – Острая душевная боль. Может перейти в депрессию, а может затаиться, разрушать человека скрыто, мигрень, к примеру, вызвать. Причина? В вашем случае, как я предполагаю, - нерешенная проблема. Человек пытается уйти от принятия решения и наносит себе травму. Чтобы дезертировать. Спрятаться на больничной койке в надежде, что проблема рассосется. Но проблемы не рассасываются. И это тоже проблема.
Дрогнули. Закусили лимончиком. Помолчали.
- Вы думаете, я с вами спорить буду, доктор? – спокойно спрашивает Карева. И насмешливо кривит уголок рта. – Да, мне больно. Да, я бы с удовольствием сбежала от ситуации. И – да, проблема не рассосется. У нее четвертый размер груди и выкрашенные в блонд волосы до пояса. Согласитесь, такое не рассасывается…
- Давай, делай из меня виноватого, - кивает головой Слава. – Вымажи меня дерьмом перед посторонним человеком.
- А он не посторонний, - не соглашается Карева. – Он практически член семьи. Вот опоздал бы минут на десять, и мне кирдык. Но не опоздал, значит - спаситель.
- Не выдумывайте, - строго говорит доктор Денис. – То, что вы с собой сделали, по счастью, не смертельно. И не надо мне петь в уши про вашу неуклюжесть! Олег в это тоже не поверил, просто пожалел и отпустил вас. Думаете, в дурке рахат-лукум? Жизнь себе поломать могли.
- А так она не поломала? – ехидничает Карева. – Собственно, плевать на четвертый размер и на цвет блонд. Я просто честности хочу: полюбил другую – сделай одолжение, свали. Не надо близкого человека в пустое место превращать. Он домой возвращается – и воняет ею. А я должна с ним в одной постели спать и нюхать? Слава, вот при свидетеле тебя прошу: собери вещи и уйди. Поступи раз в жизни, как мужик.
- Не пойду я никуда, - обижается Слава. – Почему я должен уходить из своей квартиры?
- Она вообще-то и моя тоже.
- И что? Собрала манатки и – к маме.
- С чего бы это? Чтобы в моей кровати твой четвертый размер спал? На-ка! – Карева сует мужу под нос фигу.
- Я рад, что мы начали говорить правду, - подытоживает доктор Денис.
Дрогнули. Закусили лимончиком. Помолчали.
- А вы, доктор, женаты? – спрашивает Слава.
- Уже нет, - честно отвечает Денис.
- Ушли и все жене оставили?
- Да.
- Вы дурак?
- Нет. Мне просто несчастным быть не нравится. Квартира – дело наживное. А вот время назад не повернешь и набело жизнь не перепишешь. Так зачем себя на злость разменивать?
- Жена вам изменила или вы жене? – уточняет Карева.
- Не было никакой измены. Просто устали друг от друга. Нет, я устал. Я вообще-то онколог. Хороший онколог. Честно. И у меня в кабинете счастливых людей почти не бывает. Даже когда выздоравливают, все равно не очень счастливы.
- Почему? – удивляется Карева.
- Потому что болезнь не только их жизнь ломает, но и жизни окружающих, - терпеливо поясняет доктор Денис. – Была у меня пациентка лет двадцати пяти. По женской части рак поймала. Она лечится, борется за себя, а муж ее уже мысленно похоронил и новую пассию нашел. Девчонка возьми и выздоровей. А возвращаться куда? В ее постели уже четвертый номер спит с волосами цвета блонд.
- Сволочь? – ехидно спрашивает Слава, намекая на мужа-изменника.
- А я не священник поступки людей судить. И сам не знаю, что в жизни правильно, а что нет. Просто так бывает, и бывает часто.
- Развод-то причем? – муж возвращается к актуальной для него теме.
- Отвечу, если скажете, кто дверь в зал выбил и косяк раздербанил.
- Я, - с готовностью признается Карева. – Я же неуклюжая.
- Пусть так, - соглашается доктор Денис. – Значит, я целыми днями занимаюсь людьми, которые чаще всего прячут голову в песок, едва заслышав диагноз. Одна лечилась дохлыми пчелами. Другой к знахарке мотался, была вторая степень – стала четвертой. Приходит ко мне год спустя, а у него метастазы. Он думает, что я спрятал в ящике стола волшебную пилюлю, которую он выпьет - и мгновенно исцелится. А я думаю: чем бы тебя по башке шарахнуть, чтобы дурь вылетела, а мозги на месте остались?
И вот после такого пациента я иду домой. А дома жена, детский инфекционист. У нее самое сложное – менингит, раз в год или даже в два. Обычно – пневмонии и аденовирусные. Она возвращается с дежурств раньше меня, готовит ужин и щебечет что-то такое милое-премилое. Она думает, что поддерживает меня, отвлекает болтовней от разных мыслей, а я не могу сказать ей, что ее щебетанье меня бесит. Сказал бы – возможно, брак и устоял бы. Но я не сказал. И до сих пор не могу себе объяснить, почему. Это же так просто! Однажды пришел домой, а она не щебечет. Она, видишь ли, задолбалась. Она устала жить с угрюмым отшельником. Ему, то есть мне, плевать на ее чувства – он, то есть я, живет только собой и своими интересами. И она несчастна. Она, оказывается, плачет каждый раз, возвращаясь домой. Умывается после работы – и плачет. И снова умывается. Внимание, вопрос: кому это надо?! Я сам несчастен, и ее несчастной сделал. Не нарочно. Могу ли я изменить себя? Тогда думал, что не могу. Поэтому мы пошли и развелись.
Я вернулся к родителям, пожил годик, мамины пилежи послушал, каждый вечер с двадцати ноль-ноль до двадцати одного ноль-ноль. А потом разложил на полу карту Российской Федерации, зажмурился и ткнул пальцем. Попал в Нижегородскую область. Сунулся вакансии смотреть, и почему-то захотелось к вам за колючку попасть. Интересно же, как вы тут живете…
- И как живем? – спросила Карева.
- Как везде. Не спите и вены режете.
- А у вас точно нет волшебной пилюли? – смеется Карева. – Чтобы мы выпили, и проблема решилась.
- У меня есть феназепам, - признается доктор Денис. – Снотворное. Нам на сменах выдают, чтобы мы могли поспать после дежурств. А то с нашим графиком день и ночь легко спутать. Могу поделиться, чтобы сегодня ночью вы ничего не натворили.
- Если вы онколог, почему на «скорой» работаете? – интересуется Карева.
- Начальник вашей клинической больницы сказал, что онколог уйдет на пенсию только через год и предложил мне пока на «скорой» поработать. Я согласился. Своеобразная работа, но как будто мне пока нравится…
Дрогнули. Закусили лимончиком. Карева поставила турку на плиту и даже торт из холодильника достала. Одной рукой. И о помощи не попросила – у нее характер!
- А где гарантии, что после развода мы станем счастливыми? – спрашивает Слава. Он в задумчивости, и лоб его испещрен мимическими морщинами.
- Гарантий нет. Но у вас два варианта: либо остаться вместе, либо разойтись. Ни в том, ни в другом случае счастья вам никто не гарантирует.
- Можно оставить все, как есть, - подсказывает Слава третий вариант.
- Нельзя. Не получится. Период стагнации пройден. Дальше либо вверх, либо вниз. Подождете еще пару месяцев, и либо она вас ночью подушкой задушит, либо сама под машину бросится.
- А может, мы помиримся? – хорохорится Слава.
- Тогда начинайте прямо сейчас. Чего ждать?
- Да не хочу я мириться, - упрямо повторяет Карева. – Мириться надо было еще полгода назад, когда я эту блондинку впервые учуяла. Слава сделал свой выбор. А я свой. Я не буду мириться. Пусть он соглашается на развод.
