Глава 3. Уладится?

Татьяна Лиотвейзен
1985 год. Июль.

- Ну не переживай ты так. Поживешь пока у нас. А там, если поступишь, можно общагу попросить, - Надя присела на корточки, пытаясь заглянуть подруге в глаза и хоть как-то вывести ее из ступора.
- Точно-точно. Давай я тебе чаю принесу? – поддержала сестру Наташа.
- Я тебя туда больше не пущу, - в разговор вклинился Михаил, - лучше подумай, как ты завтра на экзамен пойдешь?

Тоня медленно возвращалась к действительности. Экзамен? Какой еще экзамен, когда рухнула жизнь, когда нет матери, нет дома? Она с недоумением посмотрела на Мишу:
- Никуда я не пойду.
- Почему это?
Она задумалась над ответом. Ну, разве непонятно, почему? Но ответила первое, что пришло  в голову:
- У меня с собой ничего нет.
- Что мы тебе готовальню с карандашом не найдем, что ли? – Мишка открыл дверцу шкафа, где было полно добра, оставшегося после школы от всех троих. - Выбирай.
- Мама сказала – оставайся. – В комнату вернулась Наташка. – Папа, тоже, не против. На. – И она протянула подруге кружку с горячим чаем.
- Точно. Давайте все чай пить. Мама ватрушек напекла. – Надюшка засуетилась, организовывая небольшое застолье. Вместе с ней, радостно поскуливая, крутилась еще одна жительница этой трехкомнатной квартиры, рыжая хитрая дворняжка по кличке Белка. Такая же шустрая, как эти лесные зверьки, с хвостом, радостно завернутым калачиком вверх. Она всегда любила несанкционированные застолья в гостиной, там люди становились добрее, стол ниже и самая вкусная еда доставалась прямо с рук.

Через несколько минут к дивану был придвинут небольшой столик, появилось еще три кружки, свежая ароматная выпечка, и они расположились тесным кружком, обсуждая возникшую ситуацию. Разговор от печальной темы постепенно ушел в другое русло. У каждого были свои планы и мечты, и каждый спешил ими поделиться. Юность, как известно, живет мечтой.

Антонина понемногу приходила в себя, откладывая «на потом» детальное обдумывание произошедшего. Сейчас перебирать все, что занозой сидело в голове, было слишком больно. И на самом деле. Что ей в первый раз ночевать по чужим домам? Она с самого детства жила то у одних, то у других. В чем разница? Уладится как-нибудь.

Из своих школьных принадлежностей девчонки собрали подруге все необходимое для экзамена. Паспорт, по счастливому стечению обстоятельств, был при ней.

 Из множества Наташиных нарядов подобрали Тоне более приличествовавшее экзаменационной обстановке. Синее приталенное платье красиво облегало фигуру и необычайно подходило к ее серо-голубым глазам, окаймленным длинными черными ресницами. Коротко подстриженные волосы, как всегда были немного взъерошены, что придавало ее девичьему лицу дополнительное озорное очарование.

 Глядя в зеркало, девушка залюбовалась сама собой и невольно перехватила одобрительно-оценивающий взгляд Миши, заставивший тревожно забиться сердце и быстро отвести глаза. Она всегда относилась к нему как к своему, и в роли будущего жениха или мужа  брата своих подруг пыталась, конечно, представить, но не могла. Просто было так замечательно чувствовать себя членом такой большой и дружной семьи. Она знала, что парень неровно к ней дышит, но упорно держала дистанцию, позволяющую общаться с ним как с братом.  Сердце её было уже год как занято любовью, что случилась вдруг с первого взгляда, и неутомимо поддерживалась томительным ожиданием заветных писем…

Прособирались они  до часу ночи. У сестёр тоже были свои дела. Во всей стране шла горячечная пора вступительных экзаменов.
 Два раза позвонила мать, с ругательствами звала Антонину к телефону. Та трубку не взяла. Зачем? Услышать  приказ: «Немедленно отправляйся домой!» - и опять бесконечно испытывать чувство вины за свою неблагодарность?

Во втором часу они с девчонками, наконец, умостились на диване. Мишка ушел спать в свою комнату.
Понемногу все угомонились. Тоня лежала с краю, молча глядя в потолок и думала: «Что же теперь?» Ведь, на самом деле, положение её с этого дня становилось весьма и весьма двусмысленным.
 Рядом, на полу, поскуливая, пристроилась Белка. Девушка, немного подвинув к стене спящих сестренок,  затащила собаку на диван. Заглянув ей в печальные глаза, пожурила:
- У тебя дом есть и хозяева, а ты скулишь. 
Белка виновато засунула морду Тоне подмышку и притихла.
Печальные мысли, обида и злость окружили её с новой силой и горькие, долго сдерживаемые, слезы были доверены собаке.


Продолжение: http://www.proza.ru/2017/03/13/2477