Еле теплится свет от лампады.
Лики строгие с тёмных икон.
А в оконце из вешнего сада
Соловьиный чуднОй перезвон.
Пьяный запах душистой сирени
будоражит озябшую кровь.
Позабыла душа о смирении
принимая, зачем-то, любовь.
В старой келье седому монаху
вдруг из юности образ возник.
Будто ворот расстегнут рубахи,
и поёт под ногами родник.
И любимую красную деву
с золотистою длинной косой
на руках осторожно, несмело,
он несёт над звенящей водой.
Но неведом был Промысел Божий-
где-то дева в далёком раю.
Каждый здесь лишь случайный прохожий
и судьбу он не знает свою.
Что отмерено было монаху,
то и принято грешной душой.
Так зачем же, не ведая страха,
снова образ такой дорогой.
Пьяный запах душистой сирени
будоражит озябшую кровь.
И Господь говорит о смирении
Но забыть не даёт про любовь.
Еле теплится свет от лампады.
Лики строгие с тёмных икон.
А в оконце из вешнего сада
Соловьиный чуднОй перезвон.