- Не буду я разводиться, - злится Слава. – Чего мне разводиться? Ты на нас со стороны посмотри: сидим себе на кухне и кофе с тортом пьем. Разве так разводятся?
- Мне еще раз в косяк не вписаться? – интересуется Карева.
- А почему бы действительно не расстаться? – удивляется упрямству Славы доктор Денис. – Разделите квартиру пополам, каждый начнет жизнь заново.
- Чтоб ей хорошо стало?! – вдруг взвизгивает Слава. – А где справедливость?!
Карева в голос хохочет.
- Я рад, что мы продолжаем говорить правду, - констатирует доктор Денис.
Дрогнули. Закусили лимончиком. Карева подложила гостю еще кусок торта:
- Кушайте-кушайте, доктор дорогой. Не бойтесь, он без цианистого калия.
- А я и не боюсь. Потому что сахар действие цианистого калия нейтрализует.
Карева снова смеется. Беззаботно и заразительно. А потом вдруг внутренне собирается, как-то поджимается, в глазах появляется блеск, нехороший, жесткий. Она перегибается через стол и чеканит в лицо мужу:
- Слава, а ты больше не сможешь сделать мне больно.
- Почему?
- Потому что больно может сделать только близкий человек. А ты с этого вечера не близкий. Ты – мой квартирант. Какой спрос с квартиранта? Дал денег за постой, а ты его накормила, носки даже постирала - и все. Потому что квартирант в душу плюнуть не сможет, даже если очень постарается. Он же никто. И ты теперь – никто. А я стану счастливой, Слава. Не назло тебе, а потому что я, как бывшая жена доктора, задолбалась быть несчастной. Я, конечно, не помню, как это – быть счастливой. Но вспомню. Или – научусь.
А то, что мы с тобой так мило говорим и кофе с тортиком пьем, так этого оттого, что ты для меня никто и звать тебя никак.
Слава бледнеет:
- Вот и поговорили.
Встает, обиженный, и уходит с кухни, хлопая дверью в зал. Дверь с грохотом падает. Карева заливисто смеется.
Доктор Денис смотрит на часы:
- Мне пора. Но… Могу я быть за вас спокойным?
- Можете, - уверяет Карева. – Это вчера я глупостей наделала. Но вы правы: умирать я не собиралась. Мне было так больно, что я не могла выразить эту боль словами. Выразила ножом. Квартирант прав: я – дура. Но с этого утра – нет, не дура. Завтра подам заявление на развод, а дальше пусть Мойше ворочается.
Кстати, доктор, как вы относитесь к классической музыке?
- Не знаю…
- У меня, видите ли, билет в Дом ученых освободился. Мы должны были втроем пойти, я всегда с собой подругу беру и квартиранта. А теперь квартирант отвалился. Что же, билету пропадать? Приезжает чудесный гитарист Дима Илларионов. Когда он играет, то даже тот, кто не любит классическую музыку, слушает завороженно. И потом ходишь еще два дня под впечатлением. Берите, доктор, берите!
Доктор Денис берет билет (где тут Дом ученых?) и уходит. И выкуривает несанкционированную сигаретку под окнами Каревых. От коньяка он разнежен. И завтра – выходной.
Доктор Денис вызывает такси, и пока машина едет по городу, мимо неспящих окон, он представляет, как утром позвонит маме в Самару и скажет:
- Да все отлично у меня! Иду на концерт классической гитары в Дом ученых. Как, ты не знаешь, кто такой Дима Илларионов?.. Он чудесный музыкант! Даже тот, кто не любит классическую музыку, слушает его завороженно. А что работа? Нормальная работа… Брось, ночью в Сарове ничего не происходит. Тут из всей ночной жизни три круглосуточных магазина и четыре ресторана, которые закрываются в полночь. Это не Москва, мама. И даже не Самара. Ночью, мама, Саров спит…