Слушая музыку около часа, мы даже не разговаривали друг с другом, чувствуя себя при этом так, словно все было более чем прекрасно. Время от времени я меняла диски на своем проигрывателе, чувствуя, как Роберт смотрит на меня. Наши отношения оставались такими же, словно мы вовсе и не были в том магазине больше чем неделю назад. И это было круто.
Мне нравилось то, что мы не чувствовали себя некомфортно, находясь вместе, словно что-то должно было кардинально измениться, – я лишь чувствовала, как привязалась к нему чуть сильнее, чем раньше, словно снова пристрастилась к какому-то наркотику после долгого перерыва. Я никогда не пробовала наркотики, чтобы иметь четкое представление об этих ощущениях, однако что-то подсказывало мне, что чувства, испытываемые мной к Роберту, оказывали на меня куда большее влияние, чем могли бы любые наркотики.
Когда последняя песня очередного диска подошла к концу, Роберт встал из кресла, и, размявшись после несколько часового сидения на месте, вышел из комнаты.
Я нашла его в спальне моей мамы, – облокотившись о ее туалетный столик рядом с кроватью, он рассматривал комнату, после чего увидел косметичку довольно больших размеров, лежащую на краю стола.
– Что это? – Спросил он.
– Мамина косметичка, – я наблюдала за тем, как Роберт открыл ее, с интересом рассматривая содержимое.
Эта часть нашего дома была более чем запретной – мама не любила, когда кто-то трогал ее косметику, поэтому я всегда строго придерживалась ее требований и не прикасалась к ней; сейчас же я спокойно наблюдала за происходящим, – только потому, что это был Роберт. Будь на его месте кто-то другой, я бы, конечно, никогда не позволила такого беспредела.
– Что ты ищешь? – Поинтересовалась я, сев на кровать.
Он не ответил, хотя в следующий момент достал из косметички какой-то небольшой, тонкий флакон. Это оказалась помада.
Меня удивило то, что в следующий момент Роберт убрал косметичку, и, открыв помаду, рассматривал ее, после чего повернулся к зеркалу и накрасил губы. Они сразу приобрели привлекательный малиново-красный оттенок.
Роберт смотрел на себя в зеркало, после чего, не отворачиваясь от него, посмотрел в отражении на меня.
– Нравится? – Спросил он.
– Да, – ответила я. – Там, кажется, есть еще косметика.
Роберт слегка улыбнулся, после чего достал следующий вытянутый тюбик – тушь.
– Боюсь, у меня будут проблемы с этим, – заметил он. – Не поможешь?
Я встала с кровати, и, подойдя к нему, абсолютно серьезно делала то, что вряд ли когда-либо намеревалась делать – красила ему ресницы.
– У тебя очень длинные ресницы, – заметила я, не сдержав улыбку.
– Мне еще никогда не говорили таких приятных вещей, – он пытался говорить искренне, что заставило меня засмеяться.
Нам понадобилось совсем немного времени, чтобы сделать из него настоящую красотку – я решила накрасить ему глаза, что Роберт, кстати, принял с энтузиазмом. Через несколько минут он снова смотрел на себя в зеркало, восхищаясь собственным видом.
– Господи, я еще никогда не был настолько красив, – сказал Роберт, рассматривая себя.
– Не хочу огорчать тебя, Роб, но ты – самая страшная девушка из всех, что я видела.
Я сидела рядом на столике, собирая косметику и иногда поглядывая на него, однако Роберт был слишком занят самолюбованием.
Заметив, что на его губах почти не осталась помады, я снова протянула ему тюбик.
– Она чертовски вкусная, – сказал он, накрасив губы снова. – Хочешь попробовать?
Я протянула руку, чтобы взять помаду, однако Роберт покачал головой.
– Нет, Антия, ты портишь всю романтику этого момента.
– Я должна поцеловать тебя? – Спросила я.
– Конечно.
Целуя его, я заметила, что никогда раньше не целовала накрашенные губы. Ощущение было довольно странным – липкий гель с приторным вкусом и запахом совсем скоро был не только на моих губах, но и вокруг рта и даже на щеке и подбородке. Взглянув на Роберта, я, неожиданно даже для самой себя, заметила, что размазанная помада на его розовых губах выглядела очень соблазнительно. И тогда я, обхватив ладонями лицо Роберта, закрыла большими пальцами его глаза и провела по его ресницам, оставляя под глазами темные следы, как у панды.
Он совсем не возражал, а я, продолжая, не чувствовала себя странно или неловко – я чувствовала, что мы, должно быть, жутко подходим друг другу, измазанные помадой, которая действительно оказалась очень вкусной.
Роберт ушел за час до прихода мамы. Каждый день, стоило мне уйти с ним куда-то, она воспринимала это с энтузиазмом, однако все чаще выглядела так, словно хотела спросить у меня о нем что-то. Я понимала, что ей, вероятно, было интересно, с кем я проводила все свое свободное время уже второй месяц, однако все, что она знала о нем, это то, что его имя Роберт и он классный парень.
Эта характеристика казалась мне более чем подходящей.
Стоило мне почувствовать себя по-настоящему счастливой, словно каждая вещь на этой планете улыбнулась мне, я не ждала подвоха, просто отдавшись самому лучшему, что было во мне.
В ту субботу, когда я решила сесть за уроки, все было как обычно; сидя за столом у себя в комнате и листая учебник, я слегка волновалась, ведь Роберт должен был прийти всего через час, и впервые за все это время моя мама была дома. Я была уверена, что все пройдет отлично, ведь я всегда считала маму самым близким человеком, что, кстати, было чистой правдой; также я была влюблена в Роберта, отчего в моих глазах он казался именно тем парнем, который должен понравиться моей маме, даже если это было не так.
Эта встреча не должна была стать каким-то официальным семейным ужином, за которым родители обычно строго смотрят на избранника своего ребенка и задают каверзные вопросы, типа: «и какие же ваши планы на будущее?»
Я знала, что они, вероятно, обменяются парой слов, после чего мама пойдет смотреть сериалы, а мы уйдем в мою комнату, где будем слушать музыку до самой ночи. Однако, все еще бездумно листая учебник, я чувствовала небольшое волнение, словно что-то в этой встрече могло пойти не так; конечно, я знала, что мама не станет строго смотреть на Роберта и спрашивать о его намерениях, однако я думала о том, что будет, если мама посчитает Роберта странным отморозком или типа того.
Мысль о том, что он, вероятно, и являлся странным отморозком, заставила меня улыбнуться, и, взглянув в приоткрытое окно, я увидела лишь хорошо знакомую дорогу, лежащую вдоль линии домов.
Несколько минут я смотрела за окно, задумавшись о чем-то, пока телефон, лежащий на столе в куче учебников и тетрадей, не отвлек меня своим звонком.
– Привет, Роб.
– Привет, – я слышала, что его голос звучал тепло, словно он улыбался, хотя, конечно, я не могла этого знать. – Можешь прощаться со своими любовниками, потому что уже я иду к тебе.
Я снова машинально посмотрела за окно, хотя знала, что Роберта там не будет.
– Хорошо, – ответила я.
Мы молчали.
– Я жду тебя, – решила добавить я, после чего разговор прекратился.
Вернувшись обратно к урокам, я словно выпала из времени, с удивлением заметив, что с тех пор, как я в последний раз слышала голос Роберта, прошло около получаса. Не понимая, зачем, я снова посмотрела за окно, увидев лишь ту же пустую дорогу.
Через мгновение мама позвала меня из зала, где, спустившись, я обнаружила ее сидящую на диване с какой-то книгой.
– Кажется, Роберт собирался прийти сегодня? – Спросила она, словно только что вспомнила об этом.
– Да, – ответила я. – Я думаю, он будет с минуты на минуту.
Мы одновременно взглянули на настенные часы, после чего я вернулась к себе в комнату. Десять минут…пятнадцать…двадцать…
Я сидела на кровати, не понимая, почему Роберт не появлялся. Мне не хотелось звонить ему, ведь это было бы слишком надоедливым, если бы я названивала всю дорогу, которая, кстати, была не настолько длинной.
Однако чем больше вопросов поступало от мамы, тем короче становилось мое терпение; я все-таки позвонила Роберту, и, слушая гудки, чувствовала, как помимо всего прочего внутри меня зарождалось неприятное волнение. Первый звонок, второй…каждый раз они прерывались именно на том моменте, когда мне казалось, что вот-вот я услышу его голос. Не зная, куда идти, я на ходу натянула на себя теплую толстовку, и, обув кроссовки, крикнула маме «скоро вернусь», после чего быстрым шагом вышла на улицу. Я знала, что что-то было не так, отчего мой мозг оказался затуманенным паникой и диким волнением; я смотрела по сторонам, думая о том, куда мне следует пойти, однако, так и не определившись, вышла на дорогу, ведущую к дому Роберта.
Я пыталась не поддаваться панике и снова набрала его номер, однако с каждым гудком мне казалось, что я все дальше и дальше от него. В моей голове было так много мыслей, что, казалось, совсем не оставалось места для чего-либо еще. Мне бы хотелось, чтобы глупые люди, проходившие мимо меня, перестали так пялиться, словно я была Джоном Ленноном, решившим прогуляться по улицам нашего города в этот паршивый день. Однако в тот момент я почти не обращала на них внимания, осознавая, что нужно было делать что-то, хотя я понятия не имела, что именно.
Я прошла множество домов магазинов, прежде чем оказалась у небольшого поля с постриженной травой, на котором обычно играли дети, живущие недалеко отсюда. Дом Роберта находился всего в нескольких минутах ходьбы отсюда, и я уже было направилась прямиком туда, как вдруг что-то привлекло мое внимание – странное движение почти на самой середине поля.
Все, что я могла видеть с этого расстояния, это несколько фигур, находившихся в непрерывном и непонятном движении. «Хотя нет, – подумала я. – Все понятно».
Я наблюдала за потасовкой, в которой невозможно было определить что-либо, кроме того, что какой-то парень только что основательно заехал кулаком другому в челюсть. Даже отсюда слышно сдавленный вопль, после чего отправленный в нокаут здоровяк, закрывая лицо руками, отшатывается назад. Парень, ударивший его, сильно бьет в лицо следующего, после чего получает удар в живот, так что я могу чувствовать, как из него словно вышибли весь дух, после чего он складывается пополам, крича что-то, что я не могу расслышать.
Однако мне и не нужно слышать, что именно кричит Роберт, чтобы в тот же момент сорваться с места, и, не чувствуя под ногами землю, как, впрочем, и самих ног, бежать прямиком к ним. Я не видела ничего вокруг, кроме Роберта, который на моих глазах получил удар коленом в лицо, издав при этом короткий и сдавленный вопль.
Не контролируя себя, я прокричала его имя, так что мой голос эхом разнесся вокруг, отчего вся компания, состоявшая из пяти человек, включая Роберта, обернулась на меня. Я все еще бежала, и, понятия не имея, что сделать в следующий момент, остановилась в паре метров от них, чувствуя себя так, словно мои легкие были в огне. Когда Роберт посмотрел на меня, его лицо, в крови из-за разбитого носа, выглядело так, словно он не верил в то, что видел меня.
Мне показалось, что он не был испуган до того момента, пока не увидел меня, появившуюся словно из неоткуда. Теперь же он действительно казался загнанным в угол, отчего я почувствовала себя еще хуже.
– Ты кто? – Грубо осведомился один из незнакомых мне парней, которому Роберт всего несколько минут назад рассек бровь.
Я посмотрела на него, не зная, что ответить; мой мозг был затуманен паникой и диким страхом, от которого невозможно укрыться.
– Я спросил, кто ты, – его голос звучал еще громче и грубее, однако едва я успела ответить ему, как Роберт крикнул мне: «Уходи!»
Все четверо обернулись на него, словно забыв, что он был там.
– Он знает ее, – негромко сказал один из парней.
– Это его подружка, – ответил другой, и я заметила улыбку на лице парня с рассеченной бровью.
– Правда? – Спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь, хотя что-то подсказывало мне, что именно я должна была ответить.
Я молчала.
Роберт снова крикнул мне «уходи!», после чего здоровяк с лицом, покрытым кровью, резко ударил его в живот, отчего я почувствовала такую ярость, которую, казалось, не испытывала никогда раньше, – а ведь я училась в школе.
– Не трогай его! – Закричала я, чувствуя себя так, словно все внутри меня было в огне.
Роберт снова согнулся пополам, сдавленным голосом выкрикивая ругательства. Кажется, некоторые из них были обращены ко мне, но даже после этого я не собиралась уходить.
В следующую секунду он получает еще один удар коленом в лицо, после чего я, не чувствуя ничего, кроме ярости, бегу к нему, не совсем понимая, впрочем, как именно я могла ему помочь; парень с рассеченной бровью рывком хватает меня, резко оттолкнув в сторону. Упав на траву, я пытаюсь встать, но он снова толкает меня, на этот раз еще сильнее, так что я снова падаю.
Я слышу, как кто-то снова бьет Роберта, и собственная беспомощность приводит меня в бешенство. Я ненавижу то, что лежу на траве и не могу помочь ему, не могу заставить их оставить Роберта в покое, не могу убить их…
Еще никогда моим самым большим желанием не было убить человека. А, точнее, четырех.
– Не трогайте его! – Кричу я. – Роберт! Не трогайте!
Кажется, моя ненависть достигла своего предела, – я ору на них самыми грубыми словами, которые когда-либо слышала. Я так сильно желаю смерти каждому из них, – жаль, что эти слова не могут ранить их…
– Закрой рот! – Я вижу перед собой одного из парней, чье мерзкое лицо так близко ко мне, что я со всей силы даю ему такую пощечину, от которой моя рука начинает гореть от боли.
В следующий момент он приходит в настоящую ярость, и, схватив мои руки, прижимает их к земле.
– Отпусти меня, – воплю я, однако он продолжает держать меня.
В следующий момент я снова матерюсь на него, после чего он бьет меня по лицу, нисколько не уступая мне по силе.
Он снова прижимает мои руки к земле, отчего я чувствую себя абсолютно бессильной и еще более бесполезной. Его тело закрывает мне обзор, поэтому я не могу видеть Роберта, не могу знать, что с ним.
В момент, когда лицо этого парня склоняется надо мной, я со всей силы бью его лбом в нос, и, услышав неприятный хруст, чувствую, что он отпустил мои руки. Это дает мне возможность встать с земли, после чего я, не разбирая, кто есть кто, со всей силы ударяю по лицу одного из парней, бившего Роберта, который теперь лежал на земле.
Мои ногти оставили на его лице царапины, однако это не мешает ему ударить меня в живот. В агонии я едва не падаю на землю, сложившись пополам. Из глаз текут слезы, а дышать становится невозможно, однако я вижу, что Роберт снова бьет кого-то.
Едва я выпрямляюсь, не в силах сделать это полностью, как получаю новый удар. Кажется, что-то на моем лице разбито, ведь я чувствую резкую боль и вкус крови, которая, без сомнения, была повсюду.
Новый удар, после которого я падаю на траву. Все, чего мне хочется, – чтобы нас оставили в покое.
Лежа на траве, я со страхом ожидаю нового удара, однако этого не происходит; открыв глаза, я увидела, как Роберт, сидя на парне, который только что ударил меня, снова и снова бьет его кулаком в лицо. Отвратительно видеть то, что происходило с лицом незнакомого парня каждый раз, когда его настигал кулак Роберта, однако я не закрываю глаз.
Через мгновение Роберт слезает с парня, который, не сразу встав на колени, плюется кровью до тех пор, пока двое других не помогают ему встать. Меня одолевает дикий страх от мысли, что сейчас они вчетвером снова набросятся на нас; я смотрю на них, готовя себя к сильной, очень сильной боли, которая…не наступает.
Не веря глазам, я видела, как фигуры отдалялись от нас, в один момент исчезнув из виду, словно их никогда здесь и не было. Я решаюсь посмотреть на Роберта, сидевшего на коленях спиной ко мне. Он тоже смотрел в ту сторону, куда они ушли, словно ожидая снова увидеть их.
Я продолжала смотреть на спину Роберта, не зная, что делать дальше. Мне казалось, что самым сложным было происходящее несколько минут назад, однако самое сложное происходило именно тогда, когда все наконец закончилось.
И именно тогда я впервые почувствовала настоящую боль, заставившую меня заплакать. Я чувствовала себя отвратительно, настолько ужасно, что хотелось умереть, лишь бы не чувствовать всего этого. Сидя на траве, я плакала, громко всхлипывая и время от времени испытывая что-то наподобие удушья. Роберт ни разу не повернулся ко мне, отчего я снова почувствовала ненависть, только на этот раз к нему.
– Почему? – Спросил он вдруг слабым голосом.
Я посмотрела на него, однако Роберт все еще сидел ко мне спиной.
Я молчала.
– Почему? – Повторил он.
– Что «почему»? – Спросила я раздраженно, уже не плача. Мне было плевать абсолютно на все в тот момент, но я не понимала, что он говорил, не понимала, почему он снова и снова задает этот дурацкий вопрос. Откуда он ожидал ответа?
– Почему ты не ушла? – В ярости выпалил он, впервые за все это время обернувшись ко мне. На его лице была кровь, однако даже сейчас его глаза были ясными, как небо. А еще в них были слезы.
Я впервые в жизни видела, как Роберт плачет, что окончательно ввело меня в ступор.
– Почему ты не ушла, когда я просил тебя? – Спросил он, и теперь слезы катились по его щекам. Он рыдал. – Я просил тебя уйти, почему…зачем ты осталась? Что тебе было нужно?
– О чем ты говоришь, Роб? – Я не плакала, однако мой голос звучал негромко и сдавленно.
– Неужели ты не могла просто свалить? Просто свалить, Антия!
Я молчала, в потрясении смотря на него.
– Неужели ты не понимаешь, – сказал он. – Что я никогда в жизни не смогу…
– Мне все равно, ясно? – Я резко перебила его.
Замолчав, Роберт взглянул на меня своими прекрасными глазами, на которые теперь смотреть было мучительно больно. Он тяжело дышал, словно отходя от долгого и тяжелого удушья; было сложно понять, что именно на его лице повреждено, ведь кровь была размазана везде. Его волосы сильно торчали во все стороны, словно после сильного ветра; в них было много травы и земли, которая также покрывала всю его одежду. Мне было страшно представить, как выглядела я в тот момент.
Я вспомнила, как в последние минуты он залез на того парня, хотя я была уверена, что Роберт не сможет даже подняться. Вся моя злость к нему моментально испарилась, ведь теперь мне казалось, что он в какой-то степени спас мне жизнь, или, во всяком случае, просто спас меня.
Мне хотелось сказать Роберту обо всем, о чем я думала в тот момент, но я не знала, с чего начать. Я просто чувствовала себя так, словно у меня не был сил даже для того, чтобы дышать. Я думала о том, что, вернись они снова, я бы даже не сопротивлялась; однако они, казалось, и не собирались возвращаться.
– Роберт, – сказала я. – В тот момент, когда тот парень…в самом конце…– Я не знала, как сформулировать мысль, чувствуя себя при этом ужасно глупо. – В общем, ты просто спас нас.
– Это ничто, – ответил Роберт. – Абсолютно.
– Но я видела это. И это было действительно…
– Антия, он ударил тебя!
– Да, я заметила.
Пару секунд мы молча смотрели друг на друга.
– Я просто хотела сказать, что это было впечатляюще. Стремно, конечно, – я впервые за все это время улыбнулась. – Но теперь мне кажется, что с тобой не должно быть стремно, понимаешь? Ты гораздо лучше, чем я когда-либо думала о тебе. Ты просто спас нас, Роберт, и это правда.
– Он ударил тебя, – повторил Роберт. На этот раз я воздержалась от комментария. – После этого ты удивляешься, что я сделал это? Думаешь, я мог бы поступить как-то иначе? Хотя да, – он сделал паузу. – Я вполне мог убить его, знаешь. Это было все, чего я хотел, когда увидел, как он…ты поняла.
Я кивнула, ведь мне было нечего ответить ему.
– Ты, кстати, ничуть не отстала от меня, – я заметила, что Роберт тоже слегка улыбнулся, глядя на меня. – Я видел, как ты дала в нос Майку, и, хотя я не врач, что-то подсказывает мне, что он сломан.
Я снова улыбнулась.
– Хочешь сказать, это было круто? – Спросила я с улыбкой.
– Еще как, – Роберт посмотрел на меня, тоже улыбаясь.
Вокруг все так же не было ни души, и, кажется, уже начинало темнеть. Меньше всего на свете мне хотелось думать о возвращении домой, ведь от мысли, что скажет мама, когда узнает о произошедшем этим вечером, что-то внутри меня неприятно сжималось. Мне хотелось поскорее убраться оттуда, однако я не знала, куда пойти; впервые за все время меня посетила странная мысль, словно весь мир ополчился против нас с Робертом, – нас двоих, в крови и грязи, сидящих на этом пустом поле.
Было ли это несправедливо? Было ли это больно? Безусловно. Однако хуже боли в теле было осознание произошедшего. Мне хотелось, чтобы этот день навсегда стерся из моей памяти, однако я помнила все в малейших деталях, – и это было самым отвратительным.
Однако в следующий момент, увидев улыбку Роберта снова, я прекрасно понимала, что в ней боли было больше, чем во всех тех слезах, которые я видела в его глазах. Я чувствовала, что впервые за все это время мы были абсолютно в одинаковом положении, однако это не делало меня счастливее. Я испытывала что-то странное и непонятное, но мне не хотелось думать, что это означало; в моей голове было множество глупых мыслей, точно так же, как и чувств в моей душе, однако ничто из этого не могло помочь мне в тот момент, когда все тело ныло от боли. Мне хотелось закрыть глаза и заснуть, однако вопрос был в том, захочу ли я потом проснуться? Не в этой реальности, это точно.
В следующий момент, не говоря ни слова, Роберт обнял меня так крепко, словно кто-то собирался оторвать меня от него; я уткнулась в его грязную толстовку и почувствовала, что совсем не хотела плакать. Мне хотелось просидеть с ним так до тех пор, пока не наступит зима и нас не засыплет снегом